Текст книги "Тайна похищенного пса"

Автор книги: Поль-Жак Бонзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

РАССКАЗ ВОДИТЕЛЯ

За обедом я с трудом скрывал свое отчаяние; по-моему, мама даже что-то заподозрила. Я так и не мог поверить, что Кафи потерян для меня навсегда…

Я ушел сразу после обеда. К счастью, вчерашний холодный туман рассеялся, небо прояснилось, и иногда сквозь облака проглядывало солнце. Я плохо представлял себе, где находится район Гильотьер, хотя Корже объяснил, что это на другом берегу Роны, рядом с железной дорогой. Я впервые шел один через весь город, но это меня совсем не пугало: чего бы я только не сделал, чтобы найти свою собаку! Мне было даже легче идти одному: можно было не сдерживать слез.

Я скопил немного денег – вполне достаточно, чтобы доехать на автобусе; но, во-первых, я боялся ошибиться, а во-вторых – что контролер спросит, куда я еду… Как будто я делал что-то плохое.

Я пересек Рону по большому мосту и долго шел по противоположному берегу. Ветер гнал мокрые опавшие листья по набережной. Всю дорогу я не переставая думал о Кафи и вздрагивал при виде каждой встречной собаки. Город оказался еще больше, чем мне казалось с холма Круа-Русс. Как же найти Кафи, если он действительно потерялся?.. Нет, он не мог потеряться! Я сочинил целую историю: шофер привязал собаку у кафе, пока выгружал ящики, а потом передумал и решил взять ее с собой, но узел оказался слишком тугим, и пришлось перерезать поводок.

Постепенно я и сам в это поверил. Наконец показался железнодорожный мост. Это Гильотьер. Расспросив нескольких прохожих, я понял, что гараж Домба находится значительно дальше. Я нашел его на одной из улиц со множеством складов и мастерских. Это был большой гараж. Наверное, тот служащий, что у входа заправляет машины, сможет мне помочь.

– Буасье? Да, он живет недалеко отсюда, в конце соседней улицы, направо. Я не помню номера дома, но там внизу табачная лавка. Ты наверняка 'застанешь его дома, он вернулся из рейса только в шесть часов утра – я как раз заступил на смену; он сказал, что валится с ног от усталости.

Я без труда нашел дом, позвонил в дверь… У меня сжалось сердце. Я надеялся, что сейчас услышу, как Кафи скребется в дверь, – он всегда так делал в Реянетте, когда просился выйти; может, он даже залает. Но я услышал только чьи-то торопливые шаги за дверью. Мне открыла женщина с встревоженным и недовольным лицом.

Ах, я думала, что это доктор… Тебе чего, мальчик?

Я хотел бы увидеть мсье Буасье… это по поводу моей собаки – я ее не нашел. Она не у вас?

Какая собака?..

Я сразу понял, что придуманная мной история была слишком хороша, чтобы оказаться правдой, и опустил голову. Но в этот момент в коридор вышел мужчина, в котором я узнал того шофера, которому мы с Фредериком в прошлом году нашли кисет.

Мсье! А где же моя собака? Водитель с удивлением нахмурил брови.

Как?.. Разве сегодня утром ты ее не нашел?

Я вытащил из кармана обрывок поводка – все, что у меня осталось от Кафи.

– Вот это я обнаружил на крюке у стены кафе.

Водитель вздохнул, взял кусок поводка и, стал его рассматривать.

– Видите, мсье, он обрезан ровно, похоже, что ножом… Я подумал, что вы взяли Кафи к себе, раз кафе было закрыто.

Все это происходило на пороге, у дверей. Затем шофер подтолкнул меня к кухне и сделал знак говорить потише. Он сел на стул и долго молчал, почесывая щеку.

– Ничего не понимаю… – сказал он наконец.

Вот его рассказ. Как и было договорено', он посадил Кафи в машину в Реянетте около полудня. Сначала пес не хотел ехать, но, оказавшись в кабине, затих и вел себя очень хорошо. До Вьенна все шло гладко, потом начался дождь. Дорога стала мокрой, ее прихватило морозцем, начался гололед, и ехать пришлось очень медленно. Но, несмотря на это, грузовик прибыл бы в Лион до семи часов вечера, если бы его не занесло на одном из поворотов. Нет, ничего серьезного, просто он застрял в кювете и, чтобы выбраться нужен был тягач, а чтобы его найти – время: из-за гололеда у тягачей было много работы.

– Когда я смог снова тронуться в путь, – продолжал водитель, – было уже три часа ночи. Все это время твой пес послушно ждал в кабине, совершенно не беспокоясь. К четырем часам мы наконец добрались до набережной Сен-Винсен. В течение часа я выгружал ящики, потом высадил твою собаку, ломая голову над тем, что с ней делать– ведь кафе, естественно, было закрыто.

Оставить ее на складе?.. Я "знал, что сегодня утром дежурит Жюно – странный тип, обиженный на весь свет; он мог запросто прогнать твою собаку, да еще и пнуть на прощание… Привести Кафи сюда? Я думал об этом… наверное, так и надо было сделать. Я засомневался из-за дочки – она уже три дня болеет с высокой температурой. Я боялся, что, когда мы придем, собака залает и испугает ее. И еще я подумал, что ты будешь волноваться, не обнаружив утром пса. Тогда, поскольку было уже пять часов и до открытия кафе оставалось совсем чуть-чуть, я решил, что за пару часов с Кафи ничего страшного не случится. Я привязал его в уголке и оставил хозяину «Пти-Божоле» записку.

Записку?

Как?.. Он тебе ничего не сказал?

Он бы мне, конечно, сказал, если бы что-то нашел… Он вообще думал, что вас не было.

Водитель снова потер щеку.

Ну как же!.. Я вырвал листок из записной книжки и написал: «Присмотрите, пожалуйста, за собакой, она не злая. Утром за ней придет мальчик». Потом расписался и дважды подчеркнул слова «не злая». Я оставил листок на железном столике, что стоит у входа в кафе, и положил сверху болт, чтобы записка не улетела.

Нет, хозяин «Пти-Божоле» ничего не видел… Значит, записку забрали вместе с Кафи?

Похоже на то… Но я, честное слово, ничего не понимаю!

Шофер совсем расстроился. Я спросил у него:

– Скажите, мсье, а воруют ли собак?

Он вздохнул.

– Воруют, конечно… У тебя была такая красивая овчарка! Но в это время на набережной никого не бывает! Бедный малыш, если бы я только знал…

Я не сердился на него – он был не виноват, ведь он хотел как лучше. Мне просто не повезло. Чтобы меня успокоить, водитель сказал, что я не должен отчаиваться: может, пес сбежал от тех, кто его украл, и тогда он непременно попадет в приют для бездомных собак.

В приют?.. А что это такое?

Это такое место, куда собирают со' всего города потерявшихся собак, в Лионе их много.

И что там с ними делают?

Некоторое время их кормят, а если за ними никто не приходит – уничтожают.

Я подскочил.

– Так моего Кафи убьют?..

Водитель снова попытался меня успокоить:

– Нет, такая красивая собака, как твоя, не останется без хозяина. Как знать, может, однажды ты встретишь какую-нибудь даму с Кафи на поводке… и тогда, конечно, он тебя узнает.

Выйдя от шофера, я совершенно растерялся. На меня вдруг навалилась такая усталость, что я не представлял себе, как доберусь обратно до Круа-Русс. Погода была почти солнечной, но город казался мне еще более мрачным, чем накануне, в тумане, когда с радостью в сердце я ждал Кафи на набережной Сен-Винсен.

Несмотря на усталость, я хотел зайти на набережную, чтобы еще раз поговорить с хозяином «Пти-Божоле». Нет, он не находил записки; рядом в канаве я обнаружил болт, но этот маленький кусочек железа не мог рассказать о том, что видел.

Возвращаясь на улицу Птит-Люн, я сделал крюк и свернул к Пиратскому Склону – туда, где мы приготовили домик для Кафи. Я как будто надеялся застать его там. Почти вся «компания Гро-Каю» была в сборе; ребята догадались, что я приду. Поняв, что Кафи потерялся, они ужасно расстроились. Это просто не "укладывалось у них в голове. Очень скоро отчаяние уступило место негодованию и даже злости.

– Мы его найдем, мы должны его найти! – кричали они. – Мы и в приют пойдем, и на набережной будем дежурить каждый день, и тот, кто его взял – обязательно вернет!

Их уверенность меня несколько ободрила. Только бы хватило сил пережить эту ужасную разлуку…

ТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ…

Всю ночь мне снился приют для бездомных собак, о котором говорил водитель. Я видел мрачное место, где Кафи, запертый в клетке с другими собаками, без еды, скулит, зовя меня на помощь. Кошмар!

На следующий день мы встретились с «компанией Гро-Каю» в школе. Всем было так же грустно, как и мне, но ребята все же надеялись на лучшее. Вот что рассказал один из них:

– Я знаю одну даму, она живет на бульваре Круа-Русс, моя мама работает у нее горничной; так вот – у этой дамы пропала собака и через пятнадцать дней нашлась живая и невредимая в приюте для бездомных собак.

Да, этот приют был моей последней надеждой. Тот мальчишка знал, где он находится – на окраине Лиона, на берегу Роны, то есть далеко от Круа-Русс. Я отправился туда через день, в воскресенье, вместе с Корже и Малышом Сапожником – его иногда называли так из-за маленького роста, – которые стали моими лучшими друзьями. На улице было пасмурно. Мы шли очень долго, пока наконец не добрались до пустыря на берегу реки, где находился вольер с высокими решетками. Там сидели собаки – большие отдельно от маленьких, наверное, чтобы избежать драк. На этих худых и взъерошенных животных невозможно было смотреть спокойно. Они и не думали драться, а только бегали вдоль решетки, глядя на нас жалобно и тревожно. Из посетителей здесь были в основном пожилые дамы; они заглядывали в клетки, выкрикивая клички собак, но ни одна не отзывалась.

Я быстро понял, что Кафи там нет. В приюте оказалась всего одна овчарка – гораздо меньше Кафи и не такая красивая. Подошел сторож, мы с ним поговорили, я попытался описать Кафи:

– Очень красивая собака, кончики лап огненно-рыжие…

Сторож покачал головой.

– Нет, я ее не видел. Овчарки вообще попадают к нам редко – это очень умные животные, они легко находят дорогу домой.

С замиранием сердца я спросил, сколько дней они держат собак, за которыми никто не приходит.

– Когда как, – сказал сторож. – Положено пятнадцать, но если их немного – как сейчас, на пример, – можно и подольше.

Я не смог удержаться и задал ему тот же вопрос, что и водителю:

– А потом? Что вы делаете потом?

Сторож пожал плечами.

– Потом?.. Ну что ты хочешь, мальчик, мы же не можем кормить их вечно – это дорого, приходится от них избавляться.

У меня не хватило духа спросить, как именно они избавляются от собак, но от мысли, что все сидящие здесь несчастные животные скоро умрут, я готов был расплакаться.

– Пошли отсюда, – сказал Корже. – Мы еще вернемся…

И мы молча зашагали в Круа-Русс.

Дни шли один за другим. Почти каждый вечер мы спускались к набережным Роны и Соны. Я так много говорил о своей собаке, так подробно описал ее, что мои приятели были уверены, что, случайно встретив Кафи, тут же его узнают. Много раз им казалось, что они его нашли, но собака не откликалась– это был не Кафи.

В школе Корже опять почти со мной не разговаривал, но однажды утром по его виду я понял, что у него есть новости. На перемене он вытащил из кармана старую газету и показал собравшимся ребятам.

– Слушайте внимательно! Вот что прочел Корже:

Небывалое ограбление на улице Руэтт

Прошлой ночью дерзкие злоумышленники проникли в квартиру на третьем этаже в доме № 4 по улице Руэтт. В отсутствие хозяйки квартиры, находящейся в данный момент на Лазурном Берегу, точно оценить нанесенный ущерб не представляется возможным, но, судя по всему, он огромен. По мнению свидетелей, вор мог проникнуть в квартиру только под утро – между четырьмя и семью часами.

Корже остановился и многозначительно посмотрел на нас.

– Это вам ни о чем не говорит?

Нет, мне эта заметка ни о чем не говорила. При чем тут Кафи? Но один из ребят заметил:

Улица Руэтт?.. Это случайно не та, что находится за набережной Сен-Винсен?

Точно! И обратите внимание на дату: 29 ноября!

29 ноября! На следующий день после исчезновения Кафи! Мое сердце учащенно забилось. Слишком много совпадений: тот же день, то же Место, тот же час!

– Конечно, – сказал Корже, – это действительно еще ни о чем не говорит. Но когда я взялв руки газету, чтобы разжечь огонь, мой взгляд упал на эту заметку, и я тут же подумал о Кафи.

Ребята единодушно решили выяснить подробности происшествия. Весь день я обдумывал» стоит ли радоваться этому открытию.

– Заранее ничего нельзя сказать, – повторял Корже, – надо посмотреть.

Дни стали такими короткими, а небо нависало так низко, что, когда мы подошли к набережной, уже совсем стемнело. Вся «компания Гро-Каю» была в сборе. Корже не ошибся – улица Руэтт находилась поблизости от набережной Сен-Винсен и шла параллельно Соне в ста метрах от «Юго-восточных складов». Это была тихая, безлюдная улица, не слишком широкая, со старинными обветшалыми домами. Впрочем, один из них – номер четыре – был отреставрирован и выглядел почти новым. Стоя на противоположной стороне улицы, мы пытались вычислить окна той квартиры на третьем этаже, где произошло ограбление. Конечно же, ничего из этого не получилось.

Можно спросить у консьержки, – предложил один из ребят.

О чем спросить?

Может быть, это именно она рассказала полиции, что кража произошла между четырьмя и семью часами утра… Она могла видеть, как грабители убегали, а может, она заметила и собаку!

Мы зашли в подъезд. По-моему, консьержка просто хотела от нас отделаться: она ничего не видела – ни воров, ни собаки, и вообще вся эта история ей изрядно надоела.

Смущенные и разочарованные, мы вышли на улицу.

– Во всяком случае, – сказал Корже, – грабители не могли сюда подъехать на машине: это было бы слишком опасно. На таких маленьких улицах очень хорошо слышен шум мотора, особенно ночью.

– Возможно, – согласился Сапожник, – они оставили свою машину на набережной, а в ней должен был быть еще один человек, чтобы в случае чего предупредить об опасности. Корже потащил нас на набережную. – Посмотрите! – сказал он. – Возможно, машина ждала здесь, возле кафе «Пти-Божоле», и человек мог увидеть привязанного Кафи!

Да, это действительно возможно, но зачем им понадобился Кафи? Обычно овчарки не подпускают к себе кого попало. Человек ведь не знал, что собака не кусается… Может быть, он заметил записку на железном столике? Впрочем, это ничего не меняло: Кафи был потерян для меня навсегда.

Корже предложил обратиться в полицию.

Полиция! Это слово приводило меня в ужас. Я еще не привык к полицейским. Меня смущала их форма, особенно фуражка. В Реянетте не было настоящих полицейских, то есть был один – совсем пожилой, без формы, он иногда расклеивал объявления, а тут – совсем другое дело…

– Да, – согласился Сапожник, самый маленький, но самый решительный из нас, – надо идти в полицию. Но не всем: я знаю этих полицейских, они не любят лионских мальчишек – «шпану», как они выражаются, – и могут нас просто выгнать. Пойдут трое: Тиду, Корже и я.

Он знал, что комиссариат находился недалеко, рядом с площадью Терро. Это очень красивая площадь с фонтаном и голубями. Я так волновался, что шел последним, а подойдя к двери, совсем растерялся.

– Не съедят же они нас, – сказал Сапожник. – И потом, это ведь не мы совершили ограбление.

Мы открыли дверь и оказались в прокуренном помещении, где сидело несколько полицейских; они смотрели на нас насмешливо и удивленно.

Глядите, какие у нас клиенты! Не иначе как потеряли кошелек с двадцатью пятью су[2]2
  С у – мелкая монета во Франции. (Примеч. пер.)


[Закрыть]…

Нет, не кошелек, – храбро возразил Сапожник, – а собаку… его собаку – красивую немецкую овчарку. Она пропала в ту ночь, когда произошло ограбление на улице Руэтт.

Полицейские рассмеялись.

– А при чем тут ограбление?

Обескураженный тоном полицейского, Сапожник смутился и замолчал. Тогда заговорил Корже:

У меня с собой газета… посмотрите, кража произошла между четырьмя и семью часами утра рядом с набережной Сен-Винсен. Как раз в это время собаку привязали рядом с кафе «Пти-Божоле», чтобы утром Тиду ее забрал.

Ну и что? Что это доказывает?

Корже тоже замолчал, но Сапожник уже снова обрел уверенность в себе. Очень торопливо, опасаясь, что его не дослушают, он рассказал о приключениях Кафи.

– Ладно, ладно, – отмахнулся один из полицейских, – эти сказки нас не интересуют. Вы что же, вообразили, что мы поставим на ноги всю лионскую полицию ради какой-то собаки? К тому же грабители с улицы Руэтт давно в бегах… Ну-ка, брысь отсюда! Исчезните!

Мы вышли на улицу.

– Как всегда, – вздохнул Сапожник, – полицейские ничего не поняли.

Все было кончено. Надежда, которую утром оживил во мне Корже, окончательно погасла.

СОБАКА, ПОХОЖАЯ НА КАФИ

Шли недели, долгие сырые и холодные недели. «Компания Гро-Каю» вернулась к своим привычным делам. Их разочарование было огромным, но не шло ни в какое сравнение с моим – они ведь не знали Кафи, а это совсем другое дело. Ребята могли забыть, утешиться, а я – нет.

– Мой бедный Тиду, – вздыхала иногда мама, – ты сильно изменился. Наверное, тебе не хватает реянеттского солнца?

Она говорила о солнце, но имела в виду Кафи – ведь мама считала, что он все еще в Реянетте.

Стоял декабрь. Мои приятели больше не играли на бульваре и не собирались на Крыше Ткачей. Теперь они спускались в центр города – на площадь Терро, к театру, где увлеченно разглядывали украшенные к Рождеству и Новому году витрины магазинов.

– Тиду, пошли с нами! – уговаривали меня ребята.

Я ходил с ними несколько раз, но меня интересовали не магазины, а собаки, которые изредка встречались в этой части города. По четвергам и воскресеньям, если было не очень холодно, я предпочитал наведываться в приют. Наконец сторож сжалился надо мной и пообещал сразу же написать, если вдруг приведут немецкую овчарку, похожую на Кафи. Я от души поблагодарил сторожа и оставил ему адрес Сапожника.

Это меня немного успокоило. Каждое утро, придя в школу, я с нетерпением ждал Сапожника. Так ничего и не получив, я решил, что сторож, наверное, забыл о своем обещании, а может, заболел, или его заменили… Я снова отправился в приют. Сторож оказался на месте… а Кафи не было.

В первых числах января так похолодало, что Сона замерзла, а на Роне стали появляться ледяные островки. «Компания Гро-Каю» поредела: многие по вечерам сидели дома, и только некоторые приходили на бульвар поиграть в мяч. Наконец в середине месяца температура повысилась. Дни стали длиннее. Мы снова каждый день спускались на набережную – туда, где выгуливали собак.

Как-то раз один из ребят, прибежав утром в школу, сказал, что вчера вечером, когда уже совсем стемнело, он возвращался от своей тети с другого конца Круа-Русс и столкнулся нос к носу с точно такой же немецкой овчаркой, как Кафи. Когда он позвал пса по имени, тот поднял уши, насторожился и подошел поближе.

А какие у него были лапы? Лапы-то ты разглядел?

Я не мог разглядеть, было совсем темно… но я уверен, что это он.

Почему ты не попытался его привести?

Не смог… Когда я хотел его погладить, он убежал. Но можешь мне поверить: это был Кафи, только очень худой, и это неудивительно – он ведь уже столько времени болтается один по улицам.

Где это было?

На улице От-Бютт, рядом с фуникулером Круа Паке, только на том конце.

Ребята были настолько уверены, что их товарищ не ошибся, что тут же потащили меня на улицу От-Бютт.

– Это здесь; вот так я шел, когда его заметил– он к чему-то принюхивался на тротуаре. Уверен – он вернется.

Мы ждали до темноты; собака так и не появилась. Несмотря на неудачу, маленький лучик надежды, никогда не угасающий до конца, вновь ожил в моем сердце. Я стал ходить на улицу От-Бютт каждый день, так как знал, что потерявшиеся собаки долго бродят на одном месте, если что-то показалось им знакомым. Эта улица была похожа на нашу: такие же высокие неказистые дома, напоминающие коробки, которые так не понравились мне в день переезда. Я ходил по этой улице из конца в конец, а когда уставал – садился на ступеньку, подложив под себя портфель, чтобы не замерзнуть.

В понедельник резко похолодало, а наутро город проснулся совершенно белым от снега. Сначала я расстроился, а потом сообразил, что на снегу следы от собачьих лап будут заметнее. Как только закончились уроки, я сразу побежал на улицу От-Бютт. Увязая в снегу, я упорно искал следы, а когда устал – прислонился к стене: было слишком холодно, чтобы сидеть на ступеньках. Прошло уже восемь дней с тех пор, как я пришел сюда впервые! Шансы найти Кафи были невелики. Видимо, тот парень просто ошибся. Я подумал, что возвращаться сюда бесполезно.

Постепенно моя спина заледенела, а ноги увязли в снегу.

– Разве можно тут торчать столько времени, иди-ка ты скорее домой, согрейся! – сказала проходившая мимо старушка.

Я не пошевелился; несмотря на холод, у меня не было ни малейшего желания двигаться. Как ни странно, я все еще на что-то надеялся… Потом вдруг меня зазнобило, дома покачнулись, и я стал плохо видеть. Я хотел растереть руки, но почувствовал, что теряю равновесие. Мне стало страшно… а потом все исчезло.

Когда я открыл глаза, кто-то пытался меня поднять.

– Бедный малыш, что же ты лежишь на снегу? Тебе что, плохо?..

Я посмотрел на склонившуюся надо мной женщину.

Собака… Она пришла?

Какая собака?

Кафи!

Женщина подумала, что я брежу, и помогла мне подняться.

– Ты не можешь сейчас идти домой! Пойдем, я дам тебе чего-нибудь горячего.

Пошатываясь, я побрел за ней. Она жила рядом, в одном из этих больших серых домов, на четвертом этаже. Я с большим трудом преодолевал каждую ступеньку. Войдя в квартиру, я почувствовал, как после уличного холода меня окутало домашнее тепло. Вдруг мне стало стыдно, что я сюда пришел, и я повернулся, чтобы уйти.

– Нет, погоди! Я тебя не отпущу, пока не выпьешь чашку горячего липового чая.

Пока моя спасительница кипятила воду, я рассматривал кухню; она очень напоминала нашу – только была еще беднее.

– Я не в первый раз вижу тебя на нашей улице. Что ты здесь делаешь? Ждешь товарища?

Я отрицательно покачал головой.

Ищу свою собаку, она потерялась… немецкую овчарку… Скажите, мадам, вы ее не встречали? Мой товарищ уверен, что видел ее здесь на прошлой неделе.

Я никаких собак не видела… и мой муж тоже, хотя мы часто выходим. Как она выглядит?

Красивая немецкая овчарка, кончики лап рыжие.

И давно ты ее потерял?

Я начал ей рассказывать историю Кафи, как вдруг из-за двери послышался слабый голос:

– Мама, кто там?

Женщина приоткрыла дверь.

– Ничего особенного, Мади, это просто мальчик, он замерз на улице, и я привела его согреться. Он искал свою собаку.

Она тихонько прикрыла дверь, но через несколько секунд ее опять позвали:

– Скажи, мама, а можно мне с ним поговорить?

Женщина с сомнением посмотрела на меня, потом на дверь. Я решил, она не хочет пускать меня из-за беспорядка, но оказалось, что дело совсем не в этом.

– Ну же, мама! – требовал голос. – Пусть войдет!

Наконец женщина решилась меня впустить. Я замер у порога. Девочка лет десяти – двенадцати полулежала в шезлонге, облокотясь на подушки; она повернула ко мне свое очень бледное лицо с огромными темными глазами.

– Она болеет, – сказала вполголоса мама девочки, – ей нельзя вставать.

Несмотря на смущение, я подошел поближе. Похоже, девочка была счастлива увидеть хоть кого-нибудь.

Так ты потерял собаку? Как же тебе, наверное, грустно! Я тоже очень люблю собак, "но у меня, к сожалению, никогда не было своей. Осенью, когда папа водил меня в парк, я всегда брала с собой несколько кусочков сахара, чтобы угощать встречных собак… А как звали твою?

Кафи.

Какое странное имя.

Это большая немецкая овчарка, я ее очень любил. Ведь это я ее вырастил.

Сядь сюда, на стул. Расскажи мне о ней, ладно? Как ты ее потерял?

Заставив меня выпить большую чашку чая, мама больной девочки вернулась на кухню – наверное, готовить ужин. Вздохнув, я уселся на стул. Рассказать историю Кафи?.. Она была такой длинной… и зачем? Ведь уже все кончено. Но девочка приподнялась на подушке и приготовилась слушать.

– Ну же, рассказывай!

И вот я начал рассказывать о своей собаке. Сначала мне казалось, что ей будет скучно – ведь она никогда не знала Кафи… Но девочка слушала так внимательно, что я сам увлекся своим рассказом. Я как бы заново переживал все, что с нами произошло – со мной и с Кафи; мне даже стало казаться, что он здесь, рядом, лежит у шезлонга и, склонив голову набок, старается понять, о чем я говорю.

Когда я закончил, мы долго сидели молча. По лицу больной девочки текли слезы.

– Бедный Кафи!.. – прошептала она. – Ты обязательно его найдешь, я уверена, что найдешь!

Я грустно улыбнулся. Вдруг, посмотрев в окно, я обнаружил, что уже совершенно темно. Мама, наверное, ужасно волнуется! Надо было возвращаться.

– Уже! – воскликнула девочка. – Но ты вернешься, скажи? Ты придешь? Расскажешь мне еще про Кафи?

Я был потрясен тем, что она поняла и разделила мое горе. Ее глаза так необыкновенно блестели, когда она сказала: «Я уверена, что ты его найдешь», – что я ей поверил. Конечно, ребята в школе говорили мне то же самое, но у нее это звучало совсем по-другому. Нет, этот чистый голос не мог ошибиться…