Текст книги "ЩИТ. Сборник научно-фантастической прозы"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

Соавторы: Эдмонд Мур Гамильтон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ГЛАВА 14

Зодиак, выбранный для штаб-квартиры местной организации эгалитарианцев в Манхеттене, казался странным местом. Это было очень модное и дорогое место. Толпы людей посещали его, поэтому сюда можно было прийти в любое время, не привлекая внимания. Кроме того, многие входили сюда в масках, а обилие помещений давало возможность проводить тайные встречи.

Коскинен шел вместе с сопровождающими по гулким коридорам, погруженным в полумрак. Генератор давил на плечи. Коридор привел их к окованной двери, которая открылась после того, как Ганновей всунул в щель сканера какую-то карточку. Они вошли в небольшую комнату, где не было ничего, кроме стульев и небольшого стола.

Здесь уже находились человек пять или шесть. Все они как будто чего-то настороженно выжидали, хотя совершенно не походили на заговорщиков, которых показывали в ТВ-передачах. Младшему из них было около тридцати, старшему – не более шестидесяти, и все они, если верить одежде, казались людьми среднего достатка. Их представили Коскинену просто, без лишних формальностей, но он чувствовал, что все эти люди были напряжены, а кое у кого на лбу виднелись откровенные капельки пота.

– Наш Совет собрался здесь потому, что каждый из присутствующих имеет возможность выбраться сюда в случае надобности, – объяснил Ганновей.

– Однако слишком часто мы не можем этого делать, – резко заявил Брерсен. – Надеюсь, что сегодня нас собрала действительно важная причина.

– Да, конечно, – согласился Ганновей и коротко изложил факты, потребовавшие столь экстренного совещания.

После этого говорил Коскинен. Когда он закончил и ответил на вопросы, которых задали немало, он почти задыхался, в горле у него пересохло. Сев, он жадно выпил кофе, предложенный Трембицким, который так и не садился и почти не принимал участия в разговоре. Члены совета по очереди осматривали генератор и возвращались на места. От сигаретного дыма слезились глаза.

Ганновей нарушил тишину:

– Как можно использовать этот прибор – ясно, – подвел он итоги, – особенно если проделать кое-какую предварительную работу. Если сделать, чтобы прибор создавал экран, непроницаемый для лучей лазера, это будет нечто потрясающее. Достаточно будет небольшой армии в тысячу человек, чтобы контролировать всю страну.

– Подождите, – вмешался Трембицкий. – Мы с Питом еще ни на что не согласились. Особенно на революцию.

– А что вы хотите делать? – с вызовом спросил Рораубр.

Трембицкий изложил план Абрамса.

– Прекрасно, – фыркнул Лайфер, – а теперь расскажите мне что-нибудь более реальное.

– А что, этот план разве не реален?

– Начать с того, что он очень рискованный. Даже если предположить полное сотрудничество с вами президента, неужели вы думаете, что Маркус будет спокойно сидеть и ждать своей участи? У него в Вашингтоне много сторонников и своя пропагандистская машина. Он будет говорить, что тайну прибора невозможно сохранить и что в других странах этот прибор рано или поздно будет создан. Следовательно, скажет он, СБ нуждается в подкреплении, а не в ослаблении.

– Но ему придется иметь дело с национальным героем, Питом Коскиненом, который передал прибор правительству США.

– Ха! Героев легко свергнуть с пьедестала.

– Но против СБ могут быть выдвинуты обвинения в похищениях, незаконных арестах, даже в попытке убийства.

– На эти обвинения вам скажут, что мистер Коскинен просто лжец или что он неправильно понял ситуацию и впал в панику. И что его товарищи из экспедиции были изолированы для их же блага – чтобы защитить их от китайцев, кстати, частично это так и есть, если вспомнить капитана Твена. А психологические исследования были необходимы, потому что возникла чрезвычайная ситуация и СБ должна была быстро получить необходимую информацию.

Лайфер пожал плечами:

– В конце концов Маркус может пожертвовать несколькими незначительными агентами, обвинив их в том, что они превысили полномочия и действовали по собственной инициативе. Во всяком случае, сам он выйдет сухим из воды.

– Даже если президент будет против него?

– Даже и тогда. Вы недооцениваете роль, которую играет СБ в формировании общественного мнения. Американский народ уверен, что доктрина Корриса – это единственная альтернатива ядерной войне. И эта доктрина автоматически требует существования СБ.

– Теперь вы видите, – сказал Ганновей, – что даже если ваш план сработает, он ничего не изменит в структуре Протектората.

– Пожалуй, – признал Трембицкий. – Но при всех обстоятельствах США долгое время будут единственными обладателями прибора. Ведь в его основе лежат внеземные идеи, которые трудно осознать человеческому разуму. Пройдут долгие годы, прежде чем человек разработает второй такой прибор без помощи марсиан. И, значит, долгие годы наша страна будет в полной безопасности. Страх покинет людей. Он уступит место разуму и здравому смыслу. Идеи эгалитарианства проникнут в сердца людей. Я могу обещать, что мой босс бросит все силы на поддержку вашей организации. И это будет гораздо действеннее, чем просто огромные деньги. Многие влиятельные люди прислушиваются к мнению Натана Абрамса.

– Если вспомнить, сколько вы видели за свою жизнь, – мягко обратился к нему Ганновей, – просто удивительно, как высоко вы цените здравый смысл.

Трембицкий печально улыбнулся:

– Я ценю его ниже, чем вы. Но все же надеюсь, что события будут протекать так, хотя никто ничего не может гарантировать в этой жизни.

Члены совета переглянулись. Наконец Ганновей закурил сигарету, медленно выпустил дым и ответил:

– Вы правы, любые действия рискованны. Проблема в том, как уменьшить риск. Как вы должны знать, Ян, единственный способ уменьшить число неизвестных факторов, это ознакомиться с ними. Я прекрасно понимаю себя, своих друзей, вас двоих и Ната. Но я не знаю президента и не могу предсказать его действия. Да и вы тоже. Кроме того, существуют еще многочисленные чиновники его аппарата, бизнесмены, военные, все те, кто составляет структуру общества. Как будут реагировать они – мы тоже не знаем. А вспомните о миллионах простых американцев! С их страхами, надеждами, убеждениями и привязанностями! Все они живут в условиях существующего общества. Как поступят они? Все это неизвестные силы, которые действуют помимо нас, и поэтому результат совершенно непредсказуем. Значит, вы предлагаете надеяться на лучшее?

Трембицкий прищурился:

– А вы считаете, что единственный предсказуемый фактор – это сила?

– Да, – ответил Ганновей. – Разве не так? Когда я прошу незнакомого человека сделать что-то, он либо делает, либо нет, но если я наставлю на него пистолет, он обязательно сделает.

– Хм. Я бы мог привести несколько примеров исключений. Но оставим это. Как вы предлагаете поступить нам?

– Подробнее не могу сказать, нет времени. Но ясно одно: аппарат должен быть в наших руках, и мы должны научиться работать с ним. Кроме того, следует начать разработку более усовершенствованной модели.

– Минутку, – возразил Коскинен. – Это потребует много времени. А что будет с моими товарищами?

– Верно, – согласился Ганновей. – И Нат не пойдет на то, чтобы его сын долго томился в тюрьме. Кроме того, его следует убедить, чтобы он не ходил к президенту… О’кей. Сделаем несколько аппаратов существующей модели – это можно сделать быстро, и тогда мы сможем освободить ваших друзей. И несколько наших товарищей, которые тоже сидят в тюрьме.

– Прямое нападение? – Рембурн сжал кулаки. – Наконец! Экран прикроет небольшой флайер. Мы захватим нескольких агентов СБ, психологическими исследованиями узнаем от них, где содержатся пленники, а затем ударим.

– А когда мы сделаем усовершенствованные аппараты, мы проведем следующую стадию – нейтрализацию СБ, – присоединился Ганновей.

– Будете убивать агентов? – спросил Трембицкий.

– Ни в коем случае. В основном мы будем просто изолировать их, чтобы они не мешали.

– СБ – орган государственной власти. Значит, вы покушаетесь на основы государства.

– Да.

– А вы думали над тем, что в дело вмешается армия? Полагаете ли вы, что Конгресс и президент одобрят все это?

– Нет.

– А как отнесется народ к вашим действиям?

– Разумеется, мы проведем большую пропагандистскую кампанию.

– Этого мало, если вы решили поднять оружие против государства. Согласно Конституции, это измена.

– Джорджа Вашингтона тоже называли изменником, когда он делал революцию.

– Я не говорю просто так. Если вы сказали «А», вам придется говорить и «Б», – Трембицкий обвел взглядом всех сидящих за столом. – Вам придется признать, что ваша цель – свержение правительства США.

– Пусть так, – свирепо заметил Риконсти, – другого пути нет.

– Значит, какая-то полувоенная хунта захватит власть и будет править силой оружия. Мир исчезнет с Земли. Что тогда произойдет?

– Ничего особенного, – ответил Ганновей. – Мы детально изучили эту проблему. Не забывайте, что мы не замшелые анархисты, изобретающие бомбы в подвалах. Мы изучали теорию игр, стратегический анализ, политическую антропологию не хуже, чем в Вест-Пойнте. Мы долгие годы разрабатывали свой план.

– Нельзя забывать о заграничных гарнизонах. Даже когда не будет СБ, они могут долгое время контролировать территорию страны. Обширное восстание нельзя подготовить за короткое время. На нашей стороне преимущества, которые всегда на стороне тех, кто совершает переворот, – быстрота и решительность. Как только порядок в стране будет восстановлен, мы созовем всеобщую конференцию. Мы уже знаем делегатов, которые там будут присутствовать. Мы ознакомим их с планом Карлеса, ратифицируем его, а затем отзовем домой американские войска. После этого люди будут наслаждаться жизнью на новой планете, на которой никогда не возникнет угроза войны!

ГЛАВА 15

Было уже раннее утро, когда Коскинен и Трембицкий вернулись. Но ни тот, ни другой не могли спать.

Коскинен положил генератор на пол, уселся на стул, затем вскочил, выпил воды и подошел к окну. Темная громада города раскинулась перед ним. Коскинен ударил себя по ладони и выругался. Трембицкий закурил. Его лицо не выражало ничего.

– Что же делать, Ян? – спросил Коскинен.

– Бежать отсюда, – сразу отозвался Трембицкий. – Правда, я не знаю куда. Вероятно, СБ уже взяла под контроль все убежища Натана.

– Так куда же? – Коскинен повернулся к нему.

– Если мы пойдем с эгалитарианцами, нам придется идти с ними до конца, а я не вижу способа уговорить их придерживаться умеренного курса.

– Они… может, они правы?

Трембицкий хмыкнул:

– Я имею в виду, что они вполне искренни, а искренность не самое лучшее качество…

– Не знаю… Когда я отправлялся в экспедицию, я подписал клятву, что всегда буду поддерживать Конституцию. Может, это звучит по-детски, но я все еще серьезно отношусь к своей клятве. А эгалитарианцы призывают меня нарушить ее.

– Да.

– Но с другой стороны, ведь все революции в прошлом были справедливыми.

– В этом я сомневаюсь.

– А наша революция?

– Это совсем другое дело. Вспомни, она началась с того, что Англия решила превратить Америку в свою колонию только потому, что большинство колонистов – выходцы из Англии. Но они уже давно перестали быть англичанами. Восстание против иностранного вторжения легко назвать справедливым.

– А восстание против внутреннего притеснения? Например, Французская Революция.

– Тебе нужно почитать историю. Французская революция не была основана на насилии. Она даже не упразднила монархию. Революционеры просто использовали политическое давление для проведения нескольких реформ. Но затем экстремисты привели Францию к утверждению террора и к Наполеону. Первая Русская революция проходила точно так же: сначала Дума упразднила царя, а затем большевики силой захватили власть. Я мог бы привести тебе еще дюжину примеров.

– Но должны же быть…

– Да, конечно. В некоторых случаях народы избавлялись от тиранов. Но это ненадолго. Очень скоро оно попадали под власть нового деспота, часто более жестокого, чем прежний. Иногда, правда, диктатор оказывался добрым, но от этого он не переставал быть диктатором, хотя он давал народу кое-какие свободы. Наиболее известный пример этому – Кемаль Ататюрн.

– Оставь историю, – сказал Ксскинен. – Мы живем сегодня. Разве есть другой путь создания мировой Федерации, чем тот, что избрали эгалитарианцы?

– Вполне возможно. У нас нет времени глубоко проникнуть в проблему. Правда я сомневаюсь, что ее можно разрешить приказом свыше. Такая проблема не решается быстро, она должна созреть.

– А ей дадут время созреть? Ян, я не верю в сияющие вершины всемирного рая и прочую чепуху. Но я пытаюсь понять где правда. Ты не можешь не согласиться с тем, что говорил Карлес о Конституции: она уже сейчас превратилась в мертвую бумагу. Разве не является единственным выходом из создавшегося положения радикальные изменения?

Огонек сигареты Трембицкого мерно вспыхивал и затухал:

– Может и правда, – наконец сказал он. – Вполне возможно. Но есть разные виды радикализма. Такой радикализм, в котором народ силой заставляют принять изменения, мне не по душе. Я думаю, и тебе тоже.

Послушай, Пит, мы же еще не исчерпали все имеющиеся возможности. Мы еще не зажаты в угол. Маркус вовсе не такой вездесущий демон, как его изображают. Да и президент совсем не слабая пешка в его руках. Они говорят о поддержке народом СБ, но это не отменяет тот факт, что существует и оппозиция, хотя они сами являются частью ее. Они фанатики, и совершенно не хотят видеть того, что не входит в их схему. К примеру, Маркус: он совсем не так уж жаждет личной власти, хотя элемент этого присутствует в его действиях. Нет, он просто убежден до мозга костей, что все зло идет от иностранцев, и что он единственный, кто знает, как спасти цивилизацию. Ты хочешь сменить одного Маркуса на другого?

– Но Ганновей сказал, что хунта отойдет от власти, как только порядок будет установлен.

– Мир уже слышал такие песенки, мой мальчик. Если эгалитарианцы ухватятся за руль, то они будут держаться за него так крепко, как держались за них другие революционные группы в прошлом. Они будут оставаться у власти, чтобы убедиться, что порядок в мире устанавливается таким, каким его хотят видеть они. И если что-либо будет идти не по их плану – снова аресты, снова убийства, снова СБ, снова диктатура. Нет, если ты пытаешься весь народ втиснуть в рамки своей идеологии, ты обязательно будешь тираном. Другого пути нет.

– Карлес не позволит им!

– Что он может сделать? Он всего лишь теоретик. Если он увидит правду и выскажет протест – снова разыграется сцена, какая уже была в истории – снова инквизиция.

Впрочем, что я говорю абстрактно. Тебе нужно спросить себя только о том, можно ли доверять людям, которые хотят добиться цели таким образом.

Молчание воцарилось в комнате. Коскинен сидел и смотрел на генератор. «Зачем я привез его на Землю? – в отчаянии думал он. – Зачем я вообще родился?»

Звук шагов вернул его к действительности. Дверь в спальне Вивьен открылась, и она вышла к ним. Блики света играли в ее волосах.

– Мне показалось, что вы разговариваете, – сказала она.

– Ты все слышала? – спросил Трембицкий.

– Многое. Но сейчас я расскажу о том, что узнала я. – Она взяла сигарету, закурила и заговорила безразличным тоном. – Я ходила в город. Я ходила под видом босса банды, вернее, помощника босса, и делала вид, что хочу завязать деловые контакты со здешними гангстерами. Вы не знаете, что вся страна поделена между разными гангстерскими бандами. А когда погиб Зиггер, естественно, что на его территорию всегда найдутся охотники. Я подружилась с несколькими девушками, которые уже давно здесь и много знают. Они вывели меня на одного типа, с которым я немного пофлиртовала, чтобы выведать обстановку. И я узнала, кому принадлежит Зодиак.

– Ну?

– Одной незарегистрированной корпорации, где главным держателем акций является под вымышленным именем Ганновей.

– Что? – Коскинен вскочил.

Трембицкий не удивился.

– Я думал об этом, – сказал он. – Это место слишком открыто и не очень удобно для эгалитарианцев. Я думаю, что они выбрали его не для того, чтобы устроить здесь штаб-квартиру, а в основном из-за того, что это богатый источник денег. Для каждой революционной организации финансирование одна из самых серьезных проблем.

– О, нет, нет, – содрогнулся Коскинен. Он снова стал решительным и холодным. – Одевайся, Ви, – сказал он, – мы уходим.

– Тебя этот так встревожило? – спросила Вивьен.

– Нет, теперь ему просто стало многое ясно, – ответил за него Трембицкий, – Собирайтесь…

Коскинен ходил по холлу взад-вперед. Ладони у него вспотели. «Что делать? Куда уходить? Можно ли оставаться в доме Абрамса? Трембицкий говорит, что нельзя, а он знает. Кроме того, подвергнуть опасности Ли… Нет, нет. А что говорила Ви об убежище Зиггера?»

Да, теперь он вспомнил и сказал об этом Трембицкому. Возможности там у них будут небольшие, но появится небольшая передышка, когда они могут обдумать следующие действия. Трембицкий согласился.

– Возможно, мы даже можем взять такси. У нас есть шанс пробраться туда. Ты готова, Ви?

– Сейчас. – Она вышла из комнаты уже в платье. Кошелек был пристегнут к поясу. – Может нам надеть маски?

– Только когда будем на улице. Иначе это вызовет подозрение. Куда же я дел свою маску?

Внезапно дверь распахнулась, Трембицкий резко повернулся и схватился за пистолет, но было уже слишком поздно.

– Стоять! – рявкнул Ганновей. Пистолет в его руке был направлен на них. За ним стояли вооруженные члены совета. – Неужели вы думаете, что я мог оставить вас без присмотра и не подслушать ваши разговоры? – сказал он.

ГЛАВА 16

– Пит! Генератор! – раздался крик Вивьен.

Генератор был у Коскинена на спине. Он включил его и отчаянно попробовал расширить поле, чтобы закрыть Вивьен и Трембицкого. И тут выстрелил пистолет.

Черт, поздно! Тишина сомкнулась вокруг него. Пуля упала перед ним на пол. Двое держали за руки Вивьен, а еще двое схватили Трембицкого. Ганновей взял пистолет у Яна и бросил его на софу. Затем он запер дверь. Все происходящее напоминало кошмар.

Ганновей заговорил с Вивьен, она что-то презрительно ответила. Советники переговаривались между собой. Ганновей повелительным жестом заставил их замолчать, подошел к экрану и долго смотрел на Коскинена. Пит смог только выругаться.

Ганновей щелкнул пальцами. Открыв шкаф, он достал переговорное устройство с парой наушников, затем написал что-то на листке бумаги и показал Коскинену. Тот прочел:

«Такой способ общения слишком утомителен. Если ты отключишь экран на короткое время, то сможешь взять наушник. На это время я положу пистолет в другой конец комнаты и не смогу выстрелить в тебя. Остальные поднимут руки вверх. Хорошо?»

Коскинен кивнул. Он хотел кое-что сказать Вивьен, пока экран был отключен, но времени было мало.

Снова включив экран, он надел наушник на кисть. Ганновей положил второй наушник на стол, так чтобы его могли слышать все.

– Теперь мы можем разговаривать, – сказал Ганновей.

– Разговаривать не о чем, – ответил Коскинен.

– Напротив. У вас фантастически неверное мнение о нас и наших целях.

– Ваш способ действий все время укрепляет меня в моем мнении.

– Ты слушал нас, когда мы говорили в кабинете, а теперь Ян Трембицкий отравил твой разум.

– Он только разъяснил, к чему вы стремитесь. Я не собираюсь принимать участие в убийствах своих сограждан.

– За исключением некоторых, – сказал Трембицкий.

Ринелати ударил его по лицу.

– Прекратить! – приказал Ганновей.

– Неужели революционер не может позволить себе немного грубости? – ехидно спросила Вивьен.

– Мы хотим быть вашими друзьями, – заявил Ганновей.

– Начните с того, что предоставьте нас самим себе.

– Это сумасшествие. Вы не пробудете на свободе и неделю. Я не могу допустить, чтобы генератор попал в руки Маркуса.

– Тогда помогите, чтобы он попал в руки президента.

– Я уже объяснял вам…

– Такое объяснение нас не удовлетворяет, – прервал его Коскинен. – Я хочу передать прибор властям, которые смогут воспользоваться им так, как необходимо. Ты, Ганновей, не входишь в число таких людей.

– Все это бесполезно, Каре, – прорычал Томсон. – Они фанатики.

– Трембицкий – да, – сказал Ганновей, – Но Пит кажется вполне разумным. Ты можешь посмотреть с нашей стороны точки зрения?

– Могу. В этом-то все дело.

– Мне не хотелось бы быть жестоким, но ты не сможешь выйти отсюда и умрешь от голода через несколько дней.

Коскинен удивился, что не испытывает страха. Он хотел жить, как и любое другое существо, очень хотел. Но страха в нем не было. Только ярость.

– Пусть так, – сказал он. – Но тогда мое тело навсегда останется внутри экрана. Разве что вы разрежете генератор лазером, но это не поможет вам создать новый.

– Когда-нибудь построим.

– Вряд ли скоро. Не раньше, чем люди снова пошлют экспедицию на Марс – может, кстати, сам Абрамс профинансирует ее. И только в том случае, если марсиане помогут землянам создать новый прибор.

– Может быть, – Ганновей повернулся к своим пленникам, и глаза его сузились. – Может, ты и не боишься смерти, но не захочешь же ты, чтобы из-за твоего упрямства погибли твои друзья?

Трембицкий с негодованием сплюнул:

– Ну, разве он не мошенник?

– Слишком большая ставка, – сказал Ганновей, – я пойду на все.

Коскинена бросало то в жар, то в холод.

– Если ты убьешь их, – крикнул он, – ты убьешь последний атом надежды, который еще остается у тебя.

– Я не имею в виду немедленную их смерть. Ты можешь подумать три—четыре дня.

Краска схлынула с лица Вивьен, она с трудом проговорила:

– Не слушай его, Пит. Пусть будет что будет.

– Ты еще не знаешь, что будет. – Ганновей повернулся и сказал: – Ребята, вы знаете, где находится аппаратура. Принесите ее сюда.

Советники вышли. Ганновей сел, закурил.

– Можете поговорить друг с другом, – разрешил он.

– Ви, – с трудом выговорил Коскинен.

Она сделала несколько коротких вздохов, чтобы придти в себя.

– Не думай обо мне, Пит. Мне не нужна жизнь, если за нее мы должны помогать этим выродкам.

– Эй! – крикнул Томсон. – Неужели вы думаете, нам приятно заниматься этим?

– Конечно, – сказал Трембицкий.

– Я понимаю вас, – сказал Ганновей, и в его голосе послышалось отчаяние. – Вы даже не можете представить, как я хотел бы, чтобы мы были друзьями. Мы могли бы столько сделать для планеты. Неужели я выгляжу преступником?

Трембицкий обратился к Коскинену:

– Они, скорее всего, пристрелят меня, но… – в его глазах стояли слезы, – если я вдруг сломаюсь, не выдержу и попрошу тебя открыть экран, не слушай меня, Пит.

Коскинен почти не слышал его, охваченный ужасом. Как сквозь туман, он видел только лицо Вивьен, и только к ней он обращался:

– Решение за тобой. Ты единственная, кто имеет право решать.

– Я уже решила. Будь твердым.

– Послушай, что для тебя все эти политические бредни! Ведь больше всего ты хочешь отомстить Маркусу, а эгалитарианцы могут тебе в этом помочь. Ви, я хочу, чтобы ты сделала выбор.

Она слабо улыбнулась.

– Ты трус, Пит, – сказала она, – Ты хочешь переложить ответственность на меня.

– Но я не могу взять на себя ответственность, – взмолился он.

– О’кей, возьму я. Будь твердым, Пит. Моя жизнь мало что значит для меня, потеря невелика.

– Не говори так!

– А как насчет того, о чем вы сами знаете? – внезапно спросил Трембицкий.

«Детонатор!» – вспомнил Коскинен. Безумная надежда вспыхнула в нем.

– Хорошо, я выйду, – сказал он. – Только сначала отпустите ее. И тогда я выключу щит.

– Сначала выходи, – ответил Ганновей. – А то я боюсь какой-нибудь шутки с твоей стороны.

– Нельзя, Пит, – сказала Вивьен. – Слишком шикарный подарок для них.

– Но если у тебя будет шанс, пока я… – продолжал он. – Лучше умереть так, чем от голода и жажды, да еще если придется видеть твои мучения.

– Нет, – дрожащим голосом возразила она. – Я не могу.

– В чем дело? – спросил Брерсен.

И тут вернулись Хилл и Ринолетти. Они принесли тяжелый ящик с ручкой и рулон пластика.

– Где его поставить? – спросил Хилл. Ганновей осмотрелся.

– Вот сюда, возле двери в спальню. Силовое поле занимает большое пространство, – распорядился он.

Ринолетти расстелил пластик и ухмыльнулся:

– Чтобы не пачкать ковер.

Хилл открыл ящик, достал веревки и бросил их Вэнбурну.

– Свяжи этого парня, – велел он.

Трембицкий глубоко вздохнул и что-то пробормотал по-польски. Он не стал сопротивляться, когда его привязали к креслу, но позвал Коскинена:

– Пит!

Коскинен услышал его только с третьего раза.

– Да, да.

– Пит, взгляни на меня. – Трембицкий внимательно смотрел в глаза Пита. – Слушай, я уже мертвец.

– Нет, нет, – сказал Ганновей. – Отдайте генератор, и вы проживете еще долгие годы.

Трембицкий проигнорировал его:

– Слушай внимательно, Пит. Не думай обо мне. Я люблю жизнь, но уже давно не боюсь смерти. Я много повидал смертей за свою жизнь. Жена моя мертва, дети выросли, никто от меня не зависит. Я умру с легким сердцем, если буду знать, что хоть немного помог де; у свободы. Быть рабом я не желаю. Ты понимаешь?

Коскинен кивнул. Он чувствовал, что Трембицкий что-то хочет сказать ему.

– Если у тебя появится шанс, не думай обо мне, – продолжал Трембиций. – Я уже прожил жизнь. Ви еще молода. И ты тоже. К тому же ты единственный, кто может передать миру секрет генератора. Когда-то давно, еще в Европе, я приказал уничтожить город, где в тюрьме находились мои друзья. Они погибли. Но я никогда не чувствовал угрызений совести. Ты тоже не думай обо мне.

Ганновей что-то заподозрил:

– Эй, заткнись, Ян.

– О’кей, – сказал Трембицкий. – Гуд бай.

– Пока еще рано, – сказал Ганновей и подошел к Коскинену. – Пит, ты понимаешь, что все это означает? Скоро она перестанет быть собой. А в конце концов она даже не будет человеком.

– Значит, тебе уже приходилось делать это, – Вивьен надменно подняла голову.

Ганновей прикусил губу.

– Начнем с воздействия на нервы, – сказал он. – Это не причинит вреда, если особенно не затягивать процедуру. Как только ты захочешь прекратить это, скажи нам. Но если будешь упорствовать… – Он показал рукой на Риколетти, который готовил аппаратуру.

Хилл поставил кресло в открытом проеме двери спальни. Риколетти подключил возбудитель нервов. Они подвели Вивьен к креслу, усадили ее и привязали.

– Ол райт, теперь отойдите, – приказал Ганновей.

С Вивьен остался один Риколетти. Остальные вошли в комнату, где под защитой экрана находился Коскинен. Трембицкий сидел возле стены позади него.

– Ну, Пит? – спросил Ганновей.

– Нет, – ответила за него Вивьен, – пошли их к черту, Пит.

Риколетти начал подключать электроды к рукам и ногам Вивьены. Его похотливые руки были заняты не только электродами, особенно когда он касался ног девушки.

– Пит! – крикнул Трембицкий. – Расширяй поле!

Руки Коскинена действовали помимо его сознания. Они повернули ручку до максимума. Вся запасенная в аккумуляторе энергия рванулась наружу, и силовое поле как будто взорвалось изнутри. И только тогда он понял, что сделал.

Он увидел Ганновея, раздавленного на стене, как насекомое. А остальные члены совета… нет, один был зажат в углу. Стены трещали, на потолке пошли трещины. Расширяющееся поле выдавило оконное стекло, и оно вылетело на улицу, за ним стол.

Вивьен и Риколетти просто выдавило в спальню. Коскинен выключил поле и бросился к ним. Риколетти, как безумный шарил по тунике и, наконец, поднял руку с пистолетом. Коскинен схватил нож, замеченный им в груде обломков. Выстрел… В дюйме от ноги Коскинена взорвалось облачко пыли. Одним прыжком Коскинен достал Риколетти и ударил ножом. Лезвие легко вошло в горло. Риколетти опустился на пол, обливаясь кровью, а Коскинен перескочил через него в спальню.

– Ви! Ты не ранена?

– Нет, – выдохнула она. – Разрежь ремни. Нам нужно выбираться отсюда, сейчас весь дом будет на ногах.

Разрезав ремни, он бросил нож на пол. Вивьен встала. Чувствовалось, что она лучше владеет собой, чем он.

– Идем.

Коскинен не мог заставить себя посмотреть туда, где сидел Трембицкий. Но он поднял руку в прощальном жесте.

Где-то в коридоре вскрикнула девушка. Вивьен на ходу подняла пистолет и сунула его в сумку. Открыв дверь, они оказались в коридоре. Вивьен повела Коскинена в направлении противоположном тому, где раздался крик. Из бокового прохода показался служитель.

– Что случилось? – спросил он.

– Кажется, что-то взорвалось, – ответила Вивьен. – Мы идем за помощью.

Ее рука была готова нырнуть в сумку за пистолетом. Однако служитель, не обратив на них внимания, бросился к месту взрыва. Выйдя из холла, они направились вниз по лестнице, наталкиваясь на суетящихся возбужденных людей. На беглецов никто не обратил внимание. Двумя этажами ниже Вивьен снова свернула в коридор. Завернув еще за один угол и не видя никого вокруг, они остановились отдышаться.

– Мы свободны, свободны, – как во сне, повторял Коскинен. – Мы сбежали.

Она оперлась о стену, закрыв лицо руками.

– Ян не сбежал, – сказала она сквозь слезы.

Коскинен обнял ее за талию. Так они простояли, поддерживая друг друга несколько минут.

Наконец она подняла голову и сказала почти спокойно:

– Нам лучше уйти отсюда, пока они не спохватились и не связали нас с тем, что произошло. И из города тоже нужно уехать. Дай мне подумать… Наша квартира находилась на южной стороне. Давай уйдем через северный проход. Сними генератор со спины и неси его в руке, Пит. Это менее заметно.

Они шли нормальным шагом. Вивьен достала гребенку и попыталась придать себе более или менее приличный вид.

– Какой человек погиб, – сказала она со вздохом.

Ему было странно, что он ничего не ощущал по отношению к тем, кого убил. Ему, конечно, было жаль Трембицкого, но тот сам освободил Пита от чувства вины. А что касается остальных – так не было в нем ни жалости, ни облегчения. Их гибель была чем-то таким, что его не касалось, что уже исчезло из его памяти, вытесненное более сильными эмоциями и необходимостью бегства.