Текст книги "Альянсы (ЛП)"

Автор книги: Пол Томпсон

Соавторы: Тонья Кук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Кроме необходимости выполнить свое поручение (и не опозорить своего благородного отца), она начинала ощущать возбуждение погони. Этот Чучело был прекрасной дичью для охоты. Он будет ее.

18

Адала сидела на маленьком коврике, укрытая от жаркого солнца выцветшим квадратом хлопка. Она сжимала в руке трость и отстукивала ей по ноге быстрый регулярный ритм. Обычно она пользовалась этой тростью, чтобы понукать Маленькую Колючку. В данный момент ей хотелось воспользоваться ей по всему своему народу.

Сразу после рассвета примчался патруль всадников Микку, лепеча непостижимые новости. Лэддэд исчезли! Широкая полоса утоптанного песка вела прочь от Резца и Сломанного Зуба. Всадники направились исследовать эти два плато. Первый отряд без сопротивления поднялся на Резец. Они обнаружили лишь брошенный мусор. Пытавшийся забраться на Сломанный Зуб отряд был встречен градом стрел и камней. Кочевники отступили и отправились узнать суждение Маиты о странной ситуации.

Прибыли, спешились и сняли широкополые шляпы в знак уважения к Адале вожди и военачальники. Резец был пуст, сказали они ей. Следы вели прочь от Сломанного Зуба, и соединялись с шедшими от Резца. Лэддэд явно покинули оба плато, тогда кто остался на Сломанном Зубе?

Адала резко заставила их всех замолчать. – «Это ясно, как полуночное небо», – сказала она и воткнула трость в песок, точно копье в плоть лэддэд. – «Они ускользнули, оставив некоторое количество, чтобы обмануть нас».

Вождь Тондун поднял руки. – «Но как, Маита? Наши ночные патрули ничего не видели и не слышали! Как могли так много сбежать, оставаясь незамеченными?»

«Снова грязная магия или предательство».

Несмотря на все перемены в мире, кочевники никогда не теряли веру в и уважение к магии. Но сильнее всего вождей расстроило ее упоминание о предательстве. Они заговорили все разом, громогласно отрицая, что кто-то из детей пустыни мог предать свой народ.

«Тише», – сказала Адала, и они замолчали. – «Мы поедем за убегающими лэддэд, и на этот раз пощады не будет. Я была слишком мягкой, слишком великодушной», – вожди обменялись взглядами, – «но больше не буду. Время мягкости прошло. Пусть сегодня каждый воин несет два меча».

Вожди и военачальники торжественно поклялись повиноваться. Нести два меча было приказом с особенно зловещим смыслом. Кочевники брали в бой свой лучший меч, оставляя запасной в палатке. Если меч ломался или терялся, честь предписывала, чтобы он ехал обратно к своей палатке, доставал второй клинок и возвращался в сражение. Нести оба меча, означало, что воины будут сражаться, пока смерть не заберет их.

«Вейя-Лу не идут с нами», – объявила Адала. – «Они останутся здесь и будут штурмовать Сломанный Зуб».

Военачальники глубокомысленно кивнули. Было бы неразумно преследовать одного врага и оставлять в покое другого за спиной. Адала для своего собственного племени оставила трудную задачу штурма крутой вершины и сокрушения оставшихся защитников.

Люди галопом унеслись прочь. С Адалой остался лишь военачальник Вейя-Лу, Ялмук. Он был новичком, сменившим несдержанного Биндаса, погибшего в бою на Малом Клыке. Биндас был молод; Ялмуку же едва исполнилось двадцать. Как почти все в племени, он был дальним родственником Адалы.

Она жестом велела ему сесть. Ялмук присел на корточки с бескостным изяществом молодости. Адала вытащила из земли трость и нарисовала на песке бессмысленный рисунок. – «Есть какие-нибудь вести о Вапе?» – спросила она.

«Нет, Маита». – Он дернул головой, отбрасывая с глаз длинные волосы. – «Его как будто ветром унесло».

Она размышляла над этим. С Вапой могло приключиться какое-то несчастье. Их окружали опасности, и ничья жизнь не была в безопасности. С другой стороны, болтливый Вапа был хозяином пустыни. Он знал ее изменчивый характер, знал многие опасности, которые таились в ее непроторенных просторах. После того, как им овладел Оракул Дерева, он стал другим, не столь словоохотливым и – что было очевидно только для Адалы – его верная поддержка ее и ее маиты пошла на убыль. Не совратил ли вмешавшийся дух его прочь с истинного пути их народа? Ей не нравилось так думать.

Ялмук был не столь деликатен. – «Лишь человек, который хочет исчезнуть, исчезает так бесследно», – сказал он. Несмотря на ее холодный прием его слов, он не отступал. – «Маита, Вапа знал пустыню, как никто другой. Он мог провести лэддэд в обход наших патрулей».

Адала уставилась в так похожие на Вапины серые глаза. – «У тебя нет доказательств этого!» – резко сказала она.

Он в знак уважения прикрыл лицо руками. – «Это правда. Прошу прощения, Маита, и снимаю поклеп с твоего благородного кузена».

И твоего кузена тоже, закипая, подумала про себя Адала. Несмотря на эти слова, по тону Ялмука было ясно, что он по-прежнему считает, что Вапа предал их. Ялмук был свирепым бойцом, но Адала не любила его и его семью. Так много Вейя-Лу выше его по старшинству пали, что он оказался выше всех остальных воинов племени по рангу. С двойным удовольствием она отдала ему следующий приказ.

«Возьми Вейя-Лу и штурмуй Сломанный Зуб. Я хочу, чтобы эта скала была сегодня же очищена от чужеземной заразы».

«Я не пощажу никого!»

«Пощади всех, кого схватишь», – возразила она. – «Я хочу узнать, куда исчез их народ».

Большая масса воинов отбыла, следуя по пятам бегущих лэддэд. Ялмук ехал практически через пустой лагерь, чтобы присоединиться к Вейя-Лу.

Военное счастье тяжело сказалось на племени Адалы. Не больше трех сотен бойцов собрались в центре лагеря, и практически у всех были повязки на головах, плечах и руках. У большинства были типичные для кочевников темные глаза, но среди них встречались около дюжины сероглазых. При приближении Ялмука, Вейя-Лу подняли мечи в обеих руках, показывая, что они вооружились, как приказала их Маита.

«Кузены и братья!» – Объявил Ялмук. – «Нам оказана великая честь – вернуть последнюю из наших древних гор из рук чужеземных захватчиков! Мы едем очистить Сломанный Зуб!»

Его заявление встретили пылкими криками одобрения. Эти люди потеряли свои семьи во время ночной резни в лагере Вейя-Лу. Как и сама Адала, они считали, что это воины лэддэд убили их жен, родителей и детей. В их сердцах так ярко пылало пламя мести, что его даже не могла затмить жажда жизни.

Ялмук разделил свой отряд на три равные части. Первая часть объедет Сломанный Зуб и атакует по северной тропе. Вторая, которую поведет сам Ялмук, будет штурмовать юго-восточную тропу, единственную, имевшую достаточную ширину для подъема лошадей в ряд. Оставшаяся группа будет ждать на полпути между двумя другими, чтобы усилить ту, которая явно добьется успеха.

«Мы атакуем в полдень», – сказал Ялмук. Через час, самое горячее время дня будет удачным для кочевников пустыни и неудачным для мягкокожих чужеземцев.

Они поехали, распевая военную песнь Вейя-Лу:

 
Меч к мечу, мы едем на битву,
Меч к мечу, мы встречаем врага.
Меч к мечу, мы сражаемся и умираем,
Меч к мечу, наша слава растет.
 

Наверху Сломанного Зуба Планчет слышал их. Он ожидал атаки, даже после того, как видел, что основная масса армии кочевников уходит по следам убегавших эльфов. Из-за ветра, швырявшего ему в лицо поднятую ими пыль, было тяжело разглядеть, сколько кочевников приближались. Судя по громогласному хору, их должно было быть несколько сотен.

Он стоял наверху каменной сигнальной башни. Под ним выстроились его две сотни защитников. На них были шлемы и нагрудники, чей дизайн не сильно изменился со времен Кит-Канана. У каждого эльфа были меч, копье и лук, хотя стрел было очень мало. Планчет настоял, чтобы Беседующий взял с собой большую часть их сократившихся запасов.

Лежавшие на правом плече каждого бойца копья были странным трагичным символом, снова напомнившим Планчету об учиненном по отношению к этим эльфам зверстве. Немногие могли пользоваться левыми руками, а у некоторых были ранены и другие конечности. И тем не менее, все, не колеблясь, вызвались добровольцами на последнюю битву. Он видел квалинестийцев, сильванестийцев и полдюжины кагонестийцев, татуировки на их лицах стали практически не видны под темным загаром кхурского солнца.

Он глубоко вдохнул. – «Воины, я отдаю вам честь!» – объявил он. – «Враг приближается. По местам, как мы планировали».

Упорядоченные шеренги рассыпались. Шестьдесят эльфов рысцой пустились по неровному плато к северной тропе. Планчет ожидал атаки с двух сторон, с самым мощным ударом с севера. Он выделил шестьдесят самых сильных своих воинов для защиты той тропы.

Он повел оставшиеся свои силы к юго-восточной тропе. Сердце разрывалось при виде того, как многие едва могли идти, не то, что сражаться. Но они безупречно сыграли свою роль, удерживая здесь кочевников, позволяя спастись Беседующему и своему народу. У них оставался один последний дар, продать свои жизни как можно дороже.

Всю ночь они сволакивали камни на вершину тропы, возводя поперек нее зигзагообразную стену высотой по пояс. Перед этим барьером в землю воткнули должным образом заточенные колья палаток. Если кочевники попробуют взять эльфов наскоком, их ждет неприятный сюрприз.

Словно медленная неминуемость смерти, колонна пустынной пыли приближалась и приближалась. От основного облака отделились два столба и заструились вокруг подножья пика, неумолимо направляясь к северной тропе.

Планчет кивнул. Как он и ожидал.

На юго-восточной тропе послышался грохот копыт. Звук становился все громче, а затем внезапно стих. Отмечавший продвижение кочевников предательский столб пыли рассеялся, воздух очистился непрерывно дувшим ветром. Солдаты Планчета, не говоря ни слова, подняли мечи и копья.

«На ста метрах лучникам натянуть луки и стрелять», – сказал Планчет. Его спокойный голос с удивительной четкостью разнесся над пустой вершиной горы.

Из-за поворота тропы послышался крик, издаваемый глотками сотен Вейя-Лу. Он, сперва, был низким, а затем поднялся до пронзительного вопля.

«Приготовиться встретить кавалерию!»

Копья были опущены до высоты бедер и зафиксированы в этом положении. Ветер сменил направление, завиваясь вокруг Сломанного Зуба и принося с собой облако жалящего песка. Кочевники снова двинулись, атакуя по крутой тропе врага, которого не видели, но знали, что он здесь.

Пока он ждал их, неожиданно в голове Планчета вспыхнуло воспоминание: Квалиност летней ночью. Вид из его комнаты на дворец Беседующего был зеленым и чрезвычайно мирным. Раскинувшийся у него под окном город освещался тысячами желтых ламп и облаками привлеченных этими огнями мерцающих светлячков.

Показались кочевники, вылетая во весь опор из-за последнего изгиба. Тропа была достаточно широкой для пяти всадников в ряд, и кхурцы так и скакали галопом, колено к колену, визжа, словно твари из Бездны.

«Приготовиться!» – скомандовал Планчет. Немногочисленные лучники подняли к небу наконечники стрел. – «Огонь!»

Многие стрелы полетели недалеко. Раненые руки эльфов не смогли натянуть и удержать их должным образом. Планчет крикнул стрелять по готовности, и новые стрелы пронеслись сквозь голову вражеской колонны. Седла опустели, и упавших кочевников растаптывали несущиеся во весь опор их товарищи, не имевшие пространства для маневра. В подобных условиях, если всадник не мог держаться в седле, даже легкая рана могла оказаться смертельной.

Планчет вытащил меч и стал в ряд со своими воинами. Стрелы так низко щелкали у них над головами, что они ощущали ветерок от их пролета. Перед эльфами разворачивалась внушающая страх панорама: несущиеся кони в цветной пустынной сбруе, бока покрыты пеной, зубы обнажены. Их всадники были не менее грозными, с высоко поднятыми мечами, светлыми зубами на фоне темных бород и грудными криками, сливавшимися с пронзительным ржанием коней и грохотом копыт.

Всадники врезались в строй эльфов, и он тотчас отступил, но передние ряды всадников попадали, точно скошенные. Следующие всадники направили своих тощих пони перепрыгивать через упавших, чтобы приземлиться позади эльфов. Левая и правая половина шеренги эльфов немедленно разделились, образуя плотные квадраты против всадников.

Ялмук был воодушевлен. Первой же атакой он разбил лэддэд, чего его люди прежде никогда не делали. Он велел возобновить атаку на небольшие группы вражеских воинов. В то же самое время, он приказал немедленно вызвать резервную сотню, чтобы развить успех.

Левый квадрат эльфов дважды отбрасывал кочевников. Большинство лучников оказались в этом квадрате, и они наносили чудовищный урон целям, находящимся практически на расстоянии вытянутой руки. Вооруженные копьями и мечами эльфы были в отчаянном положении. Их топтали разъяренные кони, рубили мечи кочевников, они не могли защищаться достаточно быстро, и их силы быстро сокращались.

Правый квадрат, в котором сражался Планчет, начал отступать, что всегда опасно, когда находишься под атакой. Говоря с невозмутимым спокойствием, Планчет вел их назад через плато на постепенно возвышающееся место. Их сомкнутые щиты, ощетинившиеся копьями, сдержали три мощные атаки. К этому времени Планчет оказался возле каменной сигнальной башни. Он образовал из своих бойцов плотное кольцо вокруг этой груды булыжника. Каждый раз, когда падал очередной эльф, кольцо сжималось, становясь компактнее и компактнее.

На северной стороне Сломанного Зуба шестьдесят самых сильных из покалеченных эльфов устроили засаду на кочевников, пытавшихся тайком пробраться на вершину. Они скатили большие камни вниз по тропе (такой узкой в этом месте, что кочевникам пришлось двигаться по одному) и ударили по всадникам с верхних выступов. Вейя-Лу пришлось отступить, спешиться и вернуться обратно на тропу уже пешими. Бой перерос в рукопашную схватку, когда кочевники перелезли через валуны и уступы, чтобы добраться до своих врагов. Превосходящая численность и лучшее состояние здоровья кочевников сделали свое дело: эльфы начали отступать. Они видели, окруживший сторожевую башню отряд Планчета, так что направились к этой последней оборонительной позиции.

Ялмук не смог предотвратить, чтобы северный отряд лэддэд усилил осажденных у каменной башни. Его лейтенанты радостно встретили такое развитие событий, говоря, что заперли всех врагов в одном месте. Ялмук нахмурился и сплюнул кровь в пыль. Он хотел, чтобы сражение закончилось. Где его резерв? К этому времени они должны уже были прибыть!

Они наконец появились, двигаясь неспешным шагом по юго-восточной тропе. Ялмук вонзил пятки в бока своего скакуна и налетел на них, кляня их предков и потомков, браня за неторопливость. Он построил их в плотную колонну по четыре в ряд. Пока его уставшие воины занимали лэддэд, Ялмук приготовился раз и навсегда сокрушить оккупантов своим свежим резервом.

Стоя на нижней ступени башни, Планчет делал все, что было в его силах, чтобы управлять своим слабеющим отрядом. Он переместил самых сильных воинов в проблемные места, прикрыл слабых и раненых бойцов и отразил все попытки кочевников разорвать круг.

На поле боя упала тень. Планчет улучил момент, чтобы посмотреть в небо. Рядом с горами к северу от Зубов Льва образовался квартет свинцовых туч. Они плыли на юг и сливались над Сломанным Зубом. Интересно, подумал Планчет, может, и в самом деле пойдет дождь.

Его осажденные воины вскрикнули. Планчет увидел, как предводитель кочевников медленно расчистил проход между своими ведущими бой воинами, открывая путь для финальной атаки своего резерва.

Сейчас мы умрем, подумал Планчет.

* * *

Фаваронас был уверен, что никто за бессчетные века не проникал так глубоко в Инас-Вакенти. Пейзаж вокруг был нетронутым, как сады на картине. Каждый шаг ломал корку плесени, которую веками никто не нарушал, что означало, что он, и даже легконогий Робин, оставляли четкий след. Их преследуемая добыча, Фитерус, совсем не оставил отпечатков. И, тем не менее, Робин следовал за ним. Фаваронас не видел ни малейших следов, но странный кагонестиец упрямо шел вперед, не колеблясь, будто связанный со своей добычей нитью. Робин с одинаковой скоростью передвигался в темноте и днем.

Они прошли сквозь фруктовые сады фиговых деревьев и лесных яблонь, но на деревьях не росли и на земле не гнили фрукты. Без опыляющих их пчел деревья могли цвести, но не давали фруктов.

Они оставили позади ровное дно долины, ступив на постепенно возвышающуюся местность в восточной части Инас-Вакенти. Дорога пошла вверх, и Робин вырвался вперед своего более слабого спутника. Фаваронас время от времени прислонялся к близлежащему валуну, чтобы передохнуть. Его тело оставляло на бледном камне темные полосы пота.

Над ними были отчетливо видны склоны горы Ракарис. Ее бока были террасными, нижняя ступень находилась на высоте около ста пятидесяти метров над дном долины. Из того, что рассказал ему Фаваронас, и по направлению движения Фитеруса, Робин сделал вывод, что она и являлась целью Фитеруса.

Охотник рассказал немного Фаваронасу об их добыче – как Фитерус был королевским магом у нескольких кхурских ханов и был ответственен за призыв песчаного зверя, который устроил в долине такое опустошение среди воинов Львицы. Фаваронас начал опасаться, что случится, если волшебник преуспеет в достижении склона горы. Если Фитерус сделает вывод о значении этих камней и выпустит силы долины, их жизни, скорее всего, закончатся тем же, чем вся живая жизнь в Инас-Вакенти.

«Приветствую, друг мой».

Фаваронас вздрогнул. Он соскользнул с валуна и с такой силой приземлился на пятую точку, что его зубы клацнули. Пообтрепавшийся маг стоял над ним.

«Не похоже, чтобы ты был рад меня видеть», – спокойно произнес Фитерус.

«Нет, я рад – просто не привык лазить по горам».

Капюшон отвернулся, глядя вперед. – «У твоего спутника нет с этим проблем. Кто он?» – Испуганный архивариус не ответил, и капюшон снова повернулся к нему. Фитерус повторил вопрос более убедительно.

«Робин», – прошептал Фаваронас. – «Нанятый Сахим-Ханом охотник за головами».

Фитерус снял свой заплечный мешок. Когда мешок коснулся земли, он начал извиваться. Фаваронас попятился от него.

«Я разберусь с этим охотником за головами», – сказал Фитерус. – «Мне интересно, как он смог выследить меня? Он использовал какие-либо необычные инструменты, может, амулет, особый камень, палочку?» – Архивариус покачал головой. Он не упомянул о странных цветных очках Робина.

Маг пожал плечами. – «Неважно. Выясню позже».

Фаваронас не спросил, что он имел в виду. Он боялся услышать ответ Фитеруса.

Маг опустился на колено возле кожаного мешка, который по-прежнему шевелился. – «Я тоже принес провизию в эту бесплодную долину. Но моя еда должна быть свежей».

Он развязал завязки и вытащил из мешка большую горлицу. Пока он подносил птицу головой вперед к передней части капюшона, Фаваронас с трудом сглотнул и отвернулся. К несчастью, он слышал отвратительный хруст. У его ног упала обезглавленная бескровная птица. Фаваронас резко отдернул их, обнимая руками задранные вверх колени.

«Я думал, мы коллеги», – с ледяным сарказмом сказал Фитерус. Архивариус не поднимал глаз. – «За твое вероломство, мне следует поступить с тобой, как с этой птицей. Но я не сделаю этого. Кульминация моего грандиозного замысла требует летописца. Может, ты и жалкий образчик, но ты единственный летописец, которого мне, скорее всего, удастся найти».

Несколько маленьких камушков тонкой струйкой потекли по склону мимо валуна, под которым съежился Фаваронас. Фитерус немедленно насторожился.

«Ничего не говори о том, что видел меня. Летописец может исправно писать и с одной рукой или глазом».

Маг исчез. Его серо-коричневая фигура в мантии растаяла, а следы разгладились. Безголовая горлица, как и разбрызганная вокруг нее кровь, исчезла так же полностью, как и маг.

Легким размашистым шагом по склону спустился Робин, остановившись в том месте, где стоял Фитерус. Видя, что Фаваронас дрожит возле валуна, Робин спросил, не заболел ли тот.

«Слишком быстрый шаг», – заикаясь, произнес Фаваронас, надеясь, что голос не выдаст его. – «Мне нужно было передохнуть».

Робин протянул руку. – «Идем. Я хочу к закату добраться до первого плато».

Подняв на ноги перепуганного Фаваронаса, Робин поднял черную бровь. – «Твоя рука холодна, хотя ты весь вспотел. Что тревожит тебя, ученый?»

Фаваронас страстно желал рассказать все Робину, но угрозы Фитеруса все еще звенели у него в ушах. Он выдавил жалкую улыбку и положил руку на живот. – «Слишком много корешков и орехов».

Единственное, что не исчезло вместе с Фитерусом, был дорожный посох мага. Робин подобрал толстую ветку дерева и протянул ее Фаваронасу.

«Вот эта подходящей длины. Возможно, она поможет тебе совершить подъем».

Архивариус попытался было отказаться, но Робин настоял, так что он взял палку и продолжил изнурительный подъем. Вскоре он заметил, что Робин не следует за ним. На самом деле, охотник за головами присел на корточки и изучал землю возле валуна. Фаваронас представил, что предательские следы присутствия Фитеруса точно маяки видны хитрому охотнику.

Опустив голову, Фаваронас молча поплелся вверх по склону.

* * *

Над Кхури-Ханом прокатился гром и заставил задрожать строения из песчаника. Этот звук был столь редким, что кхурцы по всему городу замерли и посмотрели в небо. В Кхури-Хане много месяцев не шел дождь.

На обдуваемой ветром площадке наверху Кхури-ил-Нора, королевского дворца, принц Шоббат счел этот звук не изумительным, а болезненным и пугающим. С каждым проходившим днем, его нервы сдавали все сильнее. Громкие звуки угнетали его, яркий свет пылал сквозь его закрытые веки, а повседневные запахи вызывали у него неожиданные приступы отвращения или наслаждения. Четырьмя днями ранее, ему пришлось раньше уйти со встречи, потому что от запаха жареного ягненка ему стало плохо.

Та встреча была жизненно важной, тайное свидание с тремя объявленными вне закона жрецами Торгана. Торганцы давно ненавидели Сахима за его тиранию, за его недостаточное почтение к их богу и за то чужеземную заразу лэддэд, которую он впустил в Кхур.

Жрецы предложили вывести на улицы Кхури-Хана семьсот фанатиков, когда те понадобятся Шоббату. Если потребуется, они подожгут и разгромят сууки. Этот мятеж станет первым этапом плана Шоббата по свержению своего отца, Сахим-Хана. Когда городской гарнизон выйдет, чтобы подавить беспорядки, Шоббат впустит во дворец специальный отряд торганцев. Каждый член этого отряда был обученным наемным убийцей, вызвавшимся добровольцем, чтобы убить отца Шоббата.

Шоббат со жрецами обсуждали, как лучше удовлетворить кровожадность этих свирепых воинов – может, им следует тянуть жребий, чтобы определить, кому выпадет честь убить Сахима? – когда носа Сахима коснулся тянувшийся из таверны внизу аромат жареного ягненка. На волоске от того, чтобы его вырвало, принц бежал, оставив изумленных жрецов гадать о его искренности и его рассудке.

Шоббат хотел, чтобы его отец умер. Его искренность, как говорят мудрецы, была абсолютной. Что же до его рассудка, в этом даже сам принц больше не был уверен.

Хуже, чем чувствительность к свету, запахам и звукам, были странные видения наяву. Цвета становились ярче и ярче, пока, казалось, не начинали вибрировать в своей собственной гармонии. Каждое пламя свечи каждый огонь, каждый факел окружала радужная аура. Люди и животные оставляли видимые облака запаха, струившиеся за ними при ходьбе, или вращавшиеся вокруг них, словно легкий ветерок. Без предупреждения, любой из этих запахов мог приобрести мучительную интенсивность.

Солнце зашло, принеся полумрак на площадку на крыше. На востоке, сумерки превратили море в гладкое серо-синее зеркало. Беззвучные вспышки света озаряли далекие северо-восточные горы. С каждой вспышкой Шоббат вздрагивал, словно по его спине хлестали плетью.

Голоса со ступеней внизу сообщили о приближении Сахим-Хана и его свиты. Шоббат запаниковал. Его не должны были видеть в его текущем состоянии, но здесь негде было спрятаться. За ограждением высотой по пояс у него за спиной был отвесный обрыв до морского берега. В шестидесяти метрах внизу море билось и пенилось о валуны размером с дом.

Верхнюю часть лестницы озарил свет, свет фонарей, которые несли слуги Сахима. Шоббат прижался спиной к перилам и в панике застыл.

Сахим спорил с новым неракским эмиссаром, лордом Кондорталом.

«Неважно, чего хочет Нерака!» – рявкнул Сахим. – «Я не отправлю за лэддэд свою армию!»

«У нас было взаимопонимание». – Кондортал был очень высоким человеком, лысым, но с густыми бровями и еще более густыми бакенбардами цвета полированного ореха. Он все время говорил только громко, и эта особенность не добавляла Сахим-Хану любви к нему.

Суверена Кхура сопровождали Хаккам, генерал его армий, шестеро стражников, четверо слуг и два советника. У неракского эмиссара были свои собственные подозрительно мускулистые «советники». Когда несшие фонари двое слуг обернулись, чтобы осветить своему монарху путь на площадку, они испустили двойной крик.

«Великий Каргат! Что это?» – воскликнул Сахим-Хан.

Рядом с ограждением прижалось к полу лоснящееся выглядевшее сильным животное. Полутора метров в длину, не считая пушистого хвоста, оно было покрыто красно-коричневым мехом, имело заостренные уши, короткий нос и огромные карие глаза. Из черных губ торчали кремового цвета клыки.

Шестеро солдат встали между зверем и ханом. По приказу сержанта, один из них метнул алебарду, но алебарда – слишком грубый метательный снаряд, и оружие пролетело мимо цели. Сержант приказал принести арбалеты. Животное пристально посмотрело на людей, точно поняло смысл этих слов. Оно глухо зарычало. Сбив с ног солдата, оно галопом пересекло площадку и перепрыгнуло через стену.

«Полагаю, чей-то домашний любимец?» – сухо произнес лорд Кондортал.

«Не у меня во дворце!»

Стражники подбежали к месту, откуда прыгнул зверь. Обрыв был глубиной девять метров до плоских крыш домашних жилищ Кхури ил Нора, но, должно быть, это существо выжило после прыжка, так как не было видно никаких его следов среди медных дымоходов и открытых люков.

«Что это было?» – спросил Сахим.

У его людей не было ответа. Кондортал обменялся нечитаемыми взглядами со своими подчиненными. – «Некоторые зовут их росомахами или рыжими медведями», – сказал он. – «В нашей стране их знают как королевских куниц, хотя я прежде никогда не видел такой большой, как эта. У вас в Кхуре нет их?»

«Точно нет». – Сахим плотнее запахнул на груди свою темно-красную с позолотой мантию. Под шелком он носил кольчужную рубашку, но железные звенья казались прискорбно недостаточными для десятисантиметровых клыков такого зверя. При виде полнейшей безумной ненависти в его глазах более слабый человек бы вздрогнул. Сахим-Хан не дрожал; он действовал.

«Генерал, выследите и убейте этого зверя. Принесите мне его безжизненную тушу».

Хаккам повернулся, чтобы уйти, но голос его монарха остановил его. – «Хаккам, используй королевские полки, не просто дворцовую стражу. Раздайте арбалеты и пики. Я хочу, чтобы он было мертво сегодня ночью!»

Генерал поклонился и ушел, смятение в душе не отражалось на его лице. Хан был явно напуган, но почему? Это существо было странно выглядевшим зверем, но, скорее всего, пришло на берег моря в поисках пищи, и каким-то образом очутилось здесь. Зачем такая тяжелая рука, чтобы убить одно животное?