Текст книги "Что день грядущий нам готовил?"
Автор книги: Пол Майло
Жанры:
Прочая научная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
В большинстве подобных пророчеств по умолчанию предполагалось, что Америка в XXI веке останется богатой страной. Однако не все были в этом убеждены. В 1951 году журнал «Чейнджинг таймс» опубликовал статью с предсказанием, что скоро американский стандарт жизни испытает крутой и длительной спад. Вовсе не потому, что самая мощная в мире экономика снизит производительность, – просто всё большую часть национальных доходов будут съедать военные и вообще государственные траты. Обслуживание ухудшится, товары «исчезнут из магазинов», подорожают и испортятся.
Спустя три года бизнесмен и зоолог Генри Фэрфилд Осборн-младший предсказал в книге «Границы Земли», что качество жизни не будет повышаться бесконечно и поворотный момент наступит довольно скоро. В середине семидесятых целая армия прогнозистов твердила в унисон: дескать, пик процветания, по Осборну, уже пройден, а дальше начнется эпоха, которую они окрестили обществом постизобилия. Символом будущих времен станет «новый дефицит», прямая противоположность периоду накопления богатств, длившемуся непрерывно три десятка лет после Второй мировой войны.
В наступившей реальности уровень жизни в Америке и большинстве других стран продолжает расти, хотя достается этот рост все тем же интенсивным, если не сказать адским трудом. Частная жизнь, по обыкновению, процветает; правда, ее несколько осложнило развитие электронного контроля и даже биологии (властям теперь приходится охранять конфиденциальность генных тестов). Семейные устои гораздо подвижнее, чем у прошлых поколений, но большинство женихов и невест с былой искренностью клянутся у алтаря: «Пока смерть не разлучит нас». И оказия повстречать свадебную процессию в нарядах из бумаги, похоже, опять отложена на неопределенный срок. Как ни менялись вещи за минувшие пятьдесят – шестьдесят лет, многое в жизни осталось прежним.
8. Глобальный взгляд в стране и за рубежом
Когда Никита Хрущев, как наперебой сообщали телеграфные агентства под конец 1956 года, бросил западному миру вызов: «Мы вас похороним», знаменитая фраза советского лидера вовсе не казалась пустым бахвальством. Советский Союз внушал почтение своей ядерной мощью; одни боялись, другие надеялись, что вот-вот эта сила обрушит свободные капиталистические страны. Техника СССР считалась передовой: как рассказано в главе о космосе, русские уверенно обгоняли США на этом направлении (к ужасу американских педагогов: что мы сотворили с образованием и наукой?!). К тому же Советы, похоже, выигрывали глобальное сражение за сердца и умы людей: недавно освободившиеся колонии во множестве примкнули к коммунистическому лагерю и начали строить у себя социализм по марксистско-ленинским рецептам. Никто не сомневался: если не случится невозможное – ядерная война, то СССР суждено жить в веках.
И почти никто не предвидел того, что произошло на самом деле: бывший главный противник тихо ушел со сцены. Никто не загадывал, что США останутся единственной сверхдержавой на мировой арене, а вскоре после этого другая великая нация, коммунистический Китай, бросит Америке вызов не по законам холодной войны, но на ее собственной площадке: с позиций процветающего рынка.
Нет, если на то пошло, куда более реальной представлялась иная возможность: в XXI веке нации приблизятся к воплощению идеи, столетиями будоражившей умы, – к единому мировому правительству. Уж по утопизму, во всяком случае, такое не сравнить с заводами в китайских деревнях, снабжающими Америку всем на свете, от собачьих консервов до модельной обуви и пластиковых игрушек.
Надо заметить, любые попытки провидеть перемены в глобальном геополитическом пейзаже хотя бы на несколько лет вперед необычайно трудны – эти вещи разложить по полочкам куда сложнее, чем научно-технические или социальные тенденции. Непредсказуемые события или действия небольшой группы активистов могут радикально изменить весь мир. Так, например, победа иранской «консервативной революции» 1979 года подействовала сразу на всё: от мирового рынка нефти до господствующих тенденций в дальнейшем развитии исламских государств и движений. Или, скажем, в начале шестидесятых казалось, будто относительно слабая армия Северного Вьетнама не сможет сопротивляться всерьез американским войскам. Десять с лишним лет спустя фактическое поражение Америки повлекло за собой мощную инфляцию в стране (а следовательно, по меньшей мере в половине мира), успех уотергейтского скандала как результат общей потери доверия к президенту Никсону, его беспрецедентную добровольную отставку и в итоге огромный урон международному авторитету Соединенных Штатов. Более свежий пример – теракты 11 сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне. Неполных два десятка людей, вооруженных канцелярскими ножами и начальными навыками самолетовождения, обрушили лавину глобальных событий, включая даже не одну, а целых две войны.
Как мы убеждались уже не раз на страницах этой книги, нераспознанные или «непредсказуемые» факторы зачастую могут загнать на обочину (а порой позорно спустить в кювет) даже самый трезвый прогноз. Когда же речь заходит о политике и международных отношениях, «эффект темной лошадки» проявляется еще сильнее. Большинство из тех, кто пытался в прошлом веке вообразить облик грядущего мира, нарисовали картины, которые сегодня следует признать либо чересчур мрачными либо, наоборот, радужными не в меру.
Предсказание: «Нет – войне!» И нет войны…
Британский военный историк Джон Киган взялся однажды опровергнуть популярный тезис о том, что война якобы является неотъемлемой частью людской натуры, вечным и неистребимым бичом человечества. Киган сравнил ее с другим, как считалось когда-то, органическим институтом: рабством. Еще несколько сот лет назад оно существовало в тех или иных формах в любом государстве. Сегодня легального рабства на планете нет, лишь кое-где его практикуют в обход действующих законов. Но если человечество смогло отменить древний обычай, постановив, что люди не должны быть ничьей собственностью, разве нельзя точно так же договориться и о том, что убивать на войне бесчеловечно и безнравственно?
Одни были убеждены в такой возможности, другие на нее надеялись; некоторым хватало решимости предсказывать полное исчезновение войн в наши дни. Эдвард Беллами, автор романа «Взгляд назад», считал, подобно многим социалистам, что в мире, покончившем с ожесточенной конкуренцией капиталов и эксплуатацией труда, воевать станет просто не за что. Правительства в XXI веке, по пророчеству Беллами, сложат с себя военные полномочия и сосредоточатся на борьбе с такими глобальными противниками, как бедность, голод и болезни. Весь заряд людской агрессивности найдет мирный выход в завоевании экономических высот.
Так думали не только левые. В 1901 году стальной магнат, филантроп и философ Эндрю Карнеги утверждал: к концу столетия «мир отмоется от грязнейшего из всех своих позорных пятен – человекоубийства, именуемого военными действиями».
Другие связывали невозможность войн с мощью современных вооружений – в такой ситуации отказ от всеобщего мира равен самоубийству безумца. В 1903 году Джон Джейкоб Астор Четвертый, наследник огромного состояния, изобретатель, писатель-фантаст и один из самых известных людей, погибших на «Титанике», предсказал новый золотой век с появлением самолетов; это открытие, по его словам, «возвестит человечеству счастливую зарю, ибо война может сделаться настолько губительной, что, скорей всего, прикончит себя сама».
Философ Уильям Джеймс, брат известного писателя Генри Джеймса, также считал, что современная война не выдержит собственной эффективности. В знаменитом эссе «Моральный эквивалент войны» (1910) он утверждал: «…война становится невозможной и бессмысленной из-за своей чудовищности», коль скоро в нее вовлечены все нации и орудия разрушения равны средствам созидания либо сильнее таковых.
Джеймс сформулировал свою идею за 35 лет до появления ядерного оружия, самой деструктивной технологии из всех, когда-либо созданных человечеством.
И предсказатели середины XX века, верившие в мирное будущее, стали вольно или невольно обращаться к его тезисам, утверждая: если человечество встанет перед альтернативой – мир или гибель на вторые сутки после атомной дуэли, – то победит инстинкт самосохранения. Денеш Габор, видя основную опасность в противостоянии СССР – США, предсказал: если нации «сумеют преодолеть эту опаснейшую развилку» (ядерную катастрофу), тогда наступит эпоха «постисторического человека» – безмятежного создания, живущего «ради собственного счастья», а не для «прославления вождей». В 1968 году участник экспертной группы, куда входили в числе прочих высокопоставленные американские военные, предсказал, что к 2002 году будет запрещено ядерное оружие и установлен строгий международный контроль над вооружениями.
Другие прогнозисты, избегавшие рассуждений о новых счастливых зорях, тем не менее полагали: народы станут все же более склонны к миролюбию по сравнению с тем, что мы наблюдаем сегодня. Американский военный инженер Кларк Абт, участвовавший в 1960-е годы в разработке командно-штабных игр, считал, что к нашим дням арабо-израильский конфликт, возможно, разрешится мирным путем и стороны перейдут к сотрудничеству, например, в использовании водных ресурсов. (Правда, он не исключал и альтернативного сценария – втягивания обоих противников в гонку ядерных вооружений.) В то же время историк Артур Уоскоу, недвусмысленно давая понять, что до подлинного умиротворения еще далеко, предполагал, что конфликты в последние годы XX столетия станут в основном «невоенными». Он ожидал всеобщего разоружения и появления международных институтов, призванных контролировать выполнение договоров. По другому его прогнозу Соединенные Штаты могли бы преобразовать свою колоссальную военную мощь в мирный потенциал, предоставив все авианосцы и бомбардировщики для гуманитарных целей. «Пусть Стратегическое командование ВВС США, – писал Уоскоу, – разоружит самолеты и реорганизуется в Стратегическое командование грузоперевозок для слаборазвитых стран» [35]35
В отдельных деталях эта фантазия оказалась поразительно точной. После распада Советского Союза Стратегическое командование ВВС США было раскассировано – частично оно вошло в состав новообразованного Командования воздушных перебросок, выполняющего, помимо военной логистики, также международные гуманитарные задачи, значительно расширившиеся с начала 1990-х годов.
[Закрыть]. А сухопутная армия тогда превратилась бы в Международный корпус поддержания мира.
Такая стратегия, называемая сейчас «мягкой силой», действительно находит применение как один из важных инструментов в американской и общемировой международной политике. Но милитаризм и вооружения продолжают расползаться по планете. Холодная война закончена, однако сохраняется напряженность между ядерными державами (например, между Индией и Пакистаном, даже между США и Россией с конца девяностых). Хотя существенно снизилась угроза мировой ядерной войны, за несколько последних десятилетий миллионы людей были уничтожены в боях, нередко самыми примитивными средствами (едва ли не большинство жертв геноцида в Руанде в середине 1990-х погибли от мачете). Иногда миротворцам ООН удавалось предотвратить кровопролитие, а международному сообществу – обуздать особенно зарвавшегося диктатора, но общий итог оставляет желать лучшего. Оружие не распрощалось с нами.
А ведь всё, наверное, могло бы сложиться иначе, если бы исполнилось другое популярное пророчество: образование мирового правительства.
Предсказание: «Они» – это мы сами
В одной из своих поэм Альфред Теннисон описал будущее, где война отступит перед волей народов, объединенных в единое целое:
В позапрошлом веке многие разделяли убеждение лор-да-стихотворца, что истинное братство меж людьми недостижимо, покуда все не живут по примерно одинаковым законам, не платят налоги одному и тому же правительству и, самое главное, не беспокоятся, что там еще придумают «они» – там, наверху. При мировом правительстве мы сами и будем эти «они».
В дальнейшем все предпосылки универсального правления вроде бы начали медленно, но верно сходиться воедино. Развитие связи и транспорта сделало любую точку на планете более доступной, чем когда-либо прежде. Эмпирическое научное мышление, отрицающее местническую ограниченность и предрассудки, распространялось в общественных элитах и всё шире проникало в массы. Вскоре после Второй мировой войны, когда была создана Организация Объединенных Наций, казалось, будто сделан первый шаг к верховенству международного права.
Однако на исходе первого десятилетия наступившего века ура-патриотизм с ксенофобией все еще живы и здоровехоньки. Дождаться торжественного открытия Парламента Народов нам с вами, судя по всему, не удастся.
Разговоры о создании всемирного правительства начались следом за Первой мировой войной, самой ужасной из всех, что знало до тех пор человечество. В 1914 году лучшие сыны воюющих наций, преисполнившись патриотической гордости, браво маршировали в окопы. Спустя четыре года войны, оставившей после себя миллионы трупов, бодрое размахивание ратными стягами сменилось отчаянием и гневом. Сразу по окончании войны президент США Вудро Вильсон предложил создать Лигу Наций, всемирный форум, где споры между странами могли бы решаться дипломатическим путем. А в России в те же годы лидер большевиков и коммунистический теоретик Лев Троцкий утверждал, что национальную принадлежность сменит классовое братство и пролетарии всех стран уже готовы протянуть друг другу руки «поверх государственных границ».
В 1925 году Джон Бёрдон Сандерсон Холдейн писал: «Существует множество людей – вполне обычных, нормальных, – кто поддерживает идею всемирного государства в той или иной форме». Герберт Уэллс предполагал, что к XXI столетию может возникнуть сверхдержава, которая включит в себя современную ему Британскую империю плюс Соединенные Штаты и страны Латинской Америки, входившие в сферу их влияния. Это наднациональное образование подпишет договоренности с двумя другими гигантами – континентальной Европой и «желтой» Азией, – и все вместе они создадут общее пространство с неограниченной мировой торговлей, единой валютой и универсальным правом, «гарантирующим прекращение войн и мир навсегда».
В шестидесятые годы многие футурологи предсказывали учреждение глобального государства, чтобы человечество смогло уцелеть в мире, который способен самоуничтожиться одним нажатием кнопки. В большинстве своем они не рассчитывали на появление единого правительства уже в наши дни, но думали, что по этому пути мы продвинемся гораздо дальше, чем вышло фактически.
Фриц Бааде в книге «Соревнование в 2000 году» (1962) писал, что государства к нынешним дням пожертвуют большей частью суверенитета ради всеобщего мира. «Людям не нужны будут ни визы, ни даже паспорта». Возникнет «конструкция из международных политических учреждений, хотя бы минимально приближенная к проекту объединенного правительства». Он считал, что народы, невзирая на различия в своих политических и культурных традициях, все же сформируют «федеративную унию» и та наполнит каждый из них «новой, особенной энергией».
Журналист Стюарт Чейз, в свою очередь, предполагал, что в новом веке ООН, перебравшись на какой-нибудь нейтральный остров, примется оттуда руководить миром, уже целое поколение свободным от глобальных конфликтов. Соперничество наций будет происходить «почти исключительно в сферах искусства, науки и на Олимпийских играх». Суверенное государство превратится из идола, которому надо присягать на верность и безропотно отдавать жизнь, в «милый дом». Видный американский философ Николас Решер находил возможным, что Соединенные Штаты и другие крупные державы меньше станут заботиться о своем влиянии на мировые дела и больше – о качестве жизни. В 1968 году одна команда прогнозистов предсказала появление в ближайшее десятилетие транснациональных политических партий.
Многие думали, что взаимопониманию граждан нового мирового порядка поможет единый язык международного общения. Герберт Уэллс считал таким универсальным средством английский (и не сказать, что сильно заблуждался). Другие отдавали предпочтение принципиально новой речи, которой большинство жителей Земли овладеет как родной, общаясь с иноплеменными друзьями. Отчасти воплотить эту мечту удалось Людвику Заменгофу, создавшему в конце XIX века эсперанто, самый успешный из всех искусственных языков.
В шестидесятые годы было немало и трезвых реалистов, нисколько не сомневавшихся в сохранности государственных суверенитетов в новом столетии. Впрочем, точно так же они были уверены и в том, что Америка все еще будет находиться в клинче со своим неотступным противником. Даже твердые сторонники капитализма ожидали, что советские коммунисты останутся на своих позициях и добьются еще каких-нибудь новых успехов. А вот будущего другой великой нации – коммунистического Китая – толком не смог угадать никто.
Предсказание: Дело Ленина еще живет и даже побеждает
Году эдак в 1975-м типичный западный «профессионал холодной войны», конечно, мог быть искренне убежден в превосходстве той модели, что называют американским образом жизни, над советской. Но эта вера вовсе не означала надежд, что СССР однажды вдруг просто исчезнет с карты мира. Если бы такое все же могло случиться, то не иначе как в результате ужасной глобальной катастрофы – скорее всего, ядерной войны, которая почти наверняка уничтожит и Соединенные Штаты.
Тридцать пять лет тому назад могло показаться, что дела у Советского Союза хороши как никогда. США, возможно, и одержали дипломатическую победу, наладив отношения с другим великим соперником России, Китаем, но все остальное как будто указывало: будущее не за Вашингтоном, а за Москвой. Соединенные Штаты только что пережили вьетнамский позор: сильнейшая армия мира была разбита отрядами красных партизан, которым помогали русские. Всю страну трясло от арабского нефтяного эмбарго (а Советам, в отличие от Штатов, хватало собственной нефти). В Африке и Латинской Америке бунтующая молодежь обращалась в поисках идеала не к Вашингтону с Джефферсоном, а к Марксу и Ленину. И в Восточной Европе у СССР имелся надежный плацдарм. Притом официальный внешнеполитический курс американского государства определялся так называемой реальной политикой, что означало, в общем, лишь одно: придется смириться с фактом, что Советы – это всерьез и, по всей очевидности, надолго.
Тогдашние американские прогнозисты в большинстве стойко поддерживали такую убежденность. Например, Герман Кан и Энтони Винер в «Годе 2000» предположили, что в XXI столетии США и Советский Союз останутся сверхдержавами во главе восьмерки «просто великих» держав, включающей, в частности, Японию, Францию и Китай. Тандем футурологов допускал, что в некоторых важных отношениях социалистический лагерь даже обгонит западный мир: скажем, такие страны Варшавского договора, как Польша, Венгрия и Чехословакия, в период с 1985 по 2000 год станут экономически сильнее большинства западноевропейских государств. От Польши, например, ожидалось, будто она к 2000 году превзойдет по своему потенциалу Австралию.
Их современник Фердинанд Лундберг, заглядывая аж на 150 лет вперед, считал, что Советский Союз доживет и до тех пор, допуская лишь незначительную вероятность «имперской либерализации». Для радикального же поворота, по его мнению, понадобилась бы настоящая большая революция, но такое трудно осуществить в индустриально развитом государстве: «Успехи современной науки уничтожили возможность полноценной революции».
И во всяком случае, у населения СССР мало нашлось бы поводов для недовольства – скорее предполагалось, что простой советский человек будет сыт и счастлив Лундберг не мог обойти факт, что в середине 1960-х рядовой советский труженик сильно проигрывал среднему американцу в материальном отношении: первому приходилось работать в три раза дольше, чтобы купить батон хлеба, в шесть раз дольше, чтобы заплатить за килограмм мяса, и в двенадцать раз дольше, чтобы заработать на приличный костюм. Но в скором времени Советский Союз, как думал Лундберг, догонит или даже перегонит Западную Европу благодаря многим факторам в экономике и культуре. За полвека после падения царизма коммунистам удалось создать из крестьянской страны мощную индустриальную машину, и на этой базе можно будет безостановочно развивать всё новые успехи. Благо многочисленный советский народ занимал тогда шестую часть земной суши с колоссальными запасами угля, нефти и других полезных ископаемых, с бескрайними сельскохозяйственными угодьями. Бузы СССР выпускали ежегодно десятки тысяч специалистов в передовых областях науки и техники.
Фриц Бааде точно так же не сомневался в будущности Советов. Колхозная система, по его прогнозам, вполне надежно прокормит 350 миллионов советских граждан в XXI столетии, в социалистических странах будет жить вдвое больше людей, чем в капиталистических, и совокупного валового продукта они произведут больше во столько же раз. «На гоночной трассе, ведущей в 2000 год, есть немало участков, где Восток определенно начинает всё сильнее обгонять Запад», – объявил Бааде.
Происшедшее в реальности блестяще иллюстрирует одну из главных ловушек долгосрочного прогнозирования – безнадежность попыток учесть все крайние варианты, проще говоря, джокеры из рукава. К 1980 году Москва вляпалась в собственное «вьетнамское болото», введя войска в Афганистан. Нефтяные цены падали всё следующее десятилетие, лишая СССР солидной доли доходов от внешней торговли. Президент Рейган отверг «реальную политику» и сделал ставку на наступательную программу вооружений, вынуждая Советы, связанные нехваткой нефтедолларов, тратить последние силы, чтобы выстоять. Выступления рабочих в Польше, поддержанные их соотечественником папой Иоанном Павлом II, вдохновили миллионы антикоммунистов во всей советской сфере влияния. И когда поздней осенью 1989 года немцы с обеих сторон Берлинской стены подступились к ней с кувалдами, устои социалистической системы были уже необратимо подорваны.
Такие неожиданные «подставы» могут объяснить, почему немало опытных прогнозистов прошлого поколения так сильно просчитались с Китаем, напророчив ему судьбу экономического инвалида. Дэн Сяопин, хоть это имя и не совсем привычно нашему уху, запомнится как одна из наиболее значимых фигур XX столетия, человек, буквально изменивший облик мира. В конце 1970-х он, не занимая верховных постов, фактически взял под свой полный контроль компартию и правительство Китая. Накануне этого стремительного взлета, когда Дэн только поднялся из опалы, страна была ослаблена долголетней изоляционистской политикой его бывшего соратника Мао Цзэдуна, доктринера и тирана, чья «культурная революция» унесла миллионы жизней. Дэн, судя по всему, давно выбрал иной путь и, едва обретя свободу действий, приступил к глубоким рыночным реформам в сельском хозяйстве и промышленности. Хотя номинально Китай остается коммунистическим государством, он получил свободную экономику, и та быстро сделалась одной из мощнейших в мире. Многие считают, что к 2025 году Китай вновь станет абсолютным экономическим лидером – эту позицию он занимал большую часть своей долгой истории. Как бы там ни было, недаром некоторые эксперты утверждают, что мы уже сегодня живем в «китайскую эру».
Но когда прогнозисты во второй половине 1960-х намечали расстановку главных мировых сил и игроков, никто не мог предположить, какая роль выпадет Дэн Сяопину (в тот момент чернорабочему, уволенному со всех государственных постов). Они видели перед собой темную массу крестьян-бедняков, обрабатывавших поля прадедовским способом, и казалось, хозяйство это едва ли прокормит самую многолюдную страну на земле. К тому же в годы «культурной революции» не только управленцев, но инженеров, врачей и других специалистов, без которых не обойтись современному обществу, пытали и убивали, бросали в тюрьмы или изгоняли с работы. Участь Китая представлялась безнадежной.
Лундберг смотрел на нее особенно хмуро. «Красный Китай, скорее всего, выживет, – писал он в 1963 году, – но то, что ему через пятьдесят лет удастся достичь экономического уровня, какого в тот же срок добилась Россия, кажется несбыточным». Среди его ошибочных предположений было и то, что Китай не справится с рождаемостью, изнеможет под бременем перенаселенности (на самом деле, как говорилось выше, демографический рост в Китае сильно замедлился благодаря ограничительной политике). Лундберг считал, что китайская промышленность и к 2100 году не догонит Россию, не говоря уже о Западе. (В 2004 году Китай стал третьим по величине мировым экспортером, и его экономика росла быстрее всех [37]37
По данным на 2009 год, Китай по объему экспорта уже на втором месте (после ЕС), обогнав Германию и США.
[Закрыть].) Если только Америка с Россией не уничтожат друг друга, утверждал Лундберг, Китаю не бывать в лидерах. Между тем сегодня Китайская Народная Республика оказалась главным конкурентом сверхдержавы США.
Ну а что ждало саму Америку? Иные предполагали, что в ее политическом устройстве появятся новые штаты и прямая «кнопочная» демократия.
Предсказание: Штаты будут прирастать островом
Еще до Войны за независимость в XVIII веке в одном уголке североамериканских колоний существовала демократия в самом чистом – плебисцитном виде. И по сей день жители некоторых городов на северо-востоке страны собираются каждый год, чтобы проделать работу, которую за пределами Новой Англии выполняют законодатели, – утвердить бюджеты и другие нормативные акты. На всей остальной территории США действует принцип представительной демократии: дееспособные граждане избирают доверенных государственных лиц, принимающих ответственные решения от их имени и по поручению.
Хотя всеобщее прямое голосование по любому важному поводу можно было бы счесть идеальным политическим рецептом, его слишком трудно организовать даже в двухмиллионном городе, не говоря о целом штате или всей стране. Одно дело – сосчитать «за» и «против» в ратуше небольшого городка в Нью-Хэмпшире; взвешивать же миллионы голосов по вопросу, скажем, объявления войны – совсем другое.
Если, конечно, нет технологии для быстрого и точного учета всех этих бюллетеней. С появлением достаточно мощных вычислительных систем в пятидесятые годы некоторые прогнозисты подумали, что в XXI веке простые граждане начнут прямо участвовать в текущей политике путем электронного голосования, примерно как в сегодняшнем поп-шоу «Американский идол».
В 1960-е годы футуролог Теодор Гордон считал, что люди станут наблюдать за парламентскими дебатами по телевизору, как сейчас смотрят прямые трансляции из обеих палат Конгресса по каналам Си-СПЭН [38]38
Си-СПЭН (англ.C-SPAN – сокр. от Cable-Sattelite Public Affairs Network, Кабельно-спутниковая сеть публичной политики) – американская сеть кабельного телевидения, по которой в круглосуточном режиме транслируются заседания Конгресса и правительства и освещаются все вопросы управления государственными делами. На Си-СПЭН отсутствует реклама, кроме той, которая анонсирует программы и передачи самой сети.
[Закрыть]. Но когда начнется голосование, рядовой зритель сообщит телефонным звонком о своем выборе. Физик Арчибальд Лоу представлял время, когда граждане самолично займутся решением общественных проблем (по крайней мере, наиболее интересных и понятных) через сеть автоматической связи, оборудованную «электронными счетчиками»; вся процедура будет длиться не больше суток. Системный аналитик Джон Нейсбитт в своем бестселлере «Мегатренды» (1982) предсказал упадок представительной демократии и расцвет политического устройства, в котором люди непосредственно решают «все жизненно важные вопросы ПО мере их возникновения».
Конечно, высокие технологии, будучи внедрены в законодательный процесс, могли вовсе лишить граждан такого участия. Мир усложняется, и объем ординарного законопроекта вместе со всей «сопроводиловкой» достигает порой сотен, если не тысяч страниц. В подобных обстоятельствах можно ли ждать обоснованного решения от среднего человека, который сплошь и рядом не знает даже двоих сенаторов от собственного штата? Леланд Хазард, один из первых поборников общественного телевидения, не питал иллюзий на сей счет. Он полагал, что в будущем команда никем не избранных, но весьма искушенных технократов полностью возьмет на себя управление сложными механизмами современного государства, сохранив в неприкосновенности остальные гражданские свободы и права. Роберт Эттингер, напротив, находил возможной систему электронного голосования, но при условии, что компьютер, прежде чем зарегистрировать поданный голос, проэкзаменует избирателя по данному вопросу. Если тот провалит тест, его бюллетень будет отклонен; если же избиратель проявит отличное знание проблемы (следовательно, подтвердит особый вес своей позиции), то получит дополнительные голоса. Так высокая технология отменит древнее правило: один человек – один голос.
В восьмидесятые годы внимание прогнозистов сосредоточилось на более рутинных механизмах управления. Американская политическая система, как тогда казалось многим, трещала по всем швам и остро нуждалась в реформах. Джон Нейсбитт полагал, что страна входит в большой тренд, когда всё будут определять долгосрочные стратегии; тем, кто ищет работу, он советовал выбирать компании, планирующие свою деятельность «не на неделю, а на десятилетия вперед». Он считал, что эта тенденция распространится и на политику, включая продление президентского срока до шести лет. Нейсбитт с другими прогнозистами предвидели и более радикальные перемены. Традиционная двухпартийная система США переживала, на их взгляд, предсмертную агонию: избиратели то игнорировали урны, то отдавали голос сразу «и вашим и нашим» – в общем, всё меньше связывали свой выбор с республиканцами или демократами и всё сильнее подпитывали «болото», называемое у политологов колеблющимся электоратом.
Вместе с тем кое-кто предсказывал некоторое расширение американского государства. В шестидесятые, когда на флаге США появились две новых звезды, обозначающие Аляску и Гавайи, можно было предположить, что на нем найдется место хотя бы еще одной. Политический прогноз 1968 года усматривал возможность прорыва к общей государственности для Пуэрто-Рико, имеющего необычный статус свободной, но в то же время зависимой территории [39]39
В официальной терминологии – «сообщество», «свободно ассоциированное государство», также «неинкорпорированная организованная территория». Номинально верховная власть на острове принадлежит Конгрессу США, но Пуэрто-Рико пользуется широким самоуправлением, включая собственную конституцию. Все жители имеют гражданство Соединенных Штатов. Дискуссии о возможных вариантах самоопределения возобновились в 2000 году с подачи Билла Клинтона.
[Закрыть]. За минувшее время на острове прошел не один референдум (последний раз – в 1998-м) с вопросом, поддерживают ли пуэрториканцы вхождение в США на правах штата. Ответ большинства неизменно был отрицательным. Вариант полного слияния вызывает жесткие протесты и у многих консервативных политиков в самих США. Те указывают, что гипотетический 51-й штат минимум на четверть бедней самого последнего в нынешней полусотне, а главное, целиком испаноязычный. Это противоречит их стремлению придать английскому конституционный статус официального языка не на уровне отдельных штатов, как сейчас, а для всей страны.
Изменить в корне структуру государственного управления Америки – задача непростая еще и потому, что политикам, ответственным за решения такого уровня, выгодно нынешнее положение. Институт «электронного правительства» опрокинул бы всю систему лобби в вашингтонских кулуарах. Разве убедишь миллионы людей, а не узкий кружок доверенных лиц, предположим, в том, что всем и каждому позарез необходим новенький хайвэй в округе конгрессмена имярек? Поэтому самое близкое к прямой демократии, что мы имеем сегодня, – референдумы по инициативе граждан. В некоторых штатах, особенно в Калифорнии, на всеобщее голосование выносятся такие, к примеру, вопросы, как легализация марихуаны в медицинских целях или эвтаназия неизлечимых больных.
