Текст книги "Призрак Рембрандта"
Автор книги: Пол Кристофер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
11
Из «Старой таверны» они сделали два звонка: один – в Амстердам, адвокату, у которого, по сведениям Талкинхорна, хранились документы на дом, другой – доктору Шнеегартену в Институт Курто. Старого чудака из Сомерсет-хауса не оказалось на месте, а адвокат по имени Гвидо Дерлаген был у себя и согласился принять их немедленно.
Офис Дерлагена располагался в современном здании на Рокин – просторном, зеленом проспекте в двух шагах от знаменитой площади Дам и в десяти минутах ходьбы от вокзала и порта. На Рокин не было жилых домов – только магазины, кафе, банки, адвокатские конторы и офисы биржевых маклеров, и улица чем-то напоминала Уолл-стрит в Нью-Йорке. По дороге непрерывным потоком шли машины, а по тротуару – пешеходы. Утренний Амстердам выглядел энергичным и бодрым.
Дерлаген оказался хорошо одетым человеком средних лет, с идеально выбритым, хоть и несколько шишковатым черепом. Он был одним из целого отряда юристов, работающих на судоходную компанию Богартов, и отвечал за личные состояния членов семьи, и в частности Питера Богарта. Единственное окно его небольшого кабинета выходило на оживленную улицу. Сквозь густую листву деревьев внизу Финн разглядела желтый трамвайчик, бегущий по утопленным в мостовой рельсам, и кричащую красно-желтую вывеску китайского ресторана на другой стороне дороги.
Кабинет юриста имел аскетичный вид: стеклянный стол на блестящих хромированных ножках, совершенно пустой, если не считать компьютера с плоским экраном, два черных кожаных стула напротив и несколько полок с папками составляли всю обстановку. На полу лежал полосатый ковер, а белые, будто в картинной галерее, стены были совершенно голыми.
Финн и Билли уселись на стулья.
– Вы пришли по поводу дома на Херенграхт, – произнес юрист по-английски с заметным южноафриканским акцентом, что было неудивительно, поскольку первые буры-поселенцы прибыли в Африку именно из Голландии.
Он потыкал пальцами в клавиши компьютера и взглянул на экран.
– Мы все были удивлены, когда узнали об этом завещании. Видите ли, со дня своей постройки в тысяча шестьсот восемьдесят пятом году этот дом принадлежал только членам семьи Богарт.
– Я тоже член семьи, – сообщил Билли. – Питер Богарт – мой кузен или что-то в этом роде.
– М-да, скорее что-то в этом роде, лорд Пилгрим.
– Просто Билли, если не возражаете, или на худой конец мистер Пилгрим.
– Как вам угодно, лорд Пилгрим. – Он повернулся к Финн. – Ваши родственные отношения с менеером[11]11
Традиционное голландское обращение к мужчине.
[Закрыть] Богартом еще более туманны.
– Так и есть, – подтвердила Финн, которой не понравился снисходительный тон юриста. – Но сэр Джеймс заверил нас, что завещание оформлено правильно. Вас что-то смущает?
– Нет-нет, похоже, все верно, – пробормотал Дерлаген, еще раз взглянув на экран.
– А если так, – продолжала Финн, – может, перейдем к делу? Если вы, конечно, не возражаете… Гуидо. – Она намеренно произнесла его имя с сильным итальянским акцентом.
Мужчина покраснел.
– Нет, это произносится иначе. Примерно так, как в имени Ван Гога, художника.
– Ван Хок, – старательно повторила Финн с надлежащим булькающим звуком, точно собирала слюну для плевка.
– Именно так, – сухо подтвердил юрист.
– Значит, ваше имя произносится «Хогвидо»? – с невинным видом поинтересовался Билли.
Дерлаген покраснел еще сильнее и, кажется, сообразил, что над ним издеваются.
– Произношение моего имени никаким образом не относится к нашему делу, – сердито заявил он.
– Совершенно верно. Точно так же к нему не относятся и мои родственные отношения с Питером Богартом, а поэтому просто принесите бумаги, мы подпишем все, что положено, и избавим вас от своего присутствия, – предложила Финн.
– Минутку.
Юрист торопливо вышел из кабинета.
– Зануда, – беззлобно заметил Билли. – У меня в Оксфорде был похожий профессор. Все время ходил с такой физиономией, будто маялся запором.
– А у нас таких называют «душный».
– Метко сказано, – одобрил лорд.
Дерлаген вернулся с папкой, полной документов, и небольшой кожаной шкатулкой. Финн и Билли расписались на нескольких листах и в результате стали двумя единственными акционерами вновь образованного Нидерландского закрытого акционерного общества рентного типа под названием «Флигенде драак», то есть «Летучий дракон». Активы компании состояли из уже полученной ими картины, дома на улице Херенграхт, очень старого судна, грозящего вот-вот превратиться в груду металлолома, и участка земли, заросшего непроходимыми джунглями и густо населенного змеями, посреди какого-то безымянного острова в море Сулу: приблизительные координаты – семь градусов северной широты и сто семнадцать градусов восточной долготы. Подписав документы, Билли и Финн дали тем самым официальное согласие лично и на месте вступить во владение капиталом в строго ограниченный период времени. Невыполнение этого условия приведет к утрате прав на всю наследную массу, включая и ту, во владение которой они уже вступили.
– Так что же, нам придется самим отправиться на этот «заросший непроходимыми джунглями и густо населенный змеями» безымянный остров, иначе мы все потеряем? Вы это хотите сказать? – недоверчиво спросила Финн.
– Именно так.
Дерлаген улыбнулся впервые за время их беседы, и улыбка получилась далеко не дружелюбной.
– Ну что ж, – весело откликнулся Билли, – у меня как раз нет никаких других планов. А у вас, мисс Райан?
– Если ты готов ввязаться в эту авантюру, Билли, то я с тобой.
Юрист поморщился, будто проглотил лимон.
– Как вам угодно, – процедил он и ушел снимать копии с подписанных документов и сертификатов акций.
– Не очень-то он важная шишка, – ядовито заметила Финн. – У него даже секретарши нет.
– А я уже чувствую себя президентом компании, – похвастался Билли. – Возможно, даже угощу тебя ланчем.
– Во-первых, мы недавно позавтракали, – отозвалась Финн, – а во-вторых, с какой это стати ты назначил себя президентом?
– Ну хорошо, пусть президентом будешь ты, – легко согласился Билли, – а я стану важным, но бесполезным председателем правления, которого выбрали только за длинную родословную и ради герба на бланке компании.
– Глупый ты, Билли, – вздохнула Финн.
Вернулся Дерлаген с документами. Он вложил их в большой конверт и вручил его Билли, а тот в свою очередь передал Финн.
– Она – президент, – объяснил он юристу, – а я всего-навсего председатель правления.
Бросив на них недоумевающий взгляд, Дерлаген открыл коробочку. В ней оказался ключ, предмет, похожий на толстый гитарный медиатор, и маленькая изящная фигурка, изображающая человека верхом на лошади. С первого взгляда было ясно, что она очень старая и сделана из чистого золота.
– Она из Мали, – объяснил Дерлаген. – Эксперты из Государственной галереи говорят, что она относится к четырнадцатому веку, периоду царствования Манса Мусы, правителя Тимбукту.
Финн покрутила статуэтку в руках:
– Она просто чудо, но какое отношение эта фигурка имеет к нам?
– Менеер Богарт оставил ее на хранение в нашем сейфе. Он приобрел ее у торговца антиквариатом Остермана на Лабуане, острове у берегов султаната Бруней. Кстати, именно там менеера Богарта видели в последний раз. По словам этого Остермана, золотая фигурка должна быть передана вам в случае, если менеер Богарт… исчезнет. Она предназначена именно вам, фру Райан. Два других предмета – это ключ от дома и чип для отключения сигнализации. Пульт находится справа, прямо у входа. Просто вставьте чип узким концом в соответствующее отверстие и нажмите. Вместо красного огонька должен загореться зеленый. Нанятая нами компания делает в доме уборку раз в неделю – по средам. Если вам понадобятся еще какие-нибудь сведения, я к вашим услугам в любое время дня и ночи.
В его тоне не слышалось ни малейшего желания помочь.
– В документах оговорено, – продолжал юрист монотонным, скучным голосом, – что вы не имеете права продать дом или любой другой завещанный вам объект до истечения двенадцати месяцев с момента вступления в права наследования, а если по истечении этого срока решите что-либо продать, то доверительное управление семьи Богартов обладает преимущественным правом покупки, что означает…
– Мы знаем, что это означает, – перебил его Билли.
– Ну тогда, если у вас больше нет вопросов…
Дерлаген поднялся со стула. Их явно выпроваживали. Финн бережно положила золотую статуэтку обратно в шкатулку, а шкатулку – в сумку.
– А как мы найдем дом? – спросила она.
– Это очень просто. Вернитесь на площадь Дам, поверните налево на Раадхюйштраат, а после первого моста – направо, на Херенграхт. Дом сто восемьдесят восемь находится сразу же за поворотом, и не заметить его невозможно. Он из темного камня с зеленой дверью.
– Спасибо. – Финн протянула ему руку, но юрист предпочел не заметить этого жеста.
– Geendank,[12]12
Не стоит благодарности (голл.).
[Закрыть] – ответил он, слегка поклонившись.
Минуту спустя, уже на улице, Билли заметил:
– Не слишком дружелюбный тип!
– А что ты хочешь? – пожала плечами Финн. – Он юрист и, кажется, понимает во всей этой истории не больше, чем мы.
– А для юриста нет ничего противнее, чем не понимать, что, собственно, происходит, – подхватил Билли. – Тут неподалеку я видел одно из этих «коричневых» кафе. Укрепим свой дух чашечкой кофе, перед тем как смотреть дом?
– Укрепим.
Кофе опять оказался превосходным, а прогулка – приятной. Над Амстердамом ярко светило солнце, по улицам бродили туристы, катились велосипеды и веселые желтые трамваи. Казалось, весь город радуется жизни. В Лондоне Финн никогда не замечала подобного настроения и, пройдя несколько кварталов, поняла почему: здесь встречалось гораздо меньше людей, озабоченно говорящих по мобильному телефону или набирающих что-то на клавиатуре лэптопов, вместо этого амстердамцы просто разговаривали друг с другом или читали. Да и городской пейзаж был не таким агрессивным, как в столице Британии. Разумеется, и здесь хватало неоновых вывесок, но они не слишком бросались в глаза, а огромные рекламные щиты и телевизионные экраны на стенах зданий практически отсутствовали.
Финн не сомневалась, что многие ньюйоркцы сочли бы этот город старомодным, но ей он очень нравился.
Улица Херенграхт оказалась набережной канала, на ней стояли большие дома и росли маленькие деревья. На дороге вдоль тротуара выстроились припаркованные под углом машины, а в темной воде у парапета покачивались плавучие дома. Как и везде, велосипеды заметно превышали числом автомобили. В воздухе витал непонятный, тяжелый запах, происхождение которого Финн никак не могла определить: вроде бы пахло морем и еще чем-то гораздо менее приятным – точно где-то поблизости разлагалась большая куча мусора.
– Это канализация, – объяснил Билли, заметив, как она морщит нос. – Амстердам, наверное, единственный в Европе город, где отходы сливают прямо в воду.
– В каналы? – ужаснулась Финн. – Прямо не очищенные?
– Они рассчитывают, что отлив унесет все в море.
– Век живи – век учись, – вздохнула Финн.
Она была огорчена. За те несколько кварталов, что они прошли от офиса Дерлагена, она успела влюбиться в этот милый, дружелюбный город с его политкорректными велосипедами и веселыми трамваями. Любовь, может, и слепа, но, к сожалению, наделена обонянием.
– Пришли, – объявил Билли.
Они стояли у дверей дома номер сто восемьдесят восемь.
Это было довольно большое здание в три этажа, не считая цокольного, красивое и абсолютно симметричное: четыре высоких окна и дверь между ними на первом этаже и по пять окон на следующих двух; крутая крыша с двумя слуховыми окнами и двумя высокими трубами и крыльцо, к которому вели несколько ступенек. На массивном каменном козырьке был выбит герб Богартов и цифры 1685.
– Тук-тук, мы пришли, – пробормотала Финн, доставая из сумки ключ.
Она легко отперла тяжелую дверь, и они шагнули в дом.
12
Как и обещал Дерлаген, справа от двери они обнаружили небольшую панель. Финн сунула в отверстие узкий конец чипа, и красный мигающий огонек превратился в зеленый. На дисплее появилась надпись: «Для активации – повторить».
– Закрой дверь, – попросила Финн.
Билли подчинился, и она опять нажала на медиатор. Огонек стал красным, а надпись сообщила: «Сигнализация активирована».
– Ну что, пошли на экскурсию?
– У меня такое чувство, будто мы вломились в чужой дом, – пожаловался Билли.
Финн кивнула. Она тоже испытывала странную неловкость, хоть и помнила, что дом отныне принадлежит им. Ей очень хотелось распахнуть окна: воздух здесь был застоявшимся и каким-то неживым.
Прямо перед собой они видели вытянутый холл с дверями по обе стороны. На белых крашеных стенах висело несколько картин, все современные. Холл производил впечатление как будто нарочитой безликости – точно Питер Богарт, обставляя его, старался скрыть свои истинные вкусы и пристрастия.
В передней части дома, направо и налево от холла, они обнаружили две просторные светлые комнаты с окнами, выходящими на улицу. Та, что справа, походила на офис. За ними располагались еще две комнаты: большая прямоугольная гостиная с богато украшенным камином слева и такая же большая столовая – справа. Одна узкая лестница вела отсюда наверх, а другая – вниз, на цокольный этаж. Заканчивался холл небольшой уютной комнатой, выходящей в крошечный садик позади дома. Возможно, когда-то там была комната для завтрака или старомодный музыкальный салон.
– А где же кухня? – удивилась Финн.
– Если судить по Англии, то в таком старом доме кухня должна быть внизу.
– Знаешь, я ожидала чего-то совсем другого, – призналась Финн.
– Я тоже. Думал, нам достался викторианский особняк, забитый старой мебелью. Неудобные диванчики из конского волоса, портреты предков по стенам и все такое.
На самом деле дом оказался полной противоположностью нарисованной им картине. Стены во всех комнатах, как и в холле, были выкрашены в белый цвет и увешаны большими цветными фотографиями экзотических пейзажей и современными картинами – яркими и абстрактными. Мебель выглядела так, словно всю ее закупили в одном магазине – какой-нибудь дорогой голландской версии «Икеи». Узкие доски пола из розового дерева были отполированы до блеска.
Они вернулись к лестнице, поднялись на второй этаж и обнаружили там четыре спальни, одну большую ванную и отдельный туалет. Только та спальня, что находилась в передней части дома, казалась обитаемой. Опять белые стены и современная простая мебель. Два больших шкафа: в одном – дорогие костюмы, в другом – повседневная одежда. На тумбочке у кровати – стопка книг на голландском: судя по обложкам, почти все исторические. Среди них Финн отыскала и одну английскую: «Земля под ветрами», автор – Аньес Ньютон Кейт, издана в Лондоне в тысяча девятьсот тридцать девятом году. Она открыла первую страницу:
– «Приключения в Сандакане». – Перевернула еще одну и обнаружила карту. – Похоже, это провинция в Северном Борнео.
– Там, где в последний раз видели Богарта? – заинтересовался Билли. – Вряд ли это простое совпадение.
Финн перелистала еще несколько страниц.
– Тут многое подчеркнуто, и есть заметки на полях, – сообщила она.
– Надо будет рассмотреть поподробнее, – сказал Билли, и она положила книгу в сумку.
Они поднялись и на третий этаж, но там оказалось только полдюжины совершенно пустых комнаток, покрытых слоем пыли.
– Для слуг, – объяснил Билли.
В мансарде новые хозяева нашли две кладовки, а в них – несколько разрозненных предметов мебели, старой, но не антикварной. Они не поленились выдвинуть все ящики, но не обнаружили в них никаких личных вещей – ни бумаг, ни старых записных книжек, ни писем.
– Такое впечатление, что он здесь совсем не жил, – заметила Финн.
– А может, так оно и есть? – предположил Билли. – Что, если он использовал этот дом только как… есть какое-то специальное выражение… только как pied-à-terre[13]13
Временное пристанище (фр.).
[Закрыть] – место, где он вешал шляпу, когда приезжал в Амстердам, а жил на самом деле совсем в другом месте?
– Мы даже не заглянули в его лондонскую квартиру, – с сожалением вспомнила Финн.
Они снова спустились вниз и осмотрели даже кухню. В ней было все необходимое, кроме еды. В большом и пустом холодильнике стояли только шесть бутылок какого-то напитка под названием «Налу». Финн открутила крышечку и отхлебнула светло-зеленую жидкость.
– Неплохо, – прокомментировала она. – По вкусу похоже на манговый сок.
Захватив по бутылке «Налу», они вернулись на первый этаж, и Билли вдруг замер, нахмурившись.
– В чем дело? – полюбопытствовала Финн.
– Да просто пытаюсь понять… – Он по очереди заглянул в обе передние комнаты и опять вернулся в коридор. – Нет, это не здесь.
– Что не здесь? – не поняла Финн.
– Помнишь картину, которую открыл твой приятель Шнеегартен? Опиши-ка ее.
– Портрет Вильгельма ван Богарта в костюме бюргера. Рядом с ним – столик с навигационными инструментами, сзади – бархатная драпировка. – Финн ненадолго задумалась. – Пол из розового дерева. – Она посмотрела под ноги. – Точно такой, как этот.
– А откуда падает свет?
– Слева. – Финн закрыла глаза, пытаясь представить себе картину. – Там слева узкое окно с витражом. А что тебя смущает? На восьмидесяти процентах картин старых голландских мастеров свет падает слева: и у Вермеера, и у Герарда Доу, и у Франса Хальса, и у Ван Дейка – да почти у всех!
– В окне был витраж с гербом ван Богартов. Таким же, как над крыльцом. И полы из розового дерева.
– Выходит, портрет был написан здесь? – догадалась Финн.
– Вот именно! Только я не понимаю, где именно. – Он взмахом руки обвел холл и комнаты. – Представь себе: если Вильгельм ван Богарт стоит справа, а свет падает из окна слева, то где это могло быть? На каждом этаже есть по два таких места: передняя левая комната или задняя правая. Но витража ни в одной из них нет. Окна выглядят так, будто их триста лет не открывали и, уж разумеется, не меняли. Да и в любом случае они все чересчур широкие.
– Значит, мы ошибаемся и картина была написана в каком-то другом месте, – пожала плечами Финн. – А может, вся обстановка – это фантазия художника. В студии Рембрандта слева было огромное окно. Практически все заказные портреты он писал там.
– Тогда почему витраж?
– Потому что так захотел Вильгельм ван Богарт.
– А почему такая мысль вообще пришла ему в голову, если портрет писался в другом месте?
– Притормози, а то я за тобой не поспеваю.
– Я хочу сказать, что портрет был написан именно здесь. Или, по крайней мере, его идея возникла именно в этом доме. И витража никто не придумывал. Он на самом деле существовал.
– И где же он?
– Не здесь.
– Но ты сказал, что он должен быть здесь.
– Мы ходим кругами, а разгадка должна быть где-то рядом.
– Выходит, мы что-то проглядели. Давай пройдемся по дому еще раз, – предложила Финн.
Они во второй раз обошли все этажи, молча и сосредоточенно, задерживаясь в каждой комнате и тщательно озираясь. Ни в одном из окон не было ни цветного стекла, ни какого-нибудь признака, что оно когда-то существовало. Финн мысленно проверила теорию Билли и решила, что он совершенно прав. В самом деле, в таком положении относительно окна Вильгельм ван Богарт мог позировать только в одной из названных Билли комнат: передней левой или задней правой на любом из трех этажей.
С другой стороны, Рембрандт нередко писал картины и по памяти, а фон и вообще мог быть плодом его воображения. Тогда бесполезно искать это место в доме. Она попыталась припомнить известные картины великого голландца.
За свою жизнь он написал сотни портретов и множество автопортретов, и на большинстве проработка заднего плана не отличалась особой тщательностью. Художника интересовал человек, а не мертвые предметы, и исключение из этого правила составляли только несколько исторических картин, таких как «Вирсавия с письмом царя Давида» или «Аристотель перед бюстом Гомера».
Но на портрете Вильгельма ван Богарта тщательно выписан витраж с изображением герба и очень специфический пол из дорогого розового дерева. Финн видела множество современных фотографий студии Рембрандта, да и на его знаменитой картине «Художник в своей мастерской» хорошо видно, что пол там сделан из очень широких золотистых досок – вероятно, сосновых или дубовых. Совершенно не похожих на те красноватые узкие доски, на которых они стоят сейчас.
– Ерунда какая-то, – с досадой сказала Финн, когда они вернулись на первый этаж. – Это место должно быть здесь!
– И все-таки комнаты с картины не существует, – отозвался Билли, явно огорченный.
– Что же это за комната, которая вовсе и не комната? – задумчиво протянула Финн и вдруг, точно о чем-то догадавшись, быстро сказала: – Зайдем-ка в комнату, выходящую в сад.
Вместе они прошли в небольшую, залитую солнцем гостиную. Стол и четыре стула. Еще один небольшой столик у стены, на нем – простая синяя ваза с сухими цветами. Желтые хризантемы. Справа и слева окна, а посредине – стеклянная дверь, ведущая наружу.
Маленький садик совсем зарос и превратился в настоящие джунгли. Траву и розовые кусты требовалось срочно подстричь. Высокая стена, отделяющая владения Питера Богарта от соседнего дома, совершенно скрылась под диким виноградом. Отовсюду лезли сорняки, а чугунная садовая скамейка была покрыта рыжими пятнами ржавчины.
Финн протянула Билли чип:
– Будь добр, отключи сигнализацию.
Он ушел и через минуту вернулся.
– Готово.
Финн нажала вниз ручку стеклянной двери, и та легко отворилась. Они шагнули в сад. Там пахло цветами, травой и сырой землей. Солнце грело, как летом. Тишину нарушала только негромкая песенка сверчка да жужжание пчел, кружащих над красными и кремовыми розами.
– Как хорошо, – вздохнула Финн.
– А что мы тут ищем? – осведомился Билли.
Не отвечая, Финн отошла к дальней стене садика, повернулась и посмотрела на дом.
– Вот что, – сказала она, указывая пальцем наверх.
– Черт! – прошептал Билли, взглянув туда же.
Сзади дом представлял собой высокий прямоугольник с небольшим выступом посредине, в котором и помещалась маленькая гостиная. Прямо над ней, на уровне второго этажа, были видны два высоких узких окна. Правое из них – с витражом.
– Ты видишь?! – возбужденно воскликнула Финн. – Из окон второго этажа этого выступа не увидишь. Его можно заметить, только если высунешься по пояс. А эта труба наверняка фальшивая, потому что никакого камина под ней нет. Вместо камина там потайная комната!
– Блестяще! – одобрил Билли.
Они вернулись в дом, и, перед тем как подняться наверх, Финн тщательно измерила шагами расстояние от двери до начала лестницы.
– Двадцать пять футов.
На втором этаже она проделала то же количество шагов в обратном направлении и оказалась перед монументальным резным шкафом, стоящим у задней стены коридора.
– Читала в детстве Клайва Льюиса? – поинтересовался Билли.
– Ты имеешь в виду «Лев, колдунья и платяной шкаф»? Конечно читала.
Он открыл дверцу, и они обнаружили, что в шкафу висят тяжелые зимние пальто – точно так же, как в книге. Билли отодвинул их в сторону и принялся ощупывать заднюю стенку.
– Тут должен быть какой-то секрет, – пробормотал он, и в то же мгновение его пальцы натолкнулись на выступ в правом верхнем углу.
Билли с силой нажал на него, раздался громкий щелчок, и задняя стенка шкафа отодвинулась. Продравшись через пальто, они шагнули в узкую, пыльную комнатку.
Финн огляделась, и по спине у нее пробежал холодок. Слева она увидела высокое окно с витражом, изображающим уже знакомый герб Богартов. Через цветные стекла в комнатку светило солнце, и в золотых лучах плясали шарики потревоженной пыли, толстым слоем покрывающей старый пол из розового дерева. Она стояла на том самом месте, где триста лет назад установил свой мольберт Рембрандт ван Рейн. Ощущение присутствия художника и его модели было настолько сильным, что Финн на секунду увидела их обоих: Рембрандта с его кистями и палитрой и Вильгельма ван Богарта, высокого и надменного, гордо стоящего у дальней стены. Золотые солнечные лучи падали на их плечи словно благословение. Видение тут же растаяло, но Финн твердо знала, что призрак Рембрандта, подобно бледной тени, еще присутствует здесь.
– Взгляни на эту дверь, – негромко окликнул ее Билли.
В десяти футах от них в противоположной стене комнатки действительно имелась тяжелая дверь из темного дуба с массивными петлями и витой ручкой.
– На картине она скрыта за драпировкой, – сообразила Финн. – Наверное, ван Богарт не хотел, чтобы о ней знали.
Она шагнула вперед и повернула ручку вниз. Дверь, скрипнув, отворилась, и Финн заглянула в потайную комнату.
– Бог мой! – прошептала она.
