Текст книги "Иное царство"

Автор книги: Пол Керни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

12

«Волчье лыко».

В это время дня в баре было полно народу – все столики заняты, и между ними стоят люди. Воздух, душный от их тепла, звенел их голосами, и дым их сигарет повисал сизой дымкой в гаснущем солнечном свете за окном.

Он был весь в поту: разбирался сразу с тремя заказами и качал ручку насоса, чтобы в пинтовой кружке запенилось бурое пиво. Он складывал в уме цифры, запоминал заказы и прикидывал, сколько еще остается времени, прежде чем можно будет уйти. В его ноздрях стоял дрожжевой запах пива, и его собственного пота, и дымного воздуха. Подошвы ног у него, казалось, стали совсем плоскими от долгого стояния. В двух футах от его носа на стойку наваливались посетители, зажав в кулаках деньги, требуя, чтобы их немедленно обслужили. Еще одна обычная суббота.

Но он радовался этой толпе. Тишину он ненавидел не меньше, чем темноту. И эти теснящиеся тела несли в себе успокоение. Здесь ничто не могло к нему подобраться, ничто чуждое тротуарам, асфальту, конторам и выхлопным газам. Тут он в безопасности.

И он очень устал, его живот нависал над поясом. Слишком много пива, подумал он, поставив пенящуюся кружку на стойку и беря пустую. Слишком мало физических упражнений. Ему всегда казалось, что его телу требуется только самое основное. Оно использовало до последней крошки любую еду, как и все остальное, что ему предлагалось, ничего не тратя зря. И вот теперь образовался избыток, избыток плоти. Он стал мягким… крупным, мягким мужчиной с толстыми огромными щеками и вторым подбородком. Живот толще, чем ему полагалось бы, и сердце, которое совсем износилось вместе с прокуренными легкими.

Тут нет поросят на вертеле, подумал он, глядя невидящим взглядом на очередного клиента, выкрикивающего заказ. И нет той алмазной ясности, отличавшей его чувства, когда он путешествовал в Ином Месте. Тогда он был зверем. Обколотым, как кремневый наконечник копья, и хотя такая обработка была мучительной, она придала ему остроту и твердость и прозрачность мысли, точно сосулька… И почти каждую минуту им владел страх.

Его легкие требовали сигаретного дыма, он плотно сжал губы и занялся своей работой. Подставлял высокие кружки под насос, доставал лед из ведерка, накачивал еще и еще пинты и без конца тыкал пальцами в шумные кнопки кассы, а ее ящик ударял его по животу всякий раз, когда открывался, как будто желая напомнить о себе.

О себе. Он ощущал в себе совсем другого человека, совсем другую взрослую жизнь. Он ведь взрослел дважды. В первый раз он вырос в обитателя леса, в воина, знакомого с дикарями и феями.

Феи! Какое детское словечко. Вирим! Странно, с каким трудом он вспомнил. Многое он забыл так же, как в свое время забывал лесной язык, чем дальше удалялся от сердца леса.

Но это его другая взрослая жизнь, угрюмо напомнил он себе. Его реальная жизнь. Мир, в котором он останется и умрет, полон реальности: настойчивые лица по ту сторону стойки, вонь пива, шум уличного движения за дверью. Его собственный мир без чудес, серый, полный усталости от бесплодных попыток, мир с нависающим над поясом животом и задыханием. Тот худощавый опасный мужчина, которым он мог когда-то быть, исчез, как полузабытый сон. И в любом случае он не хотел возвращаться туда. Ночи тяжелы даже здесь, в этом городском лабиринте, в этом прирученном месте.

В четыре часа перерыв, и он вышел из задней двери, чтобы подышать чуть более свежим воздухом, и на ходу нащупывал сигареты. Снаружи – красные кирпичные стены, мусорные баки, переполненные до краев, кошка, облизывающая лапы. Небо было обрисовано кирпичом. Небольшой квадрат высоко над ним, исчерченный следами реактивных самолетов и уже одевающийся темнотой ночи, освещенной уличными фонарями. Со всех сторон уходили вверх здания, на металлических пожарных лестницах сушилось белье. Откуда-то доносились детские голоса, плач младенца, смех молодой женщины.

Он докурил сигарету до конца и зажег другую, присев на мусорный бак. Вечер будет долгим. Он останется до закрытия, и в заключение должен будет выкидывать за дверь упирающихся пьяниц. Управляющий возложил на него эту обязанность из-за его роста и широких плеч. Они никогда не вступали с ним в спор. Может быть, даже сейчас что-то в его глазах заставляло самых буйных покорно уходить. Эта мысль его обрадовала. Все еще след той закаленности мужчины, который был любовником Котт, другом Рингбона и убивал людей.

Вечер для города выдался тихим. Что-то… кошка слетела с мусорного бака, загремев крышкой и испустив громкий вопль. Проулок тянулся в сгущающуюся тень, забитый мусором, вертикальными и горизонтальными баками, между которыми жался скелет «пикапа», брошенного и ободранного. В проулке не было никого. Он затянулся сигаретой, и она вспыхнула, как адский глаз. Иногда в проулке спали пьяные бродяги, укрывшись старыми газетами. Они рылись в мусорных баках, соперничая с крысами, и были такими же грязными и вонючими, как сами крысы. Возможно, где-то в утробе мусора такой бродяга свернулся, как нерожденный младенец, и следит за ним.

Трудно поверить, что за кирпичной стеной толпа людей пьет, разговаривает, занимается тем, чем люди любят заниматься в городе, а здесь было тихо – тихо, словно в лесу в безветренную ночь. От соседних зданий падали слабые полоски света, и на одном потолке он увидел голубое мерцание телевизора. Но здесь внизу, где он сидел среди мусора, тишина казалась густой, как дым, и глубокой. Среди рваных газет, смятых банок, объедков и оберток с чипсов и сластей. Все, что выбрасывает прибой городских улиц.

Он выпустил клуб дыма, уже невидимый в сумраке. Что-то двигалось в глубине прохода, таясь, покачиваясь. Когда его рука вновь поднялась к губам, пепел сигареты посыпался по рубашке. У него дрожали пальцы.

Пьяница, устраивающийся на ночлег, или выискивающий чьи-то объедки. Да, за ним кто-то следил. Он чувствовал, как по его толстому телу ползает чей-то взгляд. Нет, он в проулке не один.

У себя за спиной он услышал взрыв хриплого хохота, донесшегося из окна пивной. Окна теперь превратились в прямоугольники желтого света, и от этого проулок казался еще темнее. Он, что, пробыл здесь так долго? Надо вернуться, пока ему не указали на дверь.

Что-то было там, среди теней.

Он попятился, сигарета прилипла к одной мокрой губе. Его каблук ударился о бак, и он выругался тихим шепотом.

Не здесь. Не сейчас. С этим всем покончено. Из теней донеслось рычание, низкое переливчатое рычание из самой глубины какой-то массивной груди. Сигарета выпала у него изо рта. Он повернулся и кинулся назад в безопасность толпы у стойки.

Они увидели деревню после полудня и сразу залезли на дерево (дробовик больно бил Майкла по спине), чтобы разведать что и как. Мечту они оставили в полумиле оттуда, хотя Майкла переполняли дурные предчувствия. Однако Меркади объяснил ему, что ни один вирим не прикоснется к лошади, подкованной железом, не говоря уж о железных стременах и пучке остролиста (они наткнулись на него в чаще), привязанного к луке седла. От нечеловеческих обитателей леса лошади ничего не угрожает, а люди редко осмеливались уходить так далеко от деревень или Великой южной дороги. Котт его поддержала, и Майки уступил, хотя его тревожила мысль об обычных зверях, водящихся тут. Львы, тигры, медведи… Его бы ничто не удивило. И он не слишком верил в остро пахнущее растение, которым Меркади натер лезвие его кинжала. Деревня была беспорядочно разбросана в изгибе быстрого прозрачного ручья. Вырубка тянулась на сто ярдов от крайних хижин, и земля там была вся в пнях, вокруг которых уже разрослись папоротники, шиповник и крапива. За изгибом ручья Майкл углядел другие расчистки, зеленеющие сочной травой, где паслась скотина. Над деревней висел полог голубого и серого дыма, а от мусорной кучи несло теплым смрадом навоза и падали. Хижины были глинобитными или бревенчатыми, щели замазаны глиной с берега ручья. Крыты они были дерном и древесной корой, а дверями служили шкуры, утяжеленные камнями.

Однако одно здание было совсем другим – построенная из тесаных досок и крытая дранкой на пригорке к северу от деревни стояла церковь, а рядом с ней – хижина побольше и поприятнее, в которой, конечно, жил священник. На выступах церковной крыши были кресты, в крохотных окошках – цветное стекло, а в звоннице колокольни медно блестел колокол. Колокольня эта была ниже окружающих деревьев.

В деревне, казалось, царило спокойствие, мужчины, возможно, трудились на крохотных полях или охотились в лесу. У ручья играли дети, одетые в некрашенные холст или шерсть, босые, чумазые, а неподалеку кучка женщин черпала воду из ручья, переговариваясь на непонятном языке, и их голоса разносились далеко в окружающей тишине. Другие сидели за прялками под навесами возле хижин или ковыряли землю в маленьких огородах грубыми мотыгами. На завалинке одной из хижин сидел старик, покуривая глиняную трубку, иногда удовлетворенно сплевывая и взмахивая ногой, когда к нему слишком близко подходила свинья, разыскивающая корм.

Свиньи, куры и собаки бродили по всей деревне, мешаясь с детьми. Отличала их, главным образом, худоба. Свиньи казались полудикими, куры были тощими и воинственными, а собаки – поджарыми и по виду напоминали волков, от которых их отделяло не так уж много поколений. Деревню окружал грубый частокол из заостренных кольев иногда с просветами, в которые можно было просунуть ногу. Частокол охватывал самые дальние хижины и заканчивался за ручьем, где на кожаных петлях были подвешены створки открытых ворот. Их никто не охранял. Место выглядело мирным и сонным.

– Легче легкого, – удовлетворенно шепнул Меркади.

– Но где мужчины? – с недоумением спросила Котт.

Ответом послужили донесшиеся издали крики. Лес заслонял, откуда именно. Майкл заметил, что женщины у ручья смолкли и посмотрели в ту сторону. Одна покачала головой.

– Там что-то происходит, – сказал он с разгорающимся любопытством.

– Нас это не касается, – заметил Меркади. – Видишь серого мерина в загоне за церковью? Он-то нам и нужен. Поистине прекрасное животное, но, увы, на освященной земле, куда мне нет доступа. Теперь ты должен положиться на собственную смекалку.

– Слушайте! – Котт пропустила его слова мимо ушей.

Лошадиный топот, нарастающий прибой голосов. Глаза Меркади весело заблестели.

– Свара! Сейчас самое время…

В дальнем конце деревни появились люди, конные и пешие. Двое впереди, казалось, спотыкались на каждом шагу… Нет, их толкали в спину. Высокий лысый человек в коричневом одеянии размахивал руками и кричал что-то о служителях дьявола, о дикарях.

– Я понимаю, что они говорят, – еле слышно произнес Майкл.

Ни Котт, ни Меркади словно бы не услышали его.

– Один из братьев! – Меркади сплюнул, его пальцы-сучочки нацелились на приближающуюся толпу, как два рога.

Раздавались выкрики, но теперь Майкл перестал понимать слова. Способность проникать в их смысл угасала, менялась. Он сознавал, что не знает этого языка. Значение слов, проникавших в его мозг, оставалось неведомым, но иногда оно внезапно становилось ясным, будто из туч вырывался солнечный луч.

Жители деревни всей ордой перешли ручей, их было человек тридцать-сорок, и все время впереди шагал высокий священник. Их злоба обрушивалась на оборванные дикого обличья фигуры, которые столкнули в ручей, так что взлетели фонтаны брызг. Майкл только сейчас увидел, что они связаны – что их руки крепко притянуты к телу.

Лисьи люди!

– Значит, священник вознегодовал на какое-то племя, – пробормотал Меркади, глаза у него блестели, как мокрый нефрит. – Так что с ними сделают? Утопят, сожгут или просто изобьют до бесчувствия?

Всадники проскакали через ручей, нагнувшись в седлах, подхватили обоих лисьих людей и выволокли на берег. Они лежали там, без толку пытаясь высвободить руки. Лица их были в крови, а один лишился своего головного убора.

Они больше не внушали страха, а казались странно уязвимыми, словно чучела, брошенные на потеху толпы. Они совсем не походили на страшные тени из прошлых воспоминаний Майкла.

– За что они с ними так? – спросил он, инстинктивно сочувствуя слабым.

– Лысоголовые лесные братья не любят племена, – сказал Меркади. – А племена боятся крестовых чар, которые чинят помехи вирим. Иногда какой-нибудь пустяк оборачивается оскорблением – подлинным или мнимым, либо случается кража. У них ведь совсем разные понятия о том, что хорошо, а что дурно, – у племен и жителей деревень. И происходит вот такое. Этим лисьим очень повезет, если они увидят еще один рассвет.

Майкла охватило бешеное возмущение.

– Они их убьют. Мы не можем позволить такое. Надо что-то сделать!

Котт и Меркади уставились на него.

– Мы здесь для того, чтобы украсть для тебя лошадь, или ты забыл? – ехидно спросил Меркади. – А вон тех всадников ты видишь?

Их было пять-шесть, ехали они на лошадках ростом немногим больше пони, но крепких и косматых. На них были кожаные панцири с блестящими бронзовыми бляхами и меховой опушкой. На головах – неуклюжие шлемы из кожи и рога. Забрала с отверстиями для глаз и клювом, прикрывавшим нос. В них чувствовались хищность и сноровка. Вооружены они были копьями с бронзовыми наконечниками и длинными кинжалами. У одного с бедра свисал меч в ножнах из волчьей шкуры, и у всех на панцирях были нарисованы красные кресты с ржавым оттенком, словно запекшаяся кровь.

– Кто они? – во всадниках чувствовалось что-то стихийное, что-то необузданное. Они хохотали, гарцуя вокруг распростертых пленников, а когда один лисий человек приподнялся и встал на колени, тупой конец копья тут же опрокинул его на землю. Священник проповедовал, воздев руки над головой, и деревенские жители притихли. Даже с такого расстояния Майкл различал злорадство на одних лицах, тревогу на других.

– Это воинствующие рыцари, воинство братства, – объяснил Меркади. – Защитники Деревень и Спасители Церкви. Тупые звери.

– Им неведомо милосердие, Майкл, – добавила Котт, – лучше держаться от них подальше. – Однако ее глаза пылали негодованием.

– Они же их убивают! – в ужасе почти крикнул Майкл, глядя, как удары тупыми концами копий сыплются на лежащих лисьих людей. – Что это за священник, если он способен спокойно смотреть, как они совершают убийство?

– Братья бывают всякими, – сказала Котт. – И хорошими, и дурными. Они здесь уже давно, может быть, века. Некоторые сами из племен. Однако в большинстве они смотрят на таких людей как на дикарей. «Хьетин» – вот какое слово они употребляют. И не любят, чтобы жители деревень имели дело с племенами.

– Ш-ш-ш! Смотрите-ка! – в возбуждении сказал Меркади. – Что-то там не так! Не удивлюсь, если сейчас пух и перья полетят!

Деревенские жители и рыцари явно встревожились. Священник еще сильнее замахал руками. «Племена идут!» – разобрал Майкл, и тут что-то черное впилось в горло священника, и он рухнул навзничь.

Деревенские на миг замерли, а потом бросились врассыпную. Волна бегущих захлестнула лошадей, и рыцари отпихивали их копьями, угрожающе крича. Майкл заметил какое-то движение за деревьями, и в ту же секунду на расчистку выскочила шеренга лисьих людей, и они с воинственными воплями помчались вперед, перепрыгивая пни. Через частокол на ближайшую хижину полетел пылающий факел, и кровля сразу занялась: дерн и кора чернели, повалил дым. У частокола лисьи люди остановились, посылая стрелы сквозь щели. Жители укрывались за хижинами, убегали, а двое смельчаков с трудом волокли труп священника от ручья.

Всадники понеслись галопом вверх по ручью в направлении дерева, где прятался Майкл. Они направлялись к воротам в намерении напасть на лисьих людей сзади – с наружной стороны частокола. Майкл увидел, как молнией блеснул обнаженный меч их начальника. Железный меч, не тускло-желтый бронзовый.

Майкл спрыгнул с дерева, и рыцари от неожиданности придержали лошадей, но затем поскакали дальше. Он услышал, как Котт кричит ему вслед, но даже не оглянулся. Кровь пела у него в жилах, он чувствовал себя таким же легким и пылающим, как подхваченный ветром уголек костра, и понял команду передового всадника: «Держитесь рядом, не давайте никому прорваться!» Смысл слов был так же ясен, как если бы их произнесла Котт. Что-то в нем взметнулось и обрело свое место. На бегу он машинально зарядил дробовик и встретил рыцарей у ворот.

Он увидел горящие под забралом глаза их начальника, и тут же грудь всадника словно разорвало – первый заряд попал точно в ее центр. Он не заметил ни треска выстрела, ни отдачи, и уже лихорадочно перезаряжал дробовик. Невыразимо громкий щелчок – а мимо упавшего начальника на него мчался второй рыцарь с копьем наперевес.

На этот раз выше. Заряд снес верхнюю часть головы: шлем раскололся и слетел в фонтане осколков черепа, обрывков мозга и темных брызг крови. Лошадь проскакала мимо Майкла. Ее мертвый наездник медленно соскальзывал вниз.

Четверо оставшихся рыцарей что-то кричали, а их лошади пятились и вставали на дыбы, напуганные громовым треском выстрелов. Майкл аккуратно переломил дробовик, выбросил две дымящиеся гильзы и перезарядил его. Все происходило, как во сне.

Новые крики – теперь со стороны деревни. В воздухе висел дым, трещало пламя, вопили женщины. Майкл шагнул вперед и выстрелил еще раз… слишком низко. Заряд угодил в морду лошади сбоку, и она сразу упала, а всадник перелетел через ее голову. Лицо Майкла словно осыпали теплые поцелуи, пока лошадь билась в конвульсиях, ее жуткая изуродованная голова покачивалась, точно цветок на стебле, – блестели кости, пузырилась кровь. Воздух внезапно пропах смрадом бойни. Майкл заколебался, эйфория угасла. И он промахнулся. Дробовик выпал из его обессилевших рук, а рыцарь, которого он спешил, кинулся на него с горящими глазами, скаля зубы.

…И замер, занеся кинжал. Воздух словно потемнел, мимо Майкла замелькали черные силуэты – призраки детских кошмаров под ярким солнцем. Всюду вокруг него были лисьи люди.

Пеший рыцарь зарычал и скрылся под пологом опускающихся и поднимающихся рук. Шмяканье ударов – и лисьи люди уже бежали дальше, оставив позади труп.

Оставшиеся всадники повернули лошадей и ускакали в пылающий хаос деревни. Майкл согнулся пополам – его вырвало на кровавую землю. Все происходило слишком вдруг, слишком молниеносно.

Он зарядил дробовик и пристрелил искалеченную лошадь, а глаза ему жгли слезы, горло щипал дым. На земле неподалеку блестел меч начальника, и он подобрал его, избегая взгляда остекленевших глаз, посверкивания обнажившейся кости. Грудь была разъята, как воскресная баранья нога. Он стоял в воротах и смотрел на деревню.

Загорелись другие хижины. Лисьи люди подожгли церковь, и огонь лизал колокольню. С визгом пробежала свинья и опрокинула ковыляющего малыша, который заливался отчаянным плачем. В сгущающемся дыму схватывались тени, ржали и кружили лошади, лязгал металл, кричали и вопили мужчины и женщины. Ручей волок подпрыгивающий труп. По воздуху, точно планирующие вороны, плыли комья пепла, облачка золы.

– Мой Бог!

– Твой Бог, – сказала Котт, и он стремительно обернулся с мечом в одной руке и дробовиком в другой.

– Ты смердишь кровью и железом, – с отвращением сказала Котт.

Он снова обернулся к страшному зрелищу, покачивая головой.

– Но почему, Котт? Почему они сражаются вот так?

– Так уж заведено в мире. В этом мире. Тебе не нравится то, что ты видишь, Майкл?

– Я был в упоении. Минуту назад, Котт, я был в упоении. Нет, правда.

Сражение, казалось, подходило к концу. Громче всего сейчас звучали рев и треск огня. Колокольня с грохотом обрушилась, во все стороны полетели горящие головни. Дым окутал деревню густым туманом, разъедая губы Майкла, оседая на его коже, на подсыхающую лошадиную кровь.

Из дыма появилась тень с безумными глазами, хрипло дыша. Котт поймала ее и засмеялась смехом, которого Майкл у нее никогда прежде не слышал. Она оглаживала обезумевшего от ужаса серого мерина и жгла Майкла зеленым огнем сверкающих глаз.

– Во всяком случае, мы получили то, за чем явились.

В дыму замаячили другие тени – цепь людей. Майкл попятился.

– Котт…

Лисьи люди. Они несли на плечах четверых своих товарищей и казались невероятно высокими – звериные маски на головах, торчащие острые уши. Они почернели от копоти, и их глаза жутко белели среди краски и грязи, покрывавших их лица. С поясов у них свешивались, кровоточа, отрубленные головы, и они волокли за волосы рыдающих женщин. Увидев Майкла, они завопили и бегом кинулись к нему.

Они явились за ним! Он знал, что так и будет, с того первого вечера, когда мельком увидел их там, у реки. Он принадлежит им.

– Котт! – его сковало отчаяние.

Они окружили его. Сверкали зубы, исходившая от этих людей вонь мешалась с запахом дыма. Вблизи они выглядели не такими уж и высокими. Ниже него. Болтались и щелкали ожерелья из костей, на кремневые топоры налипли кровь и волосы. У Майкла к горлу поднялась тошнота, и он судорожно сглотнул. Дробовик в одной руке мертвым грузом тянул ее к земле. Меч в другой был будто брусок свинца.

– Помоги мне, Котт!

– Тебе не нужна помощь, Майкл. По-моему, они хотят тебя поблагодарить.

И она быстро заговорила на неизвестном языке, однако Майкл понимал не так уж мало. Он воин, сказала она, знаменитый воин из дальнего края. Друг вирим.

Самый высокий шагнул вперед, остальные расступились перед ним. Слышны были только приглушенные рыдания женщин и треск огня.

Лисий человек сказал что-то, но Майкл не понял. Котт перевела ему:

– Меч. Он говорит, что это хороший меч, выкован из железа. Такие ковал Ульфберт, – она ухмыльнулась. – Он говорит: береги его. Им будет сподручно убивать вирим, если колдовство твоей огненной палки тебя подведет.

Лисий человек прижал кулак к груди и сказал еще что-то.

– Он говорит, что его зовут Оскирл, и он военный вождь своего народа. Его имя значит «костяное кольцо» – Рингбон на твоем языке.

Они оставили деревню догорать и ускользнули в лес, пока уцелевшие ее обитатели старались спасти то, что осталось от их жилищ. Было жутко смотреть, как лисьи люди скользят между деревьями. Они казались сплавленными из костей и мышц и двигались с беспощадностью и неутомимостью волков, а их ноги ступали совсем беззвучно. Они бежали через лес пятью параллельными рядами, а между ними еле поспевали их пленницы. Женщины уже не плакали. Глаза у них покраснели, лица были покрыты копотью. Они следовали за своими захватчиками, оглушенные, покорные, не в силах сопротивляться. Когда женщина спотыкалась, лисий человек чаще помогал ей встать, быстро вздернув руку. Иногда, однако, он просто волок ее за рваную одежду, пока она кое-как не поднималась на ноги. Все молчали. Они скользили по лесу, как быстрый ветер.

– Майкл. Майкл Фей.

Шепот прозвучал в его ухе как жужжание пчелы. Он оглянулся и увидел у себя на плече радужный блеск стрекозиных крыльев. Вздрогнув, он хотел смахнуть насекомое, но тут снова раздался тонкий голосок:

– Это я, дуралей. Меркади.

– Меркади! Черт подери!

– Потише. У людей племен слух, как у комаров. А вирим они доверяют немногим больше, чем жителям деревень.

– В чем дело? Чего ты хочешь?

– Посоветовать тебе кое-что. Я ухожу. Ты как будто нашел новых друзей, и они будут тебе полезнее, чем один из вирим. Так слушай: Котт ушла.

– Знаю. А куда?

– За твоей бойкой кобылой. Немного погодя, она встретит тебя дальше в лесу. Но я должен сказать тебе другое: за тобой охотятся. Мои люди чувствовали, как некие следовали за вами в лесу. И Всадник где-то близко. За тобой следят, юный Майкл. И за Котт тоже. А пока она с тобой, она почти во всем человек. Будь осторожен. Научись всему, чему можешь, от лисьих людей. Верность они хранят до самой смерти. И самые закаленные среди жителей Дикого Леса. Память о том, чем они когда-то были.

Он помолчал.

– Тут полно колдовства, Майкл. Дикий Лес пронизан колдовством насквозь. В безопасности ты будешь только под сенью креста в приютах братьев. Это деревня… Если священник убит, то половина оставшихся там в живых, к утру станет добычей падальщиков.

– Но почему?

Если бы стрекоза могла пожать плечами, то эта пожала бы. Ее глаза сверкали, как призмы в солнечных лучах.

– Возможно, месть. Даже народец моего собственного Провала будет рад, что участок леса возвращен ему, что магия креста ниспровергнута. Звери нападут на них сегодня ночью.

– А ты?

– А я порой бываю до отвращения мягкосердечен. Вот что случается, когда любишь полу-полу, как наша Катерина.

– Меркади, есть вещи, которые мне необходимо узнать. Я уверен, что я тут по какой-то причине.

– Конечно. Без причин ничего не случается.

– Всадник. Он следует за мной?

– Несомненно.

– Но…

– Я ухожу, юный Майкл. Я не провидец, чтобы толковать со мной о тайнах Дикого Леса. Даже вирим знают не все. Многое тебе придется узнать самому. Когда можно, я буду посылать кое-кого из наших помогать вам и сам буду навещать вас. И этот меч – поскорее научись им пользоваться. Железо – самый надежный убийца в этом краю, даже надежнее этой твоей гремящей огненной палки. И помни: остролист и волчье лыко – твои друзья. И еще лютик. Он отгоняет ведьм. И тысячелистник, чтобы лечить раны, нанесенные железом. Запомни все это, Майкл.

Крылышки стрекозы зажужжали в стремительных взмахах.

– Меркади… погоди…

Стрекоза взвилась в воздух, лукаво помахала крылышками и взмыла к вершинам могучих деревьев.

Примерно в трех милях оттуда они встретили Котт. Она стояла между Мечтой и украденным мерином. Широкий луч медового солнечного света падал на них, и ее лицо словно пылало белым огнем. Позолоченный триптих из какого-то другого времени. Но луч угас, и он увидел грязь на ее щеках и тунике. Она улыбнулась.

– Ну, теперь мы будем странствовать со всеми удобствами.