Текст книги "Вишенка. 2 том"

Автор книги: Поль де Кок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Вы ошибаетесь, барышня. Дело в том, что я заметил, что какой-то франт чересчур долго рассматривал твою племянницу, хотел прочитать нотацию… этому болвану, но барышня не велела.

– Зачем искать ссоры с человеком, который ничего вам не говорил?

– Смотрите, он и теперь за нами издали наблюдает.

– Где же? Покажи мне его.

– Обернись назад… смотри в ряд направо… все направо… ну что, видишь?

Сабреташ обернулся и увидел молодого человека, но становилось темно, и потому не смог его хорошенько разглядеть. Он нагнулся к Вишенке и тихонько спросил у нее:

– Вы знаете того молодого человека?

– Совсем его не знаю, друг мой.

– Петард, какой ты, простофиля, брат! Что ж тут удивительного, что хорошенькую девушку лорнируют? Не заставишь же прохожих завязать себе глаза, когда она гуляет?

Прогулка кончилась. Вишенка не смела больше оборачиваться, но чувствовала, что незнакомец не терял ее из вида.

Когда они вернулись домой, Сабреташ сказал:

– Какой глупец этот Петард! Затевать ссору с господином, которого вы не знаете!

У Вишенки тяжело было на сердце, она бросилась в объятия своего старого друга.

– У меня не должно быть тайны от вас… скажу вам все… – прошептала она.

– Как, стало быть, тут есть тайна?

– Я вам сказала… что не знаю этого молодого человека… Правда, он ни разу не говорил со мною… но, когда ходила в Нейли, каждый день его встречала на дороге, то пешком, то верхом.

– Ах, черт возьми! С каких же это пор?

– С того дня, когда какой-то всадник так мчался, что испугал меня, но сумел вовремя удержать лошадь.

– Да, да, вспомнил теперь, и с тех пор мы постоянно его встречали, дитя мое?

– Да, друг мой.

– Ну и сами на него, верно, посматривали, когда заметили это?

– Немного, друг мой.

– А я-то ничего и не видел? Уж настоящий инвалид. Что же, этот молодой человек из высшего общества?

– Должно быть, у него такой порядочный, такой благородный вид.

– Какой бы ни вид, но что вы думаете? Хотите замуж выйти за этого барина? Я не могу допустить, чтобы у вас было желание сделаться его любовницей.

Вишенка заплакала, Сабреташ не стерпел, бросился ее целовать.

– Клянусь всеми пушками! Я не хотел вас огорчить, дитя мое! Я не думаю так… Ну, а если этот молодой человек будет все следить за вами, не высечь ли мне его?

– Некоторое время не буду выходить из дома. У меня ведь работы много, гуляя же, пойдем совсем в другую сторону. Тогда молодой человек не будет меня встречать и скоро позабудет. Как вы могли допустить, что я захочу быть его любовницей? Разве мое прошлое не ужасно? Могу ли я иметь желание стремиться в бездну, из которой вы меня вытащили? Друг мой, скажите еще раз, что вы так не думаете…

– Клянусь вам еще раз, что и не думал. Но рассудили вы, как ангел, так что я вам буду книги носить для развлечения. Полно, не надо печалиться, такое маловажное событие не должно вас огорчать. Спокойной ночи, дитя мое!

– Спокойной ночи, друг мой!

И Вишенка, улыбаясь, протянула руку Сабреташу, но, как только он ушел, она залилась слезами и, рыдая, говорила:

– Нет, я не должна никого любить, и никто не может меня полюбить…

XXXIV. ИСТИННАЯ ЛЮБОВЬ

Прошло несколько недель, в продолжение которых Вишенка выходила из дома только для необходимых покупок по хозяйству; она читала, много работала, старалась себя уверить, что совсем не скучает. Однако глаза ее утратили свой прежний блеск, свое выражение беззаботной веселости; даже в улыбке ее проглядывала затаенная грусть.

Сабреташ догадывался, какое чувство запало в душу молодой девушки.

– Бедное дитя, – говорил он, поглаживая усы, – видно, этот молодой человек ей по сердцу! Что делать! Сердцу повелевать нельзя! Но не хочу, чтобы из-за того она сидела все взаперти. Чего доброго, еще захворает!.. Черт побери этих влюбленных! Правда, что и он красавец!

Как-то раз утром Сабреташ сказал Вишенке:

– Погода превосходная… двадцатое июня давно прошло, теперь уже июль… Господин Дюмарсель, наверно, уехал… не отправиться ли нам в Нейли погулять? Вам будет для здоровья полезно, а я посмотрю, не облезли ли стены… Надо же пользоваться иногда любезным приглашением, а то ведь невежливо по отношению к господину Дюмарселю. Хотите, наймем карету, так и встречи не будет.

Вишенка согласилась, она очень волновалась, идя по знакомой дороге, но вскоре они наняли карету и доехали на ней незамеченные в Нейли.

Дача господина Дюмарселя была еще красивее теперь, чем весною: все деревья покрылись листьями, аллеи стали гуще, тенистее. Края дорожек и цветники были усажены множеством цветов, наполнявших воздух приятным запахом.

Сабреташ, полюбовавшись садом, пошел осмотреть дом, оставив молодую девушку одну. Вишенка села на то самое место, где два месяца тому назад с таким счастьем, с таким восторгом наслаждалась этой дачей.

Теперь все было вокруг нее еще зеленее, прекраснее; природа во всей своей прелести и силе дарила жизнью все растения от векового дерева до малейшей травки. Однако Вишенка, любуясь природой, не испытывала такого удовольствии, как тогда, потому что впечатления наши зависят от душевного настроения; когда оно грустно, то и все окружающее кажется мрачным.

«Он не встретился на дороге, – думала молодая девушка, печально опустив голову. – Он, верно, уже меня позабыл! Тем лучше!.. Того я и желала!»

Сколько скорби было в этой мысли – «он меня позабыл».

Сабреташ и Вишенка провели почти часа три на даче. Садовник умолял Вишенку нарвать себе цветов, говоря, что барин будет его бранить, если она откажется. Вишенка исполнила его просьбу, сделала себе букет. Затем простились и отправились в обратный путь.

– Нанять нам карету? – поинтересовался Сабреташ у Вишенки.

– Пойдем лучше пешком… я так давно не гуляла.

– Правда, дитя мое, для вас будет здоровее пройтись. Да и увидим… не встретится ли… будете знать, по крайней мере… Понимаете меня?

Сабреташ внимательно осматривал всех попадавшихся всадников, а если который нагонял их и ехал шагом, то он шепотом спрашивал у Вишенки:

– А что, не он ли?

Но Вишенка все отвечала, качая головой:

– О, нет… не он!

И в голосе ее слышалось сожаление.

Тот же самый вопрос и тот же самый ответ повторялись всякий раз, если какому-нибудь пешеходу приходилось идти некоторое время по одной дороге с ними.

Таким образом дошли они до дому.

– Стало быть, мы его не встретили? – спросил старый солдат.

– Нет, друг мой.

– Из этого можно заключить, что он не следит больше за вами, нечего его и ждать. Да и очень понятно: вы целый месяц не выходили из дому, а в это время всякий молодой человек может позабыть и десять хорошеньких девушек. Теперь конец любовному приключению, нечего вам о нем и думать и из-за этого сидеть дома.

«Кончено! Он меня забыл! – говорила себе Вишенка. – У него не могло быть серьезного увлечения, так, каприз, минутная фантазия! Однако сколько было восхищения в его взоре… Странно!.. Мое чувство совсем не похоже на то, которое я испытывала прежде, думая, что это любовь. Но зачем об этом думать? К чему мне быть любимой? Все-таки, должно быть, великое счастье быть любимой тем, кого любишь!»

Вишенка старалась избавиться от этих мыслей, но не могла; сердце и молодость брали верх над рассудком.

Через несколько дней она опять гуляла с Сабреташем, но никого не встретила.

– Кончено, прекрасный молодой человек перестал о вас и думать.

– О! Я уверена в этом.

Однажды утром Вишенка пошла одна купить иголок, ниток, бумаги и, закупив все нужное, возвращалась домой через Елисейские поля. Она остановилась на несколько минут подышать свежим воздухом. Народу почти не было, но какой-то молодой человек подошел к ней; до этого момента он скрывался за деревьями.

Это был милый всадник, она его узнала. Девушка смутилась, хотела отойти от него, но приятный, звучный голос и умоляющие слова остановили ее.

– Сжальтесь! – говорил он ей. – Постойте немного… Выслушайте меня… Не откажите мне в этой милости! Вы должны быть уверены, что я вам ни одного оскорбительного слова не скажу.

У Вишенки не было сил идти дальше, она вся дрожала и едва могла произнести:

– Я не могу… вас слушать…

– О, ради Бога! Выслушайте! Позвольте хоть рассказать вам все, что у меня на душе. Я долго за вами следил, вы ходили на дачу в Нейли. О! Как я был счастлив, встречая вас утром и вечером, но вдруг ваши прогулки прекратились. Нисколько дней… показавшиеся мне целой жизнью… не видел я вас… Наконец, однажды вечером, вы опять появились… вы шли под руку с молодым человеком… Я подошел к вам тогда, чтобы взглянуть на вас. Вы, верно, прочли в моих глазах чувство, волновавшее мою душу?.. И если я вам теперь скажу, что вас люблю… обожаю… то все-таки не сумею высказать, как вы дороги для меня… как горячо люблю вас!.. Мне показалось в тот вечер, что спутник ваш сердито на меня смотрел и вам, кажется, надоела постоянная встреча со мною? Я убедился в этом, когда вы перестали гулять и целый месяц просидели дома.

– Как! Вы об этом знаете?

– Да… я знаю, где вы живете… знаю, что вас зовут Агата, ваш дядя отставной военный, фамилия его Сабреташ?

– Кто вам все это рассказал?

– Я за вами всюду ходил… когда любишь кого, то сгораешь от желания все о нем узнать. Посудите теперь сами, люблю ли я вас? Угадывая, что я виновник вашего долгого заключения, при вторичном вашем появлении я старался быть не замеченным, следил за вами издали! «Не видя меня, она перестанет опасаться встречи, – думал я, – начнет опять выходить». Потому-то вы давно меня не видели, но я всегда был там, где и вы. Возможно ли!

Сколько невольной радости было в этом вопросе. Вишенка, желая скрыть ее, добавила:

– Зачем же вы заговорили со мной сегодня?

– Я вас увидел одну… хотел воспользоваться случаем все высказать вам… Я так страдал во время вашего долгого заключения… так был несчастлив… Неужели не простите мне эту минуту блаженства?

Девушка взглянула на него, увидела его бледное, изменившееся лицо, зная, что явилась причиной его страданий, она не могла не пожалеть его и со вздохом сказала:

– Мне очень жаль, что вы так сокрушаетесь обо мне, но поверьте, я этого не стою!

– Всего больше мучит меня сознание, что я вам надоел, всюду следуя за вами.

– Встречи с вами не надоели мне.

– Неужели?

Радость озарила лицо молодого человека, а Вишенка, спохватившись, что ободрила его последними словами, с замешательством продолжала:

– Я хотела сказать… вы могли ходить, куда желали… никогда не имела повода жаловаться на вас.

– Пожалуйста, не отказывайтесь от невольно сказанных слов!.. Если бы вы знали, как я нуждаюсь в них!.. Они вернули надежду, дали мне жизнь. Не подвергнуться вашему порицанию – это уже почти счастье!

– Вы ошибаетесь, счастье со мной невозможно! Нет надежды, которая бы могла осуществиться! Если бы я даже была неравнодушна к вам, то все это ни к чему не поведет. Лучше позабыть обо мне и не искать со мной встречи. Поверьте, я даю хороший совет, вам очень легко меня забыть.

– О, вы ошибаетесь! Такая искренняя любовь не забывается! Капризы, прихоти могут изменяться, но не серьезное чувство. Теперь уже не могу не видеть вас, думать даже об этом не хочу. Вы еще меня не знаете. Вы вправе не верить моим словам. Вы полагаете, что я такой же ветреник, как большая часть молодых людей, готов увлекаться всякой хорошенькой женщиной. Но я не хочу быть чужим для вас, узнайте обо мне как можно больше. Прошу вас, возьмите эту карточку, на ней мое имя и адрес, и, может, найдете меня достойным вашего внимания.

– Я не сомневаюсь… Но опять повторяю: к чему вам искать знакомства со мною?

– О, я вас понимаю, вы честная девушка, я это знаю, поэтому вас так люблю. Я справился обо всем, все узнал. Ваш дядя – честный достойный человек; будьте уверены, что, познакомившись со мною, вы никогда не услышите ничего оскорбительного от меня. Хотя и мог бы вам предлагать карету, бриллианты, шелка и бархат, лишь бы захотели отдаться мне, подобным предложением соблазняются многие женщины.

– Вам не удастся меня соблазнить.

– Знаю, и потому вас так люблю.

– Не надо меня любить, а то горе будет вам и, может быть, и мне.

– Умоляю вас, возьмите эту карточку! Вы даже знать меня не хотите, неужели презираете меня?

– Нет, не то! Дайте, пожалуй, карточку, если вам это приятно.

– Какая добрая!

– А теперь прощайте, не могу больше оставаться здесь. Забудьте, забудьте меня!

Вишенка удалилась; она была так растрогана этим признанием. Молодой человек не смел следовать за нею, но провожал взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду. Вишенка сгорала от желания узнать имя и адрес, но посмотрела на карточку только тогда, когда далеко отошла от Елисейских полей и была уверена, что он ее не видит; она прочла: «Леон Дальбон… улица Тронше. Дом 6».

– Леон Дальбон, – повторяла она, продолжая идти. – Леон… какое хорошее имя… Как люблю это имя!

Вишенка целый день все думала об этой встрече. Повторяла все слова Леона, ничего не забыла, а вместе с тем сознавала, что не должна мечтать о нем. Все ей виделось его бледное и грустное, но милое, приятное лицо; все слышался его умоляющий голос.

– Господи! – воскликнула она. – Он любит меня потому, что уверен, что я честная девушка. Невинное существо, а когда бы он знал… как скоро исчезла бы его любовь! О, как ужасно! Зачем я шла сегодня по Елисейским полям! Но нет, я рада, что он говорил со мною, рада знать, что всюду ходил за мною. Как отрадно! Какое счастье быть любимой!

И молодая девушка то плачет, то смеется; садится за работу, берет книгу, но ничего не видит, ничего не понимает. Наконец вернулся Сабреташ; Вишенка бежит к нему навстречу:

– Друг мой, с каким нетерпением я вас ждала! – говорит она. – Сейчас вам все расскажу; не браните меня, я не виновата. Вот его карточка, он непременно хотел, чтобы я ее взяла. Ах! Если бы вы слышали все, что он мне говорил. Но сейчас все узнаете.

– Успокойтесь прежде, дитя мое! – сказал Сабреташ, взяв Вишенку за руку и усадив возле себя. – Вы страшно взволнованы. Ну, слушаю теперь… Что случилось?..

Вишенка рассказала про свою встречу и разговор с Леоном Дальбоном.

Старый друг внимательно слушал ее, покручивая усы, это он всегда делал, когда задумывался. Молодая красавица, окончив свой рассказ, замолкла и с беспокойством поглядывала на Сабреташа, погруженного в раздумье. Наконец, боязливо спросила его:

– Вы может, находите, что мне не так следовало ответить молодому человеку?

– Совсем нет! Вы сказали все, что могли сказать. Покажите его карточку, Леон Дальбон. Улица Тронше. – Хорошо, завтра справлюсь о нем.

– Не пойти ли вам сегодня? Мы бы раньше имели сведения о нем.

– Правда, пойду сегодня, узнаю. Но к чему нам это? Все-таки согласен, лучше все знать в точности. А вы постарайтесь успокоиться! Ведь знаете, что ничего не может выйти из этого знакомства.

После обеда Сабреташ пошел разузнать, кто этот господин Леон Дальбон.

Вишенка с нетерпением ждала возвращения своего покровителя. Хотя и сознавала, что знакомство с ним ни к чему-не поведет, но сильно была им заинтригована.

Сабреташ, вернувшись, начал прямо, без предисловия:

– Господин Леон Дальбон живет в очень красивом доме, в котором занимает весь второй этаж, говорят, прелестная у него квартира. Он держит двух лакеев… лошадей… экипажи… Он обладает состоянием, которое дает ему сорок тысяч франков годового дохода. Он имеет поместье… Кто знает, что еще… Ему лет двадцать семь. Родители его умерли, и он самовластный распорядитель своего состояния и своей личной свободы. У него есть какие-то родственники, с которыми редко видится, в числе их тетка, говорят, злая как ведьма. Он бывал в свете, веселился, но всегда вел порядочную жизнь… не кутила… не предавался безумному излишеству. Все отзываются о нем хорошо: он добр, человеколюбив, имеет сострадание к несчастным, помогает бедным, Вот вам мой рапорт. Я должен сознаться, что все говорит в пользу господина Леона. Но что нам-то? Ничего из этого выйти не может.

– Добр… помогает бедным… – шептала Вишенка… – Я это знала… видела в выражении его лица. Но у него сорок тысяч франков годового дохода… Лучше бы он был беден. Однако для меня и тогда было бы все равно.

– Когда сами знаете, милое дитя, что от любви той проку не будет, может лишь вас лишить спокойствия, то позабудьте про нее… и не думайте больше.

– Постараюсь, друг мой, но признаюсь, нелегко совладеть со своими чувствами. Любовь этого молодого человека тронула меня до глубины души.

– Черт возьми! Это заметно. Какое сильное впечатление он произвел на вас! Но вы рассудительная девушка, вы страшитесь порока; я спокоен за вас. Вы поступите так, как должны.

– Благодарю вас за вашу уверенность во мне, я буду ее достойна.

В продолжение нескольких дней Вишенка не выходила из дома без Сабреташа. Она не видала Леона Дальбома, но почему-то чувствовала, что он всюду следил за ней. Грустное выражение придавало еще больше прелести ее виду.

Однажды вечером, когда Вишенка со своим верным спутником гуляла в Тюйллери, Леон Дальбон прошел мимо них, печально посмотрел на молодую девушку, почтительно поклонился ей и Сабреташу и пошел дальше.

Отставной солдат ответил ему поклоном и спросил у Вишенки:

– Это, должно быть, господин Леон Дальбон?

– Да, друг мой.

– Очень хорош собой… статен, ловок… хорошо себя держит… А вы уж и побледнели?

– Ничего… это пройдет… неожиданная встреча с ним меня расстроила…

– Вот те на! Теперь плачет! О! Проклятое знакомство… проклятая любовь!..

– Простите меня, друг мой… Я не виновата, не браните меня.

– Да я не вас браню, бедное дитя, судьбу-случай проклинаю. Ну, полно плакать… помните, что вы теперь племянница старого служаки… надо, чтобы была сила воли, с этим легче живется на свете.

Вишенка старалась затаить свою скорбь, но, полюбив в первый раз, ей трудно было скрыть это чувство, так непохожее на те, которые до сих пор она испытывала. Она пламенно желала видеть Леона Дальбона, но, зная, что не должна ему подавать надежду, она не смела выходить на улицу.

Через пятнадцать дней после встречи в Тюйллери Сабреташ получил письмо; почерк адреса быль ему совсем незнакомый.

– Это, должно быть, насчет нового найма, – сказал он Вишенке, – кто-нибудь предлагает мне работу.

Он сломал печать, начал читать, и тотчас же неописанное изумление отразилось на его лице.

– Кто это пишет? – спросила Вишенка. – Кто? Господин Леон Дальбон… О, читайте… читайте, друг мой. Я хочу все знать.

Сабреташ стал читать вслух следующее письмо:

«Милостивый государь! Я долго раздумывал, долго разбирал свои чувства и тогда только решился к вам написать; это должно вас убедить в том, что содержание моего письма весьма серьезно. От вашего ответа зависит мое счастье. Я люблю вашу племянницу. Это чистая, истинная неизменная любовь. Изменить не могу, ибо уже испытал все наслаждения в жизни. Выше всего на свете для меня честная, вечная любовь. Я узнал это чувство… увидев милую, очаровательную Агату. Я знаю, что она не только хороша собой, что она нравственная, честная девушка. Она отвергнет обольщение. Я же чистосердечно прошу у вас ее руки, если могу рассчитывать на взаимность. Прошу ее стать моей женою. Обращаюсь к вам, к ее дяде, чтобы доказать вам мое уважение. Мы с вами равные. Между честными людьми разница может быть только по их личным достоинствам. С нетерпением жду вашего ответа, тогда буду знать, могу ли к вам явиться.

Леон Дальбон».

– Я была бы его женой! – с отчаянием восклицала Вишенка, закрыв лицо руками, безутешно рыдая. – О, Боже! Как ты меня наказал!

Сабреташ так был растроган, что письмо выпало у него из рук.

– Спрячу это письмо… он больше не будет писать ко мне… с этим я никогда не расстанусь!

Говоря это, Вишенка подняла письмо, прижала его к губам и спрятала на сердце.

Вдруг Сабреташ очнулся, дернул усы и решительно сказал:

– Ну, довольно!.. Тут слезы не помогут. Этот молодой человек с нетерпением ждет ответа… Больно ему будет… Потому-то надо сразу покончить. Я буду писать, а вы, малютка, диктуйте ответ бедному юноше…

Вишенка закрыла глаза рукой, как бы желая собраться с силами, начала диктовать:

«Милостивый государь!

Моя племянница ценит вполне ваше чистосердечное, честное предложение. Любовь ваша, которой вы ее почтили, тронула ее до глубины души, но женой вашей она быть не может и потому мы не должны видаться с вами, забудьте Агату, будьте счастливы с другою. Она же, не имея возможности сделаться вашей женою, никогда не будет женою другого».

Сабреташ подписался, запечатал письмо, встал и сам отнес его сам к Леону Дальбому.

Вишенка в изнеможении упала на стул, и, когда он вернулся, она все еще плакала.

– Дайте мне выплакать свое горе! – сказала она ему.

Старый солдат ничего не ответил, но, уходя из комнаты, тоже утирал катившуюся по щеке слезу.