Текст книги "В поисках мистического Египта"

Автор книги: Пол Брайтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

В тот момент, когда я осматривался, еще один старик вошел в мечеть, чтобы воззвать к милости Аллаха.

Вскоре он также начал молиться, опускаясь и вставая. Этот человек выглядел как бедняк: изорванная одежда, некогда белая, теперь имела тускло-серый оттенок и грозила превратиться в лохмотья. Покрытое шрамами морщинистое лицо казалось утомленным борьбой, на которую его обрекли жизнь и Аллах. Однако здесь, в этом сооружении, посвященном спокойному и отрешенному от мира служению Богу, его разум погрузился в дневную молитву, и часть морщин исчезла с его кожи. Постепенно лицо старика разгладилось и обрело спокойное выражение.

Его чувства можно было прочесть с легкостью. Казалось, он говорил: «О Аллах, Победоносный, Прощающий, истинно уготовил Ты, чтобы жизнь слуги Твоего шла тяжело, и все же Ты знаешь, что для него лучше. Как хорошо вновь склониться пред Тобой и вознести Тебе хвалу. Разве не возгласил Пророк Твой, на ком да пребудет мир: «Не бойтесь и никогда не печальтесь, а радуйтесь в надежде на Рай, что был вам обещан». И потому высок будь, Аллах, Всемогущий Владыка, Истина!»

Это был человек, который, если хотите, слепо решился вверить жизнь всемогущей заботе Аллаха и, очевидно, никогда не жалел об этом. Он принимал все, что происходило, хорошее и плохое, произнося древнее «Иншалла!» («Если угодно Богу!»).

Я отвернулся и поймал взгляд набожного мусульманина, который выглядел как торговец, только что вышедший из своей палатки на базаре. В принятом положении он стоял лицом к востоку, слегка расставив ноги. Мужчина поднял руки к лицу, коснувшись ушей, а затем звучно произнес: «Бог величайший!» Потом он уронил руки на живот и какое-то время бормотал первую главу Корана. Его руки скользнули к коленям, слегка наклонившись, он растопырил пальцы и произнес: «Да услышит Бог того, кто восхваляет Его!» И так этот человек продолжал кланяться в дополнение к молитве и время от времени опускаться на пол в позу, принятую у правоверных мусульман тринадцать столетий назад. В конце он повернул голову, взглянул из-за правого плеча вниз и сказал, как будто обращаясь к остальным собравшимся: «Да пребудет с вами мир и милость Божия». Повернув голову налево, он повторил свое благословение. Какое-то время торговец продолжил стоять на коленях, а затем поднялся и тихо покинул мечеть. Его душа излила любовь к Аллаху, и теперь он мог с миром вернуться к своим товарам.

Там были и другие люди, погруженные во всепоглощающие молитвы и не обращавшие внимания ни на что вокруг. Пророк Мухаммед сказал, что глаза и мысли должны оставаться с Аллахом, и эти мужчины выполняли наказ в буквальном смысле, что было достойно похвалы. Они пришли сюда не для того, чтобы рассматривать своих собратьев по вере, и не для того, чтобы рассматривали их, они целиком сосредоточились на Аллахе. Ему посвящали они себя со всем пылом, не забываемым для благожелательного наблюдательного иностранца.

Каирцы в длинных одеяниях сидели, склонялись или простирались рядом с деловыми людьми в европейских костюмах и фесках; несчастные бедняки чтили Аллаха, смешавшись со счастливыми богачами; ученый, чья голова была забита знаниями из тысячи книг, не считал ниже своего достоинства занять место рядом с неграмотным уличным мальчишкой. Их глубокое уважение и полная сосредоточенность не могли не впечатлить наблюдателя. Такова была демократия, основанная Мухаммедом в древних красных, белых и золотых стенах под стрельчатыми сарацинскими арками этой прекрасной мечети.

В мечетях Каира заключена берущая за душу красота, которая буквально пленяет меня каждый раз, когда я в них задерживаюсь. Кто смог бы осмотреть от базы до капители сотни неодинаковых изящных белых мраморных колонн, образующих аркады, а затем перевести взгляд на величественные арки изукрашенного золотом коричневого купола, и не поддаться безграничному восхищению? Кто способен смотреть на геометрические арабески, украшающие камни главной арки, и не чувствовать настоящего удовольствия?

Я поднялся и неохотно вышел, очень медленно передвигая обутые в тапки ноги и снова разглядывая красочную картину. Я смотрел на устланное ковром возвышение с перилами, где находился белобородый старик, нараспев читающий нам Коран, на молельную нишу, обрамленную парой тонких колонн, на покрытую изящной резьбой деревянную кафедру, на двери которой, выполненной из орехового дерева и украшенной вставками из слоновой кости, виднелись древние надписи. Все это несло отпечаток того искусства, которым арабы украсили мир. Вдоль стен тянулся фриз из написанных золотом изречений, взятых из Корана, буквы которых сами по себе выглядели как украшения. Нижняя часть стен была выложена разноцветным мрамором. Все было огромным, как будто строители не пожалели земли для дома, где люди могли бы собираться, чтобы поклоняться Аллаху.

Я пересек выложенный плитками мозаичный пол и вышел в открытый всем ветрам четырехугольный двор шириной почти двести футов (около 61 м), вымощенный мрамором. Его окружали четыре широкие колоннады, вокруг которых были возведены огромные стены с зубцами. Они так хорошо ограждали это место от остального мира, что оно вполне могло быть одним из упоминаемых в Коране дворов Рая, а вовсе не двором в шумном Каире. Между колоннами лежали мягкие циновки, а на них, припав к земле или наклонившись, сидели небольшие группы серьезных людей, возможно набожные ученые в тюрбанах или же бедняки, у которых было много времени и мало дел. Одни молились, другие читали, третьи дремали, а четвертые просто отдыхали. Щебечущие воробьи в волнении проносились среди колонн, когда ученые мужи откладывали свои занятия и доставали еду.

В центре двора находился мраморный фонтан, накрытый куполом, который поддерживали цилиндрические колонны, украшенные цветными вставками. Вокруг него росли высокие пальмы, чьи кроны закрывали его от солнца. Огромный четырехугольный двор являл собой привлекательную картину простоты, красоты и покоя. Вместе с Аллахом им правила тишина. Конечно, было слышно щебетание и пение птичек, которые давно уже устроили гнезда под арочной крышей и среди резных капителей колонн, но их непрерывная успокаивающая музыка была чудесным фоном для царящего безмолвия. Рядом с фонтаном находился небольшой бассейн со свежей водой, куда пернатые певцы садились, чтобы почиститься и утолить жажду. Они бросались в него и, разбрызгивая воду, совершали омовения, подобно правоверным мусульманам, каковыми они и являлись. Затем птицы улетали, чтобы продолжить традиционное занятие – присоединить свои голоса к общему хору.

Яркое утреннее солнце то тут, то там пронзало лежавшие в открытом дворе густые тени. Бездельники смотрели на меня, и в глазах их вспыхивал вопрос, который они быстро выбрасывали из головы как не стоящий умственных усилий, а затем продолжали предаваться сладостному ничегонеделанию. Картина, которую я наблюдал сегодня, ничем не отличалась от той, свидетелем которой сотни лет назад, должно быть, стал какой-нибудь победоносный крестоносец в шлеме и доспехах, спешившийся с коня и вошедший в старинную мечеть. Каир меняется быстро, но его многочисленные мечети, как и укрепленные башни, безуспешно штурмуемые солдатами современности, остаются. Возможно, оно и к лучшему, что сегодня существуют такие места. Они напоминают нашему все больше спешащему поколению о покое, который можно было найти во времена, когда люди были чуть менее умны, чем сейчас. Под этими раскидистыми пальмами или крытыми галереями мусульмане вспоминали о приюте Бога или погружались в сладостные грезы.

Во всяком случае, они могли бы, если б захотели, найти здесь приятное место, чтобы со стороны понаблюдать за городской суетой и по-настоящему оценить жизнь. Я наслаждался древним покоем этого места.

При входе в эту широкую крытую галерею я разулся, поскольку было установлено, что никому нельзя ступать в обуви на священную землю мечети и оставлять там нежеланную уличную грязь. Вручив свои тапки служителю мечети, который вышел из темной комнаты, я спустился по каменным ступеням, чья гладкая поверхность была сбита шагами сотен тысяч ног верующих, и снова окунулся в толпу на узкой улочке.

Я сделал несколько шагов и, остановившись, оглянулся, чтобы посмотреть на фасад и окружение этого древнего сооружения, посвященного почитанию Аллаха. Мне было жаль, что часть длинной передней стены спрятана за рядом старых домов. Однако вздымающиеся минареты, огромный тяжелый купол, блестящие, похожие на луковицы купола, высокие решетчатые окна и, наконец, огромные резные двери компенсировали это.

У минаретов было не менее восьми сторон и три балкона, они поднимались над своими квадратными основаниями подобно тому, как в самой мечети ввысь устремлялись мысли и желания. Они были похожи на два больших розоватых пальца, указывающие в небо. Их купола были сплющены сверху и по сравнению с гигантским красочным центральным куполом необычайно напоминали огромные белые тюрбаны. Они сверкали под жарким солнцем так, что на них было больно смотреть. Украшенные зубцами верхние части стен образовывали в плане правильный квадрат. Высокие желто-коричневые с красным стены отгораживали мечеть от нашего мира дельцов и торгашей.

Мой взгляд снова переместился вниз. Здесь на улице продавцы сладостей, рахат-лукума и лепешек стояли в ряд по обе стороны от входа, разместив свои товары на крошечных столиках или прямо на кусках ткани, лежащих на обочине. Владельцы палаток с выражением безмятежного удовольствия на лицах спокойно сидели, ожидая случайных покупателей. Несколько попрошаек устроились недалеко от ступеней. Двое или трое верующих остановились по дороге в мечеть или из нее, чтобы переброситься парой слов. Продавец лимонада в темно-красном одеянии с яркими полосами, соответствующем его ремеслу, неся огромный наклонный медный сосуд и несколько стаканов, вопросительно взглянул на меня, а потом продолжил свой путь. Удивительный старик с окладистой бородой восседал на маленьком сером ослике, торопившемся мимо со своим почтенным грузом. Обычная уличная толпа двигалась в разных направлениях. Воздух дрожал от дневной жары. Солнце висело в великолепной голубой чаше.Внутри священной ограды мечети царил столетний покой, а вне ее была эта бурлящая, толкающаяся, торгующая толпа, шумно занимавшаяся своими делами. Таковы были два лика жизни, над которыми Аллах простер защиту своих огромных крыльев.

Однажды ранним вечером я шел по площади Исмаилия и заметил, как кучер оставил свой пустой экипаж и взобрался на низкую металлическую ограду, выкрашенную в зеленый цвет. Она окружала маленький, запертый на ночь городской сад. Под заходящим солнцем кучер простерся на земле в направлении Мекки и шесть или семь минут продолжал молиться, не обращая никакого внимания на мир вокруг. Он был погружен в молитвы и не смотрел ни направо, ни налево, его явно переполняли религиозные чувства. Этот красивый поступок глубоко меня тронул как по причине его художественного эффекта, так и из-за доказательства духовной лояльности. Полицейский, поставленный на площади для регулирования движения транспорта, равнодушно наблюдал за этим человеком и позволил его правонарушению происходить без малейшего вмешательства.

В другой раз около десяти часов вечера я в одиночестве прогуливался по дороге, идущей вдоль берега Нила. В электрическом свете одинокого фонаря я увидел юношу с метлой, которого городские власти наняли, чтобы подметать улицы. Он стоял, прислонившись спиной к металлическому столбу, под ночным небом, которое было похоже на свод из ляпис-лазури. Парень явно сделал небольшой перерыв в своем нелегком труде. Он громко и радостно напевал фразы, прочитанные на изорванных страницах книжечки, куда он близоруко вглядывался при свете фонаря. Юноша пел с таким истовым рвением и был так поглощен собственными словами, что не замечал моего приближения. Его глаза сияли огнем радостного стремления к Аллаху. Я позволил себе заглянуть в его книгу. Это было дешевое издание Корана в бумажной обложке. Одежда юноши была грязной и рваной, ибо за его труд платили мало, но на его лице отражалось счастье. Мне не нужно было приветствовать его словами: «Да пребудет с тобой мир!» Этот человек уже обрел мир.

В третий раз я разнообразил свое обычное меню, отправившись на ужин в ресторан на улице Мухаммеда Али, которую никогда не посещали европейцы. Он находился в центре древнего квартала и потому сохранил свои старинные обычаи. Я знал и уважал его хозяина, носившего красную феску. Этот человек обладал прекрасным характером и врожденной вежливостью, которая проистекала не из стремления заработать, а из сердца. Официант, одетый в белое, просто поставил мой заказ на стол и неожиданно отошел в угол, где взял что-то, прислоненное к стене. Он обращался с этой вещью так осторожно, что можно было подумать, будто она самое ценное, что у него есть. Оказалось, что это не что иное, как выцветшая соломенная циновка. Официант развернул ее и разложил на полу, повернув в направлении Мекки. Закончив, он опустился на жесткую неудобную поверхность. Следующие десять минут этот человек все время кланялся, повторяя молитвы тихим, но все-таки слышным голосом. Теперь его мысли были заняты Аллахом. В тот момент помимо меня в ресторане было еще семь или восемь посетителей и лишь один официант, кроме него. Это было время, когда ежеминутно можно было ожидать увеличения числа клиентов. И все же старик хозяин наблюдал за своим работником благосклонно и даже кивал. С каждым одобрительным кивком кисточка на его феске раскачивалась. Владелец никогда не покидал небольшого отгороженного возвышения, где сидел и внимательно разглядывал знакомую картину, как мог сидеть и рассматривать интерьер дворца какой-нибудь султан. Он сам никогда не прислуживал за столом и не принимал денег напрямую. Хозяин был лишь восточным владыкой, отдававшим распоряжения и позволявшим другим выполнять их. Что касается посетителей, то они принимали сложившуюся ситуацию, как и полагается правоверным мусульманам, и были рады подождать официанта. Наконец, последний несколько раз выразительно и горячо заверил себя, а заодно и своих слушателей, что «нет Бога, кроме Единого» и что «Победа принадлежит Богу». Тогда он снова начал сознавать, что происходит вокруг, вспомнил, что он всего лишь официант, свернул коврик и поставил его назад в угол. Выражение его лица было мягким и радостным. Он осмотрелся, поймал мой взгляд, улыбнулся и подошел, чтобы принять мой заказ. А когда я покидал ресторан, этот человек сказал мне на прощание: «Да хранит тебя Бог».

Понять ислам можно, только когда эта религия вот так проявляется и воплощается на деле. Я вспоминаю, как путешествовал по железной дороге, связывающей Каир с Суэцем. Когда поезд остановился на какой-то станции, я выглянул из окна, чтобы посмотреть, где мы находимся, и обратил внимание на бедно одетого рабочего – члена бригады, трудившейся на железнодорожной линии. Он отделился от группы, монотонно твердя текст Корана, и коснулся лбом земли. Этот мужчина устроился для молитвы на песке всего в нескольких дюймах от стальных рельсов. Его работа была важна, ибо она обеспечивала ему кусок хлеба, но все-таки не настолько важна, чтобы он мог позволить себе забыть о долге перед Аллахом. Рассматривая его, я обнаружил, что у него лицо человека, живущего по совести и достигшего какого-то внутреннего покоя, хотя он был обычным рабочим.

Как-то днем я зашел в одно из многочисленных каирских кафе, чтобы выпить чаю с парой египетских пирожных. Пока я размешивал кусочек сахара, чтобы помочь ему раствориться в приятном коричневом настое, хозяин кафе опустился на пол и начал свою дневную молитву. Последнюю почти не было слышно, он шептал ее себе или, скорее, Аллаху. Я мог лишь восхититься рвением этого человека. Нельзя было не уважать мудрость пророка Мухаммеда, который так искусно научил своих последователей соединять жизнь религиозных обрядов с жизнью делового мира. Я мог противопоставить практическую ценность ислама лишь менее очевидной ценности хорошо мне известных дальневосточных верований – буддизма и индуизма, которые слишком часто стремились полностью отделить мирскую жизнь от духовной жизни.

Я привел только четыре случая из множества других, четыре примера, показавшие мне, что ислам означал для бедных и незнатных, для неграмотных и необразованных, для так называемых невежественных масс. А что он значил для средних и высших слоев общества? Насколько мне удалось понять, он означал менее сильную веру, ибо религиозные основы здесь, как и в каждой стране Востока, ослабили проникшие в Египет начала западного научного образования. Я не критикую, а отмечаю данный факт как неизбежное явление, поскольку твердо убежден, что для жизни необходимы как вера, так и наука. Мусульмане, мыслящие шире, теперь приходят к тому же заключению. Они понимают, что рано или поздно ислам должен будет поддаться влиянию XX века и современному духу, однако им известно, что для этого не нужно пить яд материализма, полностью отрицающего духовное начало. И все же, принимая все в расчет, факт остается фактом – высшие классы Египта более религиозны, чем высшие классы Европы и Америки. Желание верить живет в каждой капле крови восточного человека, и он не может от него избавиться.

В качестве типичного примера картины, которую я наблюдал в конторах и домах, расскажу о том, что видел в кабинете своего друга. Так случилось, что я зашел к нему незадолго до полудня и выпил непременный стаканчик персидского чая, пока он выполнял свою работу. Это был занятой человек, работавший главным инспектором при правительстве.

Кабинет его превосходительства Халеда Хассанейна Бея был обставлен вполне современно и, если бы не длинный текст из Корана, висящий в рамочке, мог бы вполне сойти за обычный европейский кабинет. Его превосходительство сидел за столом, покрытым стеклом, постоянно говорил по телефону и хранил бумаги в шкафах с раздвигающимися дверцами.

Как раз перед полуднем в кабинет вошел очередной посетитель – один из подчиненных-инспекторов. Через несколько минут его превосходительство спросил:

– Не возражаете, если я сейчас помолюсь?

Я, конечно, заверил его, что нисколько.

Были развернуты коврики, оба мужчины разулись и распростерлись в обычной манере. Добрых двенадцать минут они были заняты молитвами, в то время как служащие продолжали работать, посыльные входили, оставляли бумаги и покидали кабинет в атмосфере полного безразличия. Двое молящихся будто были одни и совсем не обращали внимания на мое присутствие. Когда они закончили молиться, то поднялись, снова сели за покрытый стеклом стол и продолжили обсуждать дела.

Это событие произвело на меня большое впечатление как нечто, чего я никогда не видел ни в одном западном учреждении. Нигде в Европе и Америке нельзя наблюдать такую картину. Там в середине дня люди стали бы торопиться на обед, а здесь, в Египте, эти два человека сначала помолились, а уже потом задумались об обеде.

Полагаю, что, если бы мы на Западе верили по-настоящему, тогда этот случай стал бы и примером, которому надо следовать, и уроком, на который нужно обратить внимание. Но смогли бы мы в своей вере зайти так далеко? Сомневаюсь.

Именно это так поражало меня в Египте. Бог (Аллах) для мусульманина абсолютно реальное Создание, а не просто философская абстракция. Торговцам, слугам, рабочим, знати, пашам и офицерам ничего не стоит отложить дела в сторону, опуститься на колени и поклониться Аллаху не в мечети, а в кабинете, магазине, на улице или дома. Люди, которым никогда не приходит в голову встать утром или лечь спать, не поклонившись с почтением Аллаху, могли бы больше ничему нас не научить. У них, по крайней мере, есть этот обычай, которому они могли бы научить вечно занятый и поглощенный совсем другими мыслями западный мир. Я поднимаю здесь вопрос не об учении ислама, которое объясню в свое время, а о том, что стоит верить в Высшую Силу, как бы мы ее ни называли.Представьте себе человека, опустившегося на колени в Лондоне или Нью-Йорке на улице или в другом месте и публично поклоняющегося Богу, ибо он почувствовал призыв сделать это, чтобы вспомнить о существовании Того, Кто делает возможным продолжение нашего собственного существования! Над ним или станут смеяться и, возможно, жалеть наши чересчур умные современники, или же его арестуют за то, что он мешает движению транспорта и пешеходов!

* * *

Знак полумесяца сияет над Ближним, Средним и Дальним Востоком, хотя в последнее время его лучи быстро проникают в самые удаленные уголки Африки. И все же силу ислама нужно измерять не числом приверженцев этой религии, а благочестием, которое каждый из них отдает ей. Мы на Западе обычно любим вставлять перед словом «мусульманин» прилагательное «фанатичный», и если здесь мы не совсем правы, то и не заблуждаемся полностью. Речь идет о людях, придерживающихся догматов религии со страстью, которую мы утратили.

Почему?

Начнем сначала. Некогда в пещере на неровном склоне горы Хира в Аравии на коленях стоял человек и молился Всемогущему, чтобы чистая, неиспорченная вера первых патриархов снова стала известна его народу, погрязшему в грубейшем идолопоклонстве и суеверном материализме, которые они по ошибке принимали за религию.

Этого человека звали Мухаммед.

Он был среднего роста. У него были длинные волосы, бледное лицо с едва заметным румянцем, широкие брови, крупный рот и большой нос. Одежда Мухаммеда была проще, чем требовало его положение. Он был купцом и сделал себе имя во многих городах благодаря исключительной честности и надежности. Будущий пророк караванами возил товары даже в Сирию. Год за годом его верблюды медленно и степенно пересекали волнистые темно-желтые песчаные дюны и горные ущелья, везя тяжелую поклажу, которую начальник каравана в черном тюрбане продавал на далеких рынках. Ночью, когда его спутники спали, Мухаммед бродил вокруг и сидел на мягком ковре пустыни, размышляя о тайнах жизни и природе Бога. Загадочные звезды освещали серебряным светом его обращенное к небу лицо, погружая этого человека в свои секреты и отмечая его как избранного.

После женитьбы на вдове Хадидже будущий пророк все больше приобретал обыкновение серьезно размышлять над важнейшими темами человеческого существования. Он с горечью осознавал недостатки грубой религии своего времени и ее неспособность удовлетворить более глубокие инстинкты своих приверженцев. Наконец, он удалился в свое любимое убежище – одинокую пещеру на горе Хира близ города Мекки – и провел там всю ночь, изливая душу в истовой молитве к Бесконечному и прося прозрения не только для себя одного, но и для своего народа. Вскоре Мухаммед погрузился в транс. Его молитва перешла в видение, видение – в превращение, а превращение – в сознательный разговор с Богом. Завеса за завесой разрывались на части. Удивительный парадокс – он обнаружил свет Истины в темной пещере!

Мухаммед услышал Голос, произнесший:

– Ты Человек. Ты пророк Аллаха!

С того времени этот купец носил данный ему плащ, забросил горы товаров и стал новым носителем Слова. Эхо этого Слова за одно столетие прогремело на трех континентах.

Сивиллины оракулы в Риме предрекли будущее пришествие Христа, а затем умолкли. Наконец Христос явился, сказал Свои слова тем, кто желал Его услышать, а затем ушел в том возрасте, когда большинство людей едва находят свое место в жизни материальной, не говоря уже о духовной. Менее чем через шесть столетий после этого пришел другой пророк Неизвестного Бога.

Мухаммеду повезло найти первого ученика в лице собственной жены, поскольку супруга может сделать многое, чтобы испортить или же обустроить жизнь мужа. Следующим, кому пророк рассказал о происшествии в пещере, был старый согбенный слепой мудрец Барака, который предупредил его:

– Наверняка тебя подвергнут изгнанию, ибо никогда смертный не приносил то, что принес ты, и не становился при этом жертвой мучительнейших преследований. О, если бы Бог соблаговолил продлить мои дни, я посвятил бы все свои силы, чтобы помочь тебе одержать победу над врагами.

Однако вдохновенный пророк вынужден всегда мириться с тяготами одиночества и непонимания, и воздается ему слишком незаметно и непостижимо, чтобы другие люди поняли это.

Каждая новая религия должна готовиться к тому, что в самом начале ее забросают камнями глупцы и равнодушные.

Друзья и родственники Мухаммеда образовали первую группу неофитов. Они встречались и молились в тихом доме за пределами города. Здесь поклонялись Единому Богу.

А в Мекке люди исполняли обряды, связанные с примитивной магией, и пытались овладеть невидимыми силами мира духов, почитая многочисленных идолов.

В течение трех лет постепенно растущая группа встречалась и молилась в строжайшем секрете, ведь предопределенный час публичного откровения – день, назначенный Судьбой, – еще не настал. И тогда Голос снова заговорил с Мухаммедом:

– Донеси до других Заповедь, что была дана тебе.

Мухаммед не колебался. Он собрал множество людей и предупредил, что если они не оставят религию своих предков и не обратятся к истинной вере, то на них обрушится гнев Аллаха. Они выслушали его, но не изменили своих воззрений и ушли озлобленными.

Однако теперь в Мухаммеде горел огонь, и он путешествовал, проповедуя доверенную ему весть. Он одевался в грубое платье и питался простой пищей. Пророк раздал почти все, что имел, беднякам. Он даже прошел среди трехсот шестидесяти шести идолов, стоящих в святилище Каабы, чтобы выразить идолопоклонникам, присутствовавшим там, свое несогласие, подобно тому как Христос смело вошел в храм, чтобы протестовать против менял. Разъяренная толпа набросилась на Мухаммеда, и одного из его приверженцев, пытавшегося защитить учителя, убили.

Бремя пророка может нести только тот, кто верует во все, что предсказывает до последней буквы последнего слова. Власти, обнаружив, что они не в состоянии заставить этого выразительно говорящего человека замолчать, пытались подкупить его, предлагая богатство и положение в обществе. В ответ Мухаммед еще серьезнее предупредил их о грядущем гневе Аллаха.

С этого времени его стали преследовать открыто, и часть его сторонников посоветовала ему искать убежища в Абиссинии. Туда пророк и отправился. Месть властителей Мекки преследовала их даже там, и черного императора попросили выдать беглецов. Вместо того чтобы исполнить эту просьбу, тот призвал их представителя (некоего Джафара) и спросил его:

– Что это за религия, из-за которой вы отделились от своего народа?

Джафар объяснил императору, что прежде они вели полудикую жизнь, поклонялись идолам, ели мертвечину и притесняли слабых. Затем пришел Мухаммед, пророк Аллаха, повелевший им быть истинно духовными, преданными Единому, правдивыми, щедрыми и добродетельными. Закончил Джафар чтением нескольких отрывков из Корана, которые заставили владыку заметить:

– Воистину и это, и то, что принес Моисей, зажжено от одного светильника. Ступай! Клянусь Богом, я не допущу, чтобы вас схватили. Ступай в свой дом, живи и исповедуй свою веру. Никто не помешает тебе.

Тем временем преследовать мусульман в Аравии стали еще больше. Когда некоторые из его гонителей просили Мухаммеда сотворить чудо, чтобы доказать, что он действительно пророк, он возводил глаза к небу и отвечал:

– Бог послал меня не для того, чтобы творить чудеса. Он послал меня к вам. Я лишь несу людям послание Аллаха.

В то мучительное время случилось то, о чем Мухаммед рассказывал как о необычном событии. Это произошло ночью. Ангел Джебраил (Гавриил) забрал его дух из тела, и Мухаммед встретился в незримом мире ангелов с духами великих пророков древности – Адама, Авраама, Моисея, Иисуса и других. Ему также показали, как пишется судьба мира.

Вскоре после этого учение пророка стало быстро распространяться, и в результате постоянно росло его преследование. Как раз перед тем, как несколько человек решили убить Мухаммеда, последнему внушили, что он должен тайно покинуть Мекку, пересечь пустыню и отправиться в Медину. Там он встретил радушный прием и заложил основание самой первой мечети в мире. День, когда Мухаммед вошел в город, стал первым днем первого года нового мусульманского календаря. По христианскому календарю он соответствовал 622 году.

Это стало поворотным моментом в судьбе ислама.

Жители Мекки объявили войну населению Медины. Небольшая армия под предводительством Мухаммеда покинула город и, встретившись с врагами, полностью сокрушила их. Победители двинулись дальше и участвовали в новой битве, которая не стала решающей. Еще много сражений было вызвано усилением положения пророка. Он отправил посланников с письмами к царю Греции, императору Абиссинии, царю Персии и царю Египта, сообщая им о своей миссии и о послании и приглашая их принять ислам.

Через семь лет после бегства из Мекки Мухаммед со своей армией пустился в путь, чтобы вернуться в этот город. Поскольку он не желал проливать кровь понапрасну, то заставил своих сторонников сложить оружие в восьми милях (почти в 13 км) от города и войти в него как мирные люди. Им позволили посетить его и вернуться невредимыми. Однако вскоре жители Мекки помогли кочевникам убить мусульман, искавших святилище в их храме, и Мухаммеду вновь пришлось вести свое войско на восток, к Мекке. Он взял город, разбил каменных идолов, мирным путем обратил жителей в истинную веру и установил там свою власть.

Теперь ислам распространился по всей Аравии. Дикие племена приходили, чтобы сесть у ног пророка и научиться высшей вере. Мухаммед выступил с последним обращением к своим последователям со спины верблюда на горе Арафат.

– Я оставляю вам книгу, Коран, – сказал он им в своей обычной неторопливой манере. – Крепко держитесь ее, или вы пропадете, потому что это, вероятно, мое последнее путешествие. Не возвращайтесь к своим доисламским привычкам и не начинайте вцепляться друг другу в горло, когда я уйду, ибо однажды вы должны будете встретиться с Аллахом, который потребует от вас ответа за ваши грехи.

Мухаммед напомнил им, что пророк был одним из них, всего лишь человеком, хотя и посланником Аллаха, и предостерег от поклонения гробницам.

Вскоре после этого он вернулся к великому Неизвестному, откуда пришел. Последними словами пророка были:

– Теперь нет большего друга, чем Он.

Это случилось в 632 году н. э. и на шестьдесят первом году жизни Мухаммеда. Он опроверг высказывание о том, что нет пророка в своем отечестве.

Глава 9 Беседа с духовным лидером мусульман