Текст книги "В поисках мистического Египта"

Автор книги: Пол Брайтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Окружающая тьма начала давить на мою голову с железной силой. Мелькнула тень необоснованного страха, но я сразу подавил его. Чтобы сидеть в центре этого пустынного памятника, требовалось не физическое мужество, а определенная моральная стойкость.

Не похоже было, что из дыр или щелей выползут змеи или по ступенчатой грани пирамиды вскарабкаются преступники, чтобы проникнуть в нее под покровом ночи. На самом деле единственными признаками животной жизни, с которыми я столкнулся, стали испуганная мышь, ящерицы и летучие мыши. С первой я встретился ранним вечером в горизонтальном проходе, когда она металась между лишенными трещин гранитными стенами в безумном стремлении скрыться от внушающего ужас луча света. Двух очень старых желтовато-зеленых ящериц я обнаружил на потолке узкого проема, который находится в нише в усыпальнице царицы. И наконец, летучие мыши встретили меня в подземном склепе. Правда, когда я входил в Большую галерею, то слышал стрекотание сверчков, но они вскоре умолкли. Все закончилось, и всю пирамиду охватило полное безмолвие. Никакое существо, обладающее физической природой, не могло причинить здесь вред, и все же вернулось смутное беспокойство и ощущение, будто за мной следят невидимые глаза. Это место обладало неуловимой загадочностью и призрачной нереальностью…

Существуют вибрации силы, звука и света, находящиеся за гранью нашего восприятия. Веселая песенка и серьезная речь появляются в мире, но мы могли бы никогда их не услышать, если бы наши радиоприемники не были настроены правильно. Вот и я перевел себя из состояния простого восприимчивого ожидания в состояние полной умственной концентрации. Я сосредоточил все внимание на усилии пронзить темное безмолвие, окружавшее мой разум. Если в результате моя способность к осознанию временно возросла до огромных пределов за счет глубокой внутренней концентрации, кто же скажет, что я не мог обнаружить присутствие невидимых сил?

Мне известно лишь, что когда я «настроился» методом внутренней концентрации, которому научился задолго до второго путешествия в Египет, то осознал, что в усыпальницу царя вторглись враждебные силы. Я ощущал, как повсюду меня окружало нечто злое и опасное. Невыразимый ужас проник в мое сердце, и, хотя я изгонял его, он возвращался снова и снова. Я следовал методу глубокой, направленной на одну цель, обращенной вовнутрь концентрации; восприятие продолжало идти обычным путем и преобразовывалось в видение. По темной комнате начали проноситься тени, обретая понемногу все более определенную форму. Внезапно передо мной возникли злобные лица. Перед моим мысленным взором отчетливо появлялись страшные образы. Темный призрак приблизился ко мне, глядя в упор злыми глазами, и поднял руки в угрожающем жесте, будто желая внушить страх. Похоже, древние привидения выползли из близлежащего некрополя, существовавшего так долго, что мумии в каменных саркофагах рассыпались в прах, а тени связанных с ними умерших непрошено явились туда, где бодрствовал я. В памяти всплыли легенды о злобных призраках, обитающих вокруг пирамид, со всеми неприятными подробностями, о которых рассказывают живущие в окрестных деревнях арабы. Когда я поведал молодому арабскому другу о своем намерении провести ночь внутри древнего сооружения, он попытался меня отговорить.

– Каждый дюйм этой земли населен привидениями, – предупредил он. – Здесь живет целая армия призраков и духов.

Теперь я мог убедиться, что его предупреждение не было напрасным. Привидения начали вплывать в темную комнату, где я сидел, и то неопределимое чувство тревоги, что охватило меня ранее, ныне стало вполне оправданным. Я знал, как сильно колотится от напряжения сердце в моем неподвижном теле. Меня вновь охватил ужас перед сверхъестественным, таящийся в глубине каждого человеческого сердца. Испуг, страх и ужас по очереди явили мне свои злобные лики. Я невольно крепко сцепил руки и был полон решимости продолжать. Хотя эти призрачные образы, что двигались по комнате, сначала вызывали чувство тревоги, в итоге они способствовали тому, что я собрал все имевшееся у меня мужество и готовность к борьбе.

Глаза мои были закрыты, и все-таки эти серые скользящие призрачные фигуры настойчиво вторгались в мое видение. Каждый раз вместе с ними приходила непримиримая враждебность и ужасающая решимость не позволить мне достигнуть цели.

Меня окружали неприязненно настроенные создания. Все это можно было легко прекратить, включив свет или же вскочив с места, вырвавшись из усыпальницы царя и пробежав несколько сотен футов до закрытого решеткой входа, где вооруженная охрана одним своим присутствием обеспечила бы мне спокойствие. Это было суровое испытание, которое обрело вид изощренной пытки, изводившей душу и не затрагивавшей тело. И все же что-то внутри меня столь же неумолимо давало понять, что я должен довести это дело до конца.

Наконец наступила кульминация. Чудовищные создания, ужасы преисподней, гротескные, безумные, странные и злобные существа собрались вокруг меня, с невообразимой враждебностью причиняя страдания. Через несколько минут я прошел через то, что навсегда оставит после себя запоминающееся свидетельство. Эта удивительная картина живо сохранилась в моей памяти. Я никогда не стал бы повторять подобный опыт и оставаться на ночь в Великой пирамиде.

Внезапно все закончилось. Враждебные привидения исчезли во мраке, из которого появились, в призрачной области, где обитают умершие, а вместе с ними пропал и губительный ужас. Мои расстроенные нервы испытали огромное облегчение, подобное тому, что чувствует солдат, когда внезапно заканчивается страшная бомбардировка.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я заметил в усыпальнице чье-то присутствие, на сей раз кого-то благосклонного и по-дружески настроенного. Он стоял у входа и смотрел на меня добрыми глазами. С появлением этого создания атмосфера полностью изменилась – и изменилась к лучшему. С ним пришло нечто чистое и разумное. Во мне, перенапрягшемся и чересчур восприимчивом, заиграла новая успокаивающая сила. Он приблизился к камню, где я сидел, и я заметил, что за ним следует кто-то еще. Обе фигуры остановились передо мной и устремили в меня серьезные взоры, полные пророческого смысла. Я чувствовал, что близится важный момент моей жизни.

Явление двух этих созданий представляло незабываемую картину. Их белые одежды, обутые в сандалии ноги, мудрые лица, высокие фигуры – я до сих пор прекрасно помню. Вдобавок они носили очевидные регалии своего статуса верховных жрецов древнеегипетского культа. Вокруг них мерцал свет, необъяснимо освещавший часть помещения. Воистину они не выглядели людьми, а имели яркий облик полубогов, ибо на их лицах лежала печать абсолютного покоя.

Они стояли неподвижно, словно статуи, со скрещенными на груди руками и молча смотрели на меня.

Действовал ли я в некоем четвертом измерении, пребывал ли в сознании и бодрствовал ли в далекой древности? Обратилось ли мое ощущение времени к ранней истории Египта? Нет, так не могло быть, ибо я быстро понял, что эти двое могут меня видеть и даже собираются заговорить со мной.

Высокие фигуры склонились, и губы одного из призраков шевельнулись. Его лицо было рядом с моим, глаза горели божественным огнем, и в моих ушах зазвучал его голос.

– Зачем ты пришел в это место, стремясь вызвать тайные силы? Разве тебе недостаточно путей смертных? – вопросил он.

Я услышал эти слова не ушами, поскольку безмолвия усыпальницы, несомненно, не потревожил ни один звук. И все же я, похоже, слышал их, подобно тому как глухой человек, использующий слуховой аппарат, может слышать слова, звучащие в его искусственной барабанной перепонке, с той лишь разницей, что я слышал их по другую сторону перепонки. Действительно, пришедший ко мне голос можно было бы назвать внутренним, поскольку он явно зазвучал у меня в голове, но тогда это могло бы создать ложное впечатление, будто это был вовсе не голос, а просто мысль. Ничто не могло быть дальше от истины, это был именно голос.

И я сказал:

– Да, мне недостаточно!

Тогда он произнес:

– Суета бесчисленных людей в городах успокаивает трепещущее человеческое сердце. Возвращайся назад, смешайся с толпой, и вскоре ты забудешь небольшое наваждение, что привело тебя сюда.

– Нет, это невозможно, – снова ответил я.

Он попробовал еще раз:

– Путь Мечтаний уведет тебя далеко от разума. Некоторые, избравшие его, возвращались назад обезумевшими. Сверни сейчас, пока еще есть время, и следуй путем, предназначенным для ног смертных.

Но я покачал головой и пробормотал:

– Я должен идти этим путем. Отныне для меня не существует другого.

Тогда жрец подошел ближе и склонился надо мной. В окружающей тьме я увидел лицо старика. Он прошептал мне на ухо:

– Тот, кто соприкасается с нами, теряет родственную связь с миром. Сможешь ли ты идти в одиночку?

– Не знаю, – ответил я.

Из мрака донеслись его последние слова:

– Да будет так. Ты сделал выбор. Живи согласно этому выбору, ибо возможности отменить его не существует. Прощай!Он ушел, и я остался один на один с другим призраком, который до сих пор играл роль молчаливого свидетеля.

Второй призрак подошел ближе и стоял теперь перед саркофагом. У него было лицо очень-очень старого человека. Я не осмеливался даже предположить, сколько ему лет.

– Сын мой, могучие владыки тайных сил приняли тебя. Сегодня ночью тебя введут в Зал Познания, – спокойно объяснил он. – Вытянись на этом камне! В былые времена это произошло бы на ложе, сплетенном из стеблей папируса, внутри этого. – И он указал на саркофаг.

Мне не пришло в голову ослушаться моего таинственного гостя, и я улегся на спину.

До сих пор мне не совсем понятно, что случилось сразу после этого. Старец как будто дал мне дозу какого-то необычного, медленно действующего анестезирующего средства, поскольку все мои мускулы напряглись, а затем в конечности начала проникать парализующая вялость. Все мое тело онемело и стало тяжелым. Сначала мои ступни понемногу становились все холоднее. Это ощущение превратилось в леденящий холод, постепенно поднимавшийся по ногам. Он достиг колен и продолжил продвигаться вверх. Я чувствовал себя так, как будто нижняя часть моего тела до пояса ушла в снег во время восхождения на гору. Ноги мои полностью онемели.

Затем я погрузился в полусонное состояние, и в мозг проникло таинственное указание на приближающуюся смерть. Однако это меня не взволновало, ибо я уже очень давно освободился от древнего страха перед ней и пришел к философскому приятию ее неизбежности.

Это странное ощущение холода продолжало овладевать мной, подниматься вверх по дрожащему позвоночнику, охватывать все тело, и я чувствовал, что, пребывая в сознании, погружаюсь в какую-то центральную часть в собственном мозгу, в то время как дыхание мое становилось все слабее.

Когда холод достиг груди и все тело было полностью парализовано, у меня случилось что-то вроде сердечного приступа. Однако он быстро миновал. Я знал, что близится главный кризис.

Если бы я смог разомкнуть одеревеневшие челюсти, то рассмеялся бы над мыслью, что пришла мне в голову: «Завтра внутри Великой пирамиды найдут мой труп, таким будет мой конец».

Я совершенно уверен, что все ощущения были результатом перехода моего духа от жизни физической в жизнь загробную.

Хотя я абсолютно точно знал, что прохожу через все ощущения умирания, но никакого неприятия не было.

Наконец, в голове осталось только сконцентрировавшееся сознание, и в мозгу случилось последнее безумное кружение. Возникло чувство, будто меня подхватил тропический ураган и я поднимаюсь вверх сквозь узкое отверстие, затем миновал краткий миг страха быть брошенным в бесконечное пространство. Я кинулся в неизвестность, и я был свободен !

Ни одно другое слово не выразит восхитительного чувства освобождения, которое я испытал тогда. Я превратился в некий сгусток духа – мыслящее и чувствующее создание, не скованное человеческой плотью, где я был заперт. Я покинул земное тело как призрак, словно восставший из могилы мертвец, но при этом полностью сохранил сознание. На самом деле мое ощущение жизни стало гораздо сильнее, чем раньше. Прежде всего, с выходом в эту высшую сферу я почувствовал себя свободным. В четвертом измерении, куда я проник, я ощущал блаженное расслабленное освобождение.

Сначала я обнаружил, что лежу на спине, как и мое тело, которое я только что оставил, и парю над каменным блоком. Затем появилось ощущение некой невидимой руки, поднявшей меня и, слегка подтолкнув, поставившей на ноги. В конце концов у меня возникло удивительное смешанное чувство, будто я одновременно стою и парю в воздухе.

Я взглянул вниз на покинутое тело из плоти и крови, неподвижно распростертое на каменном блоке. Ничего не выражающее лицо было обращено вверх, глаза едва приоткрыты. То, что веки не были сомкнуты до конца, доказывали слегка поблескивавшие зрачки. Руки были сложены на груди, но я не мог вспомнить, чтобы принимал такую позу. Мог ли кто-то скрестить мне руки, чтобы я этого не заметил? Ноги были вытянуты и прижаты друг к другу. По-видимому, там лежала моя мертвая оболочка – оболочка, которую я покинул.

Я заметил, что из меня нового к неподвижному созданию, лежащему на камне, исходит луч бледно-серебристого света. Это было поразительно, но еще удивительнее было обнаружить, что эта таинственная нематериальная «пуповина» освещала тот угол усыпальницы царя, где я парил. В мягком свете, похожем на лунный, можно было различить каменные блоки.

Я был призраком, лишенным тела созданием, парящим в воздухе, и, наконец, понял, почему мудрые египтяне в древности изображали в иероглифах человеческую «душу» в виде птицы. У меня возникло ощущение увеличившейся высоты и широты, как будто у меня были крылья. Не поднялся ли я в воздух и не остался парить над своим покинутым телом, подобно птице, взмывающей в небо и начинающей кружить над чем-то? Не почувствовал ли я, что меня окружает бесконечная пустота? О да, символ птицы оказался весьма подходящим.

Да, я поднялся в воздух, освободив душу от смертных пут, разделившись на две части, покинув мир, который был мне знаком. В новом теле, где я пребывал сейчас, я испытал ощущение бесплотности и небывалой легкости. Когда я взглянул вниз на холодный камень, где лежало мое прежнее тело, то в голову пришла единственная мысль, единственное осознание. Оно выразилось для меня в нескольких коротких невысказанных словах: «Вот состояние смерти. Теперь я знаю, что я душа и что я могу существовать вне тела. Я буду всегда верить в это, потому что испытал это».

Это понимание сжало меня железной хваткой, в то время как я легко парил над своей пустой плотской обителью. Я доказал бессмертие души самым удачным, как я считаю, способом – умер, но тем не менее продолжил жить! Я все еще смотрел на лежащее тело, оставленное внизу, которое почему-то притягивало мой взгляд. Была ли эта покинутая оболочка тем, что в течение многих лет я считал собой? В ту минуту я со всей ясностью осознал, что это была лишь плоть, лишенная разума и сознания. Когда я смотрел в ее невидящие глаза, в которых не возникало отклика, меня вдруг поразила ирония всей ситуации. Земное тело действительно держало меня, настоящего «меня», в плену, но теперь я освободился. Меня носил по нашей планете организм, который я долго путал со своей истинной сущностью.

Чувство земного притяжения исчезло, и я буквально парил в воздухе, испытывая все то же странное ощущение, будто я одновременно вишу и стою.

Вдруг рядом появился серьезный и спокойный старый жрец. Он возвел глаза, отчего его лицо приобрело еще более благородное выражение, и с благоговением произнес молитву:

– О Амон! О Амон! Тот, кто на небе, обрати лицо к мертвому телу сына твоего и сделай так, чтобы ему было хорошо в ином мире. Кончено.

Затем он обратился ко мне:

– Сегодня ты выучил великий урок. Человек, чья душа была перенесена в Бессмертие, никогда не умрет по-настоящему. Изложи эту истину в словах, известных людям. Смотри!

Из воздуха возникло полузабытое лицо женщины, на похоронах которой я присутствовал более двадцати лет назад; затем знакомое лицо человека, который был для меня больше чем другом и которого я видел последний раз лежащим в гробу двенадцать лет назад; и наконец, улыбающееся личико ребенка, которого я знал и который погиб в результате несчастного случая.

Все трое спокойно и безмятежно смотрели на меня, а их дружеские голоса снова звучали вокруг. Я очень коротко поговорил с так называемыми умершими, и они вскоре растаяли.

– Они действительно живут так же, как и ты, как продолжает жить эта пирамида, что видела смерть половины мира, – произнес верховный жрец. – Знай же, сын мой, что в этом древнем храме находятся утраченные тексты древних народов и запись Договора, который они заключили со своим Творцом через первого из Его великих пророков. Знай, что в прежние времена сюда приводили избранных, чтобы показать им этот Договор и чтобы они могли вернуться к своим собратьям и сохранять эту великую тайну от забвения. Вернись же назад с предостережением. Когда люди покидают Творца и смотрят на собратьев с ненавистью, как делали правители Атлантиды, во времена которой была построена пирамида, то их уничтожает груз собственной несправедливости точно также, как было погублено население Атлантиды. Атлантиду погрузил в воды не Творец, а себялюбие, жестокость и духовная слепота людей, живших на тех проклятых островах. Творец любит всех, но жизнью людей управляют установленные Им невидимые законы. Вернись с этим предостережением.

Во мне проснулось огромное желание увидеть этот таинственный Договор. Вероятно, дух прочел мои мысли, ибо быстро сказал:

– Всему свое время. Пока нет, сын мой, пока нет.

Я был разочарован.

Он смотрел на меня несколько секунд.

– Никому из твоего народа прежде не было позволено увидеть такое. Но поскольку ты человек сведущий в подобных вещах и пришел к нам, неся в сердце добро и понимание, то получишь ответ на некоторые вопросы. Идем!

И тогда случилось нечто странное. Я как будто погрузился в состояние, близкое к коме. На мгновение я потерял сознание, а когда пришел в себя, осознал, что меня перенесли в другое место. Я обнаружил, что нахожусь в длинном коридоре, который заливал мягкий свет, хотя ни ламп, ни окон не было видно. Я предполагал, что источником света является не что иное, как ореол вокруг моего спутника в сочетании со светящейся колышущейся «пуповиной» из эфира, что тянулась за мной, хотя и понимал, что они не могут объяснить его полностью. Стены были построены из камня яркого розовато-терракотового цвета, стыки между которыми едва можно было различить. Пол уходил вниз под тем же углом, что и входной коридор в пирамиде. Камни были тщательно обработаны. Коридор имел квадратное сечение и довольно низкий потолок, хотя и не слишком неудобный. Я не мог обнаружить источник загадочного света, хотя проход был освещен, как будто в нем горел фонарь [3] .

Верховный жрец велел мне следовать за ним вниз по коридору.

– Не оглядывайся, – предупредил он меня. – Не поворачивай голову.

Мы спустились по коридору, и в дальнем конце я увидел большое помещение, похожее на храм. Я точно знал, что нахожусь внутри или же под Великой пирамидой, хотя никогда прежде не видел ни такого прохода, ни такой комнаты. Разумеется, они были потайными, и их не обнаружили до сего дня. Я был очень взволнован этим потрясающим открытием. Столь же велико было и охватившее меня любопытство, где находится вход и как он выглядит. В конце концов я был вынужден повернуть голову и бросил быстрый взгляд назад, на то, что, как я надеялся, являлось потайной дверью. Я попал сюда не через видимый вход. В дальнем конце я увидел то, что должно было быть проемом. Он был закрыт блоками квадратной формы и, похоже, заделан. Я обнаружил, что смотрю на гладкую стену. Затем сила, которой нельзя было противиться, стремительно увлекла меня прочь, пока вся сцена не исчезла и я не понял, что снова парю в воздухе. Я услышал слова «пока нет, пока нет», как будто повторенные эхом, и через несколько мгновений узрел свое неподвижное, лишенное сознания тело, лежащее на камне.

– Сын мой, – донесся до меня шепот верховного жреца. – Не имеет значения, найдешь ты дверь или нет. Отыщи в своем разуме тайный проход, который приведет тебя в сокрытую в твоей душе комнату, и ты обретешь нечто действительно ценное. Загадка Великой пирамиды – это загадка тебя самого. Все тайные комнаты и древние надписи есть в твоем естестве. Урок пирамиды состоит в том, что человек должен обратиться внутрь себя, решиться погрузиться в неизведанную суть собственного существа, дабы найти свою душу, так же как он должен отважиться проникнуть в неизвестные глубины этого храма, дабы обнаружить его главную тайну. Прощай!

Разум мой закружился, и этот вихрь захватил меня. Я беспомощно скользил, когда меня засасывало все ниже и ниже. Мной овладело тяжелое оцепенение, и, похоже, я снова слился со своим физическим телом. Я напряг волю, стараясь привести в движение его неподатливые мускулы, но потерпел неудачу. В конце концов я потерял сознание…

Вздрогнув, я открыл глаза. Вокруг была чернильная темнота. Когда онемение прошло, я нащупал фонарь и зажег свет. Я снова находился в усыпальнице царя и все еще был чрезвычайно взволнован. На самом деле я был так возбужден, что вскочил и закричал. Мой голос отдавался приглушенным эхом. Однако вместо того, чтобы ощутить под ногами пол, я почувствовал, как куда-то падаю. Спасся я, вцепившись обеими руками в края каменного блока, и тогда понял, что произошло. Поднимаясь, я случайно сдвинулся к дальнему краю камня, и мои ступни оказались над вырытым отверстием в северо-западном углу усыпальницы.

Я вернулся в безопасное место, оберегая фонарь и направив луч света на часы. Стекло разбилось в двух местах, когда я, вскочив, ударился запястьем и кистью о стену, однако механизм все еще весело отсчитывал минуты. Когда я увидел, который час, то едва не рассмеялся, несмотря на всю торжественность окружающей обстановки.Ведь это был тот самый мелодраматический час, когда обе стрелки показывали ровно двенадцать!

Когда вскоре после восхода солнца вооруженные полицейские отомкнули металлическую решетку, из темного входа Великой пирамиды, спотыкаясь, показался грязный утомленный человек с усталыми глазами. В лучах утреннего солнца он направился вниз к большим каменным блокам и, щурясь, рассматривал знакомый ровный пейзаж. Первое, что он сделал, – это несколько глубоких вдохов. Затем он безотчетно поднял лицо к Ра, солнцу, и безмолвно поблагодарил его за этот блаженный дар людям – свет.

Глава 5 В гостях у каирского волшебника

Каирская жизнь протекает в двух мирах. Когда от большой центральной площади Аль-Атаба Аль-Хадра идешь на восток, то попадаешь в древний арабский город, а поворачивая на запад, возвращаешься в современный европейский мир. Это странная жизнь, где под неумолимым давлением наших дней встречаются Восток и Запад, Средневековье и современность, восточные краски и грязь и западные серость и чистота.

В Каире я нашел множество медиумов, волшебников, предсказателей, астрологов, магов, гадалок, факиров и священнослужителей. Несмотря на неодобрение и ограничения со стороны властей, демонстрировавших свое неудовольствие, законом запрещавших большинство их действий и без колебаний применявших этот закон, там обнаружились все пятьдесят семь видов людей, обладавших необычными способностями. Должен признаться, что, хотя я и испытывал сочувствие к некоторым из указанных лиц, правительство все же имело основания для введения таких ограничений. Наивные люди становятся жертвами охотящихся на них шарлатанов. Они благоговейно внимают безответственным болтунам и безоговорочно доверяют предсказателям, которые сами себя вводят в заблуждение. Нам никогда не узнать все о вреде, причиненном гадателями, чьи предсказания воспринимались как руководство к действию, но и того, что было известно, оказалось достаточно, чтобы заставить правительство применить силу. Однако среди таких необычных людей было несколько личностей, которые интересовали меня независимо от их профессий. Среди них назову волшебника, убившего на моих глазах курицу при помощи заклинаний и магических действий; чернокожую суданскую колдунью-целительницу, которая верно предрекла, что Индия станет для меня страной большой удачи, а затем сделала несколько ошибочных предсказаний; молодого египтянина-христианина сирийского происхождения, твердо верившего, будто он является реинкарнацией пророка Илии, и жившего, как и пророк, в полном отречении от мира; француженку из европейского квартала, в состоянии гипнотического транса свободно читающую с завязанными глазами; странного старика, живущего со своими последователями в примыкающем к огромной мечети большом доме, который был настолько потерян в этом мире, что проводил почти все свое время, громко разговаривая с духами; смелую и энергичную даму, не обратившую внимания на запрет короля Ибн-Сауда и тайком снявшую фильмы о святой Мекке, которая ныне была занята изучением священных предметов под руководством ангелов; знаменитого факира Тахра Бея, кому ничего не стоило вонзить кинжал в собственное горло или грудь прямо над сердцем и у кого после всех этих малоприятных процедур не было ни одной царапины и не текла кровь. Были и другие, кто привлек мое внимание. И хотя из-за недостатка места не в моей власти рассказать обо всех, но я, по крайней мере, могу бегло упомянуть о некоторых из них в одном параграфе.

Еще одна сторона каирской жизни, притягивавшая мое внимание, – это религиозная составляющая, ибо Каир более тысячи лет был центром мусульманской культуры. Обычный житель Запада так мало знает об этой великой религии, а его представления о ней настолько искажены, что, по моему мнению, описание ислама, каким я увидел его, заслуживает отдельной главы.

* * *

Волшебник, который творил удивительные вещи с домашней птицей, в этих записках должен остаться безымянным, поскольку я пообещал высокому чиновнику в египетском правительстве не создавать ему личной славы. Нет нужды упоминать здесь о причинах такого требования, но я признал их достаточными и потому позволил чародею остаться инкогнито, отказавшись от публикации прекрасных фотографий как его самого, так и его дома и его искусства.

Я его нашел жарким днем после бесчисленных вопросов и бесконечных блужданий. Я шел по главной улице, вымощенной древними камнями, и свернул в тот шумный, плотно застроенный живописный древний квартал с узкими улочками, что лежит между мечетью Аль-Азхар и мрачным кладбищем Баб-аль-Вазир. В город вошел караван верблюдов. На шее каждого животного были привязаны маленькие колокольчики, так что вся процессия издавала звяканье. Я шагал в одиночестве, прокладывая путь по темным переулкам и пытаясь найти дом волшебника.

Я преодолел лабиринт из множества переулков, которые были так узки, что небо между крышами домов казалось узкой длинной щелью. И все же солнце проникало на эти кривые улочки, создавая живописный этюд из яркого света и тени.

В конце концов я отыскал дорогу и прошел сквозь плотную завесу белой пыли, которую приносило сюда с расположенной поблизости горы Мокаттам, возвышавшейся над городом, по извилистой улице к дверям волшебника.

У него был большой дом, который построили в Средние века. Передняя стена была сложена из продолговатых каменных блоков, чья поверхность была ярко раскрашена. В верхней части располагалось несколько окон, закрытых тяжелыми ставнями. Пара тяжелых резных дверей открывалась вовнутрь в небольшую прихожую с высоким потолком, где я увидел два стула и низенький кофейный столик. Там никого не было. Я заглянул через другую дверь в соседнюю комнату, однако та тоже была пуста. Тогда я прошел по небольшому, выложенному камнями проходу во внутренний двор, заваленный грудами бумаг. Они были очень пыльными, и я предположил, что этот открытый двор использовался для хранения архивов волшебника. Около пяти минут я слонялся по нему, гадая, когда и откуда появится кто-нибудь. Поскольку мне так и не удалось никого найти, я вернулся на улицу и привел с собой соседку, которая в одиночку поднялась в верхнюю часть дома. Через пару минут она спустилась с юношей лет семнадцати.

Последний, запинаясь, мягко обратился ко мне:

– Что вам угодно?

Когда я назвал имя волшебника, юноша отпрянул в удивлении. Ясно было, что среди клиентов чародея мало европейцев.

– Это мой отец! – воскликнул он. – Зачем он вам понадобился?

Я объяснил свое дело и показал рекомендательную записку. Когда юноша увидел стоящее внизу имя, его глаза засветились радушием.

– Проходите! Садитесь!

Он провел меня в комнату, примыкающую к прихожей, и указал на низкий диван, покрытый простой белой тканью.

Затем юноша снова скрылся на верхнем этаже и спустя некоторое время вернулся. Я слышал звук шагов. Вслед за ним в комнату медленной шаркающей походкой вошел человек лет шестидесяти плотного сложения. Появившись в дверях, он коснулся лба в знак приветствия.

Голова и плечи этого человека были обернуты белой тканью, из-под которой выбивалась прядь волос цвета воронова крыла. Его лицо с крупными чертами, пышными усами и небольшой бородкой хранило добродушное выражение. Вероятно, у хозяина были большие глаза, но он продолжал смотреть в пол, умышленно не поднимая век, и поэтому глаза казались довольно узкими. Я сделал попытку встать, но он усадил меня на место, а сам занял большое удобное кресло.

Я огляделся. Потолок в комнате был высоким, и в ней царила прохлада. При этом в ней находилось множество странных предметов. Стены украшали продолговатые желтые панели, на которых красной краской изящно были выведены слова из Корана. В стенных нишах замерли два чучела выдр, на подоконниках громоздились груды бумаг, к которым, судя по покрывавшему их слою пыли, не прикасались годами, на подушке рядом со мной лежал печатный альманах на арабском языке, повсюду стояли пустые бутылочки из-под чернил.

Волшебник в нескольких словах выразил, как польщен моим визитом, и предложил отведать легких закусок, прежде чем мы перейдем к сути дела. Я поблагодарил его, однако, зная об обычаях египетских хозяев, попросил не беспокоиться о кофе, ибо никогда не пью его. Волшебник предложил персидский чай – восхитительный напиток, – и я с готовностью согласился. И вот, пока старательный слуга пропадал на ближайшем базаре, я попытался втянуть старика в разговор. Мои усилия потерпели неудачу, ибо, помимо простейших односложных ответов, диктуемых египетским этикетом, он не сказал о себе ничего. Напротив, мы поменялись ролями, и он искусно подверг меня расспросам. Я отвечал ему откровенно и свободно, и к тому времени, когда слуга поставил на стол небольшие блюда с обычными египетскими сладостями – большими лепешками из пшеничной муки, смешанной с медом, бананами, печеньем – и стаканчики с персидским чаем, старик стал чуть менее сдержанным. В самом деле, когда волшебник понял, что я собираю сведения не для того, чтобы высмеять его методы или разоблачить его как возможного шарлатана, он сделался очень любезным. Однако за его манерами я обнаружил постоянную настороженность, как если бы он не решался позволить любопытному иностранцу из далекой страны войти в его жизнь.