Текст книги "Пустой Амулет"

Автор книги: Пол Боулз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Пол Боулз
Пустой Амулет

Аллал

Он родился в гостинице, где работала мать. Всего три темных комнатушки выходили во двор за баром. Дальше было патио поменьше, куда открывалось много дверей. Здесь жила прислуга, и здесь Аллал провел детство.

Грек, хозяин отеля, услал мать Аллала прочь. Он негодовал, поскольку она, четырнадцатилетняя девчонка, работая на него, осмелилась кого-то родить. Признаваться, кто отец, она не хотела, и хозяина злила мысль, что он сам не воспользовался ею, хотя мог бы. Он заплатил девчонке за три месяца вперед и велел ехать домой в Марракеш. А поскольку повару и его жене девчонка нравилась и они предложили ей пожить некоторое время с ними, хозяин согласился, чтобы она осталась, пока младенец подрастет немного и сможет вынести переезд. Она осталась жить в заднем дворике вместе с поваром и его женой, а потом в один прекрасный день исчезла, оставив им ребенка. Никто о ней больше ничего не слышал.

Как только Аллал подрос так, что мог носить тяжести, ему стали давать работу. Прошло совсем немного времени, и он уже таскал ведро с водой из колодца за отелем. У повара и его жены детей не было, поэтому он играл один.

Став постарше, он начал бродить в одиночестве по пустому плоскогорью снаружи. Там стояли казармы – их окружала высокая и глухая стена из красного самана. Все остальное располагалось ниже, в долине – город, сады и река, что вилась к югу меж тысячью пальм. Аллал сидел на выступе скалы и рассматривал сверху людей, бродивших по городским переулкам. Лишь гораздо позже он зашел туда сам и увидел, что там за люди. Поскольку мать его бросила, его называли сыном греха и, глядя на него, смеялись. Ему казалось, что тем самым они надеялись превратить его в тень, чтобы не считать его настоящим и живым. Аллал с ужасом ждал, когда ему каждое утро придется ходить в город и работать. Пока же он помогал на кухне и прислуживал офицерам из казарм, а заодно и автомобилистам, что проезжали через ту местность. В ресторане ему давали немного на чай, бесплатную еду и постель в каморке для прислуги, однако жалованье грек ему не платил. Со временем он достиг возраста, когда такое положение стало казаться постыдным, и по своей воле спустился в город и начал там работать со сверстниками – помогал лепить глиняные кирпичи, из которых люди строили себе дома.

Такую жизнь в городе он себе и представлял. Два года прожил он в комнатушке за кузницей: не ссорился ни с кем, откладывал весь заработок – кроме того, что нужно было на жизнь. Так и не найдя себе за это время ни единого друга, он глубоко возненавидел всех горожан, никогда не дававших ему забыть, что он – сын греха, а значит не похож на других, месхот,пр оклятый. Потом он нашел себе в пальмовых рощах за городом домик – просто хижину. Платить нужно было немного, а рядом никто не жил. Аллал и поселился там, где шумел только ветер в кронах, а людей старался избегать.

Однажды жарким летним вечером вскоре после заката он шел под арками у главной площади города. В нескольких шагах впереди какой-то старик в белом тюрбане пытался перекинуть тяжелый мешок с одного плеча на другое. Вдруг мешок упал на землю, и Аллал увидел, как из него выскользнули два темных росчерка и исчезли в тенях. Старик кинулся на мешок и завязал его, крича: Берегитесь змей! Помогите мне найти моих змей!

Многие быстро повернулись и ушли туда, откуда явились. Другие встали поодаль. Некоторые закричали старику: Ищи своих змей побыстрее и уноси их отсюда! Зачем они здесь? Не хотим мы никаких змей у нас в городе!

Встревоженно ковыляя взад-вперед по улице, старик обратился к Аллалу: Посмотри за ним минутку, сынок. И показал на мешок, лежавший у его ног на земле. Потом схватил корзину, которую тоже нес с собой, и быстро свернул в переулок. Аллал остался на месте. Мимо никто не проходил.

Вскоре старик вернулся довольный, отдуваясь. Стоило зевакам на площади снова увидеть его, как они закричали, на этот раз – Аллалу: Покажи этому берранидорогу из города! Он не имеет права носить сюда такое! Вон! Вон!

Аллал поднял большой мешок и сказал старику: Пойдем.

Они оставили площадь и переулками вышли к городской окраине. Там старик поднял голову, увидел как в угасающем небе чернеют пальмы, и повернулся к мальчику.

Пойдем, снова сказал Аллал и свернул влево по неровной тропе, что вела к его дому. Старик в недоумении остановился.

Сегодня можешь остаться у меня, сказал ему Аллал.

А они? – спросил старик, показав сначала на мешок, а потом на корзину. Они должны быть при мне.

Аллал усмехнулся: Они тоже.

Когда устроились в домике, Аллал посмотрел на мешок и корзину. Я не такой, как все остальные здесь, сказал он.

От того, что слова прозвучали, ему стало хорошо. Он презрительно махнул рукой. Боятся идти через площадь из-за змеи. Ты сам видел.

Старик почесал подбородок. Змеи – что люди, сказал он. Их нужно узнать поближе. Тогда можно стать им другом.

Аллал подумал немного и спросил: А ты их когда-нибудь выпускаешь?

Всегда, с силой ответил старик. Все время внутри им плохо. Они должны быть здоровыми, когда доберутся до Тарудана, иначе человек там их не купит.

Он пустился в долгую историю о своей жизни охотника на змей: каждый год он отправляется в Тарудан к человеку, которых их покупает для айссауйских заклинателей в Марракеше. Слушая его, Аллал приготовил чай и вынес миску пасты из кифа – заедать чай. Позже, когда они уже удобно расположились среди клубов дыма из трубок, старик хмыкнул. Аллал повернулся к нему.

Я выпущу их?

Запросто!

Только ты должен сидеть тихо и не шуметь. Подвинь ближе лампу.

Он развязал мешок, встряхнул его и вернулся на место. В молчании Аллал наблюдал, как длинные тела осторожно выползают на свет. Среди кобр были и другие – с такими тонкими и совершенными узорами, что их, казалось, нанесла рука мастера. Одна золотисто-красная змея, лениво свернувшаяся на полу, была особенно прекрасна. Глядя на нее, Аллалу невыносимо захотелось ею владеть и постоянно держать при себе.

Старик продолжал. Я всю жизнь провел со змеями, говорил он. Я мог бы тебе о них много чего рассказать. Ты знаешь, что если давать им маджун,их можно заставить делать все, чего тебе хочется – не произнося при этом ни слова? Клянусь Аллахом!

На лице Аллала проступило сомнение. Нет, не в истинности этого утверждения сомневался он, а, скорее, в том, сможет ли сам применить это знание. Поскольку именно в тот миг ему в голову пришла мысль на самом деле забрать себе змею. Как бы ни было, делать это нужно быстро, думал он, ведь старик утром уйдет. Неожиданно его охватило нетерпение.

Убери их, чтобы я приготовил ужин, прошептал он. Он сидел и любовался ловкостью, с которой старик брал каждую змею за голову и совал в мешок. Однако, двух снова бросил в корзину, и одной, заметил Аллал, была красная. Ему чудилось, что он видит, как сквозь плетеную крышку сияют ее чешуйки.

Занявшись едой, Аллал старался думать о другом. Но поскольку змея не шла у него из головы, он стал придумывать, как ее заполучить. Присев на корточки над огнем в углу, он смешал немного пасты из кифа с молоком в миске и отодвинул.

У старика рот не закрывался. Повезло, что удалось вернуть этих двух змей вот так, посреди города. Никогда не знаешь, что люди сделают, если обнаружат, что носишь змей. Однажды в Эль-Келаа они всех вытащили и убили, одну за другой, прямо у меня на глазах. Год работы. Пришлось вернуться домой и начать все снова.

Уже за едой Аллал заметил, что гостя клонит в сон. Как же это произойдет? – спросил себя он. Никогда не скажешь заранее, что станешь делать, а мысль о том, что придется брать в руки змею, его тревожила. Она ведь может меня убить, думал он.

Поев, они выпили чаю и выкурили несколько трубок кифа, старик растянулся на полу и сказал, что будет спать. Аллал вскочил на ноги. Вот сюда! – сказал он старику и подвел его к своей циновке в нише. Старик лег и быстро уснул.

За следующие полчаса Аллал несколько раз подходил к нише и заглядывал в глубину, однако ни тело в бурнусе, ни голова в тюрбане так и не шелохнулись.

Сначала он вытащил одеяло и, связав три угла вместе, расстелил на полу четвертым углом к корзине. Затем поставил на одеяло миску с молоком и кифом. Когда Аллал ослабил шнурок на крышке корзины, старик кашлянул. Аллал замер, ожидая услышать надтреснутый голос. Поднялся легкий ветерок, пальмовые листья заскрежетали друг о друга, но из ниши не донеслось ни звука. Аллал переполз в дальний угол комнаты и присел у стены, не сводя глаз с корзинки.

Несколько раз ему казалось, будто крышка шевелится, но он решил, что ошибается. И вот он затаил дыхание. Тень у основания корзины двигалась. Одна из тварей выползла с дальнего края. Помедлила немного, прежде чем двинуться на свет, но когда все же двинулась, Аллал выдохнул молитву благодарности. Золотисто-красная.

Решившись наконец приблизиться к миске, змея сначала проползла вокруг, осматривая ее со всех сторон, и лишь потом опустила голову к молоку. Аллал наблюдал, опасаясь, что незнакомый вкус пасты из кифа ее отпугнет. Змея не шевелилась.

Он подождал еще полчаса или дольше. Змея не двигалась с места, голова – в миске. Время от времени Аллал поглядывал на корзинку, не выползла ли вторая. Ветерок не утихал, ветви пальм терлись друг о друга. Решив, что пора, Аллал медленно поднялся и, не сводя глаз с корзины, где, очевидно, по-прежнему спала вторая змея, протянул руку и собрал в кулак три связанных конца одеяла. Затем подобрал четвертый так, чтобы и змея, и миска соскользнули на дно мешка. Змея шевельнулась, но он решил, что она не сердится. Он точно знал, где ее спрячет: между камней в пересохшем речном русле.

Держа одеяло перед собой, он открыл дверь и вышел под звезды. Идти было недалеко – по дороге, к рощице высоких пальм, потом налево и вниз, в уэд.Между валунов было место, где узел никто не увидит. Аллал осторожно втолкнул его в щель и поспешил к дому. Старик спал.

Убедиться, что вторая змея по-прежнему в корзинке, было невозможно, поэтому Аллал забрал бурнус и вышел наружу. Он закрыл дверь и лег спать прямо на земле.

Солнце еще не взошло, а старик уже проснулся – лежал в нише и кашлял. Аллал вскочил на ноги, вошел в дом и начал разводить в миджме огонь. Через минуту он услышал вскрик: Они снова выползли! Из корзины! Стой, где стоишь, я их найду.

Совсем немного погодя старик удовлетворенно крякнул. Черную нашел! – воскликнул он. Аллал, сидя на корточках в углу, не поднял головы, и старик подошел к нему, размахивая коброй: Теперь нужно найти вторую.

Он убрал змею на место и стал искать дальше. Когда огонь разгорелся, Аллал повернулся и спросил: Хочешь, я помогу тебе ее искать?

Нет, нет! Сиди на месте.

Аллал вскипятил воду и сделал чай, а старик по-прежнему ползал на коленях по комнате, приподнимая ящики и отодвигая мешки. Тюрбан съехал у него с головы, а все лицо сочилось потом.

Иди выпей чаю, позвал Аллал.

Старик сначала его вроде бы не услышал. Затем поднялся, зашел в нишу, где заново перемотал тюрбан. Выйдя оттуда, сел рядом с Аллалом, и они позавтракали.

Змеи очень умные, сказал старик. Могут забираться в такие места, которые не существуют. Я в этом доме обыскал уже все.

Закончив есть, они вышли наружу и принялись искать змею меж тесно растущих пальм возле дома. Когда старик убедился, что змея пропала, он печально вернулся внутрь.

Это была хорошая змея, вымолвил он наконец. А теперь я пойду в Тарудан.

Они попрощались, старик подхватил мешок и корзину и зашагал по дороге к шоссе.

Весь день за работой Аллал думал о змее, но лишь на закате смог спуститься к валунам в уэди вытащить одеяло. Возбужденный, он принес его домой.

Прежде чем развязать одеяло, Аллал наполнил широкую тарелку молоком и пастой кифа и поставил ее на пол. Съел три ложки пасты сам и сел дожидаться, барабаня пальцами по низкому чайному столику. Все произошло так, как он и надеялся. Змея медленно выползла из одеяла, вскоре нашла тарелку и принялась пить молоко. Пока она пила, Аллал барабанил; закончив, она подняла голову и посмотрела на него; барабанить он перестал, и она вновь скрылась в одеяле.

Вечером он снова поставил ей молоко и опять забарабанил по столу. Через некоторое время показалась змеиная голова, потом тело, и все повторилось.

И в ту ночь, и каждую ночь после той ночи Аллал сидел со змеей, терпеливо пытаясь стать ей другом. Он ни разу не пробовал коснуться ее, но вскоре мог ее вызывать и удерживать перед собой столько, сколько хотел, – просто барабанил по столику, потом отпускал. Первую неделю он давал ей пасту из кифа; затем попробовал обходиться без нее. В конце результат был точно таким же. После этого он кормил ее лишь молоком и яйцами.

Как-то вечером, когда его друг, изящно свернувшись, лежал перед ним, он задумался о старике, и у него возникла мысль, вытеснившая из ума все остальное. Пасты в доме уже не было несколько недель, и он решил ее приготовить. На следующий день купил все необходимое и после работы сделал пасту. Когда она была готова, Аллал взял побольше, смешал с молоком в миске и поставил змее. Затем сам съел четыре ложки и запил чаем.

Он быстро разделся и, отодвинув столик так, чтобы до него можно было дотянуться, лег на циновку у двери. На этот раз он не перестал барабанить пальцами, даже когда змея напилась молока. Она лежала спокойно, наблюдая за ним, точно сомневалась, действительно ли знакомый стук исходит из смуглого тела перед ней.

Видя, что время идет, а змея не двигается и рассматривает его каменными желтыми глазами, Аллал начал повторять: Иди сюда, – снова и снова. Он знал, что голоса его она не слышит, но верил, что змея чувствует, как его разум подталкивает ее. Можно заставить их делать все, чего пожелаешь, не произнося ни слова, говорил ему старик.

Хотя змея не шелохнулась, он повторял команду, поскольку теперь знал – она придет. И после долгого ожидания змея вдруг опустила голову и двинулась к нему. Доползла до его бедра и скользнула вверх по ноге. Пробравшись по животу, полежала у него на груди. Тело ее было тяжелым и чуть теплым, чешуя – изумительно гладкой. Потом змея успокоилась, свернувшись в ямке его ключицы.

К этому времени паста из кифа совсем овладела разумом Аллала. Он лежал, восторженно ощущая змеиную голову рядом со своей, без единой мысли, если не считать той, что он и змея сейчас едины. Узоры, что вспыхивали и таяли перед его закрытыми глазами, казалось, были рисунком на змеиной спине. То и дело, всеохватным неистовым движением они скручивались в вихре и дробились на осколки, быстро превращаясь в один огромный желтый глаз, расколотый в середине узким вертикальным зрачком, который пульсировал биением Аллалова сердца. Затем глаз отступал в изменчивые тени, сменявшиеся солнечным светом, пока не оставались только узоры чешуи, и те роились с новым упорством, сливаясь и разлучаясь. В конце глаз возвращался, уже настолько громадный, что краев у него не было, а зрачок расширялся так, что в его отверстие, казалось, можно войти самому Аллалу. Всматриваясь во тьму внутри, он понимал, что его медленно туда затягивает. Он распрямил руки и коснулся гладкой поверхности глаза по обе стороны – и сразу ощутил рывок изнутри. Скользнул в щель, и его поглотила тьма.

Придя в себя, Аллал почувствовал, что вернулся издалека. Он открыл глаза и увидел очень близко что-то похожее на бок огромного зверя, покрытый грубой жесткой щетиной. Воздух гудел какой-то дрожью – как если бы раскаты дальнего грома закручивали края неба. Он вздохнул – или вообразил, что вздыхает, поскольку дыхание его стало бесшумным. Немного приподнял голову, чтобы разглядеть что-нибудь кроме волос перед собой. Потом заметил ухо и понял, что смотрит на собственную голову снаружи. Этого он не ожидал; он надеялся только, что друг войдет в него и поделится своим разумом. Но это вовсе не показалось ему странным; он просто сказал себе, что теперь видит глазами змеи, а не своими.

Теперь он понял, почему змея так его опасалась: отсюда мальчик казался чудовищем – столько щетины на голове и дыхание, что ревет внутри, как далекий ураган.

Он выпрямился и по полу скользнул в нишу. Там в глиняной стене была щель, широкая ровно настолько, чтобы выпустить его наружу. Протиснувшись в нее, он вытянулся во весь рост на земле в хрустальном лунном свете, рассматривая странный пейзаж, где тени вовсе не были тенями.

Он обогнул угол дома и пополз по дороге к городу, радуясь свободе, не похожей на то, что он воображал прежде. Тела своего он не чувствовал, ибо его идеально облекала кожа. Прекрасно было ласкать землю животом, перемещаясь по тихой дороге, чуя резкие струйки полынного запаха в ветерке. Когда над землей поплыл голос муэдзина с мечети, он его не услышал – да и не знал, что через час ночь закончится.

Завидев впереди человека, он сполз с дороги и спрятался за камень, пока опасность не миновала. Но чем ближе город, тем больше людей попадалось ему, поэтому он опустился в сегуйю,глубокую канаву, выкопанную рядом с дорогой. Комья и пучки сухих трав преграждали ему путь. Но все равно, когда забрезжил рассвет, он пробирался по дну сегуйи,через силу огибая камни и проскальзывая в плотные сплетения стеблей, оставленные водой.

От дневного света ему стало тревожно и неуютно. Он взобрался на склон сегуйии поднял голову, осматривая дорогу. Человек, проходивший мимо, замер, повернулся и побежал обратно. Аллал не стал медлить – теперь ему хотелось как можно скорее попасть домой.

Вдруг он почувствовал глухой стук – где-то позади о землю ударился камень. Он быстро метнулся через край сегуйии, извиваясь, скатился вниз. Это место он знал: дорога здесь пересекала уэд,и недалеко друг от друга пролегали две дренажные трубы. Немного впереди стоял человек с лопатой и всматривался в сегуйю.Аллал не останавливался, зная, что доползет до первой трубы прежде, чем человек его заметит.

Пол тоннеля, пролегавшего под дорогой, был испещрен жесткими маленькими волнами песка. В воздухе, дувшем сквозь трубу, чувствовался запах гор. Тут можно было спрятаться, но он полз дальше и вскоре достиг дальнего конца. Потом перетек во вторую трубу и прополз под дорогой обратно, снова вынырнув в сегуйе.За ним несколько человек собрались у входа в первую трубу. Один стоял на коленях, засунув голову и плечи в отверстие.

Теперь Аллал направился по прямой к дому, через пустошь, то и дело поглядывая на пальмовую рощицу. Солнце только взошло, и камни начали отбрасывать длинные синеватые тени. Вдруг из-за ближайших пальм выскочил маленький мальчик, увидел его и широко раскрыл от страха глаза и рот. Он был так близко, что Аллал кинулся прямо на него и укусил в ногу. Мальчик изо всех сил помчался к мужчинам в сегуйе.

Аллал поспешил к дому, оглянувшись лишь раз, когда достиг щели в саманных кирпичах. Несколько человек бежали к нему между деревьев. Быстро он скользнул в нишу. Смуглое тело по-прежнему лежало у двери. Но времени уже не оставалось, а время было Аллалу необходимо для того, чтобы вернуться к телу, лечь у головы и сказать: Иди сюда.

Пока он смотрел из ниши в комнату, на тело, в дверь заколотили. С первым ударом мальчик вскочил на ноги, точно ослабили пружину, и Аллал с отчаяньем увидел совершенный ужас у него на лице, глаза, в которых не было разума. Мальчик стоял, ловя ртом воздух, стиснув кулаки. Дверь распахнулась, и несколько человек заглянули внутрь. Взревев, мальчик нагнул голову и ринулся в проем. Кто-то попытался схватить его, но потерял равновесие и упал. Миг спустя все повернулись и бросились через пальмовую рощу вслед за обнаженной фигуркой.

Даже когда время от времени его теряли из виду, до людей доносились его крики, а потом он показывался между стволов снова – он по-прежнему бежал. Наконец, споткнулся и упал лицом вниз. Тогда-то его и схватили, связали, прикрыли его наготу и унесли, а несколько дней спустя отправили в Беррешид, в больницу.

В тот день те же люди пришли к домику провести обыск, который намеревались сделать раньше. Аллал лежал в нише, дремал. Когда он проснулся, люди уже вошли внутрь. Он повернулся и пополз к щели.

Там его поджидал человек с дубинкой в руке.

Ярость в его сердце была всегда; теперь же она вырвалась наружу. Так, словно тело его стало хлыстом, он метнулся в комнату. Самые ближние к нему люди стояли на четвереньках, и Аллал познал радость, вонзая ядовитые клыки в тела двоих, пока третий не отсек ему голову топором.

1976

переводчик: Максим Немцов