Текст книги "Пианино на лямке"
Автор книги: Поль Берна
Жанр:
Детские остросюжетные
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Поль Берна
Пианино на лямке
Десять воробьёв и красный слон
Габ и и вся его компания сидели на скамейке в самом центре площади Теод о р-Бранк, словно десять воробьёв на ветке.
Причём самому толстому воробью, крайнему слева, места определённо не хватало.
Это был Тат а в Луври е . Его правая рука в пухлой и не слишком чистой повязке была подхвачена старыми подтяжками. Татав любовно поглядывал на неё и баюкал, как в люльке. Похоже, он считал, что рука на перевязи – это шик.
Остальные «воробьи» ехидно поглядывали, как он нянчит своего безобразного младенца, и ёрзали на лавке в такт командам Габи:
– И-и-и… – говорил Габи.
– …раз! – отзывались остальные.
И все одновременно, бедро к бедру, сдвигались чуточку влево.
На счёт «и-и-и – три!» Татав вылетел-таки со скамейки и мешком плюхнулся на землю, завопив как резаный.
«Воробьи» помирали со смеху. Девочки просто визжали от восторга. Но громче всех закатывался малыш Бонб о н, глядя на распростёртого на газоне старшего брата. Им вторили другие воробьи, настоящие, гомоня на всю Железнодорожную улицу, пока шальной майский ветер трепал охапки стиснутой заборами цветущей сирени.
– Очень смешно! – закричал Татав, неуклюже поднимаясь. – У меня же рука! Совсем доломать хотите?
– Молчи уж со своей рукой, крушила! – оборвал его причитания Габи. – Другие вон не распускают нюни из-за каждой царапины. Погляди на Берту и Мел и : им похуже твоего досталось… Я уж не говорю про Зид о ра: по нему вообще как будто каток проехался!
Все посмотрели на раненых: у маленькой Мели Баб е н, обычно хорошенькой словно куколка, глаз заплыл и почернел, а обе щеки от виска до подбородка сплошь покрывали подсохшие ссадины. Берта Геде о н щеголяла в кокетливом тюрбане из бинта, из-под которого во все стороны торчали её непокорные волосы. Зидору, конечно, досталось и «в рыло», как он выражался, но в основном у него пострадала опорно-двигательная система, так что он гордо демонстрировал свои спринтерские ноги, вдоль и поперёк расписанные меркурохромом [1]1
Меркурохром – обеззараживающее вещество, пользовалось большой популярностью как заменитель обжигающего йода.
[Закрыть]. Но, несмотря на раны и увечья, все чувствовали себя превосходно. В этом возрасте боль проходит быстро.
– Инвалидная команда! – вздохнула маленькая собачница Марион. – Вечно у тебя, Татав, всё не как у людей…
Речь, в который уже раз за последние пять дней, шла о катастрофе, ставшей роковой для знаменитой лошади без головы. Поскольку отчётливых и связных воспоминаний о происшедшем ни у кого не сохранилось, осталось неизвестным, как умудрился Татав оказаться в таком идиотском и притом опасном положении. Он и сам не мог объяснить, как лошадь вдруг развернулась на сто восемьдесят градусов на пересечении с улицей Сес и ль. Но факт остаётся фактом: зрители, собравшиеся в нижнем конце улицы Маленьких Бедняков, внезапно увидели, как из-за поворота вылетают слившиеся воедино Татав с лошадью и несутся вниз задом наперёд, вслепую нацелив оба свои «крупа» прямиком на колючую проволоку участка Пек е .
Выпучивший от ужаса глаза Татав истошно вопил и продолжал нестись куда влекла его судьба, даже не смея повернуть голову, даже не пытаясь умерить скорость взбесившейся лошади. Смех остальных разом оборвался, когда злополучный поворот руля направил гонщика прямо на них.
Первым сшибло Зидора – лошадь и Татав прокатились по нему, как две бочки. Правое колесо зацепило Мели, левое – Берту, и обеих девочек поволокло по ухабистой дороге Чёрной Коровы. Татав, выброшенный из седла, приземлился на правую руку, подскочил и перелетел через колючую проволоку – теперь уже головой вперёд. Надёжно защищённый со всех сторон слоем жира, он благополучно спланировал и, рухнув среди маргариток, заревел как телёнок, держась за расшибленный локоть.
А вот лошадь – извините… Бедняга на полном ходу врезалась в телеграфный столб на перекрёстке. Серое туловище треснуло вдоль и распалось на две половинки, как перезрелая дыня, и в разные стороны так и брызнули всякие железки.
– Разлетелась вдребезги! – определил Габи, тоже, как вы догадываетесь, не оставшийся невредимым: ему засветило в челюсть увесистым болтом.
Ферн а н Ду э н насчитал девяносто восемь обломков всевозможных размеров и форм, включая втулку, которую малыш Бонбон взял себе на память о покойном чудовище.
Мадам Фаб е р, мать Мари о н, жившая ближе всех, оказала первую помощь раненым и вдобавок всех напоила горячим шоколадом. В общем, слёзы высохли быстрее, чем кровь.
Итак, бедная лошадка обратилась в прах, и Десятка большого Габи погрузилась в траур. Особенно остро боль утраты ощущалась в часы досуга, которые теперь нечем было занять. Крутой склон улицы Маленьких Бедняков утратил всякую привлекательность, и компании, разумеется, пришлось откочевать на новые земли.
После школы Жу а н-Испанец знакомил своих товарищей с полугородскими, полудеревенскими дебрями Малого Лювинь и , где, по утверждению цыганёнка, вполне можно было найти чем поразвлечься. Но разве могло что-то сравниться с погоней за сокровищем на лошади из папье-маше? С тем, как потом, оккупировав одну из скамеек на площади Теодор-Бранк, взахлёб обсуждали каждую скачку? Отсюда хорошо просматривались расходящиеся от площади оживлённые проспекты, а в перспективе Железнодорожной улицы можно было любоваться снующими туда-сюда пригородными поездами и проносящимися мимо скорыми Париж – Мел е н или Мелен – Париж.
Берта и Мели подвинулись, освобождая Татаву место в серёдке. В сущности, все десятеро любили друг друга, даже когда ссорились. Жёлтая собачка Марион, Фиф и , которую та привела с собой, по команде хозяйки вскочила к ней на колени. Эта маленькая собачонка была талисманом компании.
– В чего играем? – тихонько спросил негритёнок Крик э Лярик э из квартала Бак ю с.
– Ни в чего! – огрызнулся Зидор. – Все пять дней, что у меня ноги в рубчик, каждый вечер – та же нудятина: ах, что бы нам найти, чтоб не хуже лошади?
Все мальчики тяжело вздохнули. Девочки только пожали плечами и скривили губы: последний подвиг трёхколесного чудища изрядно охладил их чувства. Ну её, эту лошадь, нет – и не надо.
– Вы же сейчас жалеете не о лошади, – сказала Марион своим певучим голосом, – не столько о самой лошади, сколько о том приключении со ста миллионами, из-за которого нам шесть недель было не до скуки. Но вычтите лошадь – приключение всё равно останется.
Сидевший рядом с ней Фернан Дуэн, хозяин покойной лошади без головы, встрепенулся и кивнул.
– Это ты к чему? – спросил Габи.
– Хорошие приключения выпадают только тем, кому не лень их искать, – объяснила Марион, улыбаясь. – Чем болтаться просто так по Малому Лювиньи, лучше действовать организованно. Загадок кругом полно: смотрите в оба, держите ухо востро – и, спорю на что хотите, не пройдёт и двух дней, как мы нападём на след чего-нибудь интересного, не хуже той истории с лошадью.
Ребята удивлённо переглянулись.
– Она права! – вскричал Габи, загоревшись. – С завтрашнего дня после школы расходимся: каждый идёт в свою сторону и прочёсывает какой-нибудь квартал, отмечая всё, что достойно внимания. В полседьмого – семь собираемся в подходящем месте, и каждый отчитывается. Если кто-нибудь наткнётся в своём обходе на нечто странное, все идём по этому следу. Согласны?
Зидор и Жуан-Испанец потирали руки, предвкушая потеху. Так-то оно веселее!
– А как отличить странное от нестранного? – очень серьёзно спросил малыш Бонбон.
Габи свирепо глянул на карапуза, однако сдержался.
– Вот слушай, Бонбон, – принялся он как можно терпеливее ему растолковывать, – знаешь клош а ра [2]2
Клошар – бездомный нищий (французское жаргонное слово).
[Закрыть]Сто Су, который побирается на Рыночной площади? Допустим, встречаешь ты его на улице; что он делает?
– Просит сто су, – с готовностью ответил Бонбон, которого нелегко было сбить с толку.
– Хорошо. И вот через пять минут ты видишь, как Сто Су подходит к шикарной машине… ну, представь, например, «Кадиллак», блестящий, синий с белым, шофёр в фуражке и всё такое. Шофёр козыряет и открывает дверь. Сто Су, развалившись на заднем сиденье и закурив вот такущую сигару, командует шофёру: «В „Ритц“, Адольф! Да поживее!», и машина рвёт с места, как на гонках. Вот тебе и странное, понял?
– Понял… Ничего себе! – выдохнул Бонбон, глаза у которого стали совсем круглыми.
Он оглянулся на Крикэ Лярикэ. Негритёнок, разинув рот, с не менее ошеломлённым видом переваривал приведённый пример. С тем их и оставили.
– А собираться-то где? – спросил Татав. – На лесопилке со вчерашнего дня крутятся рабочие – разбирают развалины. Так что наш сарай спалился…
– Можно в песчаном карьере Вильмар и , – предложила Марион, знавшая все ст о ящие места. – До него рукой подать – с улицы Рамбл е выходишь на насыпь и прямо по грунтовке. А место тихое, никто не помешает, и от дождя есть где спрятаться – там остались два сарайчика для инструментов.
– Отлично! – сказал Габи. – Значит, с завтрашнего дня все за дело. – Только цирк не устраивайте, понятно? Чтоб расследовать настоящую тайну и не проколоться, осторожность нужна не меньше, чем храбрость…
Один Фернан Дуэн так и не проронил ни слова. Он мог смеяться так же громко и беззаботно, как и его товарищи, но разговорчивостью не отличался; то немногое, что он всё-таки предавал гласности, было плодом раздумий и неутолимой любознательности. И сейчас, едва услышав заманчивое предложение Марион, толкающее Десятку на поиски приключений, он уже, не сходя со скамейки, включился в охоту.
Действительно, площадь Теодор-Бранк была местом самым многообещающим для зоркого наблюдателя. Грузовой транспорт, прибывающий по Национальной-5, двигался к вокзалу со складами по проспекту Нового квартала. По длинной Железнодорожной улице в урочный час возвращались со смены рабочие депо и пакгаузов Сортировочной. За витринами Вокзального проспекта с утра до вечера кипела торговая жизнь Малого Лювиньи. И, наконец, по другую сторону площади был узкий проход между невысокими домишками, который, то и дело заворачивая, вёл в места обитания подозрительной голытьбы – к пользующейся дурной славой улице Вольных Стрелков. На пересечении всех этих дорог площадь Теодор-Бранк предоставляла праздношатающимся четыре длинные скамейки с сиденьями по обе стороны спинки, стоящие в ряд на песчаной полосе посреди зелёного газона. С этого места было очень удобно наблюдать за снующими во всех направлениях людьми и за удивительной жизнью доков крупной сортировочной станции.
Фернан заметил один из огромных красных грузовиков, принадлежащих предприятию Болла э ра, который быстро катился по проспекту Нового квартала. Этот грузовик уже попадался ему здесь на глаза и вчера, и позавчера в такое же время. Красный мастодонт – двенадцатитонный «Берль е » – сбавил скорость перед перекрёстком. Проезжая мимо сквера, где десять ребятишек возбуждённо жестикулировали, шофёр как-то напряжённо повернул голову и окинул их подозрительно внимательным взглядом. Фернана этот взгляд неприятно поразил: шофёр не просто машинально глянул направо и налево, как всякий осторожный водитель. Нет, он смотрел именно на ребят: что-то явно было у него на уме.
Этот грузовик ещё в первый день без всякой причины вызвал у Фернана какое-то беспокойство. Да и лицо шофёра ему не нравилось. Звали его Пирс – Пол Пирс, он уже шесть лет работал у Боллаэра, как и его брат Джеймс. Братья Пирс, родом из Англии, оба с длинными физиономиями цвета копчёного окорока, на людях вели себя с истинно британской сдержанностью, однако всезнающий Зидор, излазивший этот квартал вдоль и поперёк, утверждал, что они скоры на оплеухи.
Фернан проводил глазами грузовик до ближайшего перекрёстка. Огромный красный кузов неспешно описал дугу, и «слон», свернув на улицу Сез а р-Сантин и , скрылся из виду. Фернан, однако, мысленно последовал за ним – врождённая любознательность побуждала его всегда доискиваться, что да как. А где – это уж он знал.
Поравнявшись с домом № 43 по улице Сезар-Сантини, красный грузовик коротко просигналил. Металлическая штора была поднята, и гараж стоял открытый – нечто вроде длинной цементной конюшни под стеклянной крышей, где дремали бок о бок три таких же красных слона. Вновь прибывший, грузно перевалившись через бордюр тротуара, въехал в гараж. Шофёр поставил грузовик в ряд с остальными, вылез из кабины и, убедившись, что в гараже больше никого нет, снял противовес, удерживающий штору. Железный занавес, прогремев, упал сам собой. На этом всё и кончилось. Дальше в частное владение мысленный взор Фернана проникнуть не мог. Он знал только, что грузовики Боллаэра возвращаются в стойло как правило порожняком.
Пол Пирс небрежным пинком распахнул застеклённую дверь конторы. Месье Боллаэр, без пиджака, сидел за столом и рылся в картотечном ящике. У него были курчавые чёрные волосы, заметное брюшко и печальное, немного одутловатое лицо. Густые щетинистые усы совсем не красили его. Он поднял голову и приветственно кивнул вошедшему. Шофёр бросил на стол путевой лист и накладные.
– Всё нормально? – рассеянно спросил месье Боллаэр.
– Более или менее, – сказал шофёр. – Всё доставил в срок. Правда, у Лув е ля с двадцатого числа приём товара только до обеда. Придётся нам с Джеймсом поменять график и первую половину дня отвести под челночные рейсы. Раз десять сгонять туда-обратно – этого, пожалуй, хватит, чтоб перевезти весь их груз с платформы Б. Как вы считаете?
– Там видно будет, – так же рассеянно отозвался Боллаэр.
– Всё?
– Нет, не всё, – сказал шофёр, понизив голос, – только это уже из другой оперы. На скамейке в сквере, считай, пятый день торчит десяток малолетних паршивцев. Вот и сегодня вечером – еду обратно, а они тут как тут. И вид такой, будто что-то затевают…
– Ну и что? – спросил месье Боллаэр и, надев очки, испытующе посмотрел шофёру в лицо.
– Ну я и подумал – заброшенный сад при доме Бенит е за, что на углу Железнодорожной, как раз граничит с нашим задним двором. Даже если эта шпана вздумает перелезть через ограду средь бела дня, никто и внимания не обратит, а их хлебом не корми, дай только сунуть нос куда не надо. Им игрушки, а молва, сами знаете, никого не щадит.
Месье Боллаэр откинулся в кресле, снял очки и устало потёр переносицу.
– Не стоит делать из мухи слона, – сказал он, пожимая плечами. – Два года назад ещё были основания опасаться соседей и любителей заглядывать в чужие дворы; но всё давно уже быльём поросло. Я больше никого и ничего не боюсь. Просто надо держать язык за зубами и смотреть в оба.
– Что я и делаю, – сказал Пирс. – Вы же нам ещё тогда без конца вдалбливали, чтоб ничего не упускали из виду…
Я вам потому и говорю про этих паршивцев, что тут не всё так просто. Вы ещё не поняли?.. Это же те самые, которые откопали миллионы с поезда Винтим и лья-Париж.
Искорка интереса вспыхнула за очками Боллаэра; он удивлённо присвистнул.
– В самом деле? – В его голосе звучала ирония. – И много их?
– Десять, из них три девчонки, – доложил Пирс. – Младшему лет шесть, старшему тринадцать-четырнадцать. Меня беспокоит, босс, что в посёлке их считают не по годам шустрыми…
Месье Боллаэр покачал головой:
– Ты просто поглядывай мимоходом, когда проезжаешь мимо сквера, – сказал он, закрывая тему. – И брату скажи, прямо сейчас, и тем двоим. А если эта шпана будет крутиться вокруг дома и сада, моя жена заметит.
Пирс направился к выходу. Месье Боллаэр остановил его.
– Кстати, – он нахмурился, – они во что-то играли или как? Что они, собственно, делали?
– Я почём знаю? – сказал Пирс, вообще не любивший детей. – Дурью маялись, как все эти щенки.
Объявление Крикэ
Ровно в четыре унылая школа на улице Пио распахнула двери, и оттуда с воплями и хохотом вылетели на волю её питомцы. Погода была прекрасная. Яркое солнце и быстрые тени пробегающих облаков с самого утра немилосердно искушали любителей вольных похождений. Габи и его товарищи, против обыкновения, тут же разбежались в разные стороны, предоставив малышу Бонбону действовать на свой страх и риск.
Волшебные слова, слетевшие накануне с уст Марион, представили Бонбону улицу в новом свете – теперь это был изменчивый мир чудес, полный захватывающих возможностей. Охота началась! Секунд пять он оглядывался и – чего далеко ходить! – случай не замедлил представиться: на противоположном тротуаре как раз показалась тощая личность в обмотках и драной шубе – клошар Сто Су. Бонбон пристроился за ним на безопасном расстоянии, не сомневаясь, что несчастный побирушка с минуты на минуту как-нибудь да проявит свою странность.
Друг за другом они медленно двигались к Рыночной площади по Парижской улице – главной артерии Дувиньи. В этих многолюдных угодьях клошар за какие-нибудь двадцать минут раз десять получил по сто су и раз десять был обруган, – таков, вероятно, был его обычный улов. Бонбон блаженствовал; он пресерьёзно вёл счёт подачкам и ругательствам и не переставал дивиться лёгкости, с какой его поднадзорный загребал денежки. Дойдя до площади, Сто Су, как заранее мог бы предсказать даже малыш Бонбон, пересёк её по диагонали и скрылся в кафе «Паризь е н». Бонбону пришлось прождать добрых полчаса, злясь на болтливость пьяницы, из-за которой тот так надолго застрял в своём раю.
Из кафе Сто Су вышел в ореоле блаженства, так и сиявшем вокруг его лысого лба. Бонбон присмотрелся и нашёл, что вид у него определённо куда более странный, чем до захода на «водопой». Возможно, чудес уже недолго оставалось ждать.
Он проследовал за клошаром по всему Вокзальному проспекту, держась от него настолько близко, насколько позволяла нетвёрдая походка объекта. Сто Су по пути насшибал ещё немного денег, а перед самой площадью Теодор-Бранк неожиданно резко повернулся. Старый нищий и мальчик столкнулись нос к носу.
– Гони сто су! – сердито потребовал клошар.
– А вам зачем? – не давая отвлечь себя от расследования, спросил Бонбон.
Подобная наивность умилила попрошайку; он улыбнулся и наклонился к белокурой головёнке.
– Сынок, – торжественно изрёк он, – вот поживёшь с моё, наберёшься жизненного опыта, тогда узнаешь, что сто су, да ещё сто су, да ещё сто су составляют пятнадцать франков, а на эту скромную сумму человек, погрязший в несчастьях, вполне может найти утешение в стаканчике красненького.
– Не похоже, чтоб это принесло вам реальную пользу, – заметил Бонбон, критически разглядывая его обмотки и рваные башмаки.
Сто Су оставил дерзость без внимания.
– Ты почему за мной таскаешься вот уже битый час? – строго спросил он.
– Так вы заметили? – расстроился Бонбон.
– Я всё замечаю. А ты как думал? За то время, что я утюжу здешние улицы, будь они прокляты, у меня третий глаз на затылке вырос. Жизнь у меня такая: только и смотри, чтоб не замели… Ты-то чего за мной шпионишь, маленький паршивец?
– По-моему, вы странный, – признался Бонбон с подкупающей откровенностью. – Вот я и жду…
– Чего ждёшь? – забеспокоился клошар.
– Как чего! Жду, когда появится «Кадиллак».
– Какой ещё «Кадиллак»? – прогнусавил растерявшийся Сто Су.
– Синий с белым «Кадиллак», который повезёт вас в «Ритц», – с усмешкой объяснил Бонбон. – Вы же понимаете, не хотелось бы пропустить такое зрелище.
Багровое, обросшее бородой лицо клошара от изумления полиловело.
– Это ещё кто из нас странный, – выдавил он, попятившись шага на два – подальше от этого дьявольского ребёнка.
Он затравленно оглянулся, развернулся на каблуках и спотыкающейся походкой устремился к вокзалу, бормоча себе в усы:
– Чур меня, чур меня, чур меня…
Бонбон был бы не прочь последить за ним ещё, но время поджимало: его ждали в другом месте. В задумчивости прошёл он по длинной Железнодорожной улице, свернул на улицу Рамбле и припустил к карьеру Вильмари, решив про себя, что Сто Су точно что-то скрывает.
Остальные уже собрались; не хватало только Бонбона и Крикэ Лярикэ.
– И где их, интересно, носит? – изнывал от нетерпения Габи. – Ей-богу, не удивлюсь, если эти сопляки своими расследованиями поставили н а уши весь посёлок…
Компания расположилась на шатких мостках над озерцом мутной от глины воды. Солнце начинало клониться к закату, и лучи его не достигали дна карьера, но водная гладь отражала яркую синеву небес во всём её великолепии.
– Прямо как на море, – вздохнула Берта Гедеон, поправляя свой марлевый тюрбан. – Ещё недели две – и купаться можно…
– Смотрите не утопните, – угрюмо проворчал Зидор. – Прошлый год я только и знал, что вылавливал Бонбона.
– Да ладно, здесь у берега всего-то по колено, – сказала Мели, – годовалого младенца не окунёшь.
В двадцати метрах над ними на краю карьера показалась, наконец, фигурка Бонбона.
– Давай сюда! – не слишком ласково крикнул Габи.
В карьер спускались двумя способами. Девочки обычно пользовались сходнями заброшенной узкоколейки, где под откосом доживали свой век ржавые вагонетки. Мальчики предпочитали головокружительный спуск по естественному жёлобу, пропаханному в почти отвесном склоне задами неизвестных смельчаков. Этот жёлоб в считанные секунды доставлял прямо к водоёму не хуже скоростного лифта, только надо было хорошенько запахиваться, чтоб не загрести полную спину песка. Горка, конечно, была по-своему неплоха, но для наездников покойной лошади без головы этого было маловато.
Бонбон отважно стартовал и в вихре песка торпедой вылетел к ногам товарищей. По их кислым физиономиям он сразу понял, что остальные охотники оказались не добычливее его.
– Что-нибудь попалось? – полюбопытствовал Габи.
– Я следил за Сто Су, – важно заявил Бонбон. – Вид у него был и правда странный…
– И что было?
– Я к нему и так и сяк, но всё без толку. Не созрел он ещё. Этот неожиданный вывод хоть немного да развеселил собрание. Старшие признались в своих неудачах. Купившись на обманчивую загадочность, Габи, Зидор и Испанец Жуан погнались за дичью, на самом деле ничуть не более интересной, чем пьяница-клошар с Рыночной площади. За два часа прилежной слежки они, как ни печально, убедились, что ни старый папаша Зиг о н, собиратель бутылок, ни месье Галл и , сапожник с улицы Маленьких Бедняков, ни почтальон Жив-не-помёр не скрывают никаких страшных тайн. Их неприметное существование оказалось непроходимо скучным, и уцепиться тут воображению было абсолютно не за что.
Мели Бабен остановила свой выбор на инкассаторе банка Лалу э тти, высунувшись из-за угла тупика, куда тот свернул, застала его за подглядыванием в вентиляционное окошко пекарни Машер е ля. Она дала нескромному инкассатору уйти и сменила его у маленького экрана. Наклонившись, она увидела супругов Машерель, которые в полумраке пекарни сосредоточенно старались вырвать друг у друга хлебный лоток. Это было забавно, однако супружеская ссора ни на шаг не продвинула Мели в её поисках чего-нибудь необычного.
Лентяй Татав рассудил, что за преступными тайнами проще всего обратиться к первоисточнику; он подкараулил инспектора Син э на выходе из комиссариата и некоторое время, оставаясь незамеченным, «вёл» находящегося при исполнении полицейского, что уже само по себе было немалым достижением. Слежка бесславно завершилась в скромном кафе на улице Казим и р-Бомп э н, где какие-то три дядьки без особого увлечения играли в бел о т [3]3
Белот – карточная игра, распространённая преимущественно в странах Средиземноморья (Франция, Италия, Греция и т. д).
[Закрыть]. Синэ понаблюдал за партией через плечо ближайшего игрока, а потом учтиво выразил желание вступить в игру четвёртым.
– Лювиньи – это же стоячее болото! – уныло завершил Татав отчёт. – Ничего здесь никогда не происходит… Если уж сам инспектор Синэ со скуки не знает, чем заняться, то нам и подавно не светит напасть на след чего-нибудь интересного!
– Дела, которые ведут инспектор Синэ и комиссар Бланш о н, не обязательно самые интересные, – сказала Марион, утешая приунывших друзей. – Бывают тайны вовсе не по полицейской части. Нам бы поискать что-нибудь в этом роде.
– Ау! – донеслось сверху.
На краю карьера стоял Крикэ Лярикэ. Он встал на четвереньки и принялся осторожно спускаться задом наперёд, чтобы поберечь штаны. Но это не помогло. На полдороге он не удержался на крутизне и скатился к товарищам вместе с целой лавиной песка.
– Если будешь продолжать в том же духе, – снисходительно заметил Габи, – вся эта круча в один прекрасный день съедет нам на головы… На что-нибудь наткнулся, Крикэ?
Негритёнок потупился, глядя на свои пустые ладошки.
– Я наткнулся на маму, прямо на углу улицы Пи о , – жалобно признался он.
– И ничего лучше не придумал, как пойти с мамочкой домой, – под общий смех укорил его Зидор. – Надо было драпать, может, и не догнала бы…
– От неё убежишь, как же! – безнадёжно вздохнул Крикэ.
– Она меня за руку держала. Посмотрел бы я на вас…
Все засмеялись – на сей раз сочувственно: мадам Лярикэ была женщина могучая, а быстротой реакции не уступала хорошему пожарнику. Сам Габи убедился в этом на собственном опыте, когда как-то вечером привёл Крикэ домой в жалких ошмётках парадных штанов. Первая пара оплеух досталась Крикэ; Габи попытался удрать, но прыткая мулатка догнала его и здорово надрала уши.
Крикэ, однако, ещё не всё выложил.
– Но я всё-таки кое-что нашёл, – сказал он, роясь в карманах.
Смех тут же оборвался. Все обступили негритёнка, который бережно разворачивал какую-то бумажку.
– Это объявление, – объяснил Крикэ. – Оно мне попалось буквально только что, когда я читал вслух соседу, дедушке Луб а , который плохо видит. Читай, Габи, где крестик стоит.
Габи взял листок и зачитал сосредоточенно молчащим слушателям следующий текст:
«Малообеспеченный инвалид примет в дар крупную сторожевую собаку с хорошим характером, смышлёную, способную быстро привязаться к новому хозяину. Порода не имеет значения. Посредников просят не беспокоиться. Обращаться к месье Те о , ул. Вольных стрелков, 58».
Последние слова потонули в грохоте длинного товарного состава, проходившего по насыпи у них над головами. Габи пустил вырезку по рукам, чтобы ребята по достоинству оценили нюх Крикэ на сенсации. Оценкой были презрительные смешки и разочарованные гримасы.
– Откуда вырезал-то? – спросил Зидор.
– Из последнего номера «Лювиньи Экспресс»…
Так назывался местный еженедельник. Негритёнок ждал приговора вождя.
– Это очень мило, Кри-Кри, малыш, – ласково сказал Габи, – но нам это объявление ничего не даёт. Что ты в нём нашёл необычного?
– Не знаю, – пролепетал Крикэ. – Мне кажется, оно странное. Не такое, как другие.
– Это нашей собачнице может пригодиться, – заметил Зидор. – Глядишь, и пристроит хоть одного из своих беспризорников, – а, Марион?
Марион кивнула с довольным видом.
– Конечно! – сказала она, улыбаясь Крикэ. – У меня есть как раз походящий пёсик – Нанар, которого машина сбила на Национальной. Он уже совсем поправился и, думаю, понравится этому бедолаге. Завтра же и отведу.
– Стоп, стоп! – сказал Жуан-Испанец. – Вольные Стрелки – это тебе не мирный садик, одна туда не суйся. Я за тобой зайду с Зидором и Фернаном. Посмотрим, что это за месье Тео. Кто его знает, может, за этим и правда что-то кроется… Что скажешь, Габи?
– Из чего выбирать-то? Других наводок пока нет, – рассеянно отозвался предводитель. – Сходите, вдруг повезёт… Завтра четверг – значит, сбор, как всегда, в одиннадцать на Рыночной площади.
Пора было по домам. Ребята гуськом вскарабкались на насыпь по сходням узкоколейки, подпирая друг дружку в трудных местах. Фифи, собачка Марион, возглавляла шествие. Замыкал его Габи, подталкивая и поддерживая толстяка Татава; со стороны могло показаться, что он толкает вверх всю цепочку. Солнце стояло уже низко и в дымке, сгустившейся над горизонтом, было совсем красное. Вдали на расчерченной рельсами территории сортировочной маневрировали поезда, и стук колёс, гудки, грохот сцепки складывались в непрерывный гул, оглушающий, как шум бурного моря.
На площади Теодор-Бранк от компании отделились Жуан и Крикэ, которым надо было в Бакюс. На Рыночной площади распрощались и остальные. На улице Маленьких Бедняков жили только Марион и Фернан. Сначала они шли молча – конечно, в сопровождении неутомимой Фифи.
– Со мной сегодня случилась странная история, – тихо сказал Фернан спустя некоторое время.
– А почему ты там не рассказал? – удивилась Марион.
– Они бы стали надо мной смеяться… И потом, каждому хотелось про своё потолковать…
– Это не причина. Ну, рассказывай.
– Так вот, – начал Фернан. – Я уже не раз замечал, что не все в посёлке хорошо к нам относятся. Есть, например, такие, которые точно что-то против нас имеют. И с чего бы это, не понимаю… Ну так вот…
Марион слушала, не перебивая – драматические нотки в голосе рассказчика произвели на неё впечатление.
В четыре часа Фернан вместе со всеми выходит из школы и фланирующей походкой один направляется к площади Теодор-Бранк. В сквере – никого. Как он успел заметить, грузовики Боллаэра не возвращаются в гараж раньше шести – половины седьмого, так что времени у него полно. Руки в брюки, подфутболивая камешек, он продолжает свой путь до поворота на улицу Сезар-Сантини. Беглым взглядом оценивает обстановку. Улица пуста, движения никакого. Дома здесь стоят на приличном расстоянии друг от друга, при каждом есть и двор, и пышный сад: здесь обитает торговая и чиновная аристократия Лювиньи-Сортировочной. Дом 43 выделяется длиной и высотой фасада и тем, что его окна не выходят на улицу. Прежде чем подойти поближе, Фернан убеждается, что железная штора гаража поднята и что поблизости не видать грозных здоровяков в замасленных комбинезонах, на которых держится предприятие Боллаэра.
Той же фланирующей походкой он направляется к гаражу – на всякий случай, по другой стороне улицы. Машина месье Боллаэра, старенький, вечно заляпанный грязью «Рено», припаркована между наружной дверью конторы и воротами, ведущими на задний двор – Фернан ни разу не видел их открытыми. Поравнявшись с домом 43 и убедившись, что улица по-прежнему безлюдна, он переходит её и медленно приближается к гаражу. Четыре красных слона из конюшни Боллаэра сейчас отсутствуют, и длинный сарай со стеклянной крышей без них кажется огромным. Фернана обдаёт тяжёлым духом старой резины и газойля [4]4
Газойль – продукт переработки нефти, входит в состав дизельного топлива.
[Закрыть].
Он останавливается у порога и, прислонясь к косяку, долго присматривается. Ни души. На первый взгляд – ничего подозрительного. Если здесь кроется какая-то тайна, то не в этом гулком помещении с цементным полом в масляных пятнах, а скорее в полном безмолвии, которое царит в гараже, в подсобных помещениях и в жилой части дома. Никаких признаков жизни, вроде неуловимых домовитых звуков и шумов, которые должны бы слышаться на территории процветающего предприятия. А между тем предприятие Боллаэра считается очень даже преуспевающим.
Фернану страшно хочется заглянуть в мастерскую (или это склад?) – вон в ту приоткрытую дверь в глубине гаража. Но это уже считалось бы правонарушением. Интересно, заглядывать в чужие владения, к людям, которые тебе ничего дурного не сделали – это правонарушение или нет? Фернан оставляет вопрос без ответа и решается зайти в гараж – всего несколько шагов.