Текст книги "День состоит из сорока трех тысяч двухсот секунд: Рассказы"

Автор книги: Питер Устинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Тогда вы читали и о бригадном генерале Олбэне.

– Да.

– И поверили этому?

– У меня нет оснований не верить.

Миссис Олбэн заплакала; но как ни странно, слезы казались до того естественной деталью ее лица, что не вызывали почти никакого сочувствия.

– Это несправедливо! – вскричала она. – Чудовищно несправедливо!

– Вы разве были там? – спросил Отфорд, несколько удивленный собственным бессердечием. Поразительно, но эта женщина вызывала у него не жалость, а раздражение.

– Конечно, меня там не было, но я знаю Рика! Я знаю своего мужа!

Столь бурный протест пробудил у Отфорда смутное чувство вины, но он лишь потупил взгляд и ждал. В конце концов, почему он должен помогать выбираться из долгих, невыносимых пауз женщине, съевшей его ужин и ставшей причиной его ссоры с женой?

– Я знаю своего мужа и знаю Крауди Гриббелла.

– Вот как? – пытливо взглянул на нее Отфорд. – Где вы встречались с ним?

– В Индии, в Месопотамии. Я знаю и его, и Флору. С Флорой мы учились в школе. Мы – дальние родственницы.

– Флора? Миссис Гриббелл?

– Леди Гриббелл, – поправила миссис Олбэн. В Англии положено воздавать должное даже врагам. – Одна из самых жадных, эгоистичных, самоуверенных женщин, каких только видел белый свет.

Да, даже врагам следует воздавать должное.

Миссис Олбэн провела рукой по лицу, как бы пытаясь начать заново.

– Крауди был на два года старше Рика, но Рик очень быстро обошел его по службе. Муж получил орден «За безупречную службу» и офицерские погоны в семнадцатом, когда ему было всего восемнадцать лет. В двадцать четыре года он уже служил в чине капитана в Индии, а Крауди был всего-навсего заштатным лейтенантом первого батальона своего полка, стоявшего на севере Англии. В начале тридцатых годов они вместе служили в районе Мадраса. Из всех майоров британской армии младше Рика возрастом был только один человек. А Крауди занимал капитанскую должность, командуя пехотной ротой. К началу войны мужу исполнился сорок один год. Он был подполковником, командиром бронетанкового полка. Крауди тогда было сорок три. Все еще капитан и поговаривал об отставке. Рик попал в плен под Дюнкерком, [6]6
  Имеется в виду операция (26.V-4.VI.1940) по эвакуации в Англию англо-французских войск, окруженных немцами в районе французского порта Дюнкерк. Просчеты гитлеровского командования, а также героизм английских и французских моряков и летчиков дали возможность эвакуировать значительную часть войск.


[Закрыть]но сумел бежать. Это был один из самых дерзких побегов из плена за всю войну; но Рик никогда не писал о нем и не желает даже говорить об этом. Зимой сорокового года он вернулся в Англию, полный идей, как нанести немцам наиболее чувствительный и сильный удар. В сорок первом он возглавил рейд восьми добровольцев на Нормандские острова, где захватил ценнейшие трофеи. За этот рейд его одновременно и отметили, и наказали.

– Почему? – спросил Отфорд.

– Он заранее никого не поставил в известность о своей операции. Позже в том же году Рик получил танковую бригаду в Эфиопии и, уйдя далеко вперед от основных сил, взял в плен шестерых итальянских генералов со всеми их войсками. В сорок втором году поговаривали, не дать ли ему дивизию, но, увы, этого не случилось. Вечно он выходил из себя и ссорился не с теми, с кем надо, даже с «Верзилой Вильсоном», военным министром. Его перевели на канцелярскую должность в министерство обороны, и он оставался там, пока не получил двести сорок первую бригаду. Но к тому времени Крауди Гриббелл уже пролез наверх свойственным ему неприметным образом, и бедняга Рик оказался под началом человека, с которым менее всего вообще хотел бы иметь дело.

– Они ненавидели друг друга?

– Не думаю, что Рик действительно ненавидел Крауди. В прошлом у них бывали очень ожесточенные стычки, но Рик человек немстительный. Он скорее ненавидел не самого Крауди, а все, что тот собой олицетворял: тупость, боязнь риска, раболепие. «И за каким чертом такому человеку идти в армию?» вечно спрашивал Рик.

– Ответ один – чтобы стать генералом, – сказал Отфорд. Эта гарнизонная дама изрядно раздражала его. Но объясните, пожалуйста, почему желание оправдать вашего мужа привело вас ко мне?

– Я нашла ваше имя в оглавлении энциклопедии в публичной библиотеке. Вы писали об итальянской кампании. Видите ли, Рик никогда не напишет книги. Да и напиши он ее, никто его книгу не издаст. Но вы – авторитетный писатель, которого читают все. Ваши труды – часть официальной истории.

В этот самый момент в комнату ворвалась Джин. Она была в ночной рубашке и халате.

– Идешь ты спать? – спросила она.

Отфорд почувствовал минутное искушение взорваться, но вместо этого ответил весьма непринужденно:

– Сию минуту, дорогая. Вот только отвезу миссис Олбэн в Саннингдейл.

Джин сама мысль о поездке в Саннингдейл среди ночи показалась настолько нелепой, что чуть было даже ее не развлекла. И она просто захлопнула дверь.

Поездка оказалась куда более долгой, чем полагал Отфорд, и всю дорогу миссис Олбэн монотонно бубнила, изливая горькие чувства полковой леди Макбет. Она без конца возвращалась к несправедливости, постигшей ее мужа, но не смогла привести ни единого довода в пользу того, что Гриббелл в своих действиях был не прав.

Когда наконец машина подъехала к низкому, невзрачному домику, в котором, по ее словам, жила миссис Олбэн, входная дверь была открыта и на фоне освещенной прихожей вырисовывалась тощая, долговязая фигура.

– О господи, – пробормотала искренне встревоженная миссис Олбэн.

– Где тебя черти носят? – заорал полковник.

– Мистер Отфорд был настолько любезен, что отвез меня домой, – нервно отвечала жена.

– Отфорд? Вы и есть тот напыщенный индюк, который написал всю эту высокопарную дребедень в энциклопедии об итальянской кампании?

– Откуда ты знаешь? – спросила в изумлении его жена.

– Да, – сказал Отфорд.

– И я полагаю, – продолжал полковник, – моя жена извела вас слезливыми россказнями обо мне.

Отфорд посмотрел на миссис Олбэн и впервые, пожалуй, посочувствовал ей, до того она казалась одинокой, брошенной и отчаявшейся.

– Нет, полковник Олбэн, это я ее извел.

– Я вам не верю.

Отфорд вышел из машины. Так, казалось ему, можно будет держаться с большим достоинством. Полковник, заметил он, был в пижаме. Ветерок доносил запах виски.

– Не верите, и черт с вами, – отрезал Отфорд, сам удивившись собственной храбрости. – Но дело в том, что я интересуюсь переправой через реку Риццио и, как историк, намерен получить необходимую информацию из любого возможного источника.

– Интересно, зачем это вы вылезли из машины? – парировал полковник. – Если думаете, что я приглашу вас в дом побеседовать, вы очень ошибаетесь. А если тешите себя надеждой, будто я выскажу вам признательность за то, что доставили мою жену в целости и сохранности, ошибаетесь еще больше. Мне нет никакого дела, где она была, чем занимается и увижу ли я ее снова. То же самое, сэр, относится и к вам.

Внезапно он развернулся, и мощный взмах кулака едва миновал его жену; непонятно – намеренно ли промахнулся полковник или не рассчитал удар. Всхлипнув, миссис Олбэн исчезла в дверях. В соседних домах открылись одно-два окна, и сонные голоса воззвали к нарушителям тишины.

– А теперь, – сказал полковник, – катись отсюда. Убирайся прочь, да поживее.

– Я начинаю верить тому, что рассказал мне сэр Краудсон Гриббелл! – крикнул Отфорд вслед удаляющейся фигуре. – Вас выставили из армии за пьянство.

Повернувшись, полковник медленно подошел к Отфорду и тихо сказал:

– Совершенно верно. Я тогда был пьян как сапожник. И не только пьян, но и по такому случаю одет в пижаму – белую, в тонкую голубую полоску. Я повел бригаду в атаку, нарушив приказ, за что и был вполне заслуженно отдан под трибунал. Генерал сэр Краудсон Гриббелл знал, что делал, а я – нет. Моя опрометчивость обошлась нам в четыреста двадцать четыре убитых и около восьмисот раненых. Вы удовлетворены?

Медленно и не очень твердо он пошел обратно к двери.

– Надеюсь, сэр, вы не станете вымещать недовольство моей глупостью на вашей жене, – только и мог сказать огорошенный Отфорд.

– Это, – ответствовал полковник, – мое дело, так же как и сражение на реке Риццио, – и захлопнул за собой дверь.

Отфорд вернулся домой в четыре утра, усталый, злой и растерянный. Он на цыпочках прошел в спальню и разделся как можно тише. Привыкнув к темноте, он вдруг обнаружил, что жена наблюдает за ним своими большими, явно обиженными глазами. Отфорд был слишком расстроен, чтобы даже попробовать объясниться в столь поздний час, и поэтому, сделав вид, будто ничего не заметил, тихо лежал в темноте, притворяясь спящим.

Наутро за завтраком оба были холодны друг с другом, Отфорду не хватило смелости покончить с этим недоразумением. В напряженном молчании ему почему-то лучше думалось. Он уехал на работу, не попрощавшись с женой.

На работе ему, как обычно, нечего было делать. Он сидел за столом, зевая и озираясь по сторонам. И вдруг принял решение. Позвонив своему приятелю в министерство обороны, он привел в действие архивный механизм – на предмет поиска документов части, где служил Олбэн. Несколько часов спустя, после телефонных разговоров на приличную сумму, которые можно было объяснить или оплатить позже, Отфорд установил, что во время форсирования реки Риццио адъютантом Олбэна был некий лейтенант Гилки, ныне владеющий фермой в Кении, а денщиком Олбэна был рядовой Джек Леннок, который состоит членом Корпуса Комиссионеров. [7]7
  Объединение бывших военнослужащих, поставляющее швейцаров, курьеров и т. п. Основано в 1859 году.


[Закрыть]С помощью этой организации Джека Леннока удалось быстро разыскать: он работал в кинотеатре на Лестер-сквер.

Забыв об обеде, Отфорд взял такси и отправился на Лестер-сквер. Взойдя по ступенькам к высокому багроволицему швейцару в ослепительном опереточном мундире, он осведомился о Ленноке. Швейцар поведал ему, что Леннок трудится в конторе наверху, но приходит не ранее трех часов.

Отфорд сидел в кафе-молочной, ел отвратительный хамбургер и не мог понять, почему испытывает такое нетерпение.

Все известные ему факты ясно свидетельствовали: никакой тайны здесь нет. Гриббелл и Олбэн соглашались во всем. И Олбэн – обвиняемый – куда энергичнее доказывал свою вину, чем Гриббелл, обвинитель. И тем не менее чутье подсказывало Отфорду, что он на пороге открытия и поиск должен продолжаться.

В три часа Отфорд поднялся в помещение кинокомпании, расположенное над кинотеатром. Леннока он нашел за столом в приемной на восьмом этаже. Тот был в форменном темном костюме с медалями на груди. Когда Отфорд подошел к нему, Леннок поднял взгляд и улыбнулся. У него было приятное, открытое лицо.

– Кого бы вы хотели видеть, сэр? – спросил он.

– Полагаю, что вас.

– Меня?

– Вы – мистер Леннок?

– Да.

Отфорд представился и без обиняков спросил об Олбэне. Выражение лица Леннока изменилось. Казалось, в глазах его снова вспыхнула былая боль.

– Я всем этим сыт по горло, сэр, – сказал Леннок. Да и старик, я думаю, тоже. Я предпочел бы обо всем забыть.

Отфорд протянул ему фунтовую бумажку, тот не взял ее.

– Вы хорошо к нему относились?

– Кто, я? Я в жизни никого лучше не видел. Но его, конечно, надо было знать. У него были свои взлеты и падения, как и у каждого человека.

– Однако он любил заглядывать в бутылку?

Леннок подозрительно и не без гнева взглянул на Отфорда:

– Он не прочь пропустить рюмочку в подходящий момент, сэр, как, наверно, и вы.

– Вы принимали участие в форсировании реки?

– Да, сэр, принимал, – сказал Леннок.

– И были одним из тех, кто переправился на другой берег?

– Мы все переправились на другой берег, сэр.

– Все? Вся бригада?

– Вся бригада.

Отфорд нахмурился.

– И далеко удалось вам продвинуться?

– Это надо спросить у кого-нибудь другого, сэр. Я был ранен в ногу, как только оказался на том берегу, и отправлен в госпиталь. А выписавшись, попал на Дальний Восток с нашим восьмым батальоном и никого из ребят больше никогда не видел.

– Вы поддерживаете контакты с кем-нибудь из бывших сослуживцев, кого бы я мог расспросить?

– В Лондоне почти никого из них нет, сэр. Разве что старшина третьей роты Ламберт. Он заведует турецкой баней при мотоспортивном клубе, в конце Джермин-стрит. С ним я иногда встречаюсь.

В этот момент в приемную вошел кто-то из служащих кинокомпании и позвал Леннока.

– Извините, сэр, я сейчас же вернусь, – сказал Леннок и ушел.

Отфорд не стал дожидаться его возвращения. Он вышел на улицу, подозвал такси и направился в мотоспортивный клуб. Войти в него не члену клуба оказалось целой проблемой, но принадлежность Отфорда по меньшей мере к одному из других престижных клубов помогла убедить секретаря. После совершенно излишних объяснений Отфорда препроводили в турецкую баню и представили старшине Ламберту, маленькому жилистому человечку. В его облике проскальзывала резкость, от которой даже при самой чистой совести становится не по себе. Ламберт был одет в белое с головы до пят, движения его были упруги, как у инструктора по физической подготовке.

Не теряя времени, Отфорд начал расспрашивать его.

– Не уверен, обязан ли я отвечать на ваши вопросы, сэр, поскольку не знаю наверняка, вправе ли вы задавать их.

– Но должны же вы иметь свое мнение, – сказал Отфорд, которому претила напыщенность людишек, упивающихся своей приниженностью.

– Я могу иметь свое мнение, сэр, но это не значит, что я имею разрешение высказывать таковое когда угодно, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Нет, не понимаю. – Джон почувствовал раздражение.

– Что ж, позвольте сказать так. Я не знаю, рассекречено все случившееся с нами при форсировании реки Риццио или нет.

– Кто-нибудь говорил вам, что эти сведения засекречены?

– Никто не говорил мне, что они рассекречены, – лукаво ответил бывший старшина в полной уверенности, что выиграл очко в споре. О боже, какой идиот!

– Вы знали бригадного генерала Олбэна?

– Полковника Олбэна, сэр.

– Если вам угодно быть невеликодушным.

– Я всего лишь точен, сэр.

– Как по-вашему, он был хорошим офицером?

– Мои отзывы не в счет, сэр. Имеют значение, во-первых, послужной список и заключение военно-полевого суда во-вторых.

– Вы согласны с приговором суда?

– Не мое это дело – соглашаться или не соглашаться с приговором суда; я должен его выполнять.

– О господи, но ведь все происходило на ваших глазах!

– Вот именно, – ответил бывший старшина. Вызывающий тон его покоробил Отфорда, и все же он решил предпринять новую попытку:

– Вы форсировали реку двадцать девятого ноября. Это общеизвестно.

– Должно быть, так, сэр, раз вы это знаете.

– Как я понял, через реку переправился целый батальон, прежде чем был получен приказ отходить.

– Этого я не могу вам сказать, сэр.

– Кому вы, по-вашему, поможете, если скажете? – вскричал Отфорд. – Немцам? Но они теперь на нашей стороне и жаждут всячески помочь нам.

– Почему вам тогда не обратиться к ним?

– Ей-богу, это идея!

Старшина утратил выдержку. Мысль о том, что он мог подать Отфорду идею, ужаснула его.

– Что вы намерены предпринять, сэр? – спросил он, прикрыв глаза, как в мелодраме.

– Я намерен воспользоваться вашим советом и узнать правду у немцев.

– Но я вовсе вам этого не советовал!

– Нет, советовали! – отвечал Отфорд. – Вы сказали: «Почему вам тогда не обратиться к ним?»

– Я не совсем это имел в виду, сэр. Но если вы хотите получить необходимые сведения, я буду вам весьма признателен, если вы свяжетесь с майором Энгуином. Он принял батальон после гибели нашего старика, полковника Рэдфорда. – Теперь старшина так разволновался, что у него перехватывало дыхание.

– Вот это уже лучше, – сказал Отфорд. – Майор Энгуин, говорите? Где я могу его найти? Вы знаете?

– Так точно, сэр. Мы до сих пор обмениваемся открытками на рождество, сэр. Он теперь занимается перевозками на грузовиках, сэр, в Линкольне. Фирма «Братья Энгуин».

– Большое спасибо.

Отфорд протянул фунтовую бумажку, которую бывший старшина взял с легким поклоном.

Отфорд вернулся в музей около половины пятого и обнаружил, что никто ему не звонил и никто его не спрашивал. Взгляд его упал на книгу «Таков был приказ».

«Хотя двум ротам удалось форсировать реку и захватить незначительный плацдарм на вражеском берегу, потери оказались столь велики, что я был вынужден приказать им отойти на исходные позиции», – снова прочитал он.

И все же, по словам Леннока, через реку переправилась вся бригада. Возможно, Леннок был не в том положении, когда можно все знать точно? А может, не в том положении был и сам Гриббелл?

Отфорд без труда нашел номер фирмы «Братья Энгуин» в Линкольне и вскоре уже говорил с майором Энгуином по междугородному телефону. Судя по голосу, Энгуин воображал себя прирожденным руководителем людей и грузовиков.

– Олбэн? – переспросил он. – Я этого типа терпеть не мог. Донельзя дурно воспитан, чертовски тщеславен да к тому же еще и с причудами. Носил фуражку задом наперед и принимал парады в пижаме. Вам, безусловно, знаком подобный тип людей. Вечно выламываются как могут. Но должен вам сказать, солдаты пошли бы за ним в огонь и в воду. Он их завораживал. И умел веселить. Они считали его чокнутым и при нем не скучали ни минуты, это уж точно. Но в офицерском собрании он был сущим бедствием.

– Пил?

– Да, но держался великолепно, сколько бы он ни выпил. Никогда не встречал человека, который умел бы так пить, не теряя контроля над собой. Просто невероятно. И всегда сохранял ясность ума.

– Вы когда-нибудь сталкивались с сэром Краудсоном Гриббеллом?

– Да, еще одна совершенно отвратительная личность. Но, разумеется, полная противоположность дикарю Олбэну – вылитый полковник Блимп. [8]8
  Полковник Блимп – персонаж карикатур Дейвида Лоу, популярных в 30-е годы. Стал именем нарицательным, символом косности, шовинизма и мещанства.


[Закрыть]В жизни своей никогда не рисковал. Ни разу не продвинулся ни на шаг, если не был уверен в успехе и пока дивизии на его флангах не выполнят всю грязную работу. С Олбэном, по крайней мере, не соскучишься, но, заговорив с Зевуном Гриббеллом, вы сию же минуту начнете храпеть.

Занятный тип этот Энгуин.

– Генерал Гриббелл написал книгу.

– Зевун? Я рад, что не вложил в нее денег. И что же он пишет?

– Пишет, что когда Олбэн начал свою атаку, через реку переправились только две роты, и…

– Полная и заведомая ложь. Мой батальон был в резерве, и мы переправились вслед за двумя остальными батальонами бригады.

– Гриббелл называет незначительным захваченный Олбэном плацдарм.

– И вы поверили этому? Целью операции ставился захват деревни Сан… как ее там…

– Сан-Мельчоре-ди-Стетто.

– Вот именно. Так вот, мы заняли ее менее чем через полчаса после начала атаки. Потери были совсем незначительны. Олбэн приказал занять оборону и окапываться и послал сообщение в штаб, просил поддержать бригаду силами дивизии. В ответ он получил лишь приказ отступить. Сначала Олбэн отказался отступать, но в конце концов вынужден был подчиниться. Когда солдаты поняли, что отступают без всякой причины, чуть было не вспыхнул бунт. Наш отход придал фрицам духу, и они открыли убийственный огонь. Девяносто пять процентов всех потерь мы понесли при отступлении.

– О господи!

– Да, вот как оно было. Так что не принимайте всего на веру. Окажетесь в Линкольне, в любое время буду рад…

Отфорд снова лихорадочно зазвонил в министерство обороны и благодаря своим связям выяснил, что немецкими войсками, противостоявшими дивизии Гриббелла, командовал некий генерал Шванц, который, к счастью, оставался в армии до сих пор и был прикомандирован к штаб-квартире войск НАТО в Париже. Несмотря на поздний час, Отфорд заказал Париж и выяснил, что генерал уже покинул штаб, но его можно найти в отеле «Рафаэль». Тревожно поглядывая на часы, Отфорд заказал разговор с отелем «Рафаэль» и узнал, что генерал Шванц, по всей видимости, уехал в посольство Западной Германии на прием в честь какого-то высокого гостя из Америки. Не колеблясь, Отфорд позвонил в посольство и, припомнив все известные ему немецкие слова, попросил генерала Шванца. Человек, ответивший на звонок, отправился искать генерала, и Отфорд услышал в трубке приглушенный гул голосов, обычный для коктейлей. Неплохо бы, подумал он, и ему сейчас выпить. Наконец в трубке раздался довольно высокий мягкий голос:

– Hallo, hier Schwantz. [9]9
  Алло, Шванц слушает (нем.).


[Закрыть]

– Вы говорите по-английски?

– Кто у аппарата?

Отфорд объяснил, что он военный историк, и извинился за беспокойство, причиненное генералу в неурочный час. Поскольку немцы питают большое уважение к историкам вообще, а к военным – в особенности, генерал был более чем любезен.

– Я хочу задать вам вопрос о форсировании реки Риццио, сэр.

– Риццио? Да-да. Возможно, я пошлю вам мою книгу… «Sonnenuntergang in Italien». [10]10
  «Закат солнца в Италии» (нем.).


[Закрыть]Здесь трудно говорить, потому что много шуму.

– Вы написали книгу?

– Да. Две недели как вышла в Мюнхене, на немецком, конечно. Я пошлю ее вам.

– Огромное спасибо, сэр. С удовольствием прочту ее. Не могу ли я задать вам сейчас еще один вопрос?

– Пожалуйста.

– Застала ли вас врасплох атака англичан двадцать девятого ноября?

– Абсолютно. Не было никакой артиллерийской подготовки. Мы привыкли, что атаки англичан всегда построены по одной схеме. Артиллерия, а потом, через час или около того, пехота. Тогда было что-то совсем другое. Атаку возглавил офицер в белом. Его костюм походил на пижаму. Он курил трубку и держал в руке британский флаг. Многие солдаты тоже курили, дудели в трубы и горны, били в барабаны. Такую форму атаки мы применяли в первую мировую войну, так называемая «психическая атака». Боевой дух моих солдат был настолько низок, что они покидали свои позиции, почти не открывая огня. Они, видите ли, прибыли из России, и генеральный штаб считал, что после России Италия – это нечто вроде курорта, но там, конечно, тоже было тяжело, хотя и полегче. Некоторые солдаты так перепугались, что приняли эту фигуру в белом за призрак или, как у вас говорят, за труп. И эта странная какофония. Все было очень умно придумано, ничего умнее я на войне никогда не видел, потому что психологический момент был очень правильно выбран. В первую мировую войну мы потеряли много солдат, бросая их в такие атаки против свежих частей противника, у которых был высокий боевой дух. Я не мог спасти наш штаб в Сан-Мельчоре-ди-Стетто, и наша линия обороны была прорвана. Одним из последних моих действий была отправка срочной просьбы о помощи командиру корпуса генералу фон Хаммерлинку, но я знал, что ему придется отдать приказ об общем отступлении: у нас тогда совсем не было резервов. Я имел под моим командованием мелкие подразделения триста восемьдесят первой дивизии – всего, наверно, человек двести; около пятисот гренадеров из дивизии Великого курфюрста, немного пожилых солдат из разных запасных частей и около трехсот фанатиков из дивизии эсэс Зейса-Инкварта. Я перемешал их, насколько это было возможно. Если бы британцы взяли пленных, я хотел создать впечатление, что у меня большие силы. Я уже отдал приказ об отступлении на своем участке, чтобы предотвратить полный упадок боевого духа – многие из моих солдат были бессменно на передовой по восемь-девять месяцев, – как вдруг, по причине, которая так никогда и не выяснилась, британцы начали отходить сами. Когда ко мне поступило это сообщение, я сначала не поверил, но приказал атаковать всеми силами. Если солдаты устали и пали духом, надо заставить их действовать активно. Даже безнадежная атака лучше, чем ничего. Через два часа мы вернулись на наши прежние позиции, нанеся противнику тяжелые потери. Я получил «Рыцарский крест» с бриллиантами, но отмечаю в моих мемуарах, что не заслужил его. Ни разу за всю свою службу в армии я не сталкивался с такой необычной и даже таинственной ошибкой, как допущенная в тех обстоятельствах британцами. Ответил ли я на ваш вопрос?

Да уж, немцы – народ дотошный. Для человека, просившего извинения за то, что ему будет трудно говорить прямо с шумного коктейля, генерал Шванц справился с задачей просто великолепно.

– Большое спасибо, герр генерал, – сказал Отфорд. Вы дали мне более чем исчерпывающую информацию, я позволю себе послать вам мою книгу и надеюсь, вы с ней ознакомитесь.

– Простите?

Генерал почти безупречно изъяснялся по-английски на военные темы, но в обычном разговоре был не так находчив.

– Большое вам спасибо, – повторил Отфорд.

– Спасибо вам, и желаю успехов в вашей чрезвычайно интересной работе.

Отфорд повесил трубку и мрачно улыбнулся. Он позвонил Филипу Хеджизу и сообщил, что, возможно, придется внести кое-какие изменения в новое издание энциклопедии. Хеджиз был в восторге. Затем Отфорд зашел в цветочный магазин, купил большой букет алых роз и поехал домой.

Его жену успело уже утомить тягостное молчание семейного раздора, вызванного лишь некоторым недомыслием, а вовсе не злым умыслом. Подаренный букет заставил ее расплакаться, настолько поступок этот был не в привычках ее мужа. Вечером в постели Отфорд рассказал ей все.

– Я просто не мог посвятить тебя в это раньше, объяснил он, – мне и самому все было неясно.

– Я понимаю, – прошептала она, хотя на самом деле ничего не поняла.

Покосившись на нее краем глаза, он усмехнулся.

– Тем не менее мне понадобится завтра твоя помощь. Утром мы съездим повидаться с полковником Олбэном.

– Тебе нужна моя помощь? – Она была польщена.

– И еще как. Если я поеду один, у него может появиться искушение поколотить меня. Но я надеюсь, в присутствии дамы он не отважится на это.

Следующим утром Отфорды выехали в Саннингдейл. К домику полковника они добрались около половины двенадцатого. Днем он выглядел еще более убого, чем ночью. Он был собран из гофрированного железа, унылый вид его кое-как скрашивали побеги винограда и других ползучих растений. И лишь крошечный садик выделялся своей ухоженностью. Отфорд позвонил в дверь. Минуту спустя ее открыла миссис Олбэн.

Казалось, при виде Отфорда она пришла в ужас.

– Кто там еще? – послышался хриплый голос из дома. Миссис Олбэн не посмела ответить и в смущении замешкалась.

Появился полковник, сжимая в зубах погасшую трубку мундштуком вперед. Он был одет в шорты и толстый серый свитер.

– Какого черта вам надо? – бросил он резко. – Я ведь, кажется, указал вам в прошлый раз на дверь.

– Вы вовсе не указывали мне на дверь, – храбро ответил Отфорд. – Вы даже не предложили мне войти. Разрешите представить вам мою жену Джин.

Олбэн отрывисто кивнул, переводя неуверенный взгляд карих глаз с Отфорда на его жену.

– Может, лучше пригласим их зайти? – осмелилась робко спросить миссис Олбэн.

– Нет. Чего вы хотите?

– Мне известна правда о форсировании реки Риццио, и я намерен предать ее гласности.

– Да ведь правда об этом событии известна всем и каждому.

– Рядовой Леннок так не считает.

– Леннок? Где вы его откопали?

– Неважно.

– Он не может компетентно судить о том, что произошло.

– Ну а старшина Ламберт и майор Энгуин?

– Ламберт – наш худший тип кадрового солдата: приспособленец, подхалим. Что же до Энгуина, это просто упрямый осел, любитель среди профессионалов. Я буду отрицать все, что они ни скажут.

– А как насчет генерала Шванца?

– Генерала Шванца?

Полковник Олбэн улыбнулся еле-еле; такая улыбка – знак признания, что оппонент выиграл очко в споре.

– Входите, – сказал он. – Мадж, не потрудишься ли ты занять миссис Отфорд. Я хочу поговорить с мистером Отфордом наедине. В кабинете.

Джин взглянула на мужа, тот ободряюще кивнул.

– Я наварила варенья, – сказала миссис Олбэн, – с удовольствием вам покажу.

Джин направилась за ней явно без всякого энтузиазма. Это был мужской мир.

Отфорд последовал за полковником.

– Прежде, чем вы начнете разговор, – сказал ему Олбэн, что вам бросилось в глаза в этой комнате?

– Ну конечно, фантастическая, потрясающая коллекция растений. Можно сказать, целый полк растений.

– Я согласен на любое собирательное существительное, кроме этого, – в голосе полковника снова зазвучал металл.

– Некоторые из них с Востока, не так ли?

– Да, – сказал полковник, – этот малыш – из Тибета, а этот отвратный уродец – из Кашмира. У меня тут растения со всего мира. И капризные же они, надо сказать. Приходится держать под стеклом, при разных температурах, а в жилом доме это нелегко. Однако при известной смекалке чего только не достигнешь. – Он улыбнулся. – Что вы и доказали.

– И давно вы этим занимаетесь? – спросил Отфорд.

– С тех пор как оставил военную службу. Больше вы ничего здесь не замечаете? Ну скажем, отсутствия чего-то? Отфорд молча огляделся по сторонам, ища ключ к загадке.

– Дело не в одной какой-то детали, – продолжал Олбэн. – Вам случалось бывать в домах военных людей? Отфорда вдруг осенило.

– У вас здесь нет ни одной фотографии встреч однополчан, сказал он, – ни единой воинской реликвии, даже портрета фельдмаршала в рамке. [11]11
  Речь идет о портрете фельдмаршала Монтгомери, непременном сувенире английских офицеров – ветеранов второй мировой войны.


[Закрыть]

– Совершенно верно, – ответил Олбэн. – Теперь мне с вами проще разговаривать. Хотите виски? Больше у меня ничего нет.

– Не рановато?

– Для виски никогда не рано.

Олбэн налил два бокала и протянул один из них Отфорду.

– Можно мне немного…

– Вода его только портит, – ответил Олбэн. – Поехали. Он присел на складной табурет, предоставив Отфорду сломанное кресло.

– Я хочу уточнить кое-что, – начал Отфорд. – Почему вы были так резки со мной, пока я не упомянул фамилию Шванца? И почему так гостеприимны сейчас?

Полковник рассмеялся и почесал щеку пропитанным никотином пальцем. Затем начал медленно набивать табаком трубку, обдумывая ответ.

– Ничего на свете я не ценю так, как ум. И восхищаюсь людьми, умеющими вовремя прислушаться к своей интуиции. Это ведь тоже свидетельство ума. Вы, пожалуй, именно так и поступили. И доказали мне, что вы не какой-нибудь олух, падкий на сенсации, а человек, учуявший, где тут собака зарыта, и сам, своим умом дошедший до сути. В прошлый раз я сделал все, чтобы обескуражить вас. Я сбил вас со следа, но вы тут же взяли его снова. Я восхищен, теперь вы достойны моего гостеприимства.

Да, по темпераменту судя, Олбэн был прирожденным лидером. И столь безмятежен в своем тщеславии, что на него невозможно было обидеться. Он не спеша раскурил трубку.

– Вы надеетесь услыхать мой рассказ, – продолжал он. – Но вы его не услышите. Все, что я могу для вас сделать, – дать вам возможность приятно провести время.

– И у вас нет никакого желания узнать, что сказал Шванц? – спросил Отфорд.

– Нет. Он несомненно сказал правду. По мне, лучше бы он ее не говорил.

– И вы согласны оставить неоспоренной версию событий, изложенную Гриббеллом?

– О да. – Ответ Олбэна прозвучал чуть ли не пренебрежительно. Подняв взгляд, он увидел недоуменное лицо Отфорда и громко рассмеялся. – Мои начальники испортили меня. Я ведь на самом деле был этаким переростком-бойскаутом, а в те времена именно это и ценилось в армии. Балканская кампания в конце первой мировой войны была для меня сущим развлечением со всеми этими капризными французскими офицерами, сербами, преисполненными собственного достоинства, болгарами с их уязвленными национальными чувствами и греческими коммерсантами, с очаровательной наглостью делавшими бешеные деньги. Потом, в Индии, я отличился умением блестяще играть в поло, и как следствие – быстрое продвижение по службе. Конечно, вокруг постоянно гибли люди, но я был молод и смотрел на это как на невезение в игре.