Текст книги "Голубая роза. Том 2"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 94 страниц)

Фотография могла быть только в одном месте, и там я ее и нашел. В моем кабинете, на столе, рядом с одиночным фото Алисон.

И я знал – как это было не невероятно, – кто ее туда поместил.

* * *

Как уже установилось в доме Апдалей, мой сон представлял собой цепочку бессвязных кошмаров, и все, что я помнил из них – проснулся я поздно и прозевал, расставание на дороге и богатырский прыжок Алисон в окошко, – это то, что я несколько раз просыпался. Кошмары, которые не помнишь, не имеют над тобой власти. Я чувствовал страшный голод – еще один признак восстановленного здоровья.

Я был уверен, что фотографию переместила Алисон Грининг, и мою уверенность не поколебало то, что она для этого воспользовалась чужой рукой.

– Ничего, что я перенесла эту фотографию? – спросила Тута Сандерсон, когда я спустился завтракать. – Я подумала, что раз у вас наверху есть похожая, то лучше пусть они будут рядом. Я ничего не трогала в вашей комнате, просто поставила фотографию на стол.

Я в изумлении смотрел на нее. Она оттирала своими пухлыми руками решетку плиты. На лице ее застыло выражение сонного упрямства.

– Почему вы это сделали?

– Говорю же, чтобы они были рядом, – она лгала. Она действовала по воле Алисон; это было так же ясно, как и то, что ей не хотелось смотреть на эту фотографию.

– Что вы думаете о моей кузине? Вы ее помните?

– Тут не о чем говорить.

– Вы просто не хотите говорить о ней.

– Нет. Что прошло, то прошло.

– Только в одном смысле, – я засмеялся. – Только в одном смысле, дорогая миссис Сандерсон.

Это “дорогая” заставило ее обиженно уткнуться в плиту. Но через какое-то время она заговорила снова:

– А зачем вы разорвали фотографию дочки Дуэйна? Я нашла ее, когда разбирала ваш беспорядок в комнате.

– Я не знаю, о чем вы, – сказал я. – Или не помню. Может быть, я сделал это механически.

– Может, – согласилась она, подавая мне тарелку с яичницей. – Может, вы так сделали и с вашей машиной.

* * *

Я еще ощущал вкус этой яичницы, когда два часа спустя стоял на асфальте авторемонта в Ардене и слушал, как коренастый молодой человек с карточкой “Хэнк”, приколотой над сердцем, сокрушается по поводу моей машины.

– Плохо, – сказал он. – Надеюсь, у вас есть страховка? Так вот, у нас сейчас вообще нет человека, который мог бы исправить эти вмятины. К тому же все детали заграничные – это стекло, фара, колпачок. Все это нужно заказывать, будет стоить уйму денег.

– Вам же не в Германии их заказывать, – заметил я. – Наверняка где-нибудь поблизости есть агентство “Фольксвагена”.

– Может быть. Я что-то об этом слышал, но не помню где. И у нас сейчас полно работы. Я оглядел пустынную станцию.

– Вы ее просто не видите, – сказал Хэнк с вызовом.

– Не вижу, – согласился я, думая, что это, должно быть, та самая станция, где работал жених Дуэйновой полячки. – Может, это поможет вам найти время, – я сунул ему в руку десять долларов.

– Вы здешний, мистер?

– А вы как думаете? – он не ответил. – Нет, я приезжий. Попал в аварию. Слушайте, забудьте о вмятинах, замените только стекло и фары. И проверьте мотор.

– Ладно. Ваша фамилия?

– Грининг. Майлс Грининг.

– Вы что, еврей?

Парень неохотно выдал мне одну из реликвий гаража, “нэш” 57-го года, грохочущий при езде, как вагон с лесом; доехав до города, я предусмотрительно оставил его в надежном месте и дальше пошел пешком.

* * *

Через полтора часа я говорил с Полом Кантом.

– Ты одним своим приездом навлек беду на себя и на меня, Майлс. Я пытался тебя предупредить, но ты не захотел слушать. Я ценю твою дружбу, но тут только два человека, которых здешние обыватели подозревают в этих убийствах, и это мы с тобой. Если ты не боишься, так это потому, что не понимаешь еще, во что влип. А я боюсь. Если еще что-нибудь случится, то я покойник, понимаешь? Прошлым вечером они разбили мою машину бейсбольными битами.

– Мою тоже, – сказал я. – И я видел, как они трудились над твоей, но не знал, чья она.

– Так мы и будем смотреть и думать, кого прибьют раньше – тебя или меня. Почему бы тебе не сбежать, пока есть возможность?

– Не могу по нескольким причинам. Первая – это то, что Белый Медведь попросил меня задержаться.

– Это из-за Алисон Грининг?

Я кивнул.

Он глубоко вздохнул – удивительно, как в его высохшем теле умещалось столько воздуха.

– Конечно. Я должен был сам догадаться. Хотел бы я, чтобы мои грехи были так же далеко в прошлом, как твои, – я смотрел на него в удивлении, пока он пытался трясущимися руками зажечь сигарету. – Неужели никто не предупредил тебя, Майлс, что тебе не нужно встречаться со мной? Я тут настоящее пугало.

Перед тем, как идти к Полу, я зашел в магазин на Мейн-стрит и купил портативный проигрыватель. Клерк, прочитав мою фамилию на чеке, скрылся в конторе. Мое появление произвело небольшую сенсацию среди покупателей – они делали вид, что не смотрят на меня, но вели себя подчеркнуто осторожно. Клерк вернулся с нервным мужчиной в коричневом костюме и галстуке из вискозы. Он сообщил мне, что не может принять мой чек.

– Почему?

– Мистер Тигарден, это чек нью-йоркского банка.

– Естественно. В Нью-Йорке тоже пользуются деньгами, вы этого не знали?

– Но мы принимаем только местные чеки.

– А как насчет кредитных карт? Их вы принимаете?

– Обычно да.

Я извлек из бумажника веер карточек:

– Какую вам? “Америкэн Экспресс”? “Мобил”? “Сирс”? Давайте, выбирайте. “Файрстоун”?

– Мистер Тигарден, в этом нет необходимости. В случае...

– Что в случае? Это ведь те же деньги, разве не так? Вот еще одна “Бэнкамерикард”. Выбирайте!

Другие покупатели уже не притворялись, что не слушают наш разговор. Некоторые направились к выходу. Наконец он выбрал “Америкэн Экспресс”, которую я назвал первой, и взялся за оформление покупки. К концу этого дела он весь вспотел.

Я просмотрел отделы пластинок в “Зумго” и универмаге “От побережья к побережью”, но не нашел ничего, отвечающего вкусам Алисон. В маленьком магазинчике возле Фрибо я отыскал несколько книг, которые она любила: “Она”, “Белый отряд”, Керуак, Сент-Экзюпери. За них я уплатил наличными, чтобы опять не начинать волынку с чеками и кредитными картами.

Я прошел несколько кварталов, загрузил покупки в “нэш” и вернулся к Фрибо.

– Могу я позвонить? – спросил я хозяина. Он с видимым облегчением кивнул на автомат в углу. По его выражению я знал, что он мне скажет.

– Мистер Тигарден, вы хороший клиент, но вчера вечером ко мне зашли люди и сказали...

– Что я не должен больше сюда ходить, так?

Он кивнул.

– А иначе что они сделают? Выбьют окна? Сожгут ваше заведение?

– Нет, мистер Тигарден. Они этого не говорили.

– Но вам будет спокойнее, если я здесь не появлюсь.

– Может быть, неделю. Поверьте, мистер Тигарден, я ничего против вас не имею. Но они почему-то решили... понимаете?

– Я не хочу доставлять вам неприятности.

Он отвернулся, не в силах больше смотреть на меня:

– Телефон в углу.

Я набрал номер Пола Канта. Его шепчущий голос нерешительно сказал “привет”.

– Пол, хватит от меня прятаться. Я в Ардене и хочу зайти к тебе и поговорить о том, что происходит.

– Не надо, – взмолился он.

– Не надо меня оберегать. Тебе же будет хуже, если люди увидят, как я барабаню в твою дверь. Мне нужно с тобой поговорить.

– Ты все равно придешь.

– Именно так.

– Тогда хотя бы не ставь машину возле моего дома. И не входи в парадную дверь. Сверни в переулок между Коммерсиэл-стрит и Мэдисон и иди до моего дома. Я тебя впущу.

И теперь, в своей наглухо занавешенной комнате, он говорил, что он пугало. Он был похож на классического пациента Фрейда – напуганный, усохший, преждевременно состарившийся. Дополняли картину маленькое обезьянье личико и белая, давно не стиранная рубашка. Когда мы были детьми, Пол Кант подавал большие надежды, и я думал, что он один из самых уважаемых людей в Ардене. На каникулах, в отсутствие Алисон, я делил время между озорством с Белым Медведем и разговорами с Полом. Он очень много читал. Его мать была прикована к постели, и Пол рос серьезным, как все дети, которым приходится заботиться о родителях – вернее, об одном из родителей; его отец умер уже давно. Еще я думал, что Пол давно уехал в какой-нибудь большой город и отряхнул пыль Ардена со своих ног. Но он был здесь, в этом затхлом доме, излучающий страх и отчаяние.

– Взгляни в окно, – сказал он. – Только так, чтобы тебя не увидели.

– За тобой что, наблюдают?

– Ты посмотри, – он затушил сигарету и тут же взял другую.

Я отогнул край занавески.

В квартале от дома, облокотясь на красный пикап, стоял человек, похожий на одного из тех, что вчера швыряли в меня камнями. Он глядел в сторону дома Пола.

– И так все время?

– Не только он. Они сменяются. Их пятеро, может быть, шестеро.

– Ты знаешь их?

– Конечно. Я же здесь живу.

– А почему ты ничего не делаешь?

– А что ты предлагаешь? Позвонить нашему шерифу? Это же его дружки. Они знакомы с ним лучше, чем я.

– А что они делают, когда ты выходишь?

– Я редко выхожу, – он попытался изобразить улыбку. – Думаю, идут за мной. Им плевать, если я их увижу. Они хотят, чтобы я их видел.

– И ты не сообщил, что они разбили твою машину?

– Зачем? Говр и так все знает.

– Но почему,черт побери? – взорвался я. – Почему весь огонь в твою сторону?

Он усмехнулся и пожал плечами. Но я знал; я заподозрил это, еще когда Дуэйн посоветовал мне оставить Пола Канта в покое. Человек с таким печальным сексуальным опытом, как у Дуэйна, особенно остро чувствовал чужую сексуальную ненормальность. А в Ардене все еще царили взгляды девятнадцатого века.

– Я немного отличаюсь от них, Майлс.

– О Боже, – выдохнул я, – ну и что с того? Если ты гей, то это только предлог для них. Почему ты позволяешь себя терроризировать? Ты должен был давно уехать из этой дыры.

Он снова улыбнулся:

– Я никогда не был храбрецом, Майлс. Я могу жить только здесь. Я ухаживал за матерью, ты помнишь, и она, когда умерла, оставила мне этот дом, – дом пах пылью и запустением, а сам Пол вообще ничем не пах. Он словно был где-то в другом измерении. Он сказал:

– Я никогда на самом деле не был... тем, что ты сказал. Просто люди чувствовали это во мне. Я тоже чувствовал, но здесь очень ограниченные возможности, – снова эта вымученная, бледная улыбка.

– И ты решил бросить работу и запереться здесь, как в тюрьме?

– Ты не я, Майлс. Тебе этого не понять. Я оглядел комнату, обставленную старушечьими вещами. Тяжелые неудобные кресла в чехлах. Дешевые фарфоровые статуэтки: пастушки и собачки, мистер Пиквик и миссис Гамп. Никаких книг.

– Нет, – сказал я. – Не понять.

– Ты ведь не можешь мне доверять, Майлс. Мы столько лет не виделись, – он затушил сигарету и запустил руку в свои густые черные волосы.

– Могу. Пока суд не признал тебя виновным, – сказал я, начиная проникаться чувством безнадежности, витавшим вокруг него.

Он издал смешок.

– Что ты думаешь делать? Сидеть здесь, пока они не решат, что с тобой сотворить?

– Все, что я могу – это ждать, пока все кончится. Если они поймают убийцу, то меня, наверное, восстановят на работе. А что думаешь делать ты?

– Не знаю, – признался я. – Я думал, мы сможем как-то помочь друг другу. На твоем месте я бы ночью выбрался из дома и уехал в Чикаго или еще куда-нибудь, пока все не кончится.

– Моя машина сломана. Да и куда мне ехать? – он снова улыбнулся. – Знаешь, Майлс, я немного завидую ему. Убийце. Он не боится делать то, что он делает. Конечно, он зверь, чудовище, но он делает, что хочет. Разве не так? – обезьянье личико смотрело на меня, по-прежнему улыбаясь той же мертвой улыбкой. За запахами пыли и старушечьих вещей угадывался еще запах давно увядших цветов.

– Как Гитлер. Тебе надо бы поговорить с Заком.

– Ты его знаешь?

– Встречался.

– Держись от него подальше. Он может доставить тебе неприятности, Майлс.

– Он мой фанат, – сказал я. – Он хочет быть на меня похожим.

Пол пожал плечами; эта тема его не интересовала.

– Похоже, что я зря теряю время, – сказал я.

– Да.

– Если тебе все же понадобится помощь, Пол, приходи на ферму Апдалей. Я постараюсь тебе помочь.

– Ни один из нас не может помочь другому, – он равнодушно взглянул на меня, явно ожидая, когда я уйду. – Майлс, сколько лет было твоей кузине, когда она умерла?

– Четырнадцать.

– Бедный Майлс.

– Бедный, – согласился я и ушел, оставив его сидеть там с дымящейся в руке сигаретой.

* * *

Теплый воздух снаружи показался мне невероятно свежим, и я глубоко вдохнул, спускаясь с крыльца Пола по ветхим ступенькам. Грудь мою распирали не очень понятные чувства. Я оглянулся, понимая, что, если меня кто-нибудь заметит, мне несдобровать, и заметил то, чего не разглядел, когда шел к Полу. В углу двора возле забора стояла собачья конура, откуда в густые заросли травы уходила туго натянутая цепь. С похолодевшим сердцем я сделал два шага вглубь двора. Собака лежала в траве с цепью вокруг того, что было ее шеей. Черви облепили ее, как живое покрывало.

Я поспешил прочь. Ужасное зрелище стояло перед моими глазами, даже когда я вышел за ворота и пошел по переулку.

Когда я прошел футов тридцать, напротив меня появился полицейский автомобиль, закрывая мне выход. За рулем сидел крупный мужчина и смотрел в мою сторону. Я обернулся – другой конец переулка был свободен, – потом опять посмотрел на человека в машине. Он помахал мне. Я пошел вперед, убеждая себя, что, собственно, ни в чем не виноват.

Это оказался Белый Медведь. Он открыл мне пассажирскую дверцу, и я обошел машину и сел рядом с ним.

– Да, ты молодец, – сказал он. – А если бы кто-нибудь тебя увидел? Я не хочу, чтобы тебе оторвали голову.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Допустим, догадался, – он смотрел на меня с добрым, почти родительским, выражением – Час назад мне позвонил парень со станции техобслуживания по имени Хэнк Спелз. Он сказал, что тысдал в ремонт машину и указал чужую фамилию.

– А откуда он знает, что она чужая?

– Ох, Майлс, – вздохнул Белый Медведь, трогая с места. Мы свернули и плавно поплыли по Мейн-стрит, мимо Зумго, булочной, бара Фрибо. – Ты ведь известный человек. Прямо как кинозвезда. Мог бы ожидать, что тебя узнают, – мы доехали до здания суда, но он не свернул в участок, как я ожидал, а продолжал ехать прямо, через мост. Мимо пролетели несколько домов, ресторан, боулинг-клуб, и мы выехали на простор полей.

– Я не думал, что чинить машину под чужой фамилией – это преступление, – сказал я. – Куда мы едем?

– Так, проедемся. Конечно, это не преступление. Но это глупость. Тебя все равно все знают, и это только наводит таких олухов, как Хэнк, на подозрения. И скажи, Майлс, какого чертаты сказал именно эту фамилию? – При слове “черта” он стукнул кулаком по рулю. – Ответь мне! Почему из всех фамилий ты выбрал именно Грининг? Не надо напоминать об этом людям, парень. Это в твоих же интересах.

– Я слышу это с первых минут в Ардене. Белый Медведь покачал головой:

– Ладно. Забудем об этом. Надеюсь, Хэнк тоже забудет. Что тебе сказал Пол Кант?

– Он ничего не знает. И уж конечно никого не убивал. Он боится даже выйти в магазин за продуктами.

– Это он тебе сказал?

– Он боится даже выйти и закопать свою собаку. Я увидел ее, когда уходил. Он не способен никого убить.

Белый Медведь опять покачал головой и поерзал на сиденье. Ему явно было тесно. Мы отъехали уже довольно далеко – за деревьями блестели изгибы реки Бланделл.

– Это здесь рыбаки нашли Гвен Олсон? Он вскинул голову:

– Нет. В паре миль внизу. Мы проехали то место пять минут назад.

– Зачем?

– Что “зачем”?

Я пожал плечами; мы оба знали, зачем.

– Я думаю, твой друг Пол Кант не все тебе сказал.

– Ты о чем?

– Он предложил тебе что-нибудь, когда ты пришел? Ну там, кофе или сэндвич?

– Нет. С какой стати? – тут я сообразил. – Ты хочешь сказать, что он не выходит из дома? Что он уморил свою собаку голодом?

– Ну, он уморил или кто-нибудь избавил беднягу от мучений – не знаю. Но я знаю, что Пол Кант не выходил из дома уже около недели. Если только по ночам.

– А что же он ест?

– Должно быть, консервы. Или ничего. Теперь ты понимаешь, почему он ничем тебя не угостил.

– Но почему ты...

Он поднял руку.

– Я не могу заставить человека выйти из дома и пойти в магазин. Да так оно и лучше. Это может избавить его от неприятностей. Ты видел часовых у его дома?

– А ты не можешь их убрать?

– А зачем? Я думаю, Майлс, тебе нужно кое-что знать про Пола. Сомневаюсь, что он это тебе рассказал.

– Он рассказал мне все, что считал нужным. Белый Медведь развернул машину и поехал обратно к Ардену. Мы доехали почти до самого Бланделла и не встретили ни одной живой души. Радиотелефон что-то крякнул, но Говр игнорировал его. Он ехал так же неспешно, следуя плавному изгибу реки.

– Видишь ли, у Пола были проблемы. Не из тех, которыми мужчина может гордиться. Если ты помнишь, он жил со своей матерью и ухаживал за ней, даже бросил школу и пошел работать, чтобы платить за ее лечение. Когда она умерла, он немного растерялся, но потом собрался и на неделю уехал в Миннеаполис. С тех пор он ездил туда регулярно, и в последний раз мне позвонили из тамошней полиции. Сказали, что они его задержали, – он посмотрел на меня, оценивая степень моего удивления. – Он ходил на собрания бойскаутов – знаешь, летом они часто проходят, – ничего не говорил, только стоял и смотрел. А когда дети расходились, шел за ними, так же молча. Так было несколько раз, а потом кто-то из родителей позвонил в полицию. В тот раз его не поймали, но потом накрыли в парке, где было полно мамаш с детьми. Накрыли прямо за делом – с рукой a ширинке. Видишь ли, он ездил в Миннеаполис выражать подавленные инстинкты, как это говорится, а тут строил из себя паиньку. Тогда он перепугался, даже добровольно лег в госпиталь на семь месяцев. Потом вернулся сюда. Похоже, ему некуда было деваться. Ну вот, я думаю, этот маленький эпизод он от тебя скрыл.

Я только кивнул. Я уже придумал, что ответить:

– Надеюсь, что это правда. Но даже если так, то, что Пол делал, бесконечно далеко от убийства. Или я ничего не понимаю в людях.

– Может, и так. Но в Ардене не разбираются в подобных тонкостях. Пойми, люди не знают, кто это сделал. Это может быть маньяк. Или импотент. Может быть, даже женщина. Я лично думаю, что он один, но их может быть и несколько. Но это непростой насильник.

– Ты к чему?

Мы уже въехали в Арден, и Белый Медведь вел машину прямо к “нэшу”, будто знал, где он стоит.

– У меня есть теория по поводу этого типа, Майлс. Я думаю, на него давит вина, ему хочется пойти ко мне и признаться, он просто разрывается от этого желания. Как ты думаешь?

Я ничего не думал.

– Ладно, предположим. Ему не нравится то, что он сделал с теми девочками. Но он больной, он чувствует, что должен сделать это снова. Я – единственный, кто может его остановить, и он это знает. Я не удивлюсь, если окажется, что я вижусь с ним каждый день, – он остановился у светофора, кварталом дальше стояла моя машина. – Хэнк дал тебе “нэш”, так ведь, Майлс?

– Так. Ты собираешься искать тех, кто разбил мою машину?

– Я ищу, Майлс. Ищу, – он переехал улицу и подкатил к древнему “нэшу”.

– И что ты говорил по поводу убийцы? Что он непростой насильник?

– Слушай, заходи ко мне вечером, как-нибудь на неделе. Я все тебе расскажу, – он вышел и открыл мне дверь. – Надеюсь, моя стряпня тебя не убьет. До скорого, Майлс. Помни, что ты обещал держать со мной связь.

* * *

Его ровный дружелюбный голос звучал у меня в ушах всю дорогу домой. Он гипнотизировал, сковывал волю. Выходя из машины на ферме, я все еще слышал его и не мог избавиться от него, даже когда расставлял мебель. Я знал, что мебель не встанет на нужное место, пока я не освобожусь от этого голоса. Я поднялся наверх, сел за стол и стал смотреть на обе фотографии. Постепенно все ушло прочь, и я остался наедине с Алисон. Где-то вдали еле слышно звонил телефон.

И в третий раз это случилось так:

Девушка вышла из дома в конце дня и несколько минут стояла на прогретой солнцем улице, раздумывая, не поздно ли еще пойти поиграть в боулинг с подругами. Она вспомнила, что забыла дома солнечные очки, но ей лень было возвращаться. Струйки пота начали стекать у нее по шее. До зала она дойдет вся в поту.

Может, лучше просто остаться дома и почитать? Миленькое личико девушки, освещенное светом лампы, особенно хорошо смотрелось над книгой. Она хотела стать учительницей английского. Девушка оглянулась на дом; отражение солнца в стеклах ослепило ее. Белая блузка уже прилипла к спине.

Она отвернулась и пошла в город, в направлении, куда двумя часами раньше проехала машина шерифа Говра. После гибели Дженни Странд девушки в городе боялись ходить в одиночку, но сейчас было еще светло.

Она подумала, что шериф, конечно же, скоро поймает убийцу; может, уже поймал. Может, это человек, сидевший рядом с ним в машине... хотя непохоже.

Она шла медленно, глядя вниз, думая о том, что не любит боулинг и играет в него только потому, что играют все.

Она так и не увидела, кто ее схватил – лишь неясный силуэт, выскочивший из переулка. В следующий момент ее ударили о стену, и страх, вспыхнувший в ее мозгу, не дал ей ни закричать, ни побежать. Что-то коснулось ее, что-то не похожее на человеческую плоть. Ей в ноздри ударил запах сырой земли, словно она была уже в могиле.