Текст книги "Глотка"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 53 страниц)

13

Вместо ответа Байрон взял чашку, подошел к столу и начал поправлять стаканчики с кистями. Я тоже встал, но сумел разглядеть со своего места лишь спину Дориана.

– Я не знаю, с чего начать, – произнес он наконец, переходя к тюбикам с краской. Взглянув через плечо, он, казалось, очень удивился, увидев, что я встал. – Не думаю, чтобы мне удалось суммировать все в нескольких предложениях. – Он повернулся ко мне и прислонился к столу.

– А вы попробуйте – посмотрим, что получится.

Он поднял голову, вытягивая, свою и без того длинную шею.

– Ну, сначала я считал ее идеальной клиенткой, покровительницей. Она была замужем, жила в прекрасном доме, имела много денег, и при этом вовсе не была снобкой – когда Эйприл пришла сюда первый раз, она вела себя совсем как обычная женщина. Ее нисколько не смущало, что я живу в настоящем сарае, по понятиям людей ее круга. Пробыв с ней рядом около часа, я понял, что мы прекрасно поладим. Мы как-то сразу стали друзьями.

– Она была очень восприимчива, – вставил я.

– Да, но дело не только в этом. Внутри ее шли довольно сложные процессы. Она была как отель с множеством разных комнат.

– Наверное, она была очаровательной женщиной, – сказал я.

Подойдя к окну, Дориан стал разглаживать покрывавший его холст. Я снова не мог разглядеть его лица.

– Отель.

– Простите? – переспросил я.

– Я сказал, что она была похожа на отель. Ну разве не забавно?

– Вы были когда-нибудь в «Сент Элвин»?

Дориан медленно обернулся. Руки его были сжаты в кулаки, плечи напряжены.

– Что это значит? Вы спрашиваете, не я ли отвез ее туда и забил до полусмерти?

– Честно говоря, мне никогда не приходила в голову такая мысль.

Дориан расслабился.

– Я не думаю также, что ее убили в отеле.

Теперь молодой человек нахмурился.

– Мне кажется, на нее напали в «мерседесе». И в машине наверняка осталось много крови.

– А что случилось с машиной?

– Полиция еще не нашла ее.

Дориан вернулся к дивану, присел и сделал глоток кофе.

– Как вы думаете, она была счастлива в браке?

Он резко поднял голову.

– Вы думаете, в этом заслуга ее мужа?

– Я просто спросил, была ли Эйприл, по вашему мнению, счастлива в браке.

Дориан довольно долго молчал, потягивая кофе и время от времени закидывая ногу на ногу. Затем он снова пробежал глазами по ряду висящих на стене картин.

– Думаю, с ее браком все было в порядке. Эйприл никогда не жаловалась на мужа.

– Но вы очень долго думали об этом.

– Ну, у меня было чувство, что если бы Эйприл не была так занята, она чувствовала бы себя одинокой, – Дориан прочистил горло. – Потому что муж ведь не разделял ее интересы, разве не так? Она о многом не могла с ним поговорить.

– И говорила об этом с вами.

– Да, конечно. Но я не мог поддержать разговор о ее бизнесе – как только Эйприл заговаривала о вложениях и платежах, я понимал в ее речи только предлоги. А работа очень много значила для Эйприл.

– Она ничего не говорила вам о переезде в Сан-Франциско?

Дориан наклонил голову набок и сделал челюстями жевательное движение.

– Вы что-то слышали об этом? – В глазах его появилось настороженное выражение. – Это было лишь отдаленной перспективой – не более того. Она, кажется, упомянула об этом всего один раз, когда мы гуляли вместе. – Он снова прочистил горло. – Вы тоже слышали об этом?

– Мне говорил об этом ее отец, но он тоже ни в чем не был уверен.

Лицо Байрона просветлело.

– Да, это вполне понятно. Ведь если бы Эйприл переехала куда-нибудь, она должна была взять его с собой. Не для того, чтобы жить вместе, но чтобы по-прежнему иметь возможность заботиться о нем. Мне кажется, он не очень хорош в последнее время.

– Вы сказали, что ходили с Эйприл гулять?

– Да, иногда.

– Вы ходили куда-нибудь выпить? Или что-нибудь в этом роде?

Дориан задумался.

– Когда мы еще разговаривали только о картинах, то позавтракали как-то вместе несколько раз. Иногда ездили кататься на машине.

– И куда же вы ездили?

Дориан вдруг резко поднял руки и быстро оглянулся.

– Ничего, что я задаю все эти вопросы?

– Нет, но только на них бывает иногда трудно ответить. Мы ведь не каждый день катались на машине. Однажды поехали на мост, и Эйприл рассказала мне обо всем, что творилось в находящемся рядом баре на Уотер-стрит.

– Вы никогда не пытались зайти туда?

Дориан покачал головой.

– В него нельзя зайти – он закрыт.

– Эйприл никогда не упоминала о человеке по имени Уильям Фрицманн?

Дориан покачал головой.

– Нет. А кто это?

– Возможно, это не важно.

Дориан вдруг улыбнулся.

– Я вспомнил одно место, куда мы ездили. Я даже не знал о его существовании, пока Эйприл не показала мне. Вы знаете Флори-парк? Это недалеко от Истерн Шор-драйв. Там есть каменная платформа, окруженная деревьями, которая нависает прямо над озером. Эйприл очень нравилось там.

– Алан водил меня туда, – сказал я, представив себе, как Эйприл с Дорианом бредут вдвоем к каменной площадке.

– Тогда вы все понимаете.

– Да, – кивнул я. – Понимаю. Это очень личное.

– Так оно и было, – посмотрев на меня в упор, Байрон вдруг вскочил на ноги и понес на кухню свою чашку. Я слышал, как он споласкивает ее, потом открывает и закрывает холодильник. Он вернулся с бутылкой минеральной воды. – Хотите?

– Спасибо, у меня еще остался кофе.

Дориан подошел к столу и налил себе воды. Затем подвинул один из тюбиков с краской.

– Мне пора возвращаться к работе, – он сжал чашку обеими руками. – Если только вы не хотите купить что-нибудь, я не могу больше уделить вам время.

– Я действительно хочу купить одно из ваших полотен, – сказал я. – Мне нравятся ваши работы.

– Хотите дать мне взятку или что-то в этом роде?

– Нет, просто пытаюсь купить одну из ваших картин. Я думаю об этом с тех пор, как увидел их.

– Действительно? – он снова улыбнулся мне. – И какая же вам приглянулась? – Он подошел к стене.

– Человек в баре.

Дориан кивнул.

– Да, мне она тоже нравится. – Он снова посмотрел на меня с сомнением. – Так вы действительно хотите ее купить?

Я кивнул.

– Если вы сумеете упаковать ее для пересылки.

– Конечно, сумею.

– И сколько вы за нее хотите?

– О, Боже, я никогда об этом не задумывался, – он улыбнулся. – Никто, кроме Эйприл, не видел этих картин. Тысячу?

– Хорошо, – сказал я. – У меня есть ваш адрес, и я пошлю вам чек из дома Джона. Пусть почтовая служба отправит картину вот по этому адресу. – Я достал из бумажника и протянул Дориану одну из своих визитных карточек.

– Это очень мило с вашей стороны, – сказал Дориан.

Я заверил его, что счастлив буду иметь в своем доме это полотно, и мы направились к двери.

– Когда вы выглянули на улицу, прежде чем впустить меня, вы опасались, что рядом может стоять Джон?

Дориан застыл, положив ладонь на дверную ручку. Потом он открыл дверь, и я был ослеплен ярким светом.

– Я не осуждаю вас ни за какие поступки, Байрон, – заверил его я. – Вы помогали Эйприл скрасить одиночество.

Дориан поежился, словно в открытую дверь подул вдруг зимний ветер.

– Я ничего больше вам не скажу. Я не знаю, чего вы хотите.

– Все, что я хочу от вас – это ваша картина, – сказал я, протягивая руку. Поколебавшись несколько секунд, Дориан все-таки пожал ее.

14

После разговора с Дорианом мне не хотелось сразу возвращаться на Эли-плейс. Надо было, чтобы все услышанное улеглось у меня в голове, прежде чем я увижу Джона. Удовлетворение от того, что теперь я точно знал – Боб Бандольер был убийцей «Голубой розы», вдруг оставило меня. Я ясно понял, что снова испытаю это чувство не раньше, чем найду убийцу Эйприл Рэнсом. Я сидел за рулем «понтиака», пока не заметил, что Дориан смотрит на меня сквозь щели в холсте, которым были занавешены окна.

Тогда я завел машину и поехал, не зная, куда направляюсь. Я поеду, как, должно быть, ездила Эйприл Рэнсом за рулем своего «мерседеса», просто поеду и посмотрю, что из этого получится.

15

Проехав около пяти кварталов, я внезапно осознал, что лишь сменил один призрак на другой. Там, где я видел раньше блуждающий дух Эйприл Андерхилл, теперь мне будет являться Эйприл Рэнсом.

Вереница образов пронеслась перед моим внутренним взором. Я увидел Уолтера Драгонетта, сидящего напротив Пола Фонтейна за столом для допросов и кричащего на одной ноте «жертва, жертва, жертва». Затем я увидел Бегуна, моего старого товарища по Кэмп Уайт Стар, склонившегося над телом капитана Хейвенза, которое он собирался расчленить. Я увидел мозаики из человеческих тел внутри мешков для трупов, мальчика в хижине в Бонг То, Эйприл Рэнсом и Анну Бандольер, лежащих без сознания на своих кроватях, разделенных временем и пространством. Все эти образы связывал какой-то тайный смысл, который я, казалось, вот-вот смогу постичь, фигура с протянутой рукой, выступившая из владений самой смерти, протягивала мне этот смысл, словно жемчужину на ладони. На этой открытой ладони было написано слово, которое никто не мог прочесть и невозможно было произнести вслух.

16

Я доехал почти на автопилоте до тех мест, где жил когда-то, и как раз сворачивал с Шестой южной улицы на Маффин-стрит. Здесь находился один из торговых островков, вкрапленных посреди жилого квартала, вроде ряда магазинчиков около студии Байрона Дориана, только еще более запущенный. Два маленьких магазинчика с грязными окнами лепились по бокам строения побольше, где продавали уцененную обувь.

По другую сторону от обувного магазина стоял двухэтажный бетонный дом Хайнца Штенмица. Дверь и окна были забиты досками. По другую сторону дома виднелся магазин, порог которого успел даже порасти травой, которая вела к прямоугольному отверстию в стене, рядом с которым валялись обломки красного кирпича и серого бетона. Это запустение показалось мне символом господней справедливости. Никто не захотел построить на месте жилища этого страшного человека свой магазин или видеосалон. Место было заброшено.

В конце квартала я свернул на Седьмую южную улицу. Рядом с пустым домом Боба Бандольера Белнапы пили на веранде свой лимонад и разговаривали друг с другом. Ханна улыбнулась одной из шуток Франка, и они не заметили, как я проехал мимо. Я остановился на Ливермор-авеню, свернул на улицу Вдов, припарковал машину в квартале от отеля «Сент Элвин» и вошел в отель через «Таверну Синдбада».

Тот же старик, которого я видел раньше, сидел на своем месте с той же сигарой, та же лампа под зеленым абажуром горела рядом с тем же диваном, но вестибюль казался почему-то более мрачным и печальным.

Под ленивым взглядом портье я прошел к автомату и набрал номер, записанный на листочке в моем бумажнике. Разговор с Джорджем Даббином занял немного времени. Джордж сообщил мне, что Билл Дэмрок, конечно же, допрашивал Боба Бандольера. «Ну разумеется, Билл ведь был отличным полицейским».

– Мне хотелось бы, чтобы мой сын познакомился с женщиной своего возраста, – сказал он затем.

Закончив разговор, я подошел к местному телефону и набрал номер Гленроя Брейкстоуна.

– Опять вы? – спросил он. – Друг Тома?

– Так точно. Я внизу, в вестибюле. Могу я подняться и поговорить с вами немного?

Гленрой вздохнул.

– Скажите мне имя великого саксофониста, игравшего в оркестре Коба Кэллоуэя.

– Айк Квебек, – выпалил я.

– Вы знаете, что прихватить с собой, прежде чем подняться. – Он повесил трубку.

Я подошел к портье, который узнал меня и уже полез в ящик. Он бросил на конторку две пачки «Лаки» и сказал:

– Удивительно, что он позволил вам подняться. Плохой день для старины Гленроя, плохой день.

Когда я постучал в дверь номера Брейкстоуна, оттуда раздался его голос, слегка заглушенный звуками джаза.

– Вы что – научились летать? Дайте мне хотя бы минуту.

За звуками музыки я расслышал звук дерева, стучащего о дерево.

Гленрой открыл дверь и взглянул на меня покрасневшими глазами.

На нем была черная футболка с надписью «Джазовый фестиваль Санта-Фе».

– Принесли? – он протянул руку за сигаретами.

Я отдал ему пачки, и он прошел в комнату, рассовывая их по карманам, словно опасался, что я попытаюсь их украсть. Остановившись посреди комнаты, он поднял вдруг указательный палец. Нас окружали музыка и запах марихуаны.

– Вы знаете, кто это?

Сначала я подумал, что Глен слушает свою старую пластинку, которую я не знаю. Звучала песня «Я нашел новую подружку». Но тут саксофон заиграл соло.

– Ответ прежний, – сказал я. – Айк Квебек. С Баком Клейтоном и Кегом Джонсоном в сорок пятом году.

– Надо было придумать вопрос потруднее. – Он подошел к столику, за которым мы сидели в прошлый раз. Сейчас на нем стояла полная окурков пепельница, лежала почти полная пачка «Лаки страйкс», а рядом красовалась бутылка «Джонни Уокера» и стакан, примерно на дюйм наполненный виски. Брейкстоун упал в кресло и мрачно посмотрел на меня. Не дожидаясь приглашения, я сел в другое кресло.

– Вы выбили меня из колеи, – сказал Гленрой. – С тех пор, как вы здесь побывали, я все время думаю о Джеймсе. Я начал собирать свое барахло для поездки во Францию и вдруг понял, что ничего не могу сделать – все время вспоминаю парня. Он так и не смог реализовать себя. Мы должны бы сейчас сидеть с ним вместе и обсуждать, что будем играть и с кем, но это невозможно. И это неправильно!

– Неужели через сорок лет это по-прежнему так волнует вас? – удивился я.

– Вы не понимаете, – он сделал большой глоток виски. – То, что начал Джеймс, никто не может закончить за него.

Я подумал о рукописи Эйприл Рэнсом.

Глен смотрел на меня опухшими красными глазами.

– Никто не может играть так, как играл он. Я иногда стоял с открытым ртом и слушал то, что он вытворяет. Этот парень был мне как сын, понимаете? Я играл со многими пианистами, и многие из них играли прекрасно, но не один, кроме Джеймса, не вырос под моим крылышком. – Допив виски, он со стуком опустил стакан на стол. – Джеймс играл так восхитительно – но вы никогда не слышали его, вы не знаете.

– Мне очень хотелось бы узнать, – сказал я.

– Джеймс был как Хэнк Джоунс или Томми, но никто не слышал его, кроме меня.

– Вы хотите сказать, что он был как вы?

Глен буквально буравил меня глазами. Затем он кивнул.

– Жаль, что я не могу поехать с ним в Ниццу. Не смогу снова смотреть на мир его глазами.

Он снова плеснул себе виски, а я внимательно оглядел комнату. Везде видны были следы беспорядка. Телескоп был повернут до упора вверх, пластинки и диски разбросаны по полу, конверты от пластинок покрывали восьмиугольный столик. Смятые индейские коврики были засыпаны пеплом.

Пластинка закончилась.

– Если хотите что-нибудь послушать – поставьте, – сказал мне Глен. – Я сейчас вернусь.

Он подвинул к себе коробочку, а я сказал:

– Вы у себя дома и можете делать что хотите.

Пожав плечами, Гленрой открыл коробочку. В углублении возле крышки лежали две двухграммовые бутылочки – одна пустая, одна наполовину полная – а рядом с ними – соломинка. В середине коробочки лежали мешочек со стеблями марихуаны и разные сорта папиросной бумаги. Гленрой открыл одну из бутылочек, высыпал на зеркальную поверхность немного белого порошка и стал вдыхать его через соломинку.

– Не хотите? – спросил он меня.

– Я давно бросил.

Он закрыл бутылочку и снова положил ее в углубление.

– Я пытался связаться с Билли, но нигде не смог его найти.

Гленрой закрыл коробочку и наконец-то впервые за вечер посмотрел на меня почти дружелюбно.

– А Том тоже балуется кокаином? – спросил его я.

Гленрой хитро улыбнулся.

– Том давно уже не занимается ничем подобным. Этот хитрый кот даже не пьет. Он только делает вид, что накачивается целыми днями и ночами, а на самом деле едва подносит стакан к губам. Он очень странный человек. Когда у Тома такой вид, будто он вот-вот заснет, знаете, что он на самом деле делает? Он работает.

– Я заметил это прошлой ночью, – сказал я. – Он действительно пил всю ночь один стакан виски.

– Хитрая бестия, – встав, Гленрой подошел к проигрывателю, снял пластинку Айка Квебека, засунул ее в конверт. – Дюка, я хочу немного Дюка. – Он ходил вдоль полок, пока не нашел пластинку Дюка Эллингтона. Поставив ее на проигрыватель, Глен подкрутил ручку громкости усилителя.

– Не думаю, что вы пришли сюда просто послушать мои пластинки, – сказал Глен.

– Нет. Я пришел сказать вам, кто убил Джеймса Тредвелла.

– Вы нашли этого негодяя! – Лицо его просветлело. Гленрой уселся на стул, взял из пепельницы дымящуюся сигарету и внимательно посмотрел на меня сквозь клубы дыма. – Так расскажите же мне об этом.

– Если бы Боб Бандольер постучал поздно вечером в дверь Джеймса, тот впустил бы его?

– Конечно, – кивнул Гленрой.

– А если бы Бандольеру не хотелось стучать, он проник бы в номер и без этого.

Глаза Брейкстоуна расширились.

– Что вы пытаетесь мне сказать?

– Гленрой, Джеймса Тредвелла убил Боб Бандольер. И ту женщину, и Монти Лиланда, и Штенмица. Его жена умерла, потому что он избил ее до полусмерти, а Боб разозлился, потому что Рэнсом уволил его, когда он попросил отпуск, чтобы ухаживать за женой. Он убил всех этих людей, чтобы разрушить репутацию отеля.

– Вы говорите, что Боб убил всех этих людей, а потом как ни в чем не бывало вернулся сюда и продолжал работать?

– Именно так. – Я рассказал ему, что узнал от Терезы Санчана, внимательно наблюдая за его реакцией.

– Розы? – переспросил он, когда я закончил.

– Розы.

– Не знаю, верю ли я во все это, – Брейкстоун с улыбкой покачал головой. – Я встречал Боба Бандольера каждый день – почти каждый день. Он был несчастным мерзавцем, но всегда казался вполне нормальным, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Вы знали, что у него были жена и сын?

– Впервые об этом слышу.

Несколько секунд мы сидели молча. Гленрой смотрел на меня, покачивая головой. Несколько раз он открывал рот, но тут же закрывал его, так ничего и не сказав.

– Боб Бандольер, – произнес он в пространство, а потом спросил: – Так эта леди слышала, как он уходил каждый раз, когда кого-то убивали?

– Каждый раз.

– Вообще-то, он вполне мог это сделать. Бандольера не интересовал в этой жизни никто, кроме него самого. – Он нахмурился. Не так просто было переосмысливать то, в чем он был уверен в течение сорока лет. – Он был из тех, кто вполне способен избить женщину – это так. Знаете, что я скажу – его наверняка устраивала беспомощность собственной жены. То, что она никуда не ходила, ни с кем не разговаривала. – Он помолчал еще несколько секунд, затем встал, сделал несколько шагов и снова сел. – У вас есть возможность доказать все это?

– Нет, не думаю. Но я не сомневаюсь, что раскрыл тайну «Голубой розы».

– Черт побери! – Глен улыбнулся мне. – Я начинаю в это верить. Джеймс почти наверняка даже не знал, что Боба уволили. Я и то не знал почти неделю, пока не спросил одну из горничных, куда это он подевался. Знаете, они ведь даже не смогли раскрыть его махинации с мясом – он успел вовремя восстановить контакт с «Айдахо».

– Кстати, о мясе, – я спросил его, слышал ли он об убийстве Фрэнка Уолдо.

– Лучше не будем говорить об этом. Наверное, Фрэнки превысил свои полномочия.

– Похоже на месть гангстеров.

– Да, но, возможно, кто-то специально постарался, чтобы это выглядело именно так, – он хотел сказать еще что-то, но передумал.

– Вы хотите сказать, что это имеет какое-то отношение к Билли Рицу?

– У Фрэнки просто что-то шло не так. В тот день, когда мы его видели, он был очень взволнован.

– И Билли убедил его, что все будет хорошо.

– Выглядело именно так, не правда ли? Но мы не должны были этого видеть. Билли Рицу лучше не попадаться на пути. Когда-нибудь они накажут кого-нибудь за убийство Уолдо.

– В списке Пола Фонтейна масса подозреваемых.

– Не сомневаюсь в этом. Возможно, когда-нибудь он даже арестует того, кто убил жену вашего друга, – Глен снова как-то странно улыбнулся.

– У меня есть на эту тему одно предположение, – сказал я. Гленрой ничего больше не сказал. Он снова стал бросать взгляды на свою коробочку, и я предпочел уйти.

17

Портье спросил меня, не полегчало ли старине Гленрою. Я сказал, что вроде бы полегчало.

– Как вы думаете, завтра он впустит горничную убраться? – поинтересовался портье.

– Сомневаюсь, – сказал я, направляясь к телефону-автомату. Набирая номер, я слышал, как портье вздыхает за моей спиной.

Через двадцать минут я припарковал машину у дома Тома Пасмора на Истерн Шор-драйв. Том был еще в постели, когда я позвонил, но пообещал подняться к моему приезду.

Я спросил его по телефону, хочет ли он узнать имя убийцы «Голубой розы».

– Это даже стоит хорошего завтрака, – сказал мне Том.

Как только Том открыл дверь, в животе у меня заурчало, и он сказал:

– Если ты уже не способен себя контролировать, иди прямо в кухню. – На Томе был белый шелковый халат, доходящий почти до пят, а под ним – розовая рубашка и малиновый галстук. Глаза его были живыми и ясными.

Запах пищи ударил мне в ноздри, едва я подошел к столу, и рот сразу наполнился слюной. В двух сковородках скворчали омлеты с ветчиной, сыром и помидорами. Рядом стояли две тарелки, из тостера торчали четыре поджаренных хлебца. Пахло свежесваренным кофе.

Том взял лопатку и посмотрел на омлеты.

– Если хочешь, намажь себе тост маслом, – сказал он. – А я позабочусь об этом. Через минуту все будет готово.

Я положил на каждую тарелку по два тоста и намазал их маслом. Я слышал, как Том переворачивает омлеты.

– Когда живешь один, во всем приходится находить развлечения, – сказал он, перекладывая их один за другим на тарелку.

Я заставил себя заговорить не раньше, чем съел половину омлета и уничтожил один из тостов.

– Это замечательно! – сказал я. – Ты всегда так виртуозно ловишь их сковородкой в воздухе?

– Нет, просто сегодня устроил маленькое шоу.

– Ты явно в хорошем настроении.

– Так ты скажешь мне наконец имя? Кстати, у меня тоже есть для тебя кое-что.

– Что-то кроме омлета?

– Именно так.

Том отнес тарелки в кухню и принес оттуда стеклянный кофейник с крепким кофе и две чашки. Я откинулся на спинку удобного широкого кресла. Кофе Тома был совсем не таким, как у Байрона Дориана, – крепче, вкуснее и не такой горький.

– Расскажи мне все. Наступает великий момент.

Я начал с человека, который преследовал меня по дороге от Тома, и закончил последней репликой Гленроя Брейкстоуна. Я говорил почти полчаса, а Том только улыбался время от времени и вскидывал удивленно брови. Один или два раза он даже закрыл глаза, словно пытаясь увидеть воочию то, что я описываю. Прочитав листок, подобранный мною в «Зеленой женщине», он без комментариев положил его на стол.

Когда я наконец закончил, Том сказал:

– Ты не заметил, что почти вся одежда Гленроя Брейкстоуна – с эмблемой какого-нибудь фестиваля?

Я кивнул. Неужели это и было то, что он хотел мне сказать?

– Он почти всегда носит черное, и это очень ему идет. Но у этих нарядов есть еще и другая функция – он как бы заявляет ими о своей личности. Но поскольку во время своего пребывания в Миллхейвене он видит только портье в отеле, своего маклера и меня, человек, которому он постоянно заявляет, что он и есть тот самый Гленрой Брейкстоун – это сам Гленрой Брейкстоун. С тобой же дело обстоит несколько иначе.

– Со мной? – я посмотрел на свою одежду. Она говорила в основном о том, что мне давно уже некогда было подумать о своем гардеробе.

– Я говорю не об одежде, а о том ребенке, что является тебе иногда из пространства, которое ты называешь воображаемым.

– Это работа.

– Конечно. Но во всей этой твоей истории замешано слишком много детей. Словно ты пытаешься написать каждый раз роман о том, что случилось когда-то с тобой. И главный герой того романа – не Боб Бандольер и не Эйприл Рэнсом, а безымянный мальчик.

До сих пор Том ничего не говорил о Бобе Бандольере. Я упомянул когда-то о мальчике, чтобы Том имел представление о процессе моей работы, и теперь немного злился на него, словно Том отверг какой-то дар, который я положил к его ногам.

– Ты знаешь, какой фильм шел в Пигтауне в последние две недели октября пятидесятого года?

– Понятия не имею.

– Это был фильм ужасов под названием «Из опасных глубин». Я просмотрел старые газеты. Не правда ли, интересно думать, что практически все, о ком мы говорим, имели возможность посмотреть эту картину за те две недели.

– Если только они ходили в кино, – сказал я.

Том снова улыбнулся.

– Это не слишком важно, но я заинтригован тем обстоятельством, что, даже работая на меня, ведя расследование по моей просьбе, ты продолжаешь делать свою собственную работу – даже в подвале «Зеленой женщины».

– Что ж, в каком-то смысле это одна и та же работа.

– В каком-то смысле, – согласился Том. – Мы просто смотрим на дело через разные рамки. Через разные окна.

– Том, ты что пытаешься подготовить меня к разочарованию? Ты не веришь, что Боб Бандольер и есть убийца «Голубой розы»?

– Я уверен в этом. У меня нет ни малейших сомнений. Это великий момент. Теперь ты знаешь, кто убил твою сестру, а я знаю имя убийцы «Голубой розы». Эти люди – Санчана – расскажут наконец-то полиции то, что скрывали сорок лет, и мы посмотрим, что произойдет. Но твоя миссия закончена.

– Ты говоришь совсем как Джон.

– Ты уедешь теперь обратно в Нью-Йорк?

– Я еще не закончил свои дела.

– Хочешь найти Боба Бандольера?

– Да, хочу. Но еще я хочу разузнать о Фи.

– Как назывался тот городок?

Я был уверен, что он помнит, но все равно сказал:

– Азуре, штат Огайо. А его тетю звали Джуди Лезервуд.

– И ты думаешь, что миссис Лезервуд еще жива? Интересно было бы узнать, отправился ли Фи в колледж или разбился пьяный за рулем угнанного автомобиля. В конце концов в возрасте пяти лет он видел, как его отец забил до смерти его мать. И в каком-то смысле он знал, что по ночам его отец ходит убивать людей. – Том вопросительно посмотрел на меня. – Ты согласен?

– Дети всегда запоминают то, что происходит. Они могут не понимать этого до конца, но это откладывается в подсознании.

– И все это достаточный повод для беспокойства. Ведь с мальчиком наверняка случилась по меньшей мере одна ужасная вещь.

Я непонимающе взглянул на Тома.

– Причина, по которой его отец убил Хайнца Штенмица, – напомнил Том. – Разве эта женщина, которая так сильно тебе понравилась, не говорила, что Боб отправлял сынишку одного в кино? Фи ходил один на фильм «Из опасных глубин» и наверняка встретил там не кого иного, как партнера своего отца по торговым махинациям.

Я успел совсем забыть об этом.

– Хочешь знать, что я обнаружил? – глаза его сверкнули. – Думаю, это заинтересует тебя.

– Ты нашел, где живет Фрицманн?

Том покачал головой.

– Узнал что-нибудь о Белински и Кейзменте?

– Пойдем лучше наверх.

Поднявшись по лестнице, мы вошли в кабинет. Том бросил халат на диван, знаком указал мне на стул и стал ходить по комнате, включая свет и компьютеры. Поверх розовой рубашки на нем были синие подтяжки.

– Я должен залезть в одну из баз данных, которой мы пользовались в прошлый раз, – сев перед компьютером, Том стал набирать коды. – Мы забыли задать себе один вопрос, потому что считали, что уже знаем на него ответ. – Повернувшись на стуле, Том лукаво взглянул на меня. – Ты знаешь, что это был за вопрос?

– Понятия не имею.

– Боб Бандольер владел собственностью на Седьмой южной улице, так?

– Ты прекрасно знаешь это.

– В городской ратуше есть записи о всех домовладельцах, и я подумал, что лучше убедиться, что адрес был записан на его имя. Давай посмотрим, что получится.

Том снова связался через модем с базой данных полицейского управления.

– Сейчас введу адрес, – сказал Том. – Это не займет много времени.

Я смотрел на пустой серый экран. Том наклонился вперед и уперся локтями в колени, улыбаясь своим мыслям.

И тут я все понял.

– Не может быть!

– Ш-ш-ш... – Том прижал палец к губам.

– Если я правильно...

– Подожди.

На экране замелькали буквы.

– Вот оно, – Том откинулся на спинку кресла.

Седьмая южная улица, дом семнадцать. Продано 04.12.79 «Элви холдингс корпорейшн», Четвертая южная улица, 314, Миллхейвен. Цена продажи 1000 долларов. Продано 05.01.43 Бобу Бандольеру, Виннетка-стрит, 14 б, Миллхейвен. Цена продажи 3800 долларов.

– Старая добрая «Элви холдингс», – сказал Том. У него был такой вид, словно Том только что стал отцом.

– Господи, – сказал я. – Настоящая связь.

– Ты прав. Настоящая связь между двумя убийцами «Голубой розы». А что если Боб Бандольер и есть тот человек, который тебя преследовал?

– Но зачем ему это надо?

– Если он хотел убить Санчана после твоего визита в их дом, значит, не хотел, чтобы они рассказали тебе что-то важное.

Я кивнул.

– Но что это?

– Они знали, что Боб убил свою жену. Они рассказали мне о розах.

– О розах тебе могли рассказать и Белнапы. А доктор подписал свидетельство о смерти Анны Бандольер. Она мертва уже так давно, что никто не докажет, что несчастную избили до смерти. Но Санчана знали о существовании Филдинга Бандольера.

– Но ведь каждый, кто задаст Санчана нужный вопрос, может узнать о том, что сделал Бандольер.

– И узнать, что он имел сына. Я думаю, что за тобой следил Фи.

У меня перехватило дыхание. Фи Бандольер пытался убить Санчана. Затем я вдруг понял, насколько смелым было предположение Тома.

– Но почему ты вообще решил, что Фи вернулся в Миллхейвен? У него было сорок лет, чтобы оказаться в любой точке земного шара.

Том спросил, помню ли я цену, которую заплатила фирма «Элви холдингс» за дом на Седьмой южной улице.

Я взглянул на экран, но цифры и буквы были слишком малы, чтобы разглядеть их из другого конца комнаты.

– Кажется, что-то вроде десяти тысяч долларов.

– Посмотри.

Я подошел к Тому и взглянул на экран.

– Тысяча?

– Ты увидел десять тысяч, потому что ожидал увидеть сумму такого порядка. «Элви» купила дом почти даром. Думаю, это означает, что «Элви холдингс» и есть Фи Бандольер. И Фи защитил себя, придумав вымышленных директоров.

– Но с чего бы Боб стал продавать ему дом? Он отослал мальчишку в пятилетнем возрасте. И насколько я знаю, никогда больше его не видел. – Том развел руками – он не знал. И тут до меня дошло еще одно его открытие. – Так ты думаешь, что Фи и был тем солдатом, который угрожал Фрэнку Белнапу?

– Вот именно. Я думаю, он вернулся, чтобы снова завладеть домом.

– Он – опасный парень.

– Я думаю, что Фи Бандольер действительно очень опасный человек, – сказал Том.