Текст книги "Пусть ты умрешь"

Автор книги: Питер Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

49

Вторник, 29 октября

– С добрым утром, старичок. Есть пара минуток? – спросил Гленн Брэнсон, входя без четверти восемь утра в кабинет Роя Грейса, и остановился, заметив на столе чашку кофе, открытую банку кока-колы и блистерную упаковку парацетамола.

Спущенный галстук, болезненная бледность лица, налитые кровью глаза выдавали то ли недосыпание, то ли тяжелое похмелье. В данном случае верны были оба варианта.

– Дерьмово выглядишь.

– Спасибо, – хмуро ответил Грейс.

– Я серьезно. Устроил вчера мальчишник, а мне сказать забыл?

– Очень смешно.

Грэйс посмотрел на инспектора, явившегося на работу в одном из своих модных костюмов, на этот раз коричневом с отливом, и галстуке, который вполне могли прислать с Марса. Для человека, всего три месяца назад потерявшего жену – пусть даже они и не жили уже вместе, – Гленн в последние недели казался на удивление бодрым и жизнерадостным. С другой стороны, потеряв жену, он вернул детей, дом и нормальную жизнь.

Небо за окном, с его видом на парковку у супермаркета «Асда», посерело, приобретя цвет могильного камня, и поливало город дождем.

– Помнишь Кэссиана Пью? – спросил Грейс.

– Красавчика Кэссиана Пью? Златокудрого офицера лондонской полиции со скребущим, гнусавым голоском? Того, что наведывался сюда в прошлом году и ухитрился достать едва ли не всех в этом здании и управлении уголовных расследований Суссекса? Да, помню, и, к несчастью, хорошо. Мистер Двуличие.

Грейс опрокинул стакан колы и подлил еще.

– Да.

Он тоже помнил его слишком хорошо. Потому и перебрал прошлым вечером, о чем жалел теперь, в холодном свете дня. После того как Пью поджав хвост сбежал в Лондон, Грейс узнал, что он фальсифицировал улики по одному старому делу, и пригрозил ему арестом. Чего он не знал ни тогда, ни теперь, – это того, что у Кэссиана Пью был короткий роман с его женой Сэнди.

– Не могу поверить! – отозвался Брэнсон, услышав последние новости. – Пью? Заместителем главного констебля?

– Что ж, придется поверить.

– Помнишь тот фильм, «Афера»?

– С Робертом Редфордом и Полом Ньюманом?

– И Робертом Шоу.

– И что?

Брэнсон пожал плечами.

– Я об этом подумаю. Мы выведем мерзавца на чистую воду.

Грейс улыбнулся. Впервые с того момента, как накануне вечером вышел из кабинета Тома Мартинсона.

– Спасибо, друг, ценю твое отношение. Может, я сначала попробую организовать пропагандистское наступление.

– А пропагандист у тебя есть?

– Поищу, погуглю, – снова усмехнулся Грейс и тут же посерьезнел. – Ладно, ты же не мои проблемы явился выслушивать. Рассказывай.

– Вчера вечером ты попросил меня съездить и поговорить с мисс Рэд Уэствуд, так?

Грейс кивнул.

– Приятная дамочка. Умная, рассудительная. Я изложу тебе всю историю, и, думаю, ты согласишься со мной, когда услышишь, что в том деле с доктором – обгоревшее тело возле гольф-клуба «Хейуордс-Хит» и предсмертная записка – не все так просто.

– То есть?

– То есть это могло быть не самоубийство.

– Все улики указывают на то, что доктор покончил с собой. – Грейс отпил кофе. – В момент возгорания он был жив. Во рту и горле обнаружены ожоги. В легких – дым.

– А теперь выслушай меня. – Брэнсон достал блокнот и зачитал все, что записал накануне.

Через двадцать минут Грейс, покопавшись в сваленных на стол папках, нашел нужную. Из папки он достал предсмертную записку доктора Мерфи, и глаза сами отыскали показавшееся ему любопытным предложение.

– Что эта леди рассказала о докторе?

Гленн задумался. Выглянув в окно, Грейс увидел медленно ползущую с холма патрульную машину. Показав левый поворот, она свернула к воротам центра временного содержания. На заднем сиденье сгорбленная фигура. Арестованный по подозрению в каком-то преступлении. Мысли на мгновенно повернули к сыну. В мире столько злодеев, и лишь небольшой их процент попадает за решетку. Как, черт возьми, сделать мир безопасным для Ноя?

Пока Гленн Брэнсон читал ту часть своих записей, которая касалась доктора Карла Мерфи, Грейс делал свои пометки. Доктор был заядлым гольфистом – что соответствовало местонахождению тела вблизи поля, – и, судя по тому, что он знал, клуб «Хейуордс-Хит» имел высокую репутацию.

– Рэд сказала, что он любил кроссворды, – продолжал Брэнсон. – Каждый день решал кроссворд из «Таймс» и с гордостью говорил, что его лучшее время лишь две минуты уступает мировому рекорду.

– У тебя как с кроссвордами? – спросил Грейс.

Брэнсон покачал головой:

– Не думаю, что особенно силен. Эри – да, иногда решала, даже ко мне за помощью обращалась. Я в них ничего не понимал, кроме тех, где про кино. Эри говорила, что я тупой. – Гленн на секунду погрустнел, потом пожал плечами. – Наверное, так оно и есть. Она была умнее меня. – Он снова помолчал. – Мы хорошо жили. До того как…

Грейс вопросительно посмотрел на друга, который впервые за долгое время упомянул жену.

– До того как?..

Брэнсон пожал плечами.

– До рождения Сэмми. Вот тогда все и изменилось. Я вдруг перестал быть номером один в ее жизни. Не допусти, чтобы такое случилось у вас с Клио.

Грейс понимал, что он имеет в виду. Они с Клио несколько раз обсуждали эту тему и решили, что, хотя с рождением Ноя многое изменилось и они оба его любят, у них всегда будет оставаться время друг для друга.

Он кивнул:

– Мы над этим работаем.

– Работайте как следует, дружище. Наша кривая счастья как упала, так и не поднялась. После рождения Рэми все стало еще хуже, а потом у Эри началась депрессия.

Голос дрогнул; Гленн осекся, не договорив, и Грейс увидел, как по его щеке скатилась слезинка. Подавшись через стол, он похлопал друга по плечу.

– Она превратила твою жизнь в ад. Ты такого отношения не заслужил. Не забывай об этом.

Гленн улыбнулся и вытер слезу тыльной стороной ладони.

– Да. Знаю. Но все равно вспоминаю и ничего с собой поделать не могу.

– Было бы странно, если бы не вспоминал.

Гленн кивнул и шмыгнул носом.

– Ладно, давай к делу. Есть еще одно обстоятельство, на которое нужно обратить внимание. Рэд сказала, что жена Карла, та, что умерла, была по рождению немкой, как и его мать.

– И что тут такого важного?

Брэнсон покачал головой.

– Она ничего важного и не видит.

Рой Грейс задумчиво побарабанил пальцами по столу. Голова гудела, словно ее жалила тысяча пчел.

– Не нравится мне вся эта история с пожарами.

– Я и не думал, что она тебе понравится.

– У нас есть отчет о вскрытии, а против него – ничего. Но… – Грейс пробежал глазами по заметкам. – Связь между пожарами. Единственное общее звено – сама мисс Уэствуд. Думаю, надо бы поговорить с Джеком Скерритом.

Являясь начальником отдела тяжких преступлений, Рой Грейс мог самостоятельно принять решение о переквалификации расследования в отношении смерти доктора Карла Мерфи. Но поскольку полной уверенности в обоснованности такого решения у него не было, а более тщательное, полномасштабное расследование отнимало больше времени и требовало больших финансовых затрат, он пришел к выводу, что в данной ситуации следует прибегнуть к обычной практике и обратиться к вышестоящему начальству – как для того, чтобы подстраховаться и прикрыть спину, так и на всякий случай. Тем более что новый помощник главного констебля Кэссиан Пью, несомненно, будет искать любой повод, чтобы поймать его на просчете и устроить нагоняй.

Грейс позвонил помощнику Скеррита, и тот сказал, что шеф сегодня в отъезде, но завтра утром у него будет тридцатиминутное окошко.

– У тебя медовый месяц, так что расследование я могу взять на себя, – предложил Гленн. – Не хочу, чтобы ты с этим путался.

– Работа на первом месте.

Инспектор покачал головой.

– Работа и твой брак с Сэнди подпортила, и мои отношения с Эри развалила. Не допускай этого больше. Клио – особенная, другой такой не найдешь.

– Карл Мерфи тоже был особенным для кого-то, – возразил Грейс. – И мы обязаны установить истину.

– Я не позволю тебе сломать собственную жизнь. И тебе нужно это понять.

Грейс поднял голову, посмотрел на друга и увидел, что тот абсолютно серьезен.

50

Вторник, 29 октября

Утро давно наступило, но дождь все лил с черного неба. Сидя в фургончике, припаркованном неподалеку от пожарного депо Уэртинга, Брайс Лорен был рад такой погоде. Двери депо поднялись, и через несколько секунд оттуда выехали, с включенными сиренами и мигалками, две машины и влились в полноводный автомобильный поток. Было начало десятого. Наблюдая за машинами, Брайс заметил на пассажирском сиденье второй знакомую фигуру Мэтта Уэйнрайта, командира расчета пожарного отделения. Знакомая картина.

Пожарной бригаде положено покинуть депо через девяносто секунд после сигнала и далее следовать только что полученным и распечатанным на листке инструкциям и указаниям, поступающим в режиме реального времени на компьютерный монитор в кабине. Ему самому нравилось быть членом пожарного расчета.

Не понравилось только, когда его выставили оттуда.

Выставили совершенно незаслуженно. Мэтт был фокусником-любителем. Брайс помогал ему, показал несколько трюков, а потом этот паршивец начал использовать их как свои. Так быть не должно.

И да, он положит этому конец!

Машины с ревом пролетели мимо.

А в голове остался крик.

Мать.

Брайс заткнул пальцами уши. Но крик не умолкал.

Крик из той ночи.

Ночи, когда он вырвался на свободу.

51

– Ты готов, дорогой?

Она ввалилась, пошатываясь, в его спальню. Без ничего, если не считать красных туфель на каблуке. В губах кривая самокрутка с дюймовым пеплом на конце. Он лежал на кровати, читал комикс про Денниса-мучителя. С собой она принесла запах алкоголя и едкую, отдающую резиной вонь тлеющего наркотика.

Она тяжело опустилась на край кровати и удивленно посмотрела на сорвавшийся и спланировавший на ковер серый пепел. Длинные спутанные рыжие волосы упали на лицо – занавес над первым актом. Она протянула ему самокрутку и приказала затянуться. Он покорно затянулся. Еще, сказала она и сунула руку под одеяло. Схватила, сжала пальцы.

У него закружилась голова. Где-то глубоко в животе появилось странное, как бывает от щекотки, ощущение. Лицо обожгла жаркая волна стыда. В жадных, настойчивых прикосновениях ее пальцев было что-то эротичное. Дряблое, морщинистое тело скользнуло под одеяло, и комикс полетел на пол. Она еще сильнее сжала пенис и начала неторопливо и мягко его массировать. Брайс не хотел этого, но чувствовал, как он растет, увеличивается, крепнет.

– Мамочка сделает это лучше, – прошептала она. – У-у-у, какой большой мальчик. Какой большой! Какой милый! Тебя будут хотеть многие женщины, но они все нечистые, грязные. Ты слишком хорош для этой швали. Ты – маменькин мальчик. Большой маменькин мальчик. Дай-ка мне почувствовать тебя в себе.

Он хорошо помнил и другую ночь, тремя месяцами позже, на праздник святого Валентина. Ему было шестнадцать. Тогда он впервые выпил. С Рикки Хели, своим единственным школьным приятелем. Они оба были высокими, крепкими парнями и выглядели старше своих лет. В пабе связываться с ними не посмел никто. Рикки тоже был аутсайдером – симпатичное лицо и неуклюжее, долговязое тело. У них единственных в классе не было подружек, их даже не тянуло к девчонкам, и на свидание ни один, ни другой ни разу не ходили. Брайс и заговорить-то с девушкой не смел – боялся реакции матери.

В то утро они с Рикки получили, к нескрываемому изумлению одноклассников, по десятку валентинок с изъявлениями любви и страстных желаний от тайных обожательниц. Они даже поверили в чудо, но потом ухмылки товарищей выдали их коварную игру.

Вечером приятели ушли в загул. Они слонялись по Кейптауну, от паба к пабу, в некоторых из которых, по словам Рикки, можно было получить бесплатную выпивку. Кое-где мужчины постарше ставили им пиво и виски и заводили разговоры. Опрокинув стаканчик, Рикки хватал Брайса за руку и торопливо уводил, не обращая внимания на жалобы и протесты угощавших.

Брайс впервые отведал спиртного и, бредя домой по крутому подъему, мимо Квинс-Парка, цепляясь за так же нетвердо державшегося на ногах Рикки, чувствовал, как внутри у него разгорается злость. Пошатываясь, они добрались до Фрешфилд-роуд, пересекли широкую улицу и взяли курс на скромный домик, где жил Брайс.

– Спасибо, – пробормотал он. – Спасибо за помощь, Рикки. Уж и не знаю… – В глазах помутилось, и ему пришлось остановиться. Рикки вдруг подался к нему и крепко прилепился губами к его губам.

– Эй! – Брайс оттолкнул приятеля.

Рикки не отступил и, зажав его лицо между ладонями, приник еще сильнее и даже стал проталкивать язык в рот. Собравшись с силами, Брайс врезал правым коленом ему между ног, а когда Хели отшатнулся, шагнул вперед и смачно залепил кулаком в нос. Брызнула кровь. Хели попятился и, споткнувшись, свалился на землю.

– И больше не пытайся, педик гребаный, – прохрипел Брайс и, оставив приятеля на тротуаре с расквашенным носом, вошел в дом и закрыл за собой дверь.

И тут же услышал запинающийся голос матери.

– Это ты? – Она едва ворочала языком.

– Угу…

– Где шлялся?

– Гулял.

– Ты пил? – В голосе прорезались обвинительные нотки.

– Мне шестнадцать.

– Был с женщинами?

– Нет.

– Ты мне так нужен. Иди к мамочке.

Брайс тяжело и неохотно поднялся по ступенькам, с каждым неверным шагом все сильнее ненавидя это,ненавидя себя и то, что будут говорить в школе, если только узнают обо всем. Он протащился по площадке, толкнул дверь в ее спальню и остановился у порога. Мать сидела в своей розовой постели, с сигаретой в губах и почти пустым стаканом виски в руке. Груди едва не вываливались из кружевной сорочки.

– Иди ко мне, малыш, – ухмыльнулась она.

– Я устал, мам.

– Иди и сделай приятное мамочке! Мамочке так нужно это сегодня. Иди сюда, малыш. – Она затянулась, выпустила дым через нос и раздавила сигарету в заполненном окурками блюдце, стоявшем у кровати. По телевизору шел фильм, какой-то боевик с крутыми парнями, из тех, что она смотрела без перерыва. – Давай, дорогой, доставь его мне.

Внезапно тлевшая внутри его злость полыхнула жарким пламенем, и что-то как будто взорвалось. Полными ненависти глазами он смотрел на мать, сжимая кулаки. Смотрел на ее викторианский столик красного дерева. На толпившиеся на столике флаконы с духами, баночки с косметикой, пузыречки, бутылочки и тюбики, баллончик с лаком для волос.

Лак для волос.

Алкогольная дымка вдруг рассеялась. Мысли прояснились. Он сунул в карман левую руку и достал платок.

– Иди к мамочке!

– Только высморкаюсь.

Он не стал сморкаться, но обернул платком правую руку.

Она нахмурилась:

– Что ты делаешь?

Споткнувшись о туалетный столик, он схватил баллончик правой рукой, сбил большим пальцем крышку и, метнувшись к матери, изо всей силы надавил на клапан и направил струю в лицо матери.

Она вытаращилась на него в полнейшем недоумении, но уже в следующую секунду, попав на тлеющую сигарету, спрей вспыхнул, превратившись в ревущую огненную струю. Мать вскрикнула, но он лишь еще сильнее вдавил клапан. Огонь перекинулся на волосы, и она снова вскрикнула и завертелась. Уже занялась сорочка и постельное белье, а Брайс все давил и давил на клапан. Ее лицо почернело, крики ослабли и сошли на хрип. Еще немного, и она упала. Невидящие глаза еще жили, два белых шарика вращались в потемневших глазницах, рот открывался и закрывался.

Огонь разбежался по всей кровати. Отступив к двери, Брайс смотрел, как вспыхивают занавески, как пламя лижет потолок. Мать еще дергалась, но в комнате уже ощущался запах жареного мяса.

Брайс поставил баллончик на прикроватную тумбочку, поднял с пола и вернул на место колпачок, вышел из спальни и, оставив дверь открытой, прошел к себе. Не включая света, проскользнул к окну и выглянул на улицу. Хели исчез. Это хорошо. Никого больше на улице не было. Хорошо. Он тихонько открыл окно, впуская свежий воздух. Потом распахнул ставни и секунду спустя услышал, как заревело пламя.

В свете уличных фонарей Брайс торопливо разделся, натянул пижаму и халат, сунул ноги в домашние тапочки и, еще пошатываясь, вышел на площадку. Спальня матери уже превратилась в бушующий ад. Жар опалил лицо, но он ждал. Ждал, пока не загорелся дверной косяк, и огонь не переполз на площадку.

Только тогда Брайс осторожно, держась за перила и улыбаясь, спустился, размотал носовой платок и сунул его в карман.

Он подождал еще несколько минут у подножия лестницы. Огненная река уже катилась с ревом вниз. Он открыл входную дверь и вывалился наружу.

– Пожар! Господи, пожар! Пожар! Помогите! Помогите!

Добравшись до соседей, Брайс нажал кнопку звонка и принялся колотить в дверь:

– Пожар! Помогите! Пожалуйста! Там моя мать! Пожалуйста, помогите!

52

Среда, 30 октября

В суссекской полиции шеф управления уголовных расследований Джек Скеррит пользовался заслуженным уважением – жесткий, решительный, твердый полицейский старой школы, чуждый политкорректности и не склонный внимать увещеваниям мягкосердечных либералов. Бывший коммандер Брайтона и Хоува, он имел за спиной большой опыт службы как в регулярной, так и в уголовной полиции. Сейчас ему было пятьдесят два, и в конце года его ждала отставка. Несколько месяцев назад, на вечеринке по случаю проводов на пенсию другого офицера, Скеррит сказал Грейсу, что больше всего в отставке его прельщает возможность ходить в паб и свободно излагать мнение по каждому вопросу, не опасаясь, что тебя процитируют на следующий день в газете, а потом тебе устроят разнос. Придерживаясь, в общем, правых взглядов, он вовсе не был слепым фанатиком.

Этим утром Скеррит пребывал не в лучшем настроении – новость о назначении Кэссиана Пью едва не отправила его на больничную койку. Грейс и Брэнсон сидели за двенадцатиместным круглым столом в просторном офисе наискосок от кабинета Грейса в Суссекс-Хаусе, а старший суперинтендент изливал желчь.

– Том Мартинсон – отличный парень. Не понимаю. Обязательно с ним поговорю. Вернуть этого поддонка то же самое, что поставить психа во главе сумасшедшего дома. Чушь!

Когда Скеррит наконец успокоился, Грейс коротко изложил суть дела, предоставив Брэнсону возможность детально объяснить причины, позволяющие предполагать, что смерть доктора Карла Мерфи не была самоубийством.

Скеррит покачал головой.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, но, боюсь, вы меня не убедили. Не так давно помощник главного констебля Ригг чуть заживо меня не съел из-за расходов этого отдела, и поддержать ваше прошение о переквалификации расследования с самоубийства на убийство со всеми сопутствующими расходами я на основании изложенного не могу. Решение, Рой, должен принять ты сам, ясно понимая, что делаешь.

– Так что еще мне нужно, Джек? – раздраженно спросил Грейс.

Вообще-то выдержка изменяла ему редко, но недосыпание в сочетании с неуступчивостью Скеррита подвели его к опасной черте.

– Опыта тебе не занимать, Рой. Чутье на убийство у тебя хорошее. Но на этот раз, думаю, оно тебя подвело. Меня ты не убедил.

Грейс постучал себя пальцем по носу.

– Нюх полицейского, сэр. Он и говорит мне, что дело пахнет убийством.

– Несмотря на предсмертную записку, подлинность которой подтвердил графолог, и вопреки выводам, изложенным в отчете патологоанатома?

– Насчет записки полной уверенности у меня нет, но и подтвердить сомнения фактами я пока тоже не могу.

– Что касается пожаров, Рой… Связь между ними установлена?

– Как раз этим я сейчас и занимаюсь. Обсуждаем каждый случай с главным пожарным следователем.

Скеррит кивнул.

– Послушай. Ясно одно – никто не знает, что на уме у человека за секунды до самоубийства. Доктор Карл Мерфи вряд ли мог рассуждать здраво. Отец двоих детей не станет сводить счеты с жизнью, если он в здравом рассудке.

Грейс посмотрел на Брэнсона, потом снова на главного суперинтендента.

– Что нужно, сэр, чтобы вы передумали и поддержали мое прошение о переквалификации дела на убийство?

– Подкрепи сомнения в подлинности записки – это будет серьезный аргумент. Сможешь убедить меня, что она написана под давлением, вот тогда мы и подумаем.

Грейс невесело улыбнулся. Скеррит не был идиотом и, скорее всего, видел всю ситуацию яснее, чем он сам. И возможно, он был прав в том, что принимал решение на основании представленной информации. Но что-то подсказывало Грейсу, что здесь не все так просто.

Скеррит развел руками:

– Извини, но решать придется тебе. А захочешь поговорить – всегда пожалуйста.

53

Среда, 30 октября

На часах было около десяти, когда два детектива молча вернулись в кабинет суперинтендента и задумчиво сели к круглому столу.

– Хочешь кофе? – спросил Грейс.

Гленн уныло кивнул.

– Я принесу.

– Нет, я схожу…

Гленн махнул на друга рукой.

– Тебе, старичок, надо поберечь силы для брачной ночи.

– Ха-ха! – Грейс поджал губы и стукнул кулаком в ладонь. – Убедить, что записка написана под давлением? И с чего, черт возьми, предлагается начать?

В дверь постучали, и Норман Поттинг, не дожидаясь ответа и помахивая листком бумаги в прозрачном файле, решительно прошел в кабинет. Вид у него был чрезвычайно самодовольный. Увидев хмурые лица детективов, он остановился.

– Извините, не помешал?

– Все в порядке, – отозвался Грейс. – Что-то срочное?

– Может быть, шеф. Предсмертная записка доктора Мерфи, помните, вы просили меня взглянуть на нее? Похоже, я кое-что нашел.

Детективы мгновенно оживились.

– Рассказывай.

Поттинг достал из файла листок и положил на стол. Эта была копия предсмертной записки с обведенными кружками отдельными словами и примечаниями на полях, сделанными синими чернилами. Сержант сел. Грейс и Брэнсон последовали его примеру – один сел справа от Поттинга, другой слева, и оба придвинули стулья поближе.

Мне так жаль. Мое завещание находится у солиситора Мод Опфер из «Опфер Декстер ассошиэйтс». Жизнь после смерти Ингрид потеряла смысл. Хочу снова с ней соединиться. Пожалуйста, передайте Дейну и Бену, что я люблю их и всегда буду любить, а еще скажите, что папа ушел, чтобы заботиться о маме. Люблю вас обоих. Когда-нибудь, повзрослев, вы, может быть, сможете простить меня. XX.

Поттинг указал на имя солиситора.

– Я решил для начала связаться с юридической фирмой и переговорить с этой самой Мод Опфер, может быть, узнать что-то новое. Не получилось. Такой юридической фирмы, «Опфер Декстер ассошиэйтс», просто не существует.

Грейс нахмурился.

– Мне это название среди местных тоже не встречалось, но я подумал, что она, может быть, лондонская или находится где-то еще.

Поттинг покачал головой.

– Я сразу подумал, что здесь что-то не так. Фамилия Декстер – на ум приходит герой телесериала, серийный убийца. Ну, вы знаете, что я имею в виду?

Грейс кивнул.

– Да, его Клио смотрит.

– Я тоже несколько серий видел, – сказал Брэнсон.

– Опфер – тоже чудное имя, – продолжал Поттинг. – Мне стало интересно – что оно значит? Забил в Гугл-переводчик – он распознает слово или фразу на самых распространенных языках. Оказывается, с немецкого это слово переводится как «жертва».

– Ни фига себе! – воскликнул Брэнсон.

– Карл Мерфи хорошо говорил на немецком, – объяснил Поттинг. – Его мать родом из Мюнхена – отсюда и его собственное имя, Карл. На языке кроссворда «Мод» очень близко от немецкого mord, что означает «смерть». И такой заядлый любитель кроссвордов, как Карл Мерфи, конечно, это знал. Складываем два слова, вводим в Гугл и получаем – «жертва убийства».

Несколько секунд Грейс и Брэнсон молча смотрели на обведенные кружками слова и приписку на полях.

– Это, конечно, только предположение, – сказал Поттинг. – Но вы что думаете?

Грейс уже не слышал. Он достал телефон и дрожащей рукой набрал номер Скеррита.