Текст книги "В плену снов"
Автор книги: Питер Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)
Дверь позади нее открылась, и она услышала шаги. Дверцы автомобиля были открыты. Кто-то оглушительно кричал. Она услышала шипение пневматических тормозов и тарахтение дизельного двигателя.
Сначала она медленными шажками двинулась вперед, вцепившись пальцами в бедра, а потом бросилась через дорогу, проталкиваясь сквозь уже собравшуюся толпу. Он лежал лицом вниз, голова находилась где-то под массивным колесом этой махины, пятно крови и… чего-то еще… расползалось рядом с ней.
Сэм отвернулась, шатаясь, пробрела прочь, натолкнулась на кого-то, извинилась, опустилась на колени, и ее стало отчаянно рвать.
34
В комнате было тепло, а чай оказался горячим и сладким, приторно-сладким. Она отхлебнула немного, почувствовав, как он проскальзывает через горло, к желудку, и как его тепло распространяется внутри. Кружку стало слишком горячо держать, и она поставила ее на виниловую поверхность стола, рядом с вырезанными на нем словами, казалось, надпись сделана совсем недавно:
«А ПОШЛИ БЫ ВЫ ВСЕ, СВИНЬИ, В ЖОПУ».
Она удивилась, как этого тут не заметили, не прикрыли чем-нибудь или вообще не стерли. Возможно, здесь без конца что-нибудь вырезают на столе. По мере того как она внимательно наблюдала за нацарапанными буквами, они вдруг у нее на глазах сложились в одно слово:
«АРОЛЕЙД».
С противоположной стороны стола ей улыбнулся офицер полиции, похожий на большого игрушечного медвежонка в синей шерстяной куртке с серебристыми пуговицами и слоем перхоти на плечах. Он выглядел словно человек, который хотел бы изменить этот мир, да вот только не знал как.
– Выпейте еще немного, дорогая, да выпейте вы его весь. Сразу почувствуете себя лучше.
Сэм кивнула, взяла чашку, но ее руки тряслись слишком сильно, и горячий чай расплескался, обжигая пальцы. Она поставила чашку на стол, и вокруг тут же расползлась лужица.
– Извините. Извините, пожалуйста.
– Да ничего страшного, дорогая. Дайте ему немножко остыть.
Она порылась в своей сумочке, вытащила носовой платок, вытерла руки и промокнула губы. Прополоскала незаметно рот чаем, но привкус желчи по-прежнему чувствовался. Сэм осмотрелась по сторонам: небольшая хмурая комната для бесед, заставленная жесткими стульями из лекционной аудитории, стены выкрашены зеленой краской, которая шелушилась и уже осыпалась – вон там, на той стене, не хватает здорового куска. А может, в этом месте они хорошенько приложили головой какого-нибудь панка, пока проводили с ним беседу?
Офицер полиции снова медленно прочитал ей ее собственное заявление.
– Не хотите ли добавить что-нибудь еще, дорогая?
«Хочу.
Это я вызвала. Я убила Таню Якобсон, а теперь вот и доктора Хэйра. Оба они погибли, потому что… потому что они могли помочь мне».
Так почему же тогда не погиб Бэмфорд О'Коннел? Потому что он и не пытался помочь? А Кен пытался?
– С вами все в порядке, дорогая?
Она, заморгав, испуганно выпрямилась.
– Простите. Я…
– Может, вам надо немного прилечь и отдохнуть?
Она почувствовала спазм в животе.
– Со мной все в порядке, благодарю вас. Я должна ехать обратно… обратно в… в Лондон.
– Там кто-то пришел из университета, чтобы подбросить вас до станции.
– Благодарю вас. Это… очень… любезно.
Он пододвинул к ней через стол ее заявление.
– Если вы не возражаете, просто подпишите это. Не знаю, понадобитесь ли вы для дознания следователю. Ну, если ему будет нужно, он сообщит вам.
Она вышла следом за полицейским в предбанник полицейского участка и, к своему удивлению, увидела, что там сидел, дожидаясь ее, Ласло. Он поднялся с мертвенно-бледным лицом, черные круги под глазами обозначились еще резче. Увидев его, Сэм заплакала. Полицейский заботливо похлопал по плечу:
– Опасаюсь, что это все еще шок. Я предлагал отвезти ее в больницу, но она хочет вернуться в Лондон.
Сэм вышла на улицу, в яркий холодный свет, и забралась в потрепанный двухместный, с откидывающимся верхом «ситроен» Ласло. Он пристегнул ее ремнем к спинке сиденья и закрыл за ней дверь, потом забрался внутрь сам и завел двигатель. Она прислушалась к пронзительному завыванию, напомнившему шум газонокосилки.
– Спасибо вам, – сказала она.
– Я думаю, поезда ходят довольно часто.
– Да.
Несколько минут он молча крутил руль.
– Ужасно, – сказал он вдруг. – Это так ужасно.
– Да.
– Он, в сущности, был целым отделом. Он знал так много. Все это только начиналось.
– Внимательный. Он был такой внимательный.
Она почувствовала, что слезы текут по ее щекам, но она не стала вытирать их.
– Он был очень предан делу. Быть может, слишком предан.
– Что вы имеете в виду?
Ласло повернулся и мельком взглянул на нее.
– Вы знаете, что я имею в виду.
Он затормозил у светофора. Сэм посмотрела на Ласло, но на его лице ничего нельзя было прочесть: пустое, как будто на нем вывешено объявление: «ИЗВИНИТЕ, ЗАКРЫТО ДО КОНЦА СЕЗОНА, ПРОВАЛИВАЙТЕ».
– Я чувствую себя виноватой, – сказала она. – Чувствую, что я вызвала это.
– Нет, – возразил он, и резкость его ответа удивила ее. Свет переключился, и они покатили дальше. – Вы же знаете, что люди говорят, миссис Кэртис. Знаете такое выражение: «Если вы не можете переносить жара, то убирайтесь вон из кухни»?
– И что вы хотите этим сказать?
– Если вас пугает то, что вы видите будущее, нечего и стараться заглядывать в него.
Она в оцепенении уставилась вперед.
– Я и не стараюсь заглядывать в него.
– Так чего же вы тогда сюда явились?
– Потому что я хочу это прекратить. Я не хочу видеть будущее. Больше не желаю.
– Вы зашли слишком далеко на этом пути. И не можете остановиться.
– Отчего же нет?
– Жизнь, миссис Кэртис, полна точек пересечения. У стран существуют границы. У жизни есть граница в виде смерти. Земная гравитация также имеет свои границы, за пределами которых она не действует. Когда вы начинаете заглядывать в паранормальное, то до определенной границы остаетесь наблюдателем. А вот когда через нее переступаете, то становитесь участником. Понимаете?
Она, нахмурясь, смотрела на него и дрожала.
– Когда вы заглядываете в будущее, миссис Кэртис, вы заглядываете за пределы плоскости земли. И если смотрите достаточно долго, то пересекаете ту границу и становитесь частью будущего.
– Я… я действительно не понимаю.
– А я думаю, что понимаете. Вы все понимаете о тех силах, которые окружают вас и которые вы принесли минувшей ночью в лабораторию. Я тогда понял по вашему лицу, что вы все понимаете.
– До прошлой ночи я не понимала.
– Так уж и не понимали? – спросил он почти злобно.
– Вы считаете, что я умышленно убила доктора Хэйра? Вы считаете, что я…
Они подъехали к станции, и ей захотелось, чтобы они туда не входили. А Ласло, похоже, хотелось, чтобы она поскорее убралась, убралась из машины, из города, из его жизни, хотелось, чтобы она убралась настолько быстро, насколько это в его силах ускорить.
– Я думаю, миссис Кэртис, что вокруг вас сложилось плохое энергетическое поле. Оно… возможно, и вызывает плохие события, потому что вносит хаос, разлад в развитие этих событий и жизнь людей.
– Что это за энергетическое поле? Откуда исходит сила этого поля?
Он выключил двигатель и отстегнул ее ремень безопасности.
– Я думаю, что поезд будет минут через пять. Если вы поторопитесь.
Сэм выбралась из автомобиля, а он взял с заднего сиденья сумку с ее вещами и отнес на станцию.
– Билет у вас есть?
Она кивнула.
– Ваша платформа вон там.
– Пожалуйста, могу я спросить вас всего об одной вещи?
Он ничего не ответил.
– Если именно так вы думаете о предвидении будущего, то почему же работали с доктором Хэйром?
– Мне казалось, что я просто хочу знать, – сказал он и отвернулся, затем приостановился, полуобернувшись к ней. – Но я ошибся.
Она смотрела ему вслед, как он бредет со станции не оборачиваясь. Хлопнула дверца автомобиля, взвыл двигатель-газонокосилка, а потом загромыхали шестерни передачи. Так натужно, будто что-то мешало ему отъехать побыстрее.
35
Было восемь часов вечера, когда Сэм добралась до дома. Ричард еще не вернулся. Хэлен сидела в своей комнате и смотрела телевизор, а Ники лежал в постели, но не спал и выглядел несчастным. Она присела рядом с ним и крепко обняла его, но его лицо не изменилось.
– Мамочка, я не хочу, чтобы вы с папой снова уезжали. Это нечестно. Всегда вы уезжаете.
– Это же всего на одну неделю, тигренок. Маме с папой нужно некоторое время провести вместе.
Сэм снова крепко обняла его и поцеловала в лоб. За окном стоял холодный сухой вечер, дул сильный, почти штормовой ветер, и на реке тяжело шлепала вода. Она посмотрела сверху вниз на Ники и подумала – вот если бы она могла рассказать ему правду: мол, и она тоже не хочет уезжать, что она тревожится, оставляя его одного, даже несмотря на то, что он остается с друзьями и неплохо проведет у них время. Она не хотела рассказывать ему, что боялась уезжать.
Чертовски боялась.
Она рассказала Ники какую-то сказку, потом принялась за другую, и в конце концов он уснул. Она вышла, закрыла за собой дверь и побрела к гостиной. Зазвонил телефон, она подошла к письменному столу Ричарда и взяла трубку.
– Да-да? Алло?
– Сэм?
– Кен! – Она почувствовала прилив радостного возбуждения. – Кен! Ты вернулся!
– Ну, как тут все?
– О… тут все… хорошо… все…
Внезапно она почувствовала, что не может говорить. Голос ее, казалось, застревал в горле, глаза наполнились слезами. Ее начала бить дрожь, такая сильная, что она выронила трубку из рук. Трубка ударилась об пол, и от микрофона откололся маленький кусочек. Она наклонилась и подняла трубку.
– Сэм? Сэм? Что там такое? С тобой все в порядке? Ты одна? Хочешь, я приеду? Или, хочешь, приезжай ко мне сама, – предложил он, когда она не ответила. – Может, встретимся где-нибудь, а?
– Я… – Она с усилием выдавливала из себя слова. – Я приеду. Я буду там, как только…
Она повесила трубку, тяжело дыша, пристально и тоскливо глядя за окно. Потом вытерла глаза и постучала в дверь Хэлен, сказав, что уезжает.
Сэм долго пережидала у светофора на краю площади Клэпхэм-Коммон, и двигатель «ягуара» успел заглохнуть. Она нажала на стартер, и тот снова энергично заурчал. Потом резко дернула акселератор, но в ответ раздался только какой-то ревущий треск, и облако маслянистого голубоватого дыма закружилось в темноте вокруг нее. «Уже больше недели не ездила на приличное расстояние», – подумала она, снова дергая за акселератор. Он неожиданно ответил громким выстрелом и выплюнул еще больше дыма, а когда на светофоре поменялся свет, прибавила скорость. Вскоре, замедлив ход, свернула на въездную дорожку, ведущую к гигантскому дому-чудовищу викторианских времен, и там остановилась позади «бентли».
Когда выбиралась из автомобиля, парадная дверь распахнулась.
– Кен! – Она распахнула руки и крепко обняла его, из глаз хлынули неудержимые слезы.
– Сэм! Что случ… – Теперь он сам крепко обнимал ее. Она вырвалась, Кен пристально посмотрел ей в лицо. – Господи, что случилось? Ты… – Он поколебался. – Ну, пошли, тебе надо выпить.
– Ты один?
Он улыбнулся:
– Да. Только что вернулся из Испании, час назад. Я звонил тебе, потому что не смогу быть в конторе завтра – должен поехать в Бристоль.
Он закрыл парадную дверь, и она последовала за ним через прихожую, которую украшали два комплекта рыцарских доспехов. Она мельком, осторожно взглянула на их забрала с прорезями-щелочками для глаз, прошла мимо еще одной восковой фигуры Кена, сидящей на плетеном стуле, – он что, купил их целую партию оптом? – мимо сюрреалистической картины высотой в десять футов, изображавшей дикого кабана, прыгающего между двумя горными пиками, мимо проигрывателя-автомата – и оказалась в салоне с галереей портретов певцов, которая соседствовала с другими картинами: Хокни, Лихтенштейн, здесь же висел портрет-мистификация, исполненный «под Пикассо», кисти Джорджа Шеридана, изображавший Арианну Стасинопулос-Хаффингтон. В камине работы Эдама, который Кен сумел раздобыть неизвестно где, пылал огонь. Телевизор был включен, передавали что-то похожее на «Пороки Майами».
Сэм устроилась на старинном диване с высокой спинкой, словно утонула в нем, Кен на минутку вышел из комнаты и вернулся с высоким стаканом в руке.
– Это действительно замечательное пиво. «Айлэн». Тебе оно понравится. Давай-ка, проглоти его поскорее.
Она выпила немного, а потом еще немного, от пива в животе стало легче.
– Ну, как там было в Испании? – спросила она, глядя в свой стакан.
– Отлично. Все прошло хорошо.
Он закурил сигарету и сел на такой же огромный диван, напротив нее.
– Мне не следует находиться здесь, – сказала она. – Это опасно, видишь ли… для тебя…
И тут она расплакалась так, будто в ее голове лопнула какая-то труба. Кен подошел и сел рядом. Она посмотрела на него сквозь слезы, застилавшие глаза.
– Я боюсь за тебя, Кен. Я думаю, что ты можешь быть… думаю, что тебе следует быть очень осторожным.
– Осторожным, почему?
– Вокруг меня какая-то плохая энергетическая сила, – выпалила она.
Он обнял ее.
– Еще один сон? – мягко спросил он.
– Чувствительные антенны, – ответила она и рассказала ему о падении со строительных лесов и о своей поездке в Хэлл, рассказала обо всем случившемся, обо всем, что она смогла припомнить из сказанного Хэйром и Ласло.
Он внимательно слушал ее, потягивая пиво, потом загасил сигарету, выдохнул дым от последней затяжки в потолок на пухленьких голых херувимчиков.
– Ты полагаешь, доктор Хэйр был убит, потому что пытался помочь тебе? Что его квартира была разгромлена каким-то привидением в качестве предупреждения, а поскольку он проигнорировал это предупреждение, то его убили?
Сэм внимательно наблюдала за трепещущими языками пламени в камине, а потом кивнула.
– Я не уверена, смогу ли вынести еще что-нибудь такое.
– Тебе уже здорово досталось, да? Эти леса… события в Хэлле. – Он стиснул ее плечи. – Я думаю, нам надо попытаться посмотреть на все это спокойно. Я понимаю, что все выглядит ужасным, но человеческое сознание, Сэм, довольно странная штука: мы ведь очень впечатлительны. Так что вполне возможно, что многие события излишне драматизируются.
– Ты заговорил как Бэмфорд О'Коннел.
Он улыбнулся:
– Нет, не так все плохо. Я действительно верю, что у тебя были кое-какие предвидения – самолет, станция подземки, но вот балкон – это что-то совершенно неопределенное, Сэм. То, что доктора Хэйра переехал грузовик, – ужасно, но ты же сама говорила, какое опасное это шоссе, к тому же его развезло после бессонной ночи, да еще и кружку пива выпил. Нам надо попытаться сохранять спокойствие, только и всего.
Она плотно сжала губы и ничего не ответила. Кен откинул голову на диванные подушки.
– А не то я приму меры!
– Не поняла?
– А не то я приму меры!
– Ты примешь меры?!
– Аролейд? Ну, это слово, да? «А не то я приму меры» – это же его анаграмма.
– «А не то я приму меры»? Это ничего для меня не означает.
Он прищелкнул пальцами.
– Нашел! «Я перезаряжаюсь»!
– «Я перезаряжаюсь», – эхом отозвалась она.
– Этот Слайдер… на нем был зеленый мотоциклетный костюм, и он дал тебе какой-то авиабилет? «Чартэйр»?
– Да. Тот же самый, который он давал мне в такси после нашего с тобой ленча. Ну, ты знаешь, после той катастрофы у «Чартэйр». Я помню номер того места: 35А. И он сказал, напрасно, мол, я считаю, что упала со строительных лесов – по-настоящему.
Кен тоскливо посмотрел на нее:
– По-моему, это больше похоже на дурной сон, связанный с авиакатастрофой и твоим падением. Ты просто обречена продолжать думать об этом.
– С этим, полагаю, я могу примириться. Я могу с этим согласиться куда легче, чем…
Сэм вертела в руках свой стакан. Они помолчали.
– Ну хорошо. А что же мы теперь будем с тобой делать? Завернем тебя в вату, пока все эти сны не исчезнут навсегда? А может, поместить тебя в обитую войлоком палату в психушке, пожалуй, так будет безопаснее всего? – Он ухмыльнулся, а потом увидел, что она не улыбается, совсем не улыбается, а только кивает в знак согласия. Он коснулся ее щеки костяшками пальцев. – С тобой все будет хорошо, Сэм, – ты ведь прошла школу выживания.
– Ах, так?
– Послушай-ка… – Он закурил новую сигарету. – Я думаю, что ты, возможно, сделала ошибку, ринувшись в этот Хэлл сразу после падения.
– Почему?
– Возможно, это звучит жестоко, но я не это имею в виду. Я думаю, что ты просто паникуешь. Загнала себя в определенное состояние, и, думаю, ты должна помочь сама себе выбраться из него. Тебе необходимо уехать отсюда. Я говорил тебе еще на прошлой неделе: возьми отпуск. Попытайся забыть обо всем. Расслабься по-настоящему.
– Я уезжаю в субботу. Покатаемся недельку на лыжах с Ричардом. Я там разобрала все в конторе. Ну и как, это нам подходит?
– Ну, разумеется. Но ты должна расслабиться, хорошо? Обдумай все хорошенько, взвесь, а потом, вернувшись, посмотри, будет ли все это выглядеть по-прежнему… Увидишь, что нет…
– Надеюсь, ты окажешься прав, – сказала она.
– Вот и я надеюсь. Ну, пошли, я угощу тебя обедом. Бьюсь об заклад, что ты не ела. Ты голодна?
– Не очень.
– Тебе надо поесть.
– Я тебя приглашаю. Я буду тебя угощать.
– Идет. – Он встал и осушил свой стакан. – Ну и мудреное же это словечко.
– Какое еще словечко?
– «Аролейд». Из него можно составить уйму слов. Я вот еще один вариант придумал: «повторный набор номера».
– Но ты же не все буквы использовал.
– А разве твой мотоциклист в капюшоне сказал, что все буквы надо использовать?
Сэм посмотрела на него встревоженно:
– Ну, пожалуйста, Кен. Будь осторожнее.
Они вышли в прихожую, и он приподнял забрало на одном из рыцарей.
– Все в порядке, Сэм. Вот видишь, у меня тут есть свои собственные мужики в капюшонах с прорезями для глаз. Они из твоего Слайдера отбивную сделают, если только он попытается здесь хулиганить.
Он опустил забрало, и оно закрылось с громким лязгом.
36
АЭРОПОРТ ГАТУИК.
Его бело-голубой знак самолетиком-эмблемой промелькнул мимо них на автостраде.
– Прочь с дороги, засранец!
Ричард яростно жал на гудок, сверкал огнями, резко увеличив скорость, пока автомобиль впереди в конце концов не уступил им дорогу. Сэм наблюдала, как «дворники» БМВ смахивают холодный февральский дождь с ветрового стекла. Раздался громкий шлепок, и брызги из-под колес какого-то грузовика на мгновение ослепили их.
Тот же самый сон. Ночью в четверг, и снова он же в прошлую ночь. Вентилятор на потолке, вращающийся все быстрее и быстрее. Тот вентилятор, который снился ей в лаборатории. Вентилятор, похожий скорее на пропеллер. А потом она просыпается дрожа, вся в поту. И это все. Только это. И все время при ней и вчера и сегодня.
Она послала цветы на похороны Колина Хэйра. Хотела было написать записку, но в конце концов попросила просто поместить ее имя на карточке, и больше ничего.
Послышался оглушительный рев, и огромный самолет стал снижаться в их сторону. Его крылья и шасси все приближались, он медленно проследовал прямо над их головами и исчез из вида за какими-то складами. Она ожидала услышать взрыв, глухой гул и увидеть пелену огня – но ничего такого не произошло.
Ричард притормозил, а потом прибавил скорость.
– Ты быстро едешь, – сказала она.
– Мы опаздываем. – Он нажал гудок, сердито сигналя автомобилю, который тащился перед ними. – Я достал два одноместных сиденья. Я не смог достать билеты на рейс по общему расписанию: все в Женеву было заказано. Весь мир сейчас собирается кататься на лыжах. Все будет в порядке, это хорошая авиалиния.
– А как она называется?
– «Чартэйр»… Ну, давай же, ты, задница, шевелись.
«Чартэйр». «Чартэйр».
Она пристально смотрела сквозь ветровое стекло на черные щетки «дворников», елозящие по стеклу взад-вперед.
Словно пропеллеры.
– А у самолетов есть пропеллеры? – спросила она.
– Только у маленьких.
– Значит, на том самолете, на котором мы собираемся лететь, их не будет?
– Да у них их нет уже лет тридцать.
– А я думала, что у них есть такие крошечные маленькие пропеллеры, внутри двигателей.
– У них есть лопасти вентиляторов. Чтобы сжимать воздух.
Лопасти вентилятора…
Она услышала щелканье индикатора и увидела впереди съезд с дороги.
– Мне хотелось бы взять Ники, – сказала она. – Он уже достаточно взрослый, чтобы начать кататься на лыжах.
– В следующем году, – сказал Ричард.
В следующем году… А будет ли он, следующий год?
– Я паршиво себя чувствую оттого, что мы опять бросаем его одного. Я, кажется, только всегда и делала, что бросала его.
– С ним все будет в порядке. Все отлично. Он такой самостоятельный маленький паренек.
Самостоятельный. Вот так, бывало, ее дядя и тетя говорили и о ней. Так они оправдывали себя за то, что не замечали ее. ОЙ, ДА НЕ НАДО ТЕБЕ БЕСПОКОИТЬСЯ НАСЧЕТ САМАНТЫ. ОНА ТАКАЯ САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА.
Она подумала о самолете, взлетающем под проливным дождем в клубящееся серое небо. В этот вихрь. Вот ты и будешь падать сквозь вихрь в пустоту. И останешься в этой пустоте навсегда.
Автомобиль замедлил ход, а потом стал стремительно подниматься вверх по склону.
– Мы чертовски опаздываем. Я тебя высажу, а ты хватай носильщика или тележку и давай на регистрацию, пока я буду парковаться.
Она проталкивалась с тележкой через битком набитый людьми зал вылета, мимо длинных, идущих во всех направлениях очередей. Их было очень много, и все они сходились посередине зала, где скопились груды багажа, а пассажиры в куртках с капюшонами раздраженно толкались вокруг, доведенные до точки кипения. Впереди нее везли какого-то старика в инвалидной коляске; откинув голову в нелепой панамке назад, он озирался вокруг с озадаченным выражением лица – похоже, ему казалось, что он в прошлом столетии и его везет рикша.
«Пожалуйста, не улетайте, – хотелось закричать Сэм. – Только не сегодня. Вы погибнете. Многие из вас. Сегодня это опасно». Она куснула губу. Да расслабься же ты, бога ради! Тысячи самолетов летают ежедневно. Все люди летают. Это как автобус, только безопаснее.
Раздался мелодичный сигнал «бим-бом», а затем объявили: «Мистер Гордон Кэмпинг, пожалуйста, подойдите к справочному столу».
Она увидела ряд регистрационных стоек компании «Чартэйр». Над ними объявления на стенах: «ЖЕНЕВА», «МАЛАГА», «ВЕНЕЦИЯ», нашла самую короткую очередь и встала в хвост. Ну, давайте же, давайте. Она посмотрела на свои часы. Очередь немного подвинулась вперед, и какой-то мужчина с сонной физиономией, смахивающий на пса, ткнул сзади тележкой ей по ногам. Она обернулась и сердито взглянула на него, но он даже не обратил на нее внимания, а спустя мгновение снова толкнул ее своей тележкой. Она в бешенстве развернулась, морщась от боли.
– Почему бы вам не взять уроки вождения? – спросила она язвительно.
– Мадам, пожалуйста, могу я взглянуть на ваши билеты? Мадам? Мадам!
Сэм порылась в сумочке и вытащила небольшую книжечку. Положила ее на стойку. Девушка достала билеты и нахмурилась.
– Вы опоздали на этот рейс. Регистрация окончилась двадцать минут назад.
– Я… это… это пробки… – растерянно забормотала она.
Девушка сунула руку под столик и извлекла оттуда телефон.
– Мне надо им позвонить.
Сэм ждала, оглядываясь по сторонам – не появится ли Ричард. Его нигде не было.
– Все в порядке, – сказала девушка. – Вам повезло. Сколько мест багажа вы сдаете?
– Два.
Сэм с усилием поставила сумки на транспортер, и девушка мельком взглянула на их вес, потом оторвала два номерка, прилепила их на оранжево-белые посадочные талоны и вручила Сэм.
Сэм посмотрела на них и увидела номер первого талона.
35А.
Не может быть.
Это насмешка?
Регистрационная стойка вдруг неизвестно почему поехала на нее, ударила по ее коленям. Она, споткнувшись, отступила назад, налетела на тележку этого сонного идиота с песьим лицом и вцепилась ему в плечо. Его чемоданы полетели на пол.
Девушка за столом регистрации невозмутимо наблюдала за ней странным, почти враждебным взглядом. Лицо Сэм горело.
– Простите… а нельзя ли… другие места?
– Абсолютно исключено, – ответила девушка. – Самолет совершенно заполнен.
Сэм увидела, что ее сумки поехали по транспортеру. Она ринулась вперед, сграбастала их и поставила на пол.
– Их уже зарегистрировали, мадам, – сказала девушка.
Во рту у Сэм было такое ощущение, словно она надкусила лимон. Она прикрыла глаза, голова страшно болела, казалось, что в мозг вонзаются осколки стекла. Боясь упасть, она ухватилась за край стойки.
Девушка смотрела на Сэм как на сумасшедшую.
Да неужели ты ничего не понимаешь? Ты, глупая девчонка, регистраторша? Да они же все вот-вот…
– Вы же можете взять эти карточки обратно, – сказала Сэм. – Я боюсь, что… видите ли… мы не можем лететь.
– А мы не можем перепродать вам билеты.
– Ничего, все нормально.
Сэм бросила свои посадочные талоны на стойку, с трудом поставила сумки обратно на тележку и стала протискиваться сквозь толчею назад.
Она увидела Ричарда, стремительно лавирующего между пассажирами, лицо потное, и одет так, словно он собрался на денек поохотиться: на нем была пуховая безрукавка, рубашка в полоску и зеленые плисовые брюки.
– Привет, – сказал он. – В чем дело?
Она почувствовала, что краснеет, а потом по ее щеке покатилась слеза.
– Ох, черт подери. Мы что, опоздали на него?
Сэм кивнула. Он посмотрел на свои часы:
– Еще сорок минут. Он же не взлетит еще целых сорок минут. Это же смешно, черт подери. Я поговорю с управляющим. Я знаком с этим типом, которому принадлежит эта авиалиния. Том Чартэлл, он приятель Арчи. Я договорюсь с ними.
– Нет.
– Что ты имеешь в виду?
– Я не хочу.
– Чего ты не хочешь?
– Не хочу лететь на этом самолете.
– Да что случилось?
Сэм опустила голову и достала носовой платок. Она крепко зажмурила веки, пытаясь остановить слезы, с безнадежным ощущением собственной глупости.
– Я не могу этого сделать.
Она ожидала, что он взорвется. Но вместо этого она почувствовала, как он тепло и нежно обнял ее левой рукой.
– Ты и в самом деле плоха. А я-то думал, что… ну, что мы вместе поедем, понимаешь?
Он вздохнул.
Кто-то наткнулся на них и извинился. Но она даже не заметила этого.
– Я хочу ехать, – сказала она. – Действительно хочу. Только я не могу лететь на этом самолете. С ним что-то должно случиться.
Прямо позади нее раздался непонятный громкий отрывистый хлопок и звон разбитого стекла. Она пронзительно вскрикнула и резко обернулась. Какой-то мужчина опустился на колени и уныло взирал на золотисто-коричневую жидкость, хлынувшую из его упавшей на пол сумки для беспошлинных товаров. Сэм закрыла глаза и перевела дыхание.
– А ты не хочешь рассказать им?
– Рассказать им?
– Ну да, – сказал Ричард, почти переходя на крик. – Рассказать им.
Она легонько промокнула глаза.
– Так что ты собираешься делать, таракашка? – резко спросил он. – Собираешься рассказать им, черт побери? Почему бы тебе не пойти и не объявить это по радио? Ну, расскажи им. Рейс «Чартэйра» СА-29 должен, черт побери, разбиться, а?
Она попыталась представить себе это, вообразить, как она входит в справочную службу аэропорта. «Извините меня. Мне раза два приснился один и тот же сон… ну, о том, как ваш самолет разбился… ну, тот, в Болгарии. Да, вы, конечно, не поверите, только я думаю, что и этот тоже сгинет навсегда. Понимаете ли, Слайдер, ну, это привидение в капюшоне, дважды появлялся, в этих двух снах, с такой же посадочной карточкой – 35А. Ну, видите ли… это же та карточка, которую мне дали на этот рейс, так что дело очевидное, не так ли?»
– Мы можем поехать на машине, Ричард, – сказала она. – Если ты устал, то я сама могу вести.
– Тебе приснилось, что этот самолет должен потерпеть катастрофу? – спросил Ричард.
– Я не могу лететь на нем.
– Так он разобьется?
– Я не знаю.
– Ты собираешься рассказать об этом кому-нибудь?
– Что-то должно произойти, но я не знаю, что именно. Не знаю, потерпит ли он катастрофу… или…
– Таракашечка, мне необходимо попасть в Швейцарию. Я должен быть там утром в понедельник. Дела начинают… – Он нервно осмотрелся кругом, глянул на полицейского, который стоял рядом с ним, и понизил голос: – Того и гляди все счета, черт возьми, заморозят. Я должен шевелиться… Если ты не едешь, я поеду один.
– Да мне хочется ехать… сейчас без двадцати три. Мы могли бы быть в Дувре через два часа, там сесть на паром или судно на воздушной подушке, ехать можем всю ночь – и тогда мы могли бы оказаться в Женеве к двум или трем часам ночи. Завтра воскресенье, а тебе надо быть там только в понедельник.
– В Монтре, – сказал он.
– Ну, это путь подальше.
– Я-то ожидал, что завтра мы проведем прекрасный день, сможем нанять лодку и покататься по озеру.
– Мы так и сделаем, – сказала она.
– А на машине-то нам можно ехать?
– Что ты имеешь в виду?
– Не было никаких таинственных снов насчет езды на машине?
Она вытерла глаза.
– Нет.
Поджидая, пока он подгонит БМВ, она наблюдала за подъезжавшими автомобилями и такси, из которых выскакивали люди и устремлялись к багажным тележкам, прикрываясь руками от проливного дождя. Прямо позади нее раздался громкий издевательский смех.
Смех Слайдера.
Она обернулась. У какого-то мужчины раскрылся чемодан, и все содержимое высыпалось на пол. Он опустился на колени подобрать вещи, а его компания снова загоготала без удержу неприятным, злорадным смехом. Непрекращающийся хохот становился все громче и громче, она покатила свою багажную тележку подальше от этой толпы, пока не выехала из-под укрытия под навесом на тротуар и не осталась в одиночестве под проливным дождем, наедине со своим страхом.
