Текст книги "Долгая ночь Примы Центавра"

Автор книги: Питер Дэвид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Дракх о чем-то разговаривал с Лондо: Вир сумел разобрать слово «раскопки» и какой-то код… кажется, К0643, хотя Вир представления не имел, к чему это может относиться… А затем Дракх, похоже, среагировал на что-то. Он протянул руку… и изображение растаяло.

– Этот Дракх оказался более чутким, чем я предполагал, – с некоторым сожалением признался Кейн. – После всех затраченных усилий, все, что мне удалось заполучить, это вот такой крохотный фрагмент записи. Хотя… этого, по крайней мере, должно хватить, чтобы убедить тебя.

– Убедить меня в чем?

– В том, – загадочно сказал Кейн, – что тебе еще предстоит самому для себя определить.

– Нет, нет и нет, – отчеканил Вир. – Не пытайтесь снова изъясняться со мной загадками. У меня и без того выдалась очень суровая ночь. Что, по-вашему, должен я делать с этой… информацией, которую вы мне подбросили? И кстати, с какой стати я должен верить, что эта запись, равно как и все остальное, не просто некая уловка с вашей стороны?

– Если мне удалось пробудить у тебя интерес, то я предлагаю тебе самому встретиться с Лондо и самому во всем убедиться. Ты должен как следует напоить Лондо, если только это удастся. А когда он опьянеет, но только сильно, по-настоящему опьянеет, шепнуть ему на ухо одно-единственное слово: «Шив’кала». И внимательно понаблюдать за реакцией. Но предупреждаю – произносить это слово можно лишь в том случае, если Лондо будет очень сильно пьян, потому что я подозреваю, что если скажешь это слово раньше времени, то умрешь прежде, чем успеешь что-либо заметить.

А что касается того, каких действий я жду от тебя, Вир… Что бы я ни просил, я прошу лишь то, что в силах сделать именно ты, и только ты. Ни больше, ни меньше.

Кейн отвесил легкий поклон и направился к двери.

– Постой, постой! – попытался задержать его Вир, но дверь уже закрылась за начинающим техномагом. Вир бросился за ним вслед, но когда дверь раскрылась, спустя всего секунду после ухода Кейна… Вир почему-то нисколько не был удивлен, что Кейна уже и след простыл.

В этот момент Вир не знал, кого он ненавидит больше: Кейна, Мэриэл, Дракхов или самого себя.

* * *

Он вернулся в свои апартаменты и сел на кровать. И сразу вспомнил тепло ее тела, прижимавшегося к нему. Интересно, случалось ли хоть однажды, что Мэриэл и в самом деле наслаждалась близостью с ним? Или все это было сплошное притворство? Чувствовала ли она когда-нибудь хотя бы слабые угрызения совести в связи с истинными мотивами своих поступков? Что он сможет сказать ей, когда она вернется? Мэриэл появится здесь, уверенная, что все продолжает идти точно так, как шло до ее отъезда, не подозревая, что что-нибудь могло измениться. Если Вир ей что-нибудь скажет, она наверняка будет все отрицать. И возможно, она будет все отрицать потому, что действительно ничего не было. Все может быть…

Нет. Нет, все это правда. Потому что совершенно очевидно, в словах Кейна гораздо больше смысла, чем в предположении, что такая женщина, как Мэриэл, может потерять голову из-за такого мужчины, как он.

Вир не имел ни малейшего понятия, что делать дальше. Он чувствовал, что отчаянно нуждается в собеседнике, с которым можно было бы обсудить создавшееся положение, но никто из нынешних его знакомых для этого не подходил. Все, кому Вир хоть немного доверял, исчезли.

Этой ночью он так и не сомкнул глаз, что, в общем-то, и не удивительно. И на следующее утро он был словно в тумане. Выйдя в коридор, Вир столкнулся с двумя послами, которые заботливо поинтересовались, когда появится Мэриэл, и наградили Вира взглядами, которые он раньше принял бы за искренние доброжелательные улыбки, но ныне расценил, как глупые ухмылки. Вир развернулся и вернулся назад в свои апартаменты.

Он сел на диван, дрожа от ярости и возмущения, а потом разрыдался. Это было не по-мужски, это было унизительно, но он был один, и ему было все равно. Вир уткнулся носом в подушку и всхлипывал, чувствуя себя так, будто сама его душа изливается сейчас в эту подушку. Он напрягал все силы, чтобы справиться с чувством унижения и одиночества, но каждый раз, когда ему казалось, что он уже выплакался, на него накатывал новый приступ слез, и он вновь бессильно отдавался ему. Когда, наконец, душевная боль и жалость к самому себе были выплаканы до конца, и Вир избавился от них, оказалось, что прошла уже большая часть дня.

Вир обнаружил, что после проведенной без наркоза операции по отсечению всех лишних чувств, в нем осталась одна лишь холодная отчаянная жажда мести. Мести этим прислужникам Теней, из-за которых его жизнь была теперь испорчена и порушена на многие и многие годы вперед. Ему доводилось стоять и бессильно наблюдать пришествие звездолетов Теней, стаями бороздивших небо над Примой Центавра. Ему довелось наблюдать медленное сползание Лондо во тьму, из которой его наставник так и не смог выбраться, а Вир так и не смог этого предотвратить. Он пережил и собственное сошествие в ад, когда обнаружил, что обагрил свои руки кровью императора.

И вот теперь Мэриэл. Стоило ему еще раз подумать о ней, и одного только проблеска воспоминаний оказалось достаточно, чтобы Вир взъярился. Обычно, ему удавалось быстро справляться с такими чувствами. Он всегда считал, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на бесплодные мечты о мщении. Но не в этот раз. На этот раз удар был нанесен по слишком интимному месту, и рана оказалась слишком глубокой. На этот раз кто-то или что-то испытает на себе все последствия того, что они с ним сделали.

И что представлялось Виру самым важным, так это то, что, впервые в жизни, его не интересовало, что станется дальше с ним самим. Какая-то часть жалости к самому себе осталась в нем, но она оказалась теперь перекованной во что-то иное. Не то, чтобы Вир впал в отчаяние. Наоборот, положив в фундамент это отсутствие беспокойства о своем собственном благополучии, Вир теперь вырабатывал в себе новое отношение к миру, которое, как он предчувствовал, останется в нем на многие месяцы, а быть может, и годы. Вир вовсе не жаждал умереть, но и инстинкт самосохранения больше не играл исключительной роли для него. Жажда мести начинала становиться для него превыше собственной безопасности.

Наконец, Вир немного приободрился и обратил свой взор на компьютерный терминал. Он вызвал на экран расписание рейсов и отметил, что на следующее утро был запланирован вылет транспорта на Приму Центавра. Вир сказал себе, что подобная прозорливость составителей расписания не может быть простой случайностью, это знак судьбы, свидетельствующий, что он, наконец, направился правильным курсом.

Вечером Вир лег в постель в полной уверенности, что ему никогда уже не хватит духа на то, чтобы закрыть глаза. И, как ни удивительно, тут же заснул.

На следующее утро он направился прямиком в сектор отправления. Он шел, словно вслепую, не глядя ни вправо, ни влево, редко замечая встречных, даже если они здоровались с ним. Он приобрел билет в один конец до Примы Центавра, спросил себя, случится ли ему еще когда-нибудь ступить ногой на Вавилон 5, и пришел к выводу, что сейчас его это не волнует.

* * *

Отбывая с Вавилона 5, Вир не заметил, что за ним следит Кейн, как не заметил и еще две фигуры, облаченные в такие же робы, которые стояли рядом с начинающим техномагом. Одна из этих фигур была женской, другая мужской.

– Ты ведешь очень опасную игру, Кейн, – сказала женщина, – и теперь ты втянул в нее Вира. А он даже не представляет, с чем столкнулся.

– Так же, как и мы, – возразил Кейн.

– Некоторое представление у нас все же есть. А у него нет ничего, кроме тех крупиц информации, которые ты подбросил ему.

– Это сработает.

– Но мне это не нравится, – решительно возразила женщина.

Мужчина, стоявший рядом с ней, усмехнулся.

– Тебе, Гвинн, все не нравится. А Кейн умеет мутить воду.

– Возможно, – нехотя согласилась женщина. Звали ее Гвинн. – Давайте будем просто надеяться, что мы не окажемся той рыбой, которую выловят в этой мутной воде.

* * *

Обычно во время путешествий длительность любого космического перелета казалась Виру воистину бесконечной. Он не особенно любил такие перелеты, и, как правило, проводил время, примостившись на краешке своего сидения, в непрерывном ожидании какой-нибудь неприятности, вроде столкновения с метеоритом, утечки кислорода, поломки двигателя или какой-нибудь иной катастрофы. Потому что он слишком хорошо сознавал тот факт, что вокруг простирается вакуум, не склонный никому прощать любую малейшую ошибку, и только относительно тонкая оболочка космического корабля стоит между ним и жестокой смертью. Но в нынешнем путешествии он даже и не вспомнил ни о чем подобном. Все мысли Вира были сфокусированы исключительно на Приме Центавра и на том, что же ему предпринять немедленно по прибытии туда.

А именно этого он, к несчастью, так и не придумал. Ему нужно встретиться с Лондо, но как этого добиться, Вир не знал, равно как не знал, что ему делать с Дракхом, или даже что вообще можно с ним поделать. Эти и еще множество других вопросов постоянно кружились у него в голове.

На этот раз никто не встречал его в космопорту, и это было просто замечательно. Вир никому не сообщил о своем прибытии. Он хотел, чтобы во дворце его появление оказалось полной неожиданностью. Шестым чувством он догадывался, что неожиданность является сейчас единственным его оружием. И собирался сделать свои передвижения и действия настолько непредсказуемыми, насколько это было возможно.

Основная трудность заключалась в том, что отныне единственным, кому он мог доверять, остался только он сам. Как бы ему хотелось доверять Лондо, но, увы, Вир уже увидел слишком много такого, что не позволяло ему теперь хоть сколько-нибудь доверять императору.

Не доверял он и техномагам. Его первая встреча с этой расой, которая произошла на Вавилоне 5 много лет назад, во время Великого Переселения техномагов, оставила у Вира убеждение, что все они – обманщики и трюкачи. Кошмарная иллюзия, которую техномаги наслали на него, монстр, угрожавший разорвать Вира на кусочки, до сих пор являлся к нему в ночных кошмарах (30).

У расы техномагов были свои интересы, свои побуждения, своя повестка дня. По-прежнему оставалась определенная вероятность, что, по непонятным причинам, Кейн все это просто подстроил. Что вовсе не было такого явления, которое называлось «Дракхи». То, что Кейн показал Виру, было столь коротким фрагментом, настолько малоубедительным, что у Вира возникали серьезные сомнения в откровенности техномага. Кейн мог просто все это сфабриковать, чтобы подорвать преданность Вира Приме Центавра – по причинам, о которых Вир мог только гадать. А это могло также означать, что и вся история с Мэриэл также сфальсифицирована…

Но нет. Нет. Вир был уверен, что история с Мэриэл – не фальшивка. Чем дальше он улетал от Вавилона 5, чем более далекой становилась арена их совместной жизни, тем яснее становилось это для него.

Вир прибыл во дворец, и его с вежливым удивлением приветствовала личная охрана Лондо. Его проводили в приемную, где ему предстояло дожидаться свободного окна в напряженном расписании императора, когда была бы возможна эта незапланированная аудиенция.

– Если бы только мы ожидали вашего прибытия, то могли бы разместить вас с большими удобствами, – сказали Виру. Он только плечами пожал. Для него не было большой разницы.

Сидя в приемной в ожидании аудиенции, Вир все еще не мог стереть образ Мэриэл из своей памяти. Но он твердо решил, что именно этого необходимо добиться. Вир мысленно нарисовал перед собой ее презренное лицо, и начал мысленно разбирать его на кусочки, деталь за деталью. Вырвал глаза, отрезал нос, удалил зубы, язык, все вообще, пока не осталась лишь зияющая пустота там, где когда-то была эта женщина, занимавшая, оказывается, столь много места в его голове.

И когда Вир избавился от нее – или по меньшей мере, когда он решил, что избавился от нее – он точно знал одно. Вир знал, что если раньше он никогда не встречался с женами Лондо Моллари, то и впредь, с этого самого момента, ни с одной из них он не намерен встречаться больше никогда.

Дверь приемной плавно отворилась, и Вир автоматически начал привставать… и застыл, так и не успев подняться.

Вовсе не Лондо появился в дверях. Вместо него там была миниатюрная женщина-центаврианка, круглолицая, с холодными насмешливыми глазами, с губками трубочкой, в знак неодобрительного отношения ко всему окружающему, и ледяными манерами.

– Ты потерял в весе, Вир. И выглядишь измотанным. Тебе срочно надо перекусить, – сказала ему Тимов, дочь Алгула, жена Лондо Моллари.

Интерлюдия

Нехорошие слухи поползли по раскопкам.

Конечно, у планеты и раньше была дурная репутация. Все знали эти истории. Но никто не воспринимал их всерьез, по-настоящему всерьез. Их обсуждали по вечерам, но по началу эта болтовня больше походила на страшилки, которыми пугают друг друга дети, сидя в походе вокруг костра.

Но проходил месяц за месяцем, и у всех стало возникать чувство, что они подбираются все ближе к чему-то. Никто не знал, к чему именно, но было всеобщее и безошибочное предчувствие чего-то дурного, даже у людей столь здравомысленных, что они бы никогда бы не купились на старомодное представление об этой планете, как обители привидений.

А затем возникла проблема загадочного исчезновения землекопов.

Когда исчез первый, никто об этом не задумался. Но затем, месяц за месяцем, исчезновения случались все чаще. Поначалу полагали, что это простое дезертирство, но некоторые из исчезнувших оказались работягами, которым не было никакого резона дезертировать. Наоборот, один из них, парень по имени Нул, как раз перед исчезновением говорил о том, какая замечательная штука, эти раскопки, ничего лучше в жизни у него не было. Благодаря раскопкам, он смог, наконец, отвязаться от жены, которую терпеть не мог, и детей, которых никогда не понимал, да и от всей этой прежней жизни, которая не дала ему ничего, кроме горечи. Поэтому, когда Нул исчез, у всех в изумлении поднялись брови, и по городу поползли разные кривотолки.

Короче говоря, никто не понимал, что, черт возьми, происходит. Начались даже разговоры о массовом побеге, но представители Министерства Внутренней Безопасности учуяли, куда ветер дует, и тотчас же утихомирили волнения среди рабочих. Однако, ради собственной безопасности, никто больше не решался странствовать в одиночку, все ходили группами не менее чем по трое или больше, и не решались предпринимать изыскания в тех местах, которые выходили за предписанные границы.

И еще, все стали больше времени проводить в городе. По правде говоря, никакого города здесь строить не предполагалось. Но разнообразные потребности рабочих требовалось как-то обслуживать, и подтверждая закон, гласящий что форма всегда соответствует содержанию, в ответ на возникшие потребности вблизи от раскопок сформировалось небольшое торговое сообщество, постепенно превратившееся в что-то наподобие городка. Иногда здесь появлялись также разные авантюристы и просто любители экзотики, но по большей части это была нормальная, тесно сплоченная коммуна. По крайней мере, нормальная настолько, насколько можно ожидать от общества, живущего в постоянной атмосфере дурных предчувствий.

Тем временем, раскопки все ближе подбирались к тому, что было скрыто и забыто в течение тысячелетия…

Глава 6

За два года до того, как Вир Котто обнаружил, что внезапно оказался в обществе Тимов, Лондо Моллари взглянул на выражение лица своего камердинера, Дунсени, который в панике вбежал в тронный зал, и мгновенно все понял.

– Она здесь, ведь это она, – констатировал Лондо.

Дунсени смог лишь кивнуть в ответ, но этим он сказал все. Дунсени уже многие годы обслуживал Лондо и исполнял разнообразные его поручения, безропотно подчинялся любым капризам и терпеливо сносил любые испытания, обрушивавшиеся на него. Но теперь у него был совершенно ошарашенный вид, на грани ужаса, и именно это явилось для Лондо основным признаком, сигнализировавшим о скором появлении главного страшилища этой Вселенной, известного под именем Тимов.

Лондо тяжело вздохнул. Он предчувствовал, что это время когда-нибудь придет. Только не знал, когда.

В этом отношении прибытие Тимов было сродни приходу смерти. Впрочем, возможно, и нет… Лондо довольно точно представлял себе, какой будет его смерть, и имел некоторые догадки о том, сколько еще пройдет времени, прежде чем его бренное тело прекратит свое существование. Это подвело его к мысли о том, что Тимов, пожалуй, даже более ужасна и непредсказуема, чем смерть. «А ей, пожалуй, пришлась бы по нраву эта мысль», – промелькнуло у него в голове.

– Пусть войдет, – только и сказал Лондо, и Дунсени благодарно кивнул. И Лондо вполне его понимал. Бедняге сейчас меньше всего хотелось вернуться к Тимов только для того, чтобы объявить ей, будто император слишком занят государственными делами (31) и у него не найдется времени принять свою жену.

Мгновение спустя в тронный зал влетела Тимов, озираясь по сторонам с явным неодобрением, как будто она пыталась определить, что здесь в первую очередь нуждается в исправлении.

А затем взглянула прямо в глаза Лондо.

– Эти занавеси просто ужасны. Тебе нужно больше света.

– Я не удивлен, – пробурчал Лондо.

– Что?

– И, в самом деле, что? Именно такой вопрос стоит перед нами, Тимов. Что ты здесь делаешь.

– И это все, что я от тебя услышу, Лондо? Грубый вопрос? Волна враждебности? Я же, в конце концов, твоя жена.

– Да. Ты моя жена. Но я, – Лондо поднялся с трона, – я – твой император. И ты будешь обращаться ко мне с должным уважением, как подобает женщине в присутствии верховного правителя Республики Центавра.

– Ох, пожалуйста, – пренебрежительно отмахнулась Тимов.

Но Лондо сошел с трона и медленно приблизился к ней.

– Опустись на колено, женщина. Если бы ты столько же времени раздумывала над приказом императора Картажи, то сейчас твоя голова уже лежала бы перед ним на блюде. Ты будешь преклонять передо мной колено, ты будешь говорить только тогда, когда я тебе это дозволю, и вообще, подчиняться моим приказам, или, о Великий Создатель… тебя немедленно выволокут отсюда и казнят, а твою голову насадят на пику, в назидание всем непокорным женам на всей нашей планете! Ты меня поняла?

Тимов даже не шелохнулась. Их лица были уже в нескольких дюймах друг от друга. А затем Тимов извлекла носовой платок из рукава своего платья, и слегка обтерла им правый уголок рта своего мужа.

– Что ты делаешь? – удивился Лондо.

– Ты немного брызнул слюной. Стой спокойно.

Лондо не мог поверить, что все это происходит в реальности. Ему казалось, что он попал в какой-то странный сон.

– Ты потеряла разум? Ты не слышала ни одного слова из того, что я сказал?

– Слышала. И если для того, чтобы украсить моей головой экстерьер своего дворца, ты сейчас собираешься вызвать палачей, ты не должен предстать перед ними ужасным, как взбесившийся зверь. Будучи женой императора, я озабочена сохранением имиджа своего мужа. И тебе тоже стоило бы. Ну вот, все в порядке. – Тимов свернула платочек и убрала его обратно в рукав своего платья. А затем безмятежно сложила руки перед собой. – Очень хорошо. Я готова, – сказала она, и с вызовом вздернула подбородок. – Зови своих палачей. Пусть меня уводят, потому что я не собираюсь раболепствовать перед тобой. Я знаю, что ты и сам всегда ждал от меня именно этого.

Лондо некоторое время смотрел на свою жену, разинув рот, и не верил в происходящее. А затем медленно покачал головой, и вернулся на трон.

– Но мне интересно, – продолжила Тимов, как ни в чем не бывало, – ты меня казнишь действительно через отрубание головы? Или сначала меня умертвят каким-нибудь другим образом, и только после этого отрубят голову. Ведь от этого зависит, как мне нарядиться на казнь. К примеру, при отрубании головы обычно проливается много крови. И потому я предпочла бы надеть что-нибудь ярко-красное, для гармонии цвета. А если казнь будет менее кровопролитная, допустим, мне дадут яд, тогда я предпочла бы надеть одно из моих голубых платьев, пожалуй, с большим декольте. Я знаю, это несколько более вызывающе, чем мой обычный наряд, но раз уж это будет мое последнее появление на публике, то почему бы мне не уйти, оставив пищу для сплетен? Впрочем, платье из золотой парчи…

– Ох, заткнись, пожалуйста, – вздохнул Лондо.

Тимов и в самом деле смолкла, но уже через мгновение заботливо спросила:

– Ты выглядишь утомленным, Лондо. Может, мне самой позвать стражу?

– О, Великий Создатель… Я не верю. Этого не может быть.

Тимов скрестила руки.

– Чего не может быть?

– Того, что я так соскучился по тебе, – задумчиво отозвался Лондо.

– Да. Я знаю, что ты скучал по мне.

– А вот я никогда бы не подумал, что до этого дойдет.

– Хочешь, я расскажу, почему ты скучал по мне? – спросила Тимов.

– Зачем спрашиваешь разрешения? Разве я могу тебе в этом воспрепятствовать?

Тимов, никак не реагируя на слова Лондо, обходила тронный зал по периметру и по пути ровным тоном говорила:

– Потому, Лондо, что ты здесь окружен людьми, которые не относятся к тебе иначе как к императору. Но ты большую часть своей жизни императором не был. Ты гораздо больше привык, чтобы к тебе относились просто как к Лондо Моллари. Это твое естественное состояние, и мне кажется, в глубине души ты мечтаешь вернуться в те дни. Именно поэтому ты так одинок…

Лондо подозрительно покосился на нее.

– Кто сказал тебе, что я одинок?

– Никто, – ответила Тимов, слегка передернув плечиками. – Я просто высказала свое предположение…

– Ну не-е-е-ет, – Лондо погрозил ей пальцем. – Теперь-то мне все ясно. Ты поговорила с Сенной, не так ли?

– Сенна… – Тимов старательно нахмурилась. – Кажется, я не могу припомнить никого с таким именем.

– Не пытайся обманывать меня, Тимов. В этом деле я гораздо опытнее тебя, и потому с легкостью могу определить, когда мне начинает врать любой, даже самый опытный из врунов. А тебя ну никак нельзя считать опытной в этом деле, поскольку, напротив, ты всегда говоришь в точности то, что думаешь, без исключений. Я даже думаю, что если ты начнешь врать мне, у тебя просто челюсть отломится.

– Что ж, буду считать это комплиментом, – вздохнула Тимов. – Да. Сенна говорила со мной.

– Ага! Я так и знал.

– Она беспокоится за тебя, Лондо. Небесам ведомо, что вокруг тебя слишком мало тех, кто действительно беспокоится о тебе. Всех волнует лишь то, как бы использовать твою власть для укрепления своих собственных позиций, или как лучше с твоей помощью решить свои собственные проблемы.

– А это тебе откуда известно?

– Потому что я знаю, как работают мозги наших сограждан, Лондо. Я знаю, в каких ситуациях какие игроки какую игру начинают вести.

– А что за игру ведешь ты, Тимов? – спросил Лондо, указав на нее пальцем. – Ждешь ли ты, что я поверю, будто тебя привело сюда исключительно беспокойство обо мне? Учти, что в это я готов поверить столь же охотно, как и в то, что ты никогда не слышала о Сенне.

– А я и не собираюсь с тобой церемониться, Лондо. Я устала от того, что ты держишь меня на расстоянии. Мне, как жене императора, полагаются статус, власть, деньги. А сам ты не удосужился ни связаться со мной, ни вызвать меня сюда, чтобы я могла, как это и положено жене императора, блистать при твоем дворе.

– Ты сама раньше не хотела ничего.

– Это правда. Земли и поместья дома Моллари просто великолепны, и мой жребий в этой жизни несомненно гораздо лучше, чем у несчастных Даггер и Мэриэл…

– «Несчастные» Даггер и Мэриэл? – фыркнул Лондо. – Ты хочешь сказать, что испытываешь к ним некую жалость?

– Нет, я не стану оскорблять твои лучшие чувства подобными заявлениями. Но как я слышала, в последнее время дела у них шли довольно мрачно.

– И ты пыталась уладить их дела, истратив на это те деньги, которые я тебе даю?

– Конечно, нет, – в свою очередь фыркнула Тимов. – Я сделала для них ровно столько, сколько они сделали бы для меня в подобной ситуации.

– Как всегда, Тимов, на тебя можно положиться.

– Именно так. Ты, Лондо, как всегда, язвишь, но ведь на меня и в самом деле всегда можно положиться, и ты это знаешь. Держу пари, что даже сейчас, когда мы разговариваем, ты окружен подпевалами, готовыми нанести удар тебе в спину… приживалами и паразитами всех мастей. Но ведь тебе нужен кто-то, кто был бы честен с тобой, кто будет говорить тебе именно то, что она и думает…

– То, что «она» думает, – с несчастным видом повторил Лондо.

– … и никогда не предаст тебя. Ты ведь сам так сказал, Лондо. Со мной ты всегда точно знаешь, чего ты стоишь. (32)

– Только вот мое положение теперь несколько изменилось, Тимов, если ты это заметила. Я теперь император. Ставки очень возросли.

– Но не для меня. Для всяких там Дурлы, Лионэ и им подобных, для тех, из кого и состоит весь твой двор. Для них, может быть, что-нибудь и изменилось. Им теперь может быть выгодно убрать тебя с дороги, чтобы самим попытаться захватить власть. Но какой бы властью ни обладала я, вся эта власть исходит только от тебя, Лондо, она существует лишь благодаря тебе. Если ты уйдешь, то уйду и я тоже. Получается, что я все поставила на тебя.

– Значит, дело не просто в деньгах. Ну, скажи, ведь деньги – это, в самом деле, далеко не все, что тебя заботит?

Тимов медленно подошла к окну и оглядела открывавшийся вид Примы Центавра. Лондо отметил про себя, что Тимов заодно провела рукой в белоснежной перчатке по подоконнику, после чего взглянула на пальцы. Результат ей явно не понравился, потому что она покачала головой с мягкой укоризной. Лондо взял на заметку, что необходимо поговорить об этом с уборщиками.

– Если бы меня волновали только деньги, Лондо, – сказала Тимов после долгого размышления, – я бы не стала давать свою кровь, чтобы спасти твою жизнь несколько лет назад, когда ты лежал при смерти на Вавилоне 5. Мне оставалось лишь подождать несколько часов, пока ты умрешь, и я получила бы в наследство – на троих с Даггер и Мэриэл – все твои поместья. (33)

– А я уж думал, ты никогда мне в этом не сознаешься.

– А я и не собиралась. Мне казалось… – Тимов внезапно умолкла, обернулась и уставилась на Лондо. – Погоди. А откуда ты… узнал? Ты ЗНАЛ?

– Конечно, знал. Ведь ты же не считаешь меня дураком?

– Но… но откуда?

– Один из медицинских работников Франклина однажды упомянул вскользь, что мне делали переливание. А у меня достаточно редкая группа крови, и я знаю также, что такая же точно и у тебя, я запомнил это еще с наших предсвадебных медицинских тестов. И потому я прямо спросил у этого медтехника, была ли донором ты. И ему пришлось признаться, но он очень просил, чтобы я никому больше не говорил об этом.

– Так вот почему из всех нас ты выбрал именно меня, чтобы оставить своей единственной женой.

У окна стоял небольшой диванчик с маленькой подушкой, и Тимов присела на него, в изумлении качая головой.

– Этот медтехник умолял меня сохранить мою догадку в тайне, поскольку очень боялся, что доктор Франклин узнает о том, что он – как там говорят Земляне? – расщебетал об этой тайне. Так почему же ты все-таки решила признаться, после стольких лет?

– Для того, чтобы ты понял, – ответила Тимов, слегка растерянная из-за того, что не удалось добиться эффекта неожиданного раскрытия драматической тайны, – что на меня действительно можно положиться.

– Если ты имеешь в виду, что никогда не предашь меня… нет, конечно, в это я никогда не поверю. Впрочем, только потому, – пояснил Лондо, видя, что Тимов несколько упала духом, – что я не могу позволить себе поверить в этом отношении вообще никому. Это простая и печальная реальность моего существования.

– Я вижу, что мне просто необходимо остаться здесь хотя бы на некоторое время, Лондо, – заявила Тимов. – Здесь определенно накопилась масса дел, которыми я буду заниматься теми днями и ночами, что проведу во дворце. И уж, по крайней мере, Сенна получит положительный пример модели поведения женщины, нашедшей свое место при твоем дворе.

– А ты уверена, что такое место для нее существует? – поинтересовался Лондо.

Губки Тимов сжались, придав ее лицу замечательное выражение «нам-не-смешно», самое привычное для нее, выразительность которого она совершенствовала год от года.

– Если ты и в самом деле так одинок, как подозревает Сенна… Тогда ты очень скоро почувствуешь, что я всерьез занялась этой проблемой. А что касается меня, то я смогу, наконец, с пользой воспользоваться всеми теми правами, которыми обладаю в качестве жены императора.

– Если только, конечно, я и с тобой не разведусь, – тихо сказал Лондо.

Тимов изучающе посмотрела на него.

– Ты и в самом деле намерен так поступить?

– Не знаю. Я буду обдумывать все варианты.

– Отлично. Подумать тебе не повредит, – сказала Тимов, вновь поджав губы. – А пока что, будь любезен, прикажи кому-нибудь помочь доставить багаж в мою комнату. Ведь, я полагаю, хоть где-нибудь в этом разукрашенном мавзолее ты сможешь организовать что-то вроде жилья для меня? Ты ведь, надеюсь, не рассчитываешь, что я буду спать с тобой. – Тимов аж передернуло. – До сих пор не могу забыть то жуткое зрелище, которое ты являл собой в обществе Даггер и Мэриэл. Бесстыдство.

– Ах, да, – ностальгически произнес Лондо. – Как ты тогда назвала это? О, вспомнил. Моя «сексуальная олимпиада». (34)

Тимов очень громко хмыкнула.

– Это же абсурдная ситуация, Тимов, и ты это прекрасно понимаешь. Чтобы ты была здесь, носилась по дворцу, выражая повсюду неодобрение моим действиям и моему поведению? Подрывала мой авторитет в глазах всего двора?

– Я этого вовсе не говорила, Лондо. И будь любезен, не вкладывай в мои уста чужие слова, и не приписывай мне намерения совершать неприемлемые для меня поступки. В присутствии других, твоих придворных и прочего сброда, я никогда не подумаю произнести нечто такое, что может хоть в малейшей степени уронить твое достоинство или бросить тень на твой авторитет.

Лондо уставился на свою жену с таким видом, будто на голову ему только что рухнул кирпич.

– Ты это серьезно?

– Конечно, я это серьезно. Уважение к человеку, это одно. Уважение к посту, который он занимает, это совсем другое. Личные дела, это одно, а публичные – это совсем другое. С моей стороны было бы, мягко говоря, лицемерием пользоваться к своей выгоде привилегиями жены императора, с одной стороны, и унижать этого же императора в глазах его подданных, с другой. Я здесь для того, чтобы помочь тебе править нашим миром, Лондо. Править мудро и справедливо. Но невозможно править теми, кто тебя не уважает, и женщина, которая публично унижала бы своего мужа-правителя, тем самым унижала бы всю Приму Центавра. Потому что пока ты остаешься императором, ты и есть сама Прима Центавра, и да помогут нам небеса.