Текст книги "Венеция. Прекрасный город"

Автор книги: Питер Акройд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Менее привлекательный предмет представляет собой земля, на которой венецианцы развивали своеобразный агрикультурный капитализм. В XV веке Венеция приобрела значительную территорию на материке. Столетием позже ее ландшафт был преображен. Часть патрициев отказались от морской торговли и вместо этого сконцентрировались на вложениях в terra firma (твердую землю). Работники обрабатывали поля под присмотром надзирателей. Амбары и винные прессы были обустроены для максимально эффективной работы. Земля была мелиорирована, налажена система ирригации. Венецианцы применяли технологии, которыми пользовались для создания самого города. Этим отмечен конец феодализма, и новые владельцы земель в конечном счете стали известны как capitalisti В это же время распространились мода на буколическую поэзию и тяга к пасторальным пейзажам. Культура следовала за экономикой.

В XVII веке, когда торговля становилась все более затрудненной и ненадежной, венецианские патриции стали смотреть на землю как на основной источник дохода. Экспортировались рис и кукуруза, выращивалась шелковица. К XVIII веку земледелие оказалось в Венеции единственным выгодным предприятием. Кое-кто оплакивал это бегство от торговли к фермерству. Неправильно оставлять море, зеркало Венеции, чтобы обрабатывать землю. Или так казалось... Однако венецианцы всегда предпочитали выгоду чести. Эксплуатируя terra firma, они остались верны своему первому принципу. Хотя, разумеется, это не могло не иметь последствий. Частичный уход Венеции из мира торговли неизбежно привел к уменьшению ее влияния и потере статуса. Венецианцы стали провинциалами.

Главным рынком города остался рынок Риальто. Это был источник энергии для Венеции. Это было семя, исток. Он напоминает лондонский Сити, средоточие энергии Лондона, но более локален и насыщен. Предположительно, именно здесь ступили на берег первые венецианские поселенцы, и благодаря странной алхимии города здесь же начали торговлю первые купцы. Коммерция будто выросла из-под земли в полном вооружении.

В конце XI века в городских документах появляется запись о том, что патрицианские семьи Градениго и Орио уступили городу свои владения по соседству с Риальто для организации общественного рынка; район уже какое-то время был центром торговли и использовался в основном мясниками, так что дар городской коммуне был признанием этого факта. В XII веке частные дома в окрестностях были перестроены в магазины и склады товаров. Риальто стал настоящим базаром. Его значение было таково, что в 1497 году Совет десяти своим декретом объявил его sacrario (священной территорией). В Пепельную среду и Страстную пятницу к двум главным церквам Риальто двигались герцогские процессии. Более явного одобрения торговля иметь просто не могла. Ее лелеяли всячески.

Риальто рос и рос. Внешние улицы были расчищены и расширены, улучшены каналы, построены доки. В 1280-х к западу от первоначального места рынка сооружен Rialto Nuovo (Новый Риальто), тридцатью годами позже сатро di Rialto была расширена. Всеобщим желанием было придать этому коммерческому месту гармонию и даже величие; так, на стене ее главной колоннады поместили огромную карту мира. Здесь были тюрьма и колонна для официальных объявлений. Были склады и правительственные канцелярии для управления торговлей. Патриции встречались и толпились на крытой галерее на мосту Риальто. Когда в 1514 году большая часть этого района была разрушена пожаром, он был отстроен по тому же плану. Неизменный консерватизм венецианцев требовал сохранять старые формы. Риальто, так же естественно, как восточный souk (от арабского слова базар), стал символом торговли.

Главная улица была застроена роскошными магазинами, но нашлось место и для банков, и для страховых контор. Для каждого вида товара существовали отдельные рынки и специализированные палатки, к примеру, для изделий из кожи. Чем дороже товар, тем ближе к сердцу Риальто он продавался; а сердцем Риальто была маленькая церковь Сан-Джакомо ди Риальто. На периферии располагались таверны и бордели, там же отводились места продавцам тряпья и подержанных вещей. Это был остров наживы, крупной и мелкой. Это была маленькая Венеция внутри большой, яркий пример коммерческой жизни.

По соседству уже имелся деревянный мост, соединяющий берега Большого канала; он дважды перестраивался и далее подвергался усовершенствованиям. Первый камень ныне существующего моста заложили в 1588 году, строительство дли лось три года. Два ряда магазинов и ларьков выстроились на всю его двадцатисемиметровую длину, но не забыто было и возвышенное значение коммерции. Мост украсили фигуры архангела Гавриила и Девы Марии. Аве, монеты, будьте благословенны.

Топография города определялась центрами торговли. Крупнейшие campi стали рынками под открытым небом. На Мерчерии – улице, соединяющей площадь Святого Марка и Риальто, было построено двести семьдесят шесть магазинов. Это была, согласно Джону Ивлину, “одна из прекраснейших улиц в мире”. Еще были коробейники, уличные торговцы и бродячие ремесленники; распродажи и аукционы проводились на улицах, в портиках и в тени церквей, магазины же становились местами собраний. Это был великий карнавал коммерции.

В Венеции были торговцы всех разновидностей. Имелось не менее сорока торговых гильдий, от аптекарей до ткачей, от трактирщиков до цирюльников. А еще имелись сотни профессий, не образовывавших гильдий, таких как кормилицы, или грузчики, или чистильщики отхожих мест. Практически все население Венеции работало. Это было жизненно необходимо для всех ниже уровня патрициев. Существующие названия городских улиц несут в себе свидетельства забытого мира труда и торговли – улица Кровельщиков, улица Мыловаров, улица Воскобойных Заводов, улица Красильщиков. Улица Мастеров Золотых Дел стала в конце XIX века улицей Зеленщиков. Портные и ювелиры работали вместе, в одном квартале. Якопо Беллини, основатель великой династии Беллини, много рисовал бродячих работников своего города. Он понимал, что эти лавочники и разносчики, в сущности, и есть Венеция.

Значительная часть венецианцев работала в текстильном производстве. Кружевницы слепли от работы. Детей приобщали к ремеслу с пятилетнего возраста. Изысканное искусство, ценимое богатыми матронами Европы, измерялось человеческими страданиями. Другие рабочие превращали не обработанную английскую шерсть в готовые вещи. Ткацкие станки города производили дамаст и парчу. Мастера создавали гобелены; прядильщики пряли хлопок. Разумеется, женщины и дети тоже участвовали в производстве. Работа не знает половых различий. В отличие от женщин патрицианского сословия, на передвижения и свободу которых налагались строгие ограничения, женщины более низких слоев были топливом в огне венецианской экономики. Женщины работали печатниками и трубочистами, шили паруса и торговали скобяными изделиями.

Были и женщины-лоточницы. Гаэтано Зампино в опубликованной в 1785 году книге “Голоса Венеции” насчитывает шестьдесят разных видов лоточников. Схожие книги были написаны в Лондоне и Париже, но в Венеции бесконечный звук человеческих голосов имел особые, неповторимые качества. Здесь не было других фоновых шумов, кроме торопливых шагов прохожих и криков гондольеров. Голоса торговца дровами, мастера по починке мебели и человека с дрессированной обезьянкой отдавались эхом среди каменных улиц, радостные и печальные, громкие и задушевные. “Помидоры малосольные, как раз для салата!”; “Дамы, кому лимоны на лимонад!”; “Груши, сочные, на бороду течет!”

В этой атмосфере все поднималось или опускалось до статуса товара. Когда Венеция богатела, ее церкви украшались все обильнее, становясь похожими на покрытые орнаментами и инкрустацией ларчики для драгоценностей благородных дам. Есть предание, что при создании города Всевышнему было обещано “сто храмов из золота и мрамора”. Почтение к пышности и блеску здесь имеет давние корни. Поэтому Венеция и была витриной мира. Когда информация стала товаром, Венеция сделалась центром торговли печатными книгами. Оказалось, что знание можно упаковать так же, как груз перца. Альбрехт Дюрер, некоторое время живший в Венеции, выполнил набросок, на котором книги производятся массово, как ковриги хлеба. В результате в Венеции было больше грамотных людей, чем в любом другом городе Италии. Зарождающийся капитализм нашел применение и этому. Надо ли говорить, что выпуск сценических представлений в печатном виде, для чтения, начался именно в Венеции.

Процветала торговля людьми. В XII веке Венеция превзошла в этом остальные города и страны. Венецианцы были отпетыми работорговцами, а рынки Риальто и Сан-Джорджо – средоточием работорговли. Венецианцы весьма ценили этот источник дохода, потому что выгода от каждой продажи здесь достигала тысячи процентов. Они продавали русских и даже греческих христиан сарацинам. Мужчин, женщин и детей, купленных или захваченных в Черноморском регионе, в том числе грузин и армян, отправляли в Венецию, где их перепродавали в Египет, Марокко, на Крит или на Кипр. Молодых женщин и мальчиков продавали в наложники. Дож Пьетро Мочениго в семидесятилетнем возрасте держал в своей свите двух турецких юношей.

Многие рабы попадали в венецианские семьи. Патрицианское семейство не мыслилось без свиты из трех-четырех рабов. Даже венецианские ремесленники владели рабами и использовали их труд в своих мастерских и магазинах. Венецианские монастыри тоже держали рабов для домашних работ. Галеры снабжали командами рабов. Город постоянно нуждался в свежем пополнении: дело в том, что рабский статус не наследовался. Многих рабов хозяева освобождали. К примеру, Марко Поло перед смертью, в 1324 году, освободил одного из своих рабов – Петра Татарина. В 1580 году в столице было три тысячи рабов. Черные гондольеры на изображениях Венеции кисти Карпаччо тоже все рабы.

Священные привилегии Церкви тоже продавались и покупались; продавались даже алтари, алтарные окна и праздничные мессы. В 1180 году на площади Святого Марка появился прилавок для торговли индульгенциями, освобождавшими от ожидания в Чистилище. Можно было купить и реликвии. Подлинное облачение Спасителя оценивалось в десять тысяч дукатов. Остров Крит оказался несколько дешевле. Его Венеция купила за тысячу серебряных марок.

Музыка и живопись, скульптура и опера – все оценивалось с позиций прибыли и убытка. Суть дела предельно ясно изложил самый венецианский по духу художник XVIII века Джамбаттиста Тьеполо, который утверждал, что художник должен “угождать людям благородным и богатым... а не тем, которые не могут купить картину высокой стоимости”. Это можно считать моральным императивом не в меньшей степени, чем экономическим. В процессе привлечения богатого клиента художники “обращались к высокому, героическому, совершенному”. В Венеции были все основания верить, что обладание деньгами совместимо со стремлением к славе. Можно выдвинуть точку зрения, что сам Ренессанс, вышедший из общественной и культурной жизни итальянских городов, был началом движения западного мира к товаризации: предметы искусства можно было заказать и купить, перевезти из одного места в другое, они не были уникальны, не существовали только в одном каком-то городе или в одном каком-то обществе. В Венеции можно наблюдать подъем культурного материализма, создавшего, в свою очередь, первую космополитическую культуру. Музыка также была частью рынка, где яро торговались Вивальди и Галуппи. Опера имела в Венеции большой успех, потому что с самого начала была прибыльна. Спекулянты делали деньги даже на аренде лож. В этом городе вообще трудно найти такой вид человеческой деятельности, который не был бы изначально коммерческим – или коммерческим по сути.

Венецианские живописцы на своих портретах и на более масштабных полотнах с изображением городских сцен часто демонстрировали различные дорогостоящие материальные блага. Модель изображалась в окружении имущества, а город – в блеске украшений. Картины Беллини запечатлели прекрасный фарфор и пышные ковры, продававшиеся в то время в магазинах Венеции. Эти холсты, в свою очередь, помещались в изысканные золоченые рамы. Не случайно венецианские дома славились изобилием картин. Все говорило о богатстве.

Художники приезжали в лагуну учиться использованию золотой пудры в картинах и украшении рукописей. Здесь же, в Венеции, они могли найти лучшие краски, привезенные с Востока. Венецианские живописцы также были известны мастерством в передаче фактуры бархата и атласа, продающихся в городе. Изображая дожа (1501), Беллини одел его в дорогой дамаст, только на днях ввезенный из Леванта. Это знак того, что прежде всего искусство рассматривается как товар. Во многих случаях первый план был лишен содержания или, точнее, сущность изображаемого была подчинена требованиям декоративности, дороговизны, выставленной напоказ. Один из атрибутов капитализма: значимость объекта определяется не его сутью, а его рыночной стоимостью. Это один из неизменных признаков венецианской живописи.

Взгляд на искусство как ремесло влияет на культурную историю Венеции. Многие произведения были непосредственно заказаны неким лицом или лицами, так что автор прямо сталкивался с тем, что сейчас назвали бы требованиями заказчика. В XV веке между теорией искусства и практикой торговли прослеживалась неразрывная связь. Существовали руководства, инструктирующие купцов относительно правильности красок и оттенков, причем изложенные в терминах, которые использовали художники. В торговле и искусстве объекты отделяют от окружающего мира; их можно тщательно осмотреть, изучить, оценить. Покупатель ведь тоже оценивает глазами.

Имелась связь и между торговым расчетом и геометрией картин: в XV веке Пьеро делла Франческа написал не только трактат “О перспективе в живописи”, но и “Трактат об абаке”. Когда венецианский торговец просчитывал объемы и внешний вид товара, он решал ту же задачу, что и венецианский художник. В 1530-х годах в Венеции одновременно жили Себастьяно Серлио и Андреас Везалий. Один написал трактат об архитектуре, другой о человеческом теле. Сходство великолепных иллюстраций обеих книг бросается в глаза.

Картины постоянно продавались и перевозились по торговым путям города на обе стороны Адриатики; искусство в буквальном смысле следовало за коммерцией. Установление торговли между Венецией и Нидерландами, к примеру, знаменовалось взаимовыгодным обменом между школами живописи. Когда торговля соединила Венецию и Германию, их также объединило искусство. У добрых граждан Аугсбурга и Зальцбурга было немало картин венецианской школы, а у венецианских коллекционеров – работ германских и нидерландских мастеров.

Существовал также рынок прикладного искусства – живописных панно для церквей и картин для оформления интерьеров. Для этого рынка ценовые характеристики значили чуть ли не больше, чем эстетические. В XVI веке в Венеции уже работали “дилеры”, посредничавшие между художником и клиентом, продавцом и покупателем. Контракты, заключаемые между заказчиком и поставщиком, часто оговаривали количество золота или дорогостоящих красок, которые следовало употребить на каждую картину. В них оговаривались характер и размеры полотна. Устанавливались срок готовности и неустойка за опоздание. Некоторые контракты даже включали статью, где художник гарантировал, что его произведение превзойдет работу другого поименованного автора. Тинторетто из семьи красильщиков имел все навыки купца. Он обычно сбивал цены конкурентам, тем самым обеспечивая себе постоянный приток заказов. Он работал быстро и продавал свою работу дешево. Письма Тициана полны обсуждениями денежных вопросов, финансовыми требованиями, торгом и жалобами. Каналетто, двумя столетиями позже, был мастером работы на экспорт. Тьеполо сосредоточился на исторических и аллегорических полотнах на том резонном основании, что только они дают достаточный уровень дохода.

В Венеции существовала страсть к коллекционированию; все, от римских монет до природных диковин, приобреталось и помещалось в витрину или в шкаф. И в этом смысле город стал рынком. В XVI-XVII веках частное коллекционирование было чисто венецианским явлением. Оно создавало новые формы спроса и методы накопления; оно сделало факт обладания вещью самоценным. Покупатель мог принять позу ценителя. Он называл себя virtuoso (знаток, коллекционер).

Первые известные коллекции – из Венеции, и они берут начало в XIV столетии. Одержимость антиквариатом, а также собиранием диковин, росла и ширилась. Коллекция венецианского патриция Андреа Вендрамина включала скульптуры и медали, урны и геммы, лампы и ракушки, растения и рукописи, костюмы и мумифицированных животных. Целый мир можно было купить и выставить в витрине. Другой венецианский патриций, Федериго Контарини, хотел иметь по одному образчику каждой когда-либо созданной вещи, в чем, конечно, не преуспел. В XVII столетии собирательство стало более специализированным. Имелся рынок антиквариата и рынок пейзажной живописи, был рынок чудес природы, таких как многоголовая гидра, стоимостью в шесть тысяч дукатов, и рынок старинных музыкальных инструментов. Монеты и медали тоже пользовались популярностью. Коллекция Апостоло Зено, к примеру, насчитывала пять тысяч девятьсот медалей. Не следует, однако, забывать о коммерческом инстинкте венецианцев. Медали Зено были финансовым вложением, а не только артефактом. Коллекция могла быть эквивалентом ценных бумаг. Вероятно, это и было причиной длительности и широкого распространения в городе страсти к коллекционированию. Последний великий венецианский коллекционер граф Витторио Чини умер в 1977 году.

Книга Никколо Серпетро “Рынок чудес природы”, опубликованная в Венеции в 1653 году, предлагала устроить выставку природных диковин на некоей воображаемой piazza, не очень отличающейся от площади Святого Марка; там, в галереях, магазинах и киосках можно было бы купить чудеса со всего света. Рынок – и метафора, и реальность. Все напоказ. Ведь главное именно показ, демонстрация, а не внутренняя ценность вещи. Воображаемый мир Серпетро был воссоздан в конце XVIII столетия, когда на площади Святого Марка построили деревянное овальное сооружение специально для демонстрации товаров. Венецианцы славились умением украшать окна, и первые в мире стеклянные витрины появились именно здесь. Их рынки были великолепными выставками. Начиная с ярмарок XII века, здесь шел непрерывный парад товаров. Позднее на этой площади стали выставляться на продажу произведения искусства, классика и современность бок о бок на открытом воздухе. Совершенно естественно, что Венецианские биеннале – современного искусства, кино, архитектуры – в начале XXI века процветают по-прежнему. Они продолжают великую традицию организации зрелищ.

Первыми капиталистическими фабриками были шелковые мануфактуры Венеции. Корабли покидали кораблестроительные верфи Арсенала, полностью оснащенные и снаряженные, как в наше время автомобили. Стекло и зеркала производили на полномасштабных индустриальных предприятиях, где разделение труда сочеталось с экономией за счет роста производства. Все это были семейные владения, передаваемые по наследству от отца к сыну.

Городские власти внедрили систему зонирования, распределявшую разные виды производства по различным локациям. Можно было составить карту Венеции, где каждое ремесло или производство занимало собственную территорию: сушильщики ткани на западе, а жестянщики на северо-востоке. Район Дорсодуро занимали рыбаки и производители шелка, район Кастелло населяли моряки и кораблестроители. Это разделение городского пространства продлилось до XIX века, когда был принят декрет, которым Лидо целиком отдавался под отдых и развлечения и превращался в приморский курорт.

Индустриальная мощь Венеции в XVI веке подтверждается тем фактом, что ее технические новации быстро достигали других частей Европы. Ткать золотую парчу во Франции начали венецианские ткачи. Производство роскошного дорогого мыла началось в Венеции. Печатные шрифты венецианских прессов скопировали в других городах. Венецианские мастера революционизировали производство материй из тонкой шерсти. Невероятно, но этот город стал городом технологических инноваций. Больше столетия он был первым индустриальным городом Италии и центром европейской промышленности. На пике развития, в третьей четверти XVI столетия, его население достигало ста восьмидесяти тысяч человек.

Но в конце концов эта промышленность пришла в упадок. Природа упадка всегда интересна – любого упадка в нашем мире. Это захватывающий спектакль и неоценимый урок. Нация в период упадка интереснее, чем на вершине могущества. Печаль и смирение более привлекательны, чем триумф. Было ли так и с Венецией? Похоже, в данном случае печали было немного, а смирения и вовсе не было.

Причин промышленного упадка города много и они разные; можно сказать, что это были изменения человеческого мира в целом. Можно упомянуть в качестве объяснения открытие в конце XVII века новых торговых путей и начало господства Амстердама и Лондона. Купцам из Англии, Голландии и Франции удалось сбить цены венецианских поставщиков. Венецианское правительство отказалось идти на компромисс в ущерб качеству своих предметов роскоши; соперники таких сомнений не знали. Ткани и металлические изделия с Севера были дешевле. В сущности, произошло глобальное перемещение торговых путей из Средиземноморья в Северную Атлантику. Границы мира изменились. Поэтому в XVII веке рынок шерсти, ключевой элемент венецианской торговли, оказался опасно близок к коллапсу. Венецианцы, в свою очередь, оказались по своему темпераменту не расположены к инновациям; уже отмечалось, что патриции и купцы были традиционалистами. Особенности управления, возникшие в начале истории города и его борьбы за выживание, не могли измениться за поколение. Другие экономики были более гибкими и открытыми. В результате в начале XVIII века венецианская промышленность значительно сократилась.

Правда, нельзя сказать, что это сильно отразилось на уровне жизни различных слоев венецианского населения. Было бы совершенно неправильно употреблять антропоморфные образы слабости и увядания. Быть может, речь об упадке вообще не оправданна. Быть может, это было просто изменение. Венеция просто изменила свою сущность в соответствии с изменившимися обстоятельствами и достигла коммерческого успеха в другой форме. Это по-прежнему богатый и богато одаренный город, любимое место туристов и Биеннале. Но он нашел рынок сбыта и переключился на продажу последнего товара – самого себя. Память и история Венеции стали предметом роскоши для удовольствия гостей и путешественников. Она торговала товарами и людьми, и, в конце концов, она стала торговать собой.