Текст книги "Мое сердце между строк"

Автор книги: Пиколт Джоди

Соавторы: Ван Саманта
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16

Страница тридцать семь

Оливер больше не знал, сколько прошло времени с тех пор, как Скаттл и Валли заперли его под палубой. Корабль шел через шторм и боролся с волнами, время от времени Оливер чувствовал, как балки вздрагивали под силой молний и грома.

Что бы то ни было, для того чтобы спасти принцессу, Оливер не собирался становиться жертвой капитана пиратов, в этом он был совершенно уверен.

Он дергал свои цепи, но они не сдвинулись, ни на миллиметр. На полу стоял поднос с ужином, от которого он отказался, с корабельным сухарем, который двигался. Лучше сказать, двигался не корабельный сухарь, а черви в нем.

Он спрашивал себя, почему они вообще взяли на себя труд кормить заключенного, который был на борту лишь затем, чтобы в качестве лакомого кусочка усмирять изрядно раздраженного и довольно голодного дракона.

Как раз того дракона, которого Раскуллио волшебством вызвал шестнадцать лет назад, и который теперь подкарауливал на мысе отливов и приливов их корабль и не давал им продолжить путь. Вероятно, Оливеру стоило бы еще прибавить в весе, чтобы больше походить на лакомый кусочек.

Кроме того он спрашивал себя, что случилось с Фрампом и Соксом, которых он видел на пляже, когда матросы тащили его на борт. Сколько это длилось бы, пока не появился капитан, чтобы оттащить своего пленника на палубу и заставить его идти по доске на в полной надежде высунутый огненный язык дракона?

Металл ударился об металл, когда дверь его клетки распахнулась. Капитан пиратов вошел и прищурил глаза. –  Мои люди говорят, что ты отказываешься, есть, –  сердился капитан Краббе.

– Знаешь, что мы делаем с пленниками, которые не повинуются?

Он подошел к столу, который был прикручен к полу, чтобы он не упал, если лодку качало. Со своего места у стены, к которой он был прикован цепями, Оливер видел, как капитан достал скрученный бархат, расшнуровал его и разложил. Из пришитых карманов торчали блестящие инструменты для пыток.

Разумеется никакие не кинжалы, тиски для пальцев или ножи.

Годом ранее с головы Морин упала диадема, когда она ехала верхом через луг единорога. Хотя корону и нашли потом, но она была настолько помятая, что ее пришлось ремонтироваться. Королева Морин приказала позвать специалиста для ремонта корон, и мужчина, который пришел в замок, к всеобщему удивлению, попросил королеву сесть на трон и широко открыть рот.

Очевидно, есть короны, которые носят на головах... и также очевидно есть короны, которые носят на зубах, если у них серьезные проблемы с ними.

В бархатной сумке капитана Крабба находились зонды, щипцы и зеркала.

– Вы... Вы –  зубной врач? –  спросил Оливер.

Сначала капитан округлил глаза от неожиданности. Однако, так же быстро он снова взял себя в руки.

– Нет, я –  страшный пират, а ты, мой мальчик, аппетитный кусочек.

– Может быть, –  сказал Оливер. – Но вы –  также зубной врач.

Капитан Краббе сопел и нагнулся к Оливеру, чтобы закрыть ему рот рукой. –  Но ты, же никому не расскажешь об этом, или? Я могу потерять репутацию на всех мировых океанах!

– Все зависит от того, дадите ли вы мне уйти, –  произнес Оливер.

– Я не могу, –  сказал капитан, качая головой. –  Если я не скормлю тебя Пиро, я также, вероятно, закончу как его трапеза.

Оливер подумал над этим.

–  А если бы я сказал вам, –  заманивал он его. –  Что есть возможность обойти мыс приливов и отливов... И, кроме того, обеспечить для вас лучших пациентов для лечения зубов, которые когда-либо могли у вас быть?

Глава 17

Оливер

Уже целый день я жду, что Делайла вернется ко мне после школы. Я хочу еще больше рассказать ей о сказке, которую нашел у Раскуллио. И я хочу знать, верит ли она, что этот план сработает лучше, так как я не хотел бы быть нарисованным человечком в ее мире.

Мне нужен ее совет, что я должен написать в книге и на какой странице, в конце концов, она очевидно более опытная читательница. И тогда нам нужно будет составить план, что мы будем делать, в случае, нет, когда я отсюда выберусь.

Кому я вообще пытаюсь что-то доказать?

Все что я хочу, это просто проводить больше времени с Делайлой.

Я верю, если жить в мире с определенными границами, как со мной было до сих пор, если знаком с каждым и видел все, что мог бы увидеть, тогда теряешь надежду, что случится что-то удивительное. Все же наши действия и общение с другими всегда является только копией той же самой последовательности.

Но с Делайлой все новое и захватывающее. Кто бы мог подумать, что есть что-то вроде пневматического краско-распылителя, чтобы сушить мокрые волосы, чтобы кончики не замерзли, если выезжают верхом морозным утром?

Кто бы мог подумать, что существуют устройства, у которых только одна страница, которая заполнена, однако, если нажать на кнопку, снова и снова появляется новый текст? Каждый вопрос, который я задаю Делайле, он отвечает встречным вопросом: существуют ли еще книги как его и все ли персонажи продолжают существовать, если книгу не читают.

К таким вопросам я должен подходить осторожно, так как могу судить только по собственному опыту. Когда мне впервые стало понятно, что я заточен в истории, вместо того, чтобы жить своей собственной жизнью?

Трудно ответить на этот вопрос, так как мне всегда шестнадцать в этой истории и навсегда таким останусь. И тогда есть еще вопросы, которые она задает шепотом, когда вокруг становится темно и вокруг все тихо. Кем бы ты хотел быть, если бы ты мог выбирать? Куда бы ты пошел?

У меня не всегда есть ответ. Но только факт, что Делайла спрашивает меня, уже чудо для меня. Никто прежде не считал возможным, что я смог стать кем-то другим чем то, что я представляю собой в книге.

Никто из читателей не предполагал, что в моей голове могли бы возникать другие мысли кроме тех, которые написал автор.

Вчера вечером Делайла спросила меня, верю ли я судьбу.

– Едва ли, –  ответил я. –  Так как я просто не могу принять, что моя судьба такова, просто роль в истории, играя кого-то другого.

– Но что, если это совершенно не так? –  прошептала Делайла. Было уже поздно, после полуночи, и луна бросала серебристую тень на одну половину ее лица. Она выглядела удивительно, словно из другого мира. Как кто-то, кто принадлежит сказке.

– Я не совсем могу понять ход твоих мыслей...

– Что, если ты и я созданы друг для друга? –  спросила она. –  Что, если какая-то высшая сила, судьба, предопределенность, что– то, Заставила Джасмин Якоб написать эту историю, потому что иначе мы никогда бы не познакомились?

Эта мысль мне понравилась. Представление, что Делайла и я связаны друг с другом чем-то таким сильным, что граница между реальностью и фикцией, книгой и читателем, очаровывало меня.

Мысль о том, что я начал свою жизнь как продукт фантазии другого человека, однако была не менее реальна, казалась мне очень заманчивой.

Пока Делайла в школе, я сижу на искривленной, извилистой ветке в волшебном лесу. Волшебницы порхают вокруг меня и болтают друг с другом. Хотя они действительно имеют слабость к шлепкам и болтовне, они полностью противоположны персонажам, которые они воплощают, являясь явно не злыми маленькими существами.

Если Фрамп и я хотим поиграть в шахматы, они охотно играют роль фигур, и без ворчания залетают в расщелины и трещины, которые слишком узкие для нас, чтобы вытащить оттуда потерянную монету или кнопку.

Кроме того на протяжении истории среди других персонажей они самые сильные, сильнее даже чем грубые тролли, и им не составляет особого труда помочь королеве Морин, если она хочет переставить мебель.

Они охотно таскают предметы обстановки вверх или вниз по лестнице. Я видел, как одна фея подняла каменную глыбу, которая закрывала дорогу к замку, даже не вспотев.

– Глинт, можно мне на минутку твой блеск для губ из волчьих ягод? –  просит Спаркс.

– Сама сделай себе, –  отвечает Глинт. –  Мне не нравится, что ты постоянно пользуешься моими вещами.

Все равно она подает желудь Спаркс, которая снимает шапку и опускает палец в кремовую субстанцию. Тогда она склоняется к капле росы, чтобы увидеть свое отражение, и проводит крохотными пальцами по губам.

Я пытаюсь читать лежащую перед собой книгу, но крона бросает слишком большую тень. Внезапно луч света падает со стороны. Когда я моргая смотрю в том направлении, я замечаю Эмбер, которая светит на меня.

– Большое спасибо, –  говорю я.

Она бросает на меня сияющую улыбку. –  С удовольствием!

Я листаю страницы и задаюсь вопросом, погруженный в мысли, спешат ли поэтому другому миру, вероятно, исполнители королевы, морских нимф и пиратов на свои места, чтобы я смог насладиться своей историей.

Я спрашиваю себя, томится ли принц из этого другого мира по девушке, которую он любит.

– Любовь? –  спрашиваю я громко.

– Любовь? –  повторяет Глинт.

– Кто-то сказал "Любовь"? –  хочет знать Эмбер.

– Любовь? –  слышу я еще раз, затем эхо и еще одно, так как каждая волшебница в лесу повторяет это слово.

– Ах да, –  говорит Спаркс. –  Я не предвидела этого?

– Ты еще помнишь, вчера, когда ты бежал около дерева, Оливер? –  спрашивает Эмбер.

– Это был момент, –  говорит Глинт, –  когда мы начали делать ставки.

Феи опускаются на мои плечи и руки. –  Кто та счастливая принцесса? –  спрашивает Эмбер.

У меня нет намерения, торжественно объявить о ней; такое предательство перед Делайлой кажется мне невозможным. –  Вы не знаете ее, так или иначе. Она не отсюда.

– Кто же тогда не отсюда? –  задумывается Спаркс.

Внезапно я слышу лай из леса.

– Фрамп, –  говорю я с облегчением.

– Фрамп в любом случае отсюда, в этом я уверена, –  отвечает Спаркс.

Я разгоняю их движением руки, прыгаю с ветки и приземляюсь на землю как раз в тот момент, когда Фрамп скользя, останавливается у моих ног.

– Привет, парень... у тебя есть время? –  спрашивает он. При этом он делает такое выражение, которое узнаю из всех, когда он сидит под столом и просит.

Неохотно я убираю книгу в карман камзола. Он выводит меня из леса, подальше от любопытных фей. Как только мы оказываемся снаружи, Фрамп начинает бежать. Мне приходится спешить вслед за ним.

Мы мчимся вдоль дороги между утесами и затем сворачиваем на тропу, которая ведет к дому Орвилля, волшебника. –  Есть ли причина для такой спешки? –  пыхчу я.

– Мы должны вовремя добраться до луга Единорога, –  кричит Фрамп через плечо.

– А что на лугу Единорога? –  спрашиваю я, но тогда мы уже оказываемся на месте. Заросшая травой территория заполнена белых, однорогих существ, которые щиплют роскошную, серебристо-сверкающую траву.

– Ты, –  объясняет Фрамп и останавливается. –  Я сказал Серафиме, что ты будешь здесь.

– Почему?

Он опускает голову.  –  Чтобы она пришла сюда. Только из-за меня она не хотела приходить.

Фрамп, согласно предыстории сказки, как известно, раньше был моим лучшим другом Фриггинсом. Но Раскуллио украл у Орвилля украл ядовитые травы, чтобы убить молодого принца (меня), так как он рассматривал его в виду препятствия для его любви к Морин.

Бурда, в которую он подмешал травы, была выпита ошибочно Фрампом. Без вмешательства Орвилля он бы умер. Волшебник, правда, не смог отменить проклятие, однако, смог превратить его: Фрамп продолжил бы жить, но, разумеется, в теле другого существа. Поэтому Фрамп –  это собака... с сердцем и мозгом молодого человека.

Молодого человека, который безумно и всецело влюблен в Серафиму. Которая на него не обратила бы внимание, если бы у него даже не было бы блох.

– Ах, Фрамп, –  я глажу его за ухом.

– Я не нужен тебе для того, чтобы девушка заинтересовалась тобой.

– О, нет? А как насчет того, что ее лицо засветилось как фейерверк, когда я упомянул твое имя?

Я вздрагиваю при мысли о Серафиме.

– Тебя не беспокоит, что она не делает никакого различия, закрыта ли книги или открыта?

– Вообще– то нет. Я постоянно говорю себе, что это причина, почему она не обращает на меня внимание. Для нее я просто собака.

Наверное, можно было бы привести в поле, что Делайла тоже не может предъявить великолепный результат баланса, если речь идет о том, чтобы разделить реальность и фикцию. –  Можно спросить тебя кое о чем?

– Конечно.

– Откуда ты знаешь, что она так самая?

Фрамп виляет хвостом. – Ну да, у нее прекрасная, блестящая белокурая шкурка... эм... я имел в виду волосы... и этот маленький промежуток между передними зубами... а ты когда– нибудь замечал, что она поет, если нервничает? Фальшивит и поет?

– И тебе это нравится?

– Именно это, –  продолжает Фрамп. –  Я люблю ее еще больше за ее недостатки. Она не может быть совершенна, но для меня она такая и есть.

Я думаю о Делайле, как она фыркает, когда смеется, как она грызет ногти, если она напряженно думает. Как она иногда не знает простых вещей, например, что пиявки помогают от головных болей, а не маленькая, круглая белая конфета. Как она загадывает что-то, когда видит падающую звезду или находит выпавшую ресницу или когда ее часы показывают 11:11.

– Да, –  говорю я. –  Я понимаю это.

Фрамп замучено завывает. – Ты любишь ее также?

– Серафиму? Нет. Тысячу раз нет.

Он задумчиво смотрит на меня взглядом, который выдает легкое сомнение.

Даже если я не хотел целовать Серафиму, книга потащила бы меня в ее руки. И да, она красива. Поцеловать ее не такая уж и трудная работа.

Все же интимные моменты с Серафимой наполняют меня чувством вины. Не только из– за Фрампа, но и из– за того, что она вкладывает всю свою страсть в эти поцелуи, так как она считает все это еще реальным, в то время как для меня это только была работа... с несколькими приятными побочными эффектами.

– Тогда ты должен мне помочь, Оливер, –  просит Фрамп. –  Как мне сделать так, чтобы она заметила меня?

Некоторое время я думаю над этим. Делайла видела меня по особенному. Если бы Фрамп написал слово ПОМОГИ на этом лугу,

он бы только рассердил бы единорогов. –  Как насчет подарка? –  предлагаю я.

– Я передал ей кость, лучшую, которую только смог откопать! А она выбросила ее!

– А ты? –  спрашиваю я.

– Я ее поймал.

Я начинаю ходить из стороны в сторону в раздумьях. Проблема в том, что Серафима всегда видит спасителя во мне, а эта картина должна исходить от тебя. То есть, мой друг, тебе нужна девушка в опасности, –  несколько единорогов ржут, когда я подхожу слишком близко. –  Я придумал! –  щелкаю я пальцами. –  Я умру.

– Что?

– Не по правде. Только так. Тогда ты можешь спасти меня на глазах у Серафимы.

– Олли, не обижайся на меня, но ты предлагаешь ужасно безобразную принцессу. И я не буду целовать тебя, чтобы пробудить тебя от столетнего сна, даже не думай об этом.

– Тебе и не придется, Фрамп. Мы сделаем вид, как будто бы единорог наколол меня на рог. Ты должен позаботиться только в моем симулированном кровотечении для пущей правдивости. –  Я наклоняюсь над кустом сахарных ягод и собираю целую горсть плодов.

Фрамп беспокойно смотрит вдаль. – Мог бы ты собрать ягоды попозже? Она в любой момент будет здесь.

– Я не планирую их есть, –  бормочу я и давлю ягоды в руке, до тех пор пока не остается только красная мякоть. Я расстегиваю камзол, так что открывается белая рубашка, и я намазываю ягодный сок на материал.

Красное пятно появляется посреди груди.

– Единственная проблема, –  продолжает Фрамп, –  в том, что никто никогда не попадал на рог единорога. Они –  идеальные существа на протяжении все книги.

– Ну да... вероятно, я довел одного из них до белого каления, –  предлагаю я. Я ложусь, прислоняю голову к камню и и прикрываю симулированную рану рукой.

Фрамп взволнованно вращается по кругу. – Это не сработает, Оливер. Она поймет. Я не такой хороший актер...

– Ты издеваешься надо мной? Ты каждый день играешь собаку. Это не может быть труднее.

Внезапно высокая, диссонирующая мелодия сдувает нас через луг. Единороги ржут и разлетаются. –  Ах, Оливер, –  напевает Серафима. –  Вероятно, мы играем в прятки, любимый?

– О, это хорошо, действительно хорошо, –  шепчет Фрамп, глядя на мое лицо. –  Ты выглядишь по-нстоящему бледным.

– Сконцентрируйся, –  шиплю я. –  Фр... амп.., –  кашляю я. –  Помоги мне...

Серафима бегом перебегает через луг, и когда видит меня измазанного в кровь, она вскрикивает.

– Оливер!

Фрамп прыгает мне на грудь. –  Держись мой друг, –  говорит он, затем он поворачивается к Серафиме.

– Один из единорогов пырнул его. Оливер потерял много крови, –  Фрамп прижимает лапой рану. –  Сними мой ошейник, –  требует он.

– Что?

– Чтобы наложить жгут, –  говорит Фрамп.

Уголком глаза я замечаю, что Серафима смотрит на него, как она еще никогда не смотрела на него. Но в ее взгляде, ни в коем случае не было восхищения.

А соперничество.

Она складывает руки и отбрасывает его от меня прочь. –  С дороги, собака, –  рычит она и встает на колени рядом со мной. –  Не уходи к ангелам, Оливер, –  всхлипывает она. –  Останься со мной.

После этих слов она склоняется вниз и закрывает мой рот губами. Ее напряженное пыхтение должно ощущаться, пожалуй, как дыхание рот в рот, однако, похож скорее как скользкий влажный поцелуй. Фыркая, я сажусь и отпихиваю ее от меня.

– Я сделала это! Я вернула тебя к жизни! –  Серафима плача заключает меня в объятия. –  Ох, Оливер. Я не знаю, имитирует ли здесь жизнь искусство или искусство жизнь... я просто радуюсь, что ты и я имеем шанс прожить вместе в счастье и радости до конца наших дней.

Я стонаю. – Где единорог…?

– Далеко –  далеко, мой любимый. Зачем тебе?

– Я надеялся, что он еще раз меня пырнет.

Фрамп подкрадывается ко мне с поджатым хвостом. "Мне очень жаль," –  говорю я одними губами.

Серафима неловко опускается на землю рядом со мной и начинает теребить край своей юбки. –  Мы должны отвести тебя к Орвиллю, чтобы он сделал тебе лечебный компресс.

Последнее, что я хочу это, чтобы Серафима осталась здесь и играла роль медсестры.

Или еще ужаснее, лечила бы рану, которой нет. Я лихорадочно думаю, затем хмурю лоб и внезапно поворачиваю голову влево.

– Ты слышала это?

Фрамп лает.

– Точно, старик. По звуку определенно Раскуллио... –  я знаю, что это вызовет у Серафимы панику. Для кого-то кто не может разделить настоящую жизнь и сказку, Раскуллио является постоянной угрозой.

– Раскуллио! –  кашляет Серафима. –  Что будет, если он меня найдет?

– Скорей беги отсюда! –  я беру себя в руки и дарю ей поспешный, твердый поцелуй в губы. –  Твоя жизнь важнее моей. Я пойду следом, так быстро, как только смогу. Фрамп, ты доставишь Серафиму в безопасное место, да?

Фрамп помедлив, улыбается. –  Для меня будет честь, ваше величество, –  говорит он. –  Моя госпожа? –  он вытягивает свою лапу, которую все же берет Серафима после первоначального промедления.

Я смотрю им вслед, как они удаляются через луг, принцесса с бредовыми мыслями, которая не может разделить реальность и фикция, и больная любовью такса. Ну, вы видели, наверное, странные пары. – Удачи, –  шепчу я Фрампу вслед, несмотря на то, что понимаю, что он уже не слышит меня. – Я буду по тебе скучать, если смогу выбраться отсюда.

Не если, поправляю я сам себя. Когда.

Пока я надеваю свежую одежду, я размышляю о мнимых разногласиях, которые возникают в моей жизни в пределах этой книги. Зачем мне шкаф полный вафельных рубашек и камзолов, в которых меня никто никогда не видел?

Также как Фрамп, который однажды был мальчиком, которого никто никогда не встречал. Почему тогда есть конюшня, в которой живет Сокс, полна гусей, кур и коров, которые не играют никакой роли в сказке?

Почему Серафима не понимает, что она не должна оставаться в роли, которую она играет? Это противоречия, которые я не понимаю и о которых, честно сказать, никогда не беспокоился. До тех пор пока я не встретил Делайлу.

Все это проносится в голове, когда я внезапно слышу, как Фрамп провозглашает красный цвет, полная готовность. –  Все персонажи сказки к конюшням, –  приказывает он. –  Я повторяю, это не учебная тревога!

По дороге к лестнице замка я практически сталкиваюсь с королевой. –  Оливер, мой дорогой, –  говорит она.– Ты знаешь, что там случилось?

Я не знаю. Но сердце подскакивает к самому горлу и мои руки дрожат... и я настоятельно надеюсь, что все это не имеет отношения к Делайле. Раскуллио заметил недостающую книгу?

Феи получили больше концов из нашей беседы, чем я хотел?

– Я не знаю, –  объясняю я королеве. –  Но звучит не очень хорошо.

Чем дальше мы приближаемся к конюшне, тем все хуже это звучит. Можно расслышать дикое сопение, а также глубокое бурчание. Над нашими головами падает серебристый луч света, говорящий, что книга сейчас будет раскрыта. Но если в таком случае, почему мы тогда все бежим сюда?

Как одно из первых лиц мне удается протиснуться через массу к открытой двери конюшни.

Там Фрамп бегает по сену вверх вниз, пока куры разлетаются, взволновано порхая в стороны, чтобы спастись от него.

– Фрамп, что случилось? –  спрашиваю я.

Он оборачивается. –  Слава Богу, ты здесь! –  он смотрит вверх на кусочек неба, который увеличивается. –  Речь идет о Соксе. Он хочет бастовать.

– Бастовать?

– Да, бастовать. Он отказывается в следующий раз, когда историю будут читать, выходить из стоила.

Я медлю. Никто в этой истории не защищен от того, что она рассказывается. Каждый раз, если книга рассказывает историю, все персонажи спешат по своим местам.

Насколько я знаю, я единственный, кто когда-либо возражал, и я знаю из собственного опыта, что сама книга позаботится о порядке и отправит Сокса на его место, хочет он того или нет.

Все же, если я проболтаюсь об этом, я вызову вместе с этим еще больший вихрь, так как тогда все заметят, что я активно пытался сопротивляться книге.

– Что может произойти в самом страшном случае? –  спрашиваю я ненавязчиво. –  Я оказался бы без верного коня.

Никто не заметит.

– Ни один человек не заметит, –  думаю я, потому что Сокс начиная с первой страницы, будет переноситься туда, где он должен быть против его воли.

Мы не можем пойти риск. Нам нужно выиграть время, –  Фрамп указывает мордой в угол амбара, где Орвилль высоко балансирует наверху на стремянке и направляет свою волшебную палочку на светлую щель.

– Обскуриус мантуриус... –  произносит он, и дождь искр заполняет полоску света, похожей на резинку печать, он опускается на сеновал, где несколько маленьких огней загораются. Раскуллио, который стоит под стремянкой, быстро отходит от них.

В этот момент кто-то раскроет книгу, Оливер, –  говорит Фрамп. –  Я не знаю, сколько еще мы сможем держать ее закрытым.

Тролли отталкивают меня в сторону, которые топают ногами мимо меня в сторону конюшни Сокса. –  Назад, парни, –  предписывает Фрамп. –  Толкай его со всей силы.

Я приближаюсь к открытой двери в конюшню. Сокс стоит, повернул голову в угол, отведя взгляд. –  Сокс, –  шепчу я. – Что случилось, приятель?

– Просто скройся, –  всхлипывает лошадь.

– Что бы ни произошло, мы определенно справимся с этим. Я здесь с тобой. Мы все здесь с тобой.

Он отбрасывает гриву назад. –  Я – отвратительная, ужасная скотина! Пожалуйста, не мешайте мне, когда я валяюсь в грязи своей безнадежности.

– Я боюсь, так не получится. Как никак так много людей ради тебя здесь. Мы должны рассказать историю. А ты... ты один из главных героев!

Он медлит. –  Я... я действительно являюсь им?

– Как еще я выбрался бы из засады? –  спрашиваю я. Но что-то подстрекает меня, я сомневаюсь, действительно ли действие пойдет таким образом, как я предполагал, если Сокс просто останется в своей конюшне. Будет ли он также перенесен на свое место на странице, как это происходит у меня?

Или он сделает то, что я желаю так страстно: изменит ход истории?

– Отступаем! –  кричат Тролли, и Сокс ржет, когда они продвигаются, чтобы подвинуть его.

– Фрамп, –  визжит Орвилль. –  Я боюсь, что больше не смогу ее держать!

Я смотрю вверх. Между тем несколько широких полос света падают на пол амбара. –  Мы займемся этим, –  кричит Глинт.

Армия волшебниц порхает вверх за угол кулис. Они изображают ярую решимость на лице, как труппа акробатов на фоне все увеличивающегося просвета, чтобы держать страницы закрытыми.

Я захожу в конюшню и приседаю, чтобы приблизиться к Соксу. Он сразу отворачивает морду. –  Я не могу. Я не могу.

– Сокс, –  прошу я. –  Пожалуйста. Поведай мне свои проблемы, чтобы я мог позаботиться об этом.

– Это страшно неловко.

– Также неловко как тогда, когда я бежал с корабля пиратов?

– Хуже, –  стонет Сокс. – Я.... я... Я даже не могу это произнести.

– Ветряная оспа? –  предполагаю я. –  Сожрал ядовитый кустик?

Изжога?

– Прыщик, – выдает Сокс. – Большой, красный прыщ на носу.

– У лошадей не бывает прыщей, –  говорю я ласково.

– Ну отлично. Тогда я вместо с моей угревой сыпью зоологическая аномалия.

– Дай же мне посмотреть, –  осторожно я тяну его морду вниз, исследую одну ноздрю, затем другую, чтобы найти хоть какой-то недостаток. –  Сокс, –  успокаиваю я его.

– Тут ничего нет.

– Ты так говоришь только, чтобы утешить меня! – горюет он. –  Я не могу показаться на людях с толстым красным носом как у клоуна, Оливер!

Беспокойство нарастает. Капитан Краббе прокладывает себе дорогу через толпу. На нем врачебный халат и несет замотанную в синюю бумагу коробку со стерильными инструментами с собой. –  Здесь кому– то нужна операция? –  спрашивает он.

Глаза Сокса расширяются. –  Операция! Кто вообще что-то говорил про операцию?

– Не волнуйся, мой маленький копытный друг. Ты почувствуешь только маленький щипок, –  обещает капитан Краббе.

Он отгоняет троллей с дороги и становится прямо позади Сокса. В то время как он распаковывает стерильные инструменты, несколько лучей света падают из-за кулис на задницу Сокса и освещает пятна на шкуре.

– Фрамп! –  кричит Спаркс с верхнего края страницы. –  Отсчет времени начался!

Задается ли Делайла вопросом, почему книга не открывается? Думает ли она, что это из-за влажной бумаги, неправильного соединения или из-за мармеладного джема?

Капитан Краббе размахивает аппаратом экстракции, длинным блестящим крючком.

– Девять, –  считает Эмбер.

Он держит его в луче света, чтобы лучше рассмотреть кончик.

– Восемь...

Сокс поворачивает шею и поглядывает в панике на инструмент.

– Семь...

Я перепрыгиваю через лошадь и склоняюсь над ее гривой. –  Это твое решение. Сокс. Ты можешь сделать по-твоему или по его.

– Шесть...

– В полумраке появляется нарыв, что может быть прекраснее, –  говорит капитан Краббе со вздохом.

– Пять...

– И? –  спрашиваю я. –  Что ты решил?

– Четыре... три...

Сокс нервно семенит вокруг. –  Эмм... эмм...

– Два...

Капитан Краббе поднимает руку точно в тот момент, когда несколько фей падают в маленьких золотисто-бестящих облаках на землю.

– Один!

– Подожди! –  кричит Сокс, но капитан Краббе уже воткнул ему шприц в заднюю часть, после чего лошадь с громким треском проламывает стену в амбаре.

Древесина раздробляется и ломается как раз тогда, когда небо над нами становится ослепительно белым и остальные волшебницы теряют хватку на краю кулис.

– Все по местам! –  визжит Фрамп. Хотя моя нога и вставлена в стремя Сокса, он бежит стремительно быстро, так что я едва могу быстро держаться.

Взгляд назад показывает полный хаос, персонажи топают ногами прочь друг за другом, чтобы попасть на правильное место, слова застревают в горле и путаются в попытке отсортировать страницы по новому, конюшня лежит в обломках после Сокса.

Нет, все же нет.

Сокс скачет галопом дальше, и я вижу через плечо, как сломанные деревянные доски амбара медленно возвращаются назад, пока стена, которая недавно была разрушена, не выглядит снова как новая.

Раскуллио.

Почему Раскуллио не нападает на меня?

Каждый раз, когда история начинается, мы боремся в конце друг с другом. Я стою там без оружия, в то время как Раскуллио размахивает мечом.

Наконец, я стою спиной к окну башни. Яростный океан вспенивается о скалистый утес в двадцати метрах подо мной. Бурлящая пена облаком поднимается вверх.

– Адиос, принц Оливер, –  говорит Раскуллио каждый раз со злобной улыбкой. Но, когда он бросается на меня с обнаженным мечом, я отклоняюсь в сторону. Раскуллио, который колет пустоту, падает кувырком через открытое окно и с громким криком падает в бездну, умирая.

Через несколько страниц Серафима и я сочетаемся браком на пляже, книга закрывается и Раскуллио бежит из стороны в сторону, охотясь на бабочек, вышивает гобелены или пробует новый рецепт для лимонного пирога, которым охотно наслаждаются тролли. Другими словами, он совершенно не выглядит поврежденным.

Он падает с двадцатиметровой высоты скалистой скалы в бушующий морской прибой и после этого абсолютно цел.

Сейчас, когда я размышляю над тем, что то, что происходит на страницах, через мгновение исчезает. Если я сам себя вычеркну из сказки... тогда, наверное, я проснусь утром снова там, где начинал.

В любом случае, мне становится ясно, что я должен попробовать.

Проверить лично. Даже если это вселяет в меня страх, я должен попробовать поранить себя, тогда я буду знать, есть ли надежда на то, чтобы моя история изменилась навсегда.

– Я покажу ее вам, –  говорит Делайла, и ее голос заполняет все мои мысли. –  Я не выдумала это, –  внезапно я разочарованно вишу на скале и смотрю вверх на башню, в которой держат Серафиму.

Другими словами, книга была раскрыта, а я нахожусь на странице сорок три.

С кем она разговаривает?

Я посматриваю через плечо и вижу Делайлу,

и еще одно лицо, которое смотрит на меня вниз.

Какой-то тип, которого я никогда не видел, с коричневым вихрем на голове и дружелюбными синими глазами.

Он мне кажется немного староватым для нее, но я все равно чувствую внутри ревность как горящая гравюра. Если бы я убрал кинжал, который держал между зубов, смог бы я бросить его в него? Или он просто отскочит от стены между нами?

– Оливер, –  говорит Делайла.

"Это мне нравится большое, моя дорогая."

– Скажи же что-нибудь.

Я застываю, полностью запутанный. Должен ли я говорить с не или нет? Делайла меняет свое мнение относительно этого, очевидно также часто, как Сокс получает новые подковы. Она хочет, чтобы я молчал, когда ее мать рядом, но затем злится, если я не говорю ничего ее подруге Джулс. Честно, я не знаю, чего она действительно хочет на этот раз.

– Оливер! –  стонет Делайла. Она поворачивается к мужчине. –  Я не знаю, почему он не говорит сейчас.

– А что чувствуешь ты при этом? –  спрашивает мужчина.

Она наклоняется ниже ко мне. –  Оливер, –  шепчет Делайла. –  Говори!

Я чувствую, как ее дыхание встрепывает волосы.

Вероятно, она хочет, чтобы я говорил, но, возможно, это очередной трюк. И, кроме того, Делайла, даже если я закричу очень громко, насколько могу, единственный человек, кто меня услышит ясно и отчетливо. Я лучше буду осторожен, чтобы Делайлу не посчитали полностью сдвинутой.