Текст книги "Мое сердце между строк"

Автор книги: Пиколт Джоди

Соавторы: Ван Саманта
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Я думаю о том, что королева Морин рассказала мне, о множестве любовных историй на его книжных полках. –  Ты знаешь, мне кажется, я еще никогда не видела всю твою коллекцию. Я имею в виду бабочек.

Лицо Раскуллио освещается. –  Оливер! Не скрытый ли ты энтомолог?

– Я? –  говорю я. – Да! Как будто! –  я совершенно не понимаю, что такое энтомолог, и надеюсь, что не сказал только что Раскуллио о том, что люблю принимать ванну с чесноком или носить женскую одежду.

– Ну, тогда пошли со мной! Никто не знает, сколько осталось времени до того, как книгу снова откроют, –  Раскуллио перекидывает сеть через плечо и быстрым шагом направляется в сторону леса.

Я бегу следом за ним. –  Ты не знаешь случайно, сколько видов бабочек существует?

– Ну конечно, –  отвечает он. Здесь существует пятьсот шестьдесят один. Дома у меня есть книга, в которой описан каждый вид.

– Пф, –  я делаю вид, как будто мне сначала нужно переварить информацию. – И сколько различных видов бабочек ты уже поймал?

Мне кажется, или он краснеет?

– На сегодняшний момент сорок восемь. Однако, мне приходится ограничиться шестьюдесятью страницами этой книги.

Между тем мы подошли к гнилой двери его хижины. –  А если бы я тебе сказал, что ты смог бы поймать все остальные пятьсот тринадцать видов?

Раскуллио останавливается, задержав руку на дверной ручке.

– Ты знаешь, выходить на прогулку с людьми не такой уж тонкий вид.

–  Я и не делаю этого, Раскуллио, я мог бы поклясться.

Я следую за ним в его пещеру. Конечно, я бывал здесь бесчисленное количество раз, но я все еще ее немного жутким. Стены на ощупь кажутся сырыми, и от земли покрытой мхом поднимается пар.

В углу стоит загруженный письменный стол, который сделан из звериных костей и проеденной червями древесиной. Единственный естественный свет проникает через выдолбленную в стене скалы дырку и падает на мольберт, на котором натянут большой холст, наполовину готовый портрет королевы Морин, когда она была еще молодой девушкой, в которую, по истории, влюбляется несчастный Раскуллио, прежде чем он превращается в злодея.

В небольшом помещении находится еще полдюжины очередных ее картин, и к тому же несколько с изображением огнедышащих драконов.

– Следующее, –  говорю я и заканчиваю на этом наблюдение. –  Я думаю, что должен существовать своего рода портал. Путь, чтобы перейти из сказки в реальный мир. И в реальном мире, Раскуллио, ты мог бы каждый день проводить за охотой на бабочек, как это возможно только в самых заветных мечтах.

– Почему я должен это делать? –  говорит он. –  Тоже самое я мог бы и здесь делать.

– Но ты сказал, есть только пятьсот шестьдесят один вид...

– До сих пор, –  возражает Раскуллио. Он теснит меня в сторону и хватает своей костлявой рукой картину за моей спиной, которую я не замечал до сих пор. Хатем берет наполовину готовый портрет Морин, и заменяет его новой картиной.

Это превосходная копия помещения, в котором мы стоит. На ней стоит мольберт.

И на мольберте стоит превосходная копия этого помещения. И так далее и так далее. Пристальный взгляд на картину вызывает головокружение, такое чувство, будто окно, открылось перед моими глазами.

– Вау, –  говорю я пораженно. –  Вероятно, тебе стоит повесить свою карьеру злодея на гвоздь и вместо этого стать художником.

– Посмотри сюда и научись кое-чему, мой друг, –  говорит Раскуллио. Он берет свою палитру и погружает кисть в малиновый цвет.

Затем рисует тщательными, тонкими чертами великолепную бабочку на холсте, которая непосредственно парит над письменным столом. С несколькими желтыми и черными точками, затем делает последнюю штриховку, затем отступает, чтобы рассмотреть произведение.

– Вуаля, –  говорит он, и я становлюсь свидетелем, как бабочка постепенно исчезает с полотна.

И как она снова появляется на расстоянии десяти сантиметров от моего носа, прежде чем она вылетает через дырку в стене скалы.

– Так создаются пятьсот шестьдесят два вида, –  замечает Раскуллио.

В предисловии сказки мы узнаем, как Раскуллио сделал так, чтобы дракон погрузил королевство в страх и ужас и убивает короля Мориса.

Вместо того, чтобы отправиться на охоту на дракона, где эти животные живут согласно сказаниям, он сотворил одного из них с помощью магического холста. Все, что он на нем рисует, выбирается оттуда, становясь живым, как ты и я.

Я не могу понять, как мог забыть об этом?

– Подожди-ка, –  говорю я ошарашено. –  Ты можешь сотворить все что захочешь, всего лишь нарисовав это, даже если никто не читает книгу?

Вместо ответа он берет другую кисть и рисует дымящийся бокал на письменном столе картины. И в тот же момент он появляется в его руке.

– Чаю? –  предлагает он мне.

– Раскуллио, это великолепно. Это даже больше чем великолепно. В самом деле, ты можешь все, что захочешь, принести в историю?

– Выглядит так, –  соглашается он. – Я не знаю, почему это работает, если книгу не читают в это время. Или почему я могу оживить что-то еще кроме Пиро на своих рисунках. Но я должен согласиться, что это довольно практично.

– Ты рисуешь еще что-то кроме бабочек?

Раскуллио смотрит в пол. –  Последнюю неделю мне очень хотелось шоколадный пудинг с ягодами, так что я нарисовал полную миску, и ел до тех пор, пока я почти не лопнул.

– Если ты можешь что-то принести в сказку, –  говорю я медленно, пока я размышляю, –  это значит, что ты можешь и вытащить отсюда?

Он открывает рот и собирается ответить, но лихорадочный голос Фрампа перебивает его, который звучит как из громкоговорителя.

– Все по местам! Книга открывается!

Мы видим слабый свет на краю, люди! И не забудьте: будьте готовы выступить оскороносно!

И тогда внезапно меня тянет обратно, и я лечу кувырком, до тех пор пока я не приземляюсь как кошка на странице сорок три, где я цепляюсь за отвесную скалу.

Глава 9

Делайла

 Во время тренировки по плаванию я как всегда оказываюсь последней, кто выходит из раздевалки. Меня ожидает час пытки, поэтому я особо не тороплюсь.

Все равно, какой сталь плавания, из двадцати пяти пловчих я всегда финишировала двадцать пятой. Тренер вздрагивает каждый раз, когда зовет меня приготовиться к старту.

Но сегодня у меня совершенно другое чувство.

Возможно, это из-за разговора с Оливером, во всяком случае, я думаю, что сегодня, возможно, не буду последней во время наших псевдо-соревнованиях.

И все-таки кажется ли это достаточно убедительным, что я могу совершить невозможное, ну, а почему я не должна верить в это?

– Девочки, по местам! –  кричит тренер, и плыву к крайней правой дорожке и цепляюсь за край бассейна, чтобы приготовиться для плавания на спине.

Пока надеваю плавательные очки и проверяю местонахождение шапочки, я бросаю взгляд на ряд моих коллег из команды. Мое место рядом с Холли Бишоп, которая заняла третье место в плавании на спине в региональных соревнованиях. Жестко.

На следующих дорожках находятся несколько новичков, и с самого краю Элли МакЭндрю, черлидер, которая, как мне кажется, посещает тренировку по плаванию, чтобы показаться в купальнике и пофлиртовать с парнями из юношеской команды.

Звучит электронный сигнал, я ныряю, отталкиваюсь от стены и извиваюсь под водой, преодолевая первые метры.

С самого начала я чувствую себя по другому, как будто я была морским животным, морской нимфой, как в книге Оливера, с настолько мощным хвостом, что я могла бы обогнать лодку, не говоря уже о Холли Бишоп. Я выныриваю на поверхность, смотря на люминесцентные лампы плавательного зала, и скольжу как слепая по волнам.

Я –  машина. Я непобедима.

Когда я снова выныриваю после разворота, то слышу,

как мои конкуренты выкрикивают проклятия , и тренер выкрикивает мое имя. Итак, я смогла оторваться, все растеряны, что у Делайлы Макфи наконец наступил большой день.

Теперь я в любой момент могу почувствовать целевой удар, от которого остановится мое время, и объявят мою победу. Вода подо мной кружится, и мои руки упираются во что– то жесткое за моей спиной...

– Аааууу!

Когда я разворачиваюсь, разбрызгивая брызги и срываю очки с лица, я вижу Олли МакЭндрю, которая держится за нос. Кровь потоком бежит в бассейн. –  Ты жульничаешь? –  кричит она.

Я пристально смотрю на нее в ужасе, затем смотрю на девушек, которые вытаскивают Олли из воды. –  Всем вылезти из воды, –  шумит тренер. – Загрязнено телесной жидкостью.

– Ээ... Мне очень жаль, –  заикаюсь я и задаюсь вопросом, что Олли МакЭндрю делала на моей дорожке. Но тогда осматриваюсь.

Как-то я умудрилась пересечь пять дорожек до совсем левой к Олии. И моим убийственным ударом со спины я, наверное, сломала ей нос.

– Как прошла тренировка? –  спрашивает мама, когда я влезаю на пасажирское сидение.

– Я заканчиваю с плаванием, высшей школой, с жизнью, в общем.

– Что случилось?

– Я не хотела, бы говорить об этом, –  мой мобильный пискнул. Джулс прислала сообщение, но у меня нет желания сообщать ей о моей новой катастрофе. Она узнает об этом так или иначе в понедельник в школе, где меня будут задевать хуже, чем прежде.

Моя мама смотрит на меня со стороны. –  Ну да, что бы это ни было, определенно двойной шоколадный молочный коктейль из ресторана Ридгели сможет немного сгладить ситуацию. Давай поедим там.

Я знаю, что это значит очень много для моей мамы. Мы не часто едим не дома. Мы не можем позволить себе это. –  Спасибо, –  бормочу я. –  Но мне больше хочется домой.

– Делайла, –  говорит мама, нахмурив лоб.

– С тобой правда все в порядке?

– Все отлично, мама. У меня просто... целая куча домашнего задания.

На оставшемся обратном пути я успешно избегаю любой беседы. Когда мы останавливаемся на въезде, я сразу несусь в дом и поднимаюсь в свою комнату. Книга все еще лежит на кровати, где я ее положила.

Я открываю ее на сорок третьей странице, где она открывается практически самостоятельно, корешок книги, наверное, уже переломился на ней, и нахожу Оливера у подножия скалы. Он одаривает меня сияющей улыбкой. –  Тренировка по плаванию была прекрасной?

До конца урока плавания я взяла себя в руки. И в раздевалке, где все шушукались и ядовито сверкали глазами, и во время десятиминутной поездки домой.

Но сейчас, перед Оливером, я теряю самообладание и начинаю плакать. При этом слезы капают на страницу. Одна слезинка приземляется Оливеру на голову и разрывается как водяная бомба. Он промокает насквозь.

–  Извини, –  соплю я.–  У меня был ужасный вечер.

–  Может, я могу тебя ободрить? –  говорит Оливер. "Уже то, что ты здесь подбадривает меня," –  думаю я и понимаю, что после истории с носом Элли Макэндрюс, Оливер был единственным человеком, которого я хотела видеть.

Разве только Оливер, в сущности, не человек.

Я вытираю глаза. –  Я чуть не утопила самую популярную девушку в школе, ту самую, которой я раздробила коленную чашечку в прошлом году. Когда я в понедельник утром приду в школу, меня все будут ненавидеть.

–  Я не буду тебя ненавидеть, –  утешает меня Оливер.

Я робко улыбаюсь. –  Спасибо. Но, к сожалению, ты не ходишь в мою школу.

–  Но я мог бы, может даже раньше, чем ты думаешь...

У меня округляются глаза, когда я начинаю понимать, о чем он говорит. –  Ты нашел другой путь наружу? Мне больше нравится говорить о проблемах Оливера, чем о моих собственных.

–  По крайней мере, я нашел своего рода портал. Я был у Раскуллио. Он одаренный художник!

– Художник? Я думала он злодей!

– Нет, –  говорит Оливер. –  Разве ты забыла? Я же рассказывал тебе, что это только его роль в сказке. В любом случае он кое– что открыл. Если он нарисует предмет на специальном экране, на котором изображена его пещера...

тогда этот предмет по мановению волшебства становится реальным.

– Таким образом, он создал Пиро, дракона.

– Именно. Но, видимо, это работает даже, если историю никто не читает.

Я трясу головой. –  Но чем это может быть нам полезно?

Раскуллио не живет же здесь. Он не может просто нарисовать тебя в этом мире.

– Верно, но я думаю, он смог бы закрасить меня в этом мире.

Я думаю некоторое мгновение об этом. –  Это не сработает. Ты просто появишься где-нибудь еще в этой истории. Как клон.

– Пшеничная лепешка?

– Нет, кл... ах, не важно, –  взволновано я встаю с кровати и бегаю по комнате взад и вперед.

– Если бы была возможность создать картину моего мира в пещере Паскуллио, тогда, вероятно, пошло бы...

– Я подумала, что для тебя это будет хоть каким-то утешением...

Я оборачиваюсь на звук голоса, моя мама стоит в дверном проеме. Она принесла мне стакан молока и тост с сыром. Мама осматривает комнату.

– С кем ты собственного говорила, Делайла?

– C моим... с одним другом.

Моя мама снова осматривается вокруг. –  Но здесь, же никого ...

– Я говорю с Оливером по телефону, –  говорю я быстро. – О свободном речевом учреждении. Правильно, Оливер, или? –  конечно он не ответил, и я почувствовала, что становлюсь красной. – Связь довольно плохая.

Моя мама поднимает бровь. –  Юноша? –  говорит она одними губами.

Я киваю.

Она поднимает пальцы и уходит, оставив поднос.

– Это было близко, –  говорю я и вздыхаю.

Он ухмыляется. –  Что на ужин?

– Могли бы мы оставаться серьезными? –  прошу я его. –  Я думаю, что ты брал уроки рисования?

Оливер улыбается. – Это же только для принцесс, –  возражает он.

– Ах так? Расскажи об этом Микеланджело. Предположим, что кто-то перекрасил бы магический холст так, чтобы на нем больше не была бы изображена пещера Раскуллио...

а вместо этого моя комната. И тогда ты случайно нарисуешь себя там. Если следовать логике ты должен, собственно...

– ...появиться в твоей комнате!

Глаза Оливера светятся. –  Делайла, ты невероятна!

Когда он это говорит, у меня пробегает мороз по позвоночнику. Что бы произошло, если бы он сейчас здесь и сидел бы на моей кровати? Он бы пихнул меня? Или обнял?

Или поцеловал?

От этих мыслей мои щеки горят как огонь. Я прижимаю к ним ладони, чтобы Оливер не видел их.

– О, я поставил тебя в неловкое положение, –  говорит он. – Ну, прекрасно. Ты не невероятная. Ты

совершенно нормальная. 0815 *. Вообще не стоит обсуждать. (*набор цифр обозначает в разговорной речи, что данная вещь не является особенной)

– Закрой рот, –  говорю я, но при этом ухмыляюсь.

– Я хотела бы кое-что попробовать. Твой кинжал с тобой?

– Конечно, –  подтверждает Оливер. Он вытаскивает его из-за пояса. – Зачем?

– Начерти для меня одну картинку. На скале.

Он моргает. –  Прямо сейчас?

– Нет, в следующий четверг.

– О, хорошо, –  Оливер собирается убрать кинжал обратно.

– Это была шутка! Конечно, прямо сейчас!

Мне кажется или он стал слегка бледным? –  Ну, хорошо, –  бормочет Оливер. –  Портрет, –  медленно он направляет кончик кинжала на гранит. –  Твой, –  он делает шаг вперед и загораживает мне вид, когда начинает работать с камнем. Дважды он оглядывается через плечо, чтобы посмотреть на мое лицо.

Я думаю обо всех этих чудесных картинах, которые висят в помещениях выставок по всему миру,

на полотнах очаровательные музы: Мона Лиза, Венера Милоская, Девочка с жемчужной сережкой.

– Вуаля, –  объявляет Оливер и отходит в сторону.

На камне выцарапана фигура с ошибочными пропорциями, выпученными глазами, спутанными волосами и черта внизу представляет собой рот. В глазах Оливера я выгляжу как кукольная фигура.

– Не плохо, правда? –  спрашивает он. –  Хотя я, вероятно, не на сто процентов смог изобразить твой нос...

Не удивительно. Он нарисовал его в виде треугольника.

Я медлю. – Не обижайся на меня за это, Оливер, но ты, наверное, не тот, кто подходит для того, чтобы нарисовать картину моей комнаты.

Он рассматривает мой портрет, нахмурив лоб, а затем улыбается. – Может быть, –  предполагает Оливер, –  но я знаю идеального кандидата для этого.

Глава 10

Страница тридцать один

 

Принц Оливер мечтал, чтобы одна из морских нимф еще раз поцеловала его. Он попытался стряхнуть ее, едва получая воздух, и тогда открыл глаза. Это не морская нимфа целовала его, а Фрамп лизал его лицо, пока Сокс ржал в нескольких метрах поодаль и стучал копытами по земле.

Оливер сел мокрый и грязный на пляже. Он не помнил ничего о том, чтобы морские нимфы вытащили его на поверхность, и, вероятно, он посчитал бы все кошмарным сном, если бы он не держал компас в руке, а в другой мешок полный хлама, который морские нимфы называли сокровищами.

Через час пути Оливер и его верные друзья достигли реки раскаяния, бушующий бурный поток шириной около сотни метров, который отобрал уже жизнь у многих, кто пытался его пересечь. Единственная надежда перебраться через него был мост троллей, что по правде сказать,

было почти так же опасно.

Хорошо известно, что тролли всегда говорят правду, либо всегда врут. И что они строят каждый день два моста, один надежный, другой, который обрушивается от незначительной нагрузки.

Оливер спустился с лошади, погладил голову Фрампу и подошел к крутому берегу. На другой стороне он увидел, как трое маленьких, неуклюжих парней заняты строительством при помощи молотков и гвоздей. Один из мостов выглядел шатким и нестабильным, другой казался довольно солидным. Тем не менее, Оливер знал, что внешний вид мог ввести в заблуждение.

– Эээййй? –  проревел Оливер, но тролли продолжали свою работу, так как не могли услышать его из-за шума воды.

Оливер развернулся и вытащил мегафон, который был в числе сокровищ морских нимф, из мешка.

– Эээйй! –  крикнул он снова, и на этот раз все тролли посмотрели вверх. –  Дорогие господа, –  сказал Оливер. –  Какой мост мне стоит выбрать, чтобы перебраться на другую сторону?

Первый тролль, Биггл, поднял глаза. Когда он говорил, Оливер не смог его понять; как известно тролли могут вызывать землетрясение своим голосом. – Ну, что же мы тут имеем? Благородного господина с благородным конем, и это там?

Это огромная крыса или что? – Биггл погладил себя по длинной, серой бороде.

– Мой господин, я вижу, вы усердно работает, –  ответил Оливер с улыбкой. –  Я был бы очень благодарен за ваш совет.

Снорт и Трогг, другие два тролля, начали смеяться, похрюкивая, и держались при этом за животы. –  Ты можешь спросить только одного из нас, чтобы он дал тебе совет, –  сказал толстощекий Трогг. –  Делай свой выбор!

Оливер обдумал это. Если тролли либо всегда лгут, либо всегда говорят правду, как он должен был понять, какому троллю он мог бы доверять?

– Вы говорите правду? –  прокричал он в мегафон.

Ответ последовал от Биггл, но в этот момент шум воды был таким сильным, что Оливер не смог его понять.

Снорт сложил руки в рупор. –  Он сказал, что он всегда говорит правду!

– А вот и нет, –  кричал Трогг. –  Он сказал, что он –  лжец.

Оливер переводил взгляд с одной ужасной гримасы на другую. В конце он пришел к заключению, что Биггл должен был бы возразить, что он говорит правду. Это был бы его ответ, если он говорит правду, потому что он, конечно, подтвердил бы это; тем не менее, он так же бы ответил, если бы был лжецом.

Это значит, что утверждение Снорта верно.

Другими словами, он был тем троллем, которому он мог доверять.

– Вы! –  сказал Оливер и указал на маленького тролля в центре. –  Какой мост?

– Вон тот там, –  гордо ответил Снорт и указал на шаткий действующий мост.

Оливер сел на коня снова и без промедления отправился пересекать мост, на который указал Снорт.

– Это стоит одну гинею, –  прогремел Биггл.

Оливер просмотрел все карманы камзола и седла, но все мелкие монеты выпали во время встречи с морскими нимфами.

Морские нимфы.

Тролли подошли ближе, угрожающе жестикулируя, готовые скинуть его с лошади.

– Господа, –  сказал он. – Знаете ли вы, что гораздо дороже золота? Настоящая любовь.

– Мы –  тролли, –  сказал Трогг. –  Если ты еще не понял.

– Случайно я знаю трех прекрасных женщин, которые не обратили бы внимание на этот факт, –  объяснил Оливер.

– Серьезно? –  спросил Снорт.

Оливер ухмыльнулся.

– Я всегда говорю правду.

Глава 11

Оливер

– Одеяло? –  спросила Делайла.

– Ээ... розовое.

– Хорошо. Число игрушек на кровати?

– Три.

– Великолепно. Какие именно?

Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить. –  Свинья, медведь в странной рубашке и утка с довольно дерзким выражением лица.

– А книга?

– Красная кожа с золотой надписью: "Мое сердце между строк".

Мне довольно странно представлять свою историю, как физический предмет, так как я никогда не видел книгу, в которой мы живем, со стороны. Но Делайла описала мне ее во всех подробностях.

Вообще– то она провела весь вечер субботы за тем, чтобы основательно ознакомить меня с ее комнатой, водя при этом открытой книгой от одного угла к другому. Я прочитал четыре предсказания из печений счастья, который были приклеены к зеркалу, познакомился с ее золото рыбкой по имени Дадли, подивился доске, на которой она может писать, а затем снова стирать, и небольшим воспоминаниям о местах, которые она посетила вместе с матерью.

Ушелье Флум в Нью Хемпшире, фабрика мороженого Бена и Джерри, Бостон, статуя свободы. Единственной загвоздкой было то, что Делайла не могла присутствовать при создании картины, так как для этого книга должна быть закрытой, и я смогу встретиться с Рапскуллио в его убежище.

Поэтому Делайла настояла на том, чтобы я запомнил даже мельчайшие детали в комнате, чтобы все было перенесено на магический холст наиболее четко. Она не полагается на случай, как и я.

–  Сколько лампочек здесь внутри?–  допрашивает она меня.

– Три. Одна на письменном столе, другая прикреплена над кроватью и третья на комоде. И рядом с лампой на комоде стоят игрушечные часы, которые подарила тебе. Твоя мама на пятый день рождения. А в голове твоей кровати наклеена наклейка от Коко, нервной обезьяны, которую ты приклеила туда в три года и так и не смогла до конца отклеить. И в данный момент на комоде рядом с расческой лежат три пары сережек, которые ты не убрала в шкатулку для украшений, –  я строю рожу. –  Теперь ты мне веришь, что я готов?

–  Полностью, –  говорит она.

–  Ну, хорошо, тогда я пошел.

–  Подожди! –  когда я поворачиваюсь к ней, она смотрит на меня и кусает нижнюю губу. –  Что будет, если это не сработает?

Я вытягиваю руку вперед, как будто я мог бы прикоснуться к ней, но конечно это нереально. –  А что, если сработает?

Она проводит пальцем по странице в непосредственной близости от меня. Мир вокруг меня начинает слегка искажаться. –  До свидания, –  говорит Делайла.

Пещеру Раскуллио не мешало бы основательно убрать. По углам висит паутина, и я практически уверен, что у меня под ногами промелькнула крыса, когда я вошел. –  Есть, кто дома? –  спрашиваю я бодро.

– Здесь внутри, –  кричит Рускуллио. Когда я заворачиваю за угол, я нахожу его занятого тем, что он изучает бабочку, которая находится в банке из-под мармелада. В крышке проделаны дырки, но насекомое отчаянно бьется крыльями в стекло, пытаясь выбраться на свободу.

Я понимаю, каково это.

– Раскулио, –  начинаю я. –  Мне нужна твоя помощь.

– Я сейчас немного занят, Ваше...

– Это очень срочно.

Он ставит банку с бабочкой на стол. –  Выкладывай, –  говорит Раскуллио и складывает длинные тонкие руки.

– Я надеялся, ты смог бы кое-что нарисовать для меня. Один подарок.

– Подарок?

– Да, для моей подруги. Очень особенной подруги.

Лицо Раскуллио озаряется. –  Тогда я тот самый, я как раз работаю над исследованием жука...

– Я думал немного о другом, –  перебиваю я. –  Это должно быть что-то романтическое.

Он потирает подбородок. –  Посмотрим... –  Раскуллио вытаскивает три полотна с изображением лица Серафимы из стопки у стены. – Можешь выбирать.

– Это вещь... она не для Серафимы.

Губы Раскуллио медленно растягиваются в двусмысленной улыбке. –  Ого, –  говорит он. –  Наш маленький принц не упускает ни единой возможности.

–  Ах. прекрати Раскуллио. Ты же знаешь, что мы с Серафимой никогда особо не подходили друг другу.

–  И кто же эта счастливица? – спрашивает он.

–  Ты ее не знаешь.

Он смеется. –  Ну, учитывая то, как обозрим наш мир, это крайне маловероятно.

– Слушай,–  говорю я. –  Просто сделай мне это одолжение и тогда я сделаю для тебя все, что захочешь.

–  Все? Он искоса поглядывает на меня.

Я медлю. –  Ну конечно.

–  Ты не мог бы мне... что-нибудь спеть?

Честно говоря, петь я умею примерно так же хорошо, как и рисовать. Но все-таки я киваю. Раскуллио разворачивается, убирает с дороги несколько полотен и начинает напевать мелодию, играя на древнем рояле.

Я прислушиваюсь к первым нотам. –  Тебе это знакомо? – спрашивает он, преисполненный надежды.

–  Да,–  oоткашлявшись, я начинаю петь:

– For he’s a jolly good fellow, for he’s a jolly good fellow, for he’s a jolly good fellow … that nobody can deny.*

(*Bobby Vinton –  For He's A Jolly Good Fellow)

Когда я умолкаю и поднимаю взгляд, то вижу Раскуллио, вытирающего слезы. –  Это было чудесно,–  говорит он, сопя.

–  Эмм... спасибо.

Он отваливается.– Это не просто быть злодеем, знаешь ли.

Он осматривается еще раз, затем возвращает мне свое внимание.

– Итак, – говорит Раскуллио. –  Собственная картина?

– Да, –  начинаю я. –  Она болжна быть нарисована на магическом холсте. На том, на котором ты оживил бабочку.

Взгляд Раскуллио потемнел. –  Ты хоть понимаешь, сколько времени мне понадобилось, чтобы так идеально изобразить мое убежище?

Мне очень жаль, Оливер, я просто не могу...

– Конечно, ты можешь. Так как, как только начнется история, полотно станет снова, таким как прежде, с прежним изображением.

Я наблюдаю за ним, пока он обрабатывает эту информацию. – Это верно, – добааляет Раскуллио.

– Мне нужна комната, в которой стоит кровать.

Спальня, –  объясняю я ему.

–  В большинстве случаях, если стоит кровать...

– И она должна быть очень... девчачьей. Стены должны быть розовыми.

Раскуллио берет кисточку и смешивает два цвета. –  Вероятно, вот так? –  Спрашивает он, и стены комнаты Делайлы обретают жизнь.

Да! – говорю я, указываю в угол полотна. –  Вот здесь стоит зеркало. Нет, дерево чуть светлее, и оно стоит на комоде. Ты можешь его переделать, нужно пять ящиков, а не четыре.

Это трудно объяснить Раскуллио, как ему наполнить комнату предметами, которые он никогда в жизни не видел. Когда он даже не знает таких вещей ( плафон, радио– будильник), я рисую грубый эскиз этого предмета палкой на грязном полу пещеры.

–  А на кровати лежит книга, –  продолжаю я. –  Она красная с золотыми буквами на ребре. «Мое сердце между строк» написано на ней.

Он поднимает брови. –  Точно также... как наша история?

– Хм, да. Мне показалось, это было бы красивой деталью, –  нет смысла объяснять ему, почему книга непременно должна быть там. Я продолжаю со своими указаниями и исправляю,

если нужно: нет, магнит в форме сапога, а не круглый. И постельное белье скорее более розовое чем пастель-фиолетовый.

Когда Раскуллио наконец закончил, я осматриваю холст и вижу точное отображение комнаты Делайлы перед собой. –  Ну как? –  хочет он знать.

– Идеально, –  бормочу я. – Это абсолютно идеально.

Теперь наступила самая трудная часть. Делайле и мне было ясно, что Раскуллио ни в коем случае не должен видеть, как я буду рисовать себя на холсте.

Риск слишком большой, что, если я доверю ему мой план, а он попытается помешать мне? Или расскажет Фрампу или еще кому-нибудь, что я пытаюсь покинуть историю?

Возможно, я мог бы прибегнуть к хитрости, чтобы изобразить на холсте себя как часть подарка, но, если он все поймет в середине процесса, я застряну наполовину в мире Делайлы и в своем мире? Я, конечно не такой уж и хороший художник, но на не остается ничего другого.

Вместе с Делайлой мы составили план, при помощи чего-то, что называется Google и при помощи которого можно найти редкие виды бабочек.

Если я буду придерживаться нашего замысла, Раскуллио оставит меня одного, по крайней мере Делайла уверена, и, надеюсь, достаточно надолго, чтобы я смог схватить кисть и нарисовать себя на холсте.

– Такого просто не может быть, –  кричу я и поворачиваю голову в сторону дырки в стене пещеры. –  Ты видел это?

– Что именно?

– ах, наверное, ничего. Просто бабочка.

– Бабочка? –  глаза Раскуллио становятся огромными. –  Как именно она выглядела?

– Маленькая, цвета голубого неба... с черными и белыми ободками на крыльях?

Он делает шаг в сторону отверстия. – Торфянка? Но они якобы все вымерли! –  медлит Раскуллио. –  Это не была серебряная голубянка, или?

– Нет, точно не серебряная голубянка, –  возражаю я. –  Определенно никакая не серебряная голубянка, –  что вообще такое эта серебряная голубянка?

– Хм, –  он снова смотрит на отверстие.

– Мы же уже закончили? Если ты не против, я хотел бы прогуляться со своей сетью и проверить, смогу ли я поймать торфянку, до того как нас снова начнут читать.

– Конечно, иди, –  говорю я. –  Полностью тебя понимаю.

Я киваю ему вслед, когда он выскакивает из пещеры.

Затем я снова смотрю на полотно. Изображение комнаты Делайлы доволно реалистично. Я хотел бы обладать талантом как Раскуллио.

– Определенно сорвется, –  бормочу я и беру кисть в руки, которую Раскуллио оставил лежать на палитре. И из заднего угла пещеры я приношу старое зеркало

Делайла и я оба думаем, с изображением перед самым носом я буду в состоянии нарисовать себя хоть в некоторой степени приемлемо, даже при условии, что я никакой не художник. Я касаюсь холста кончиком кисти и оставляю маленькое пятнышко в цвет моего рукава. Затем ополаскиваю кисть и смешиваю краски в цвет моей кожи.

Но все, же медлю, откладываю кисть и иду к столу, где внутри банки все еще безрезультатно бьется об стенки бабочка. Я снимаю крышку и вижу, как она улетает через дырку в пешере.

Только на случай, если что-то поедет не так, по крайней мере, хоть один из нас будет свободен.

Глава 12

Делайла

Почему же он так долго?

Уже полтора часа я жду его, и ничего не происходит. Ничего. Ошибка.

Я могла бы раскрыть книгу.

Но я сказала ему, что не буду раскрывать книгу.

Так как, как только я это сделаю, все, что он, возможно, достиг с Раскуллио, исчезнет, и история начнется с самого начала.

– Оливер, –  говорю я громко. –  Это смешно.

– Ты сорвала слова с языка.

Я съеживаюсь, когда слышу голос моей мамы. С озабоченным взглядом она стоит в дверях.

– Делайла, уже за полночь. И ты весь вечер разговариваешь сама с собой. Пожалуйста, не возражай мне сейчас. Я слышала тебя за дверью...

– Ты подслушивала за мной?

– Сокровище мое, –  говорит мама и садится на кровать. – Может быть тебе нужен кто– то, чтобы поговорить? –  она медлит.– Кто-то, кто существует в действительности, я имею в виду.

– Я разговариваю с кое-кем...

– Делайла, я знаю признаки депрессии, и я знаю, что при этом испытывают. Когда твой отец покинул нас, я вынуждена была заставлять себя вставать с кровати только для того, чтобы отвести тебя в школу, и затем проводить остаток дня так, как будто все в порядке. Но ради меня тебе не нужно разыгрывать театр.