Текст книги "Охотники на лунных птиц"

Автор книги: Пэтси Адам-Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Я случайно разрубил ее топором, – сказал он, как бы извиняясь.

Пока Фил искала кусок чистой материи, я разрезала башмак и носок. Клод Мэнселл, так звали парнишку, прекрасно держался. Он ни разу не пожаловался, пока я промывала ногу, хотя боль, видимо, была невыносимой. В конце концов я не выдержала:

– Ты покричи, ради бога, покричи!

Нога была очень грязной, поэтому мне хотелось, как можно чище промыть рану, но она сильно кровоточила.

Островитяне оставили нам мальчика и пошли по домам. Один из них вскользь заметил, что за последние два года на острове было два случая столбняка. Один парень умер, а Фил потеряла палец на руке.

– Это произошло года два назад, – сказала Фил. – Как я ни спешила поскорее добраться до доктора на лодке, палец пришлось все-таки ампутировать.

Мы оказались с Фил перед дилеммой: то ли накрепко перебинтовать ногу и тем самым остановить кровотечение, то ли оставить рану открытой и продезинфицировать ее во избежание столбняка.

Рана была между первым и вторым пальцами. Я плеснула на рану воду и за долю секунды, пока ее не залило кровью, разглядела, что грязь топором вбита в рану. Я подумала, что мальчик может погибнуть, если не удастся отвезти его к доктору.

– Мальчика нужно срочно везти в больницу, – решительно заявила Фил.

Фил куда-то отправилась, и ее долго не было. Когда она вернулась, мы пообедали. На обед у нас были «лунные птицы». Потом я осталась с мальчиком, а Фил снова ушла. Хотя мы приподняли ногу мальчика довольно высоко, кровотечение не прекращалось. Кусок материи, который мне дала Фил для перевязки, уже пропитался кровью.

Наконец она вернулась и сказала:

– Пришло судно. Сейчас мы отправим мальчика в больницу.

– Судно? Какое судно?

Со вчерашнего дня поблизости не виднелось ни единого судна, а на острове не было радио, чтобы попросить о помощи. Откуда по счастливой случайности взялось судно?

– Мы подали сигнал тревоги, – сказала Фил. – Судно на подходе.

До сих пор я считала, что дымовые сигналы хороши лишь для юмористических рассказов. Карикатурист Джолифф регулярно использовал их в серии «Племя Унтчетти», а в туристической рекламе часто рисовали аборигена у сигнального костра. Оказалось, что подобное случается и в реальной жизни.

– Мы разожгли дымовой костер, – сказала Фил.

Я вышла из дома и увидела на горе дымовую спираль от костра, уходящую ввысь, а восточнее – другой костер. Их зажигают одновременно, чтобы избежать недоразумений. Один костер может означать, что кто-то жжет отходы, а два костра на разных холмах – это просьба о помощи. И помощь пришла. С «Маргарет Туэйтс» заметили дым, и судно повернуло назад. Подошло к берегу и рыболовное судно «Роберт Джон», которое промышляло в этом районе. Мальчика решили отправить на более быстроходной «Маргарет Туэйтс». В свою очередь, Билл и Тед с судна «Роберт Джон» по радио должны предупредить доктора на острове Флиндерс о раненом мальчике. С «Маргарет Туэйтс» подошла лодка. Лидэм помог нам с Клодом осторожно сесть в нее.

Капитан уступил Клоду свою койку. Каюта была такой безукоризненно чистой, что мне захотелось вытереть свои ботинки о брюки, как это когда-то сделал Пит. Капитан принес две чистые простыни для перевязки, дал мальчику шоколад и чашку чаю. Вскоре судно отправилось в путь.

Клод тихо лежал и послушно выполнял мои указания. Он потерял много крови и очень ослабел, однако улыбался и благодарил всякий раз, когда я что-то для него делала. Мне так понравился этот славный терпеливый мальчик, что я решила остаться в госпитале, чтобы ухаживать за ним.

Море было относительно спокойным, но, когда корабль качнуло, нога мальчика упала с подставки, которую для нее соорудили, и кровь хлынула через повязку. Капитан принес еще две простыни, а потом еще две. Хотя ногу туго перевязали, однако рана продолжала кровоточить.

– Мы должны как можно скорее доставить ребенка в больницу. Через внешний пролив нам не перебраться, – сказал капитан. – Попытаемся пройти через внутренний.

Мы плыли уже часа два. Я вышла на палубу. В это время корабль как раз подошел к отмелям, и они предстали нашим взорам во всей своей красе: тяжелые волны разбивались об них и обнажали. Со всех сторон нас окружали отмели. Они были похожи на побеленные заборы. Вдруг один такой «забор» из пенящейся воды возник прямо перед носом судна. Мы попали в западню.

– Лево на борт! – закричал капитан. – Поворачивай!

Вместе с рулевым они навалились всей тяжестью на колесо, пытаясь повернуть судно. Послышался глухой удар, за ним другой, а они молча, с отчаянием продолжали налегать на руль. Наконец судну удалось выбраться на глубокую воду, и мы направились к Леди Баррен по тому же пути, которым шли недавно.

Когда совсем стемнело, судно причалило к берегу. Я устала, и меня немного мутило от запаха крови. Клода срочно отправили в уайтмаркскую больницу, а я стала приводить себя в порядок. Позднее я позвонила в больницу и поинтересовалась состоянием здоровья Клода. Выяснилось, что моя помощь не понадобится: мальчика в больнице уже не было. Ему зашили ногу и отпустили.

– Где же он будет ночевать? – спросила я капитана.

– В кустах, на земле. Когда придет попутный корабль, вернется к себе на остров, – ответил капитан. И, поймав мой недоуменный взгляд, добавил: – Не бойтесь за него. Они к этому привыкли…

На морских картах воды восточнее островов носят зловещую пометку «глубокие обрывы». С воздуха они производят впечатление запутанного и беспорядочного лабиринта. Сегодня с самолета над мелководьем ясно виднеются проходы для судов, а назавтра, пролетая над этим же местом, вы видите, что там, где был проход, теперь бьются волны – верный признак, что здесь песчаная отмель. В этих местах все зависит от прилива, ветра и погоды. Взглянешь на море и сразу подумаешь, какими же смелыми должны быть моряки, чтобы отважиться плавать в этих водах, а посмотришь на землю и поймешь, что летчикам в смелости отказать нельзя тоже.

– В каком направлении дует ветер? – спросил меня Рэг Мунро, летчик, с которым я впервые летала на остров Кларка.

– Откуда мне знать! – крикнула я, тщетно пытаясь разглядеть ветряной конус на скалистом острове.

– Посмотри на траву на взлетной полосе.

Внизу, однако, никакой полосы я не увидела. Рэг повернул машину так, что стала видна земля.

– Ну, вот и отлично! – воскликнул он.

Я снова посмотрела вниз и снова не увидела ничего, кроме скалы и пучков травы. Самолет стал снижаться. Когда мы подрулили к стоянке, я все еще пыталась угадать, где та, одна из десяти посадочных полос, которую построил Мунро вместе с другими пилотами из Тасманийского аэроклуба. Взлетно-посадочные полосы, минимально отвечающие стандартам, установленным Управлением гражданской авиации для одномоторных самолетов, гарантировали, насколько это в человеческих силах, безопасность. И тем не менее летать в этом районе так же рискованно, как и плавать.

Мунро и его товарищам пришлось вооружиться топорами и кирками, чтобы расчистить полосу от травы и кустарника.

На острове Кейп-Баррен Рэг обычно сажал машину в Тандер энд Лайтнинг Бее (Залив Грома и Молнии), но посадка здесь была сложной, к тому же взлетно-посадочная полоса находилась вдалеке от селения. Об этом я узнала в тот день, когда мне пришлось идти туда пешком.

– Далеко ли до залива? – спросила я Дэниса Эверетта.

– Пожалуй, километра три, – ответил он неопределенно.

Следует сказать, что кейп-барренский километр – поразительно растяжимая единица измерения. Прошло часа три, а я все шагала по тропинке, которая местами так заросла деревьями и кустарником, что почти не было видно неба. Я решила срезать путь, и, как раз в тот момент, когда я сошла с дороги и меня не было видно, мимо проехала повозка, на которой сидел доктор. Она скоро исчезла из виду, а вместе с ней и мой единственный шанс побыстрее добраться до самолета.

Новую взлетно-посадочную полосу Рэгу и пилотам из Тасманийского аэроклуба помогали строить двенадцать кейп-барренцев. Они соорудили ее на равнинной части острова. Строители вручную расчистили полосу длиной пятьсот метров, а шириной более ста метров. Ни одна из полос, построенных под руководством Рэга Мунро, не носила никакого названия. Но однажды, когда Рэг впервые посадил здесь свой самолет, он увидел грубо обтесанный столб с указателем, на котором краской было написано: «Поле Мунро». Этот столб установили островитяне.

Из людей, с которыми мне довелось встречаться за последние лет двадцать, Рэг менее всех остальных стремился к рекламе. Пожалуй, на сегодняшний день он чаще других австралийских пилотов вылетал на помощь людям, за исключением специальной медицинской авиа-службы. Он считал такие рейсы частью своей повседневной работы и не находил их опасными.

– Я не стал бы рисковать ни своей жизнью, ни жизнью пациентов, – говорит он. – Что же тут опасного?

На этот вопрос ответил доктор Эрик Гилер, которому приходилось регулярно летать на острова по делам Совета по охране зверей и птиц Тасмании, председателем которого он является:

– Рэг летает с большой осторожностью. Он никогда не совершает взлет или посадку, если чувствует, что есть хоть малейший риск. Однако не надо забывать, что для такого летчика, как он, риск не так велик, как для менее способного. Поэтому он может летать в такие места и в такое время.

Посадки на взлетно-посадочные полосы на острове представляются не профессионалам самоубийством. Когда я впервые увидела с самолета остров Бейбел: с одной стороны возвышались суровые скалы, а с другой – торчал клочок земли размером с носовой платок, о который разбивались волны, я спокойно покорилась судьбе, решив, что здесь найду свою смерть.

Прошло много лет. Теперь мне кажутся странными и даже забавными воспоминания о том далеком дне, когда я была абсолютно уверена в своей гибели. После бесчисленных полетов на острова, во время которых я чувствовала себя как в пригородном автобусе, я уже не боялась ничего.

Взлетно-посадочные полосы на островах необходимы не только потому, что самолетом сюда можно доставить врача, в них остро нуждаются и охотники на «овечьих птиц», хотя следует отметить, что за последние годы рынок их сбыта сократился. В прежние годы на соленых птиц был большой спрос. Они значились в рационе команд судов. На суда грузили бочки, в которые входило до пятисот соленых птиц. Семьи фермеров заготавливали на зиму до трехсот птиц. Кен Даллас, преподаватель экономики Тасманийского университета, рассказывал мне, что в детстве, когда он жил на ферме, ребята часто брали с собой в школу на завтрак птиц. На ужин они тоже ели птиц и запивали чаем.

В послевоенные годы меню фермеров и моряков стало более разнообразным. Все-таки жалобы на плохое питание детей и моряков возымели действие, и теперь соленые птицы стали неходовым товаром. Видимо, свежемороженые птицы имели бы большой спрос, но на островах все упирается в транспортную проблему. До сих пор на островных торговых судах нет морозильников. Правда, с Флиндерса отправляли свежих птиц самолетом, однако такое количество птиц не удовлетворяло спроса. Дело в том, что, пока птиц переправляли на судах с места гнездования в проливе Франклин на Флиндерс, проходил целый день, а за такое время они портились.

Рэг и его пилоты построили взлетно-посадочные полосы на трех из пяти островов, где гнездятся птицы. Это дало возможность в течение всего сезона ежедневно вывозить свежих птиц. Как-то я провела весь охотничий сезон на острове Биг-Дог в семье Куков. За это время Рэг успел построить и здесь взлетную полосу. Эрни Куку, которому принадлежало самое старое гнездовье на острове, полоса помогала сохранить годовой запас добычи.

В течение сорока лет Эрни ездил на остров Биг-Дог. В 1919 году его отец построил там хижину, и мать отвезла его туда, когда мальчику было всего две недели от роду. Эрни родился на острове Ганкэрридж, а образование получил у помощника капитана «Фарсунда» (судно потерпело аварию в том районе в 1912 гору) датчанина Хьюго Готлиба. Лишь взрослым Эрни узнал, что слово «женщина» пишется через букву «щ», а не через «ч».

– Как пишется женчина? – спрашивал датчанин.

–  Ж-ен-чи-на, – отвечали дети Кука.

– Правулно, – радовался учитель.

Теперь на Ганкэрридже никто не живет: семья Кука обосновалась на Флиндерсе. Там у них, как и у большинства европейских семей, промышляющих охотой на птиц, своя ферма. У Куков пятьдесят коров. Свиней они оставляют на попечение соседей, когда всей семьей уезжают на остров Биг-Дог. Землю они арендуют у властей за двенадцать фунтов стерлингов. Кроме того, они платят за разрешение на охоту за каждого члена семьи старше десяти лет. Большинство детей участвуют в отлове птиц и помогают взрослым их разделывать.

Жизнь семьи Куков делится на два периода: десять месяцев в году они занимаются фермерством, а два – ловлей птиц. Нэлл Кук, хозяйка фермы, хранит под навесом «птичью коробку» – ящик из-под чая, куда складывает всю старую одежду, которая во время охотничьего сезона еще может пригодиться.

Сезон отлова птиц длится недолго, а расходы огромные. Приходится дорого платить за транспортировку, к тому же надо кормить и одевать рабочих. Кукам повезло: у них три помощницы – дочери-подростки. Иногда приезжает к ним из Аделаиды на время отпуска брат Эрни. Он тоже помогает ловить птиц. Несмотря на такое количество рабочих рук, им приходится нанимать работника на полный рабочий день, ведь гнездовья должны содержаться в условиях, соответствующих санитарным требованиям. Таким образом, чтобы покрыть расходы и получить какую-то прибыль, семье фермера необходимо отловить как можно больше птиц.

Каждое утро, на рассвете, мужчины отправлялись па охоту. Вытянувшись на траве, они обшаривали руками каждую норку в поисках птенцов. На шест подвешивали по пятьдесят-шестьдесят птиц и несли под навес. Это было нелегким делом, ведь птицы тяжелые, а местность неровная и вдобавок изрыта глубокими, по колено, норами. В небольшом сарае получали птичий жир шафранного цвета, который, как утверждают местные жители, обладает лечебными свойствами. Затем птиц ощипывали, а перья продавали изготовителям матрасов и спальных мешков. Женщины и дети сидели в специальном помещении вокруг небольших кипящих котлов, огонь иод которыми поддерживался с помощью обладающих приятным ароматом ветвей якки.Наконец, когда птицы остывали, их чистили, а затем засаливали в бочках или упаковывали и в картонных коробках отправляли потребителю в свежем виде.

До глубокой ночи кипела работа. Пока мужчины на охоте, женщины замешивали тесто. Нэлл Кук пекла хлеб в старенькой железной печке колониальных времен, причем уголь засыпался в нее и сверху и снизу. К тому же женщинам приходилось каждый день косить траву и рассыпать ее по полу хижины, готовить бесчисленное множество чашек чаю, печь печенье и, конечно же, жарить, варить и запекать птиц.

Отдыхали только по воскресеньям, во второй половине дня. Утром убирали все под навесами, вытирали или даже белили стены, выбрасывали старую траву и застилали полы свежей, чистили котлы. Под большими медными котлами разжигали огонь и носили воду для бани. К полудню все были чистыми, с гладко причесанными волосами, девушки подкрашивали губы, надевали свои выходные платья, и все ходили друг к другу в гости. Однако к десяти часам вечера, как обычно во время сезона, гасили свет и всё отправлялись спать, ведь рабочий день начинался еще до рассвета.

Помощь, которую летчики оказывают таким фермерам, как Эрни Кук, свидетельствует об их возросшем мастерстве вождения одномоторных самолетов. В тасманийской прессе о работе пилотов писали как о «крупнейших новаторских шагах, предпринятых авиацией Тасмании». Эта «малая авиалиния» обслуживала острова еще до того, как служба «Летающий доктор» добралась до Тасмании. Во время полетов на остров Кейп-Баррен регулярно отправлялся врач, который затем верхом или в повозке совершал объезды и возвращался на самолетах, которые перевозили птиц, солому и шерсть.

Мунро, самый искусный пилот Тасмании, летал с различными заданиями. Он выполнял любую работу, начиная с перевозки жениха к невесте и кончая подсчетом гусей с воздуха.

В 1956 году газеты в шутку назвали его Купидоном. Случилось так, что летное поле в Уайтмарке, на острове Флиндерс, было затоплено водой и грузовые самолеты не могли там приземлиться. Один поселенец-немец в полном отчаянии обратился за помощью к Мунро. Дело в том, что в Уайтмарке в церкви его ждала невеста, а немец не мог вовремя туда добраться.

Летчики на самолете типа «Остер» совершили восемьдесят восемь полетов на остров и перевезли двести восемьдесят два пассажира и двадцать две тонны груза. Пилотам доводилось доставлять пятнадцать килограммов дрожжей, которые понадобились пекарю; их пассажирами были четырехмесячный младенец, семидесятилетний старик, католический священник, которому предстояла служба в Уайтмарке.

Мунро и другие пилоты считали свою работу самой обычной. Они перевозили больных и выручали людей из беды, совершали посадки при свете сигнальных ракет на лугах, на берегу моря и на взлетных полосах, которые только они и могли разглядеть. Они летали в такие отдаленные точки, как Коксис-Байт и озеро Педдар, в малонаселенном юго-западном уголке Тасмании, на остров Кинг, на западе Бассова пролива, и на остров Дил, в его восточной части.

Пожалуй, чаще всего Мунро и его коллегам приходилось вылетать по срочным вызовам для оказания помощи больным. Однажды он летел ночью на остров Флиндерс, чтобы доставить лекарство для малыша. Помогал он также перевозить рожениц, если врачи больницы видели, что своими силами не справятся; выручал Мунро и в случаях других больших затруднений.

Раньше во время полета Мунро частенько приходилось выполнять еще и обязанности медсестры, но с тех пор, как он приобрел «Персиваль Проспектор», ему не нужно больше этим заниматься, потому что он может, если это необходимо, прихватить с собой кого-нибудь из медицинского персонала. Этот небольшой шестиместный самолет оказался, пожалуй, самым удобным для местных рейсов. Его легко переделали под санитарный, куда входило двое носилок, сидячий больной и сопровождающий.

На нем можно перевезти также несколько упитанных баранов, а заодно и двух пастухов. Кроме того, в нем помещается одиннадцать мешков соломы или два тюка шерсти.

Если верить пассажирам, то этот небольшой самолет идеален для полета на острова, потому что «взлетает, как ракета, а приземляется, как парашют». Да и взлетно-посадочная полоса ему нужна небольшая. Этот самолет Мунро использовал также для перевозки живой рыбы, которая сбрасывалась прямо в лагуну для увеличения рыбных запасов.

Скорость полета – пятьдесят шесть километров в час. Он может летать на малой высоте, что дает возможность хорошего обзора местности, а это очень важно при проведении спасательных работ, особенно на море. С самолета хорошо просматривается лес и можно вести геофизические наблюдения.

Мунро первым в Тасмании начал проводить подкормку растений суперфосфатом с воздуха. Он достиг в этом деле такого совершенства, что мог равномерно посеять даже килограмм семян или разбросать двести пятьдесят килограммов суперфосфата на площади 4047 квадратных метров. Успех работы зависит от скорости полета и точного расчета времени, когда нужно открывать клапаны хоппера с семенами или удобрениями.

Во время охотничьего сезона Мунро обычно развозит по островам охотников-любителей.

Ему приходилось проделывать и не совсем обычную работу – вести с воздуха подсчет кейп-барренских гусей на островах Фюрно. Гуси настолько пугливы, что, заслышав звук мотора, тотчас улетают. Этим их качеством и воспользовался Мунро. Он поднимал птиц в воздух, где, как оказалось, считать их гораздо легче. Впервые такой подсчет был сделан по просьбе Совета по охране зверей и птиц Тасмании. Теперь эта работа проводится ежегодно.

Редактор издаваемой на острове Флиндерс газеты Джим Дэйви сказал, что о героической работе Мунро мало кто знает, потому что он очень скромный человек и никогда не стремится к саморекламе.

Однако память о его славных делах островитяне хранят в своих сердцах. Нам хотелось отблагодарить его, и мы провели подписку в фонд «Благодарности Мунро». На деньги, которые удалось собрать, приобрели оборудование для новой больницы па острове. На здании высечены слова благодарности Мунро и его товарищам.

Глава XI
«Хрюкающая птица»

Кейп-барренские гуси, которым грозило полное исчезновение, не только выжили, но и число их заметно увеличилось. Эта птица, известная орнитологам как куриный гусь (Cereopsis novae hollandiae), по своим размерам с домашнего гуся. Питается она в основном травой. Мясо ее по вкусу напоминает мясо домашних птиц, оно без привкуса, свойственного водоплавающей дичи.

Особенно прекрасна птица в полете. Несколько лет назад знаменитый зоолог и художник, рисующий водоплавающих птиц, Питер Скотт специально отправился на острова Бассова пролива, чтобы запечатлеть птицу в естественных условиях.

Длина птицы – сантиметров шестьдесят. Она светло-серая, с ярко-оранжевыми лапками и зеленовато-желтым клювом. Самца от самки отличить довольно трудно. Самка несколько меньше самца. Различают их по голосам.

Практически ни разу не удавалось определить, где самец, а где самка. По словам охотников, крик самца громкий и трубный, в то время как голос самки низкий и напоминает ворчание или хрюканье. Островитяне называют куриных гусей «хрюкающей птицей», что произносится легче, чем «кейп-барренские гуси», последнее название к тому же не совсем точно, поскольку гуси встречаются не только на острове Кейп-Баррен, но и на многих островах пролива.

Да и принадлежит ли он к отряду гусей? Вполне возможно, что это утка. Некоторые зоологи – специалисты по водоплавающим птицам высказали сомнение по поводу принадлежности этой птицы к гусям. Причиной тому – ее необычный клюв, строение тела и поведение. Эту биологическую загадку можно разгадать при условии детального изучения внутренних органов птицы и некоторых физиологических аспектов ее размножения. Сейчас в Тасманийском университете этим занимается ирландский зоолог доктор Эрик Гилер. Несколько раз в год он выезжает на острова, где наблюдает за поведением гусей на различных стадиях их развития.

Вслед за мореплавателями пришли стрейтсмены. В 30-е годы прошлого столетия солдаты из поселения Вибелина отправились на розыски скрывавшихся двухсот трех аборигенов. С того времени острова стали обитаемыми. В 1872 году на островах Фюрно жило двести двадцать семь человек, и до 1929 года, когда начал свою работу Совет по охране зверей и птиц Тасмании, на «хрюкающую птицу» охотились только те, для которых она являлась пищей.

Тот факт, что на этих островах птица не исчезла, весьма примечателен, особенно если учесть, что острова Флиндерс, Кейп-Баррен и Кларка по своей величине превосходят остальные, многие из которых представляют собой просто скалы, выступающие из моря. На равнинах Виктории этих птиц почти не стало, а когда-то, до того, как в 80-е годы прошлого века начался промышленный отлов, их было здесь великое множество. В наше время Монашский университет (штат Виктория) проводит исследовательскую работу по широкому изучению кейп-барренских гусей в основном на островах Фюрно.

Последние годы об этой птице высказываются самые противоречивые мнения. В 1965 году на два дня был открыт сезон охоты, и каждому охотнику разрешалось убить до шести птиц. Это решение вызвало общественный протест, который нашел свое отражение в газете под рубрикой «Письма к редактору», в программах телевидения, статьях. Большинство выступавших заявили, что популяция гусей уменьшилась до четырех-пяти тысяч. Никто из исследователей не удосужился уточнить факты, свидетельствующие о том, что, когда в 1929 году был создан Совет по охране зверей и птиц Тасмании, на Фюрно насчитывалось всего восемьсот гусей, а в 1960 году при подсчете их оказалось девятьсот. Таким образом, если сейчас их от четырех до пяти тысяч, то вполне очевидно, что за несколько лет популяция птиц возросла в четыре-пять раз.

Было ли этих птиц раньше так много? Сомневаюсь. Правда, первые исследователи отмечали огромное их количество, но никто из них не привел хотя бы приблизительные цифры. Когда на маленьком острове живет пятьдесят таких крупных птиц, то может создаться впечатление, что их очень много, как скворцов в пригородном парке.

Думается, они никогда не были многочисленны и нынешние цифры являются рекордными. Птицы эти – вегетарианцы. Отсюда можно сделать вывод, что до прихода фермеров каменистые, со скудной растительностью острова не могли прокормить большое число птиц. Скалистые почвы не позволяли травам разрастаться. Даже могилы порой приходилось рыть на берегу, поскольку почва не поддавалась лопате.

Уже лет десять по указанию правительства Тасмании на острова отправлялись суда с суперфосфатом и другими удобрениями. Вплоть до 1960 года я работала на «Наракоопе». За несколько лет мы перевезли на судах триста тонн суперфосфата, совершая рейсы каждые две недели. Раньше птицы были вынуждены довольствоваться скудными травами, теперь же они пасутся на сочных пастбищах, созданных поселенцами. И если на некоторых островах птиц не было видно, то теперь они совершают набеги на засеянные поля.

Для фермеров кейп-барренские гуси – бич. Элф Стэкхауз считает, что урон, который наносят гуси его участку, обходится ему примерно в сто австралийских фунтов. Один островитянин вынужден был сократить стадо овец на сотню голов. В 1965 году еще один фермер жаловался, что двести тридцать четыре гуся полностью вытоптали участок, который он засеял овсом. Однако урон, наносимый гусями, исчисляется не только тем, что они вытаптывают поля и поедают урожай. Дело в том, что после птиц остается помет, который отпугивает домашних животных, и в течение многих месяцев они не могут питаться травами на лугах, где побывали гуси.

В связи с этим Совет по охране зверей и птиц Тасмании вынужден был в 1965 году разрешить охоту на гусей впервые за последние пять лет. Тридцать два охотника получили лицензии и отстреляли сто шестнадцать гусей. Противники подобного спорта, должно быть, оплакивают птиц, а те, кому довелось изучать и видеть их вблизи, испытывают страдание, когда приходится идти на такой шаг.

Однако следует отметить, что полного уничтожения этих птиц не произойдет, как перед открытием охотничьего сезона предсказывали многие исследователи. Джон Гульд, великий знаток птиц прошлого столетия, писал в книге «Птицы Австралии», что 12 января 1839 года он убил двух гусей на острове Изабелла, и тут же добавил, что этих птиц уже не так много, они «почти истреблены». Тем не менее более чем через столетие птицы продолжают жить, и, как мне кажется, число их значительно возросло. Неизвестно только, смогут ли они все поместиться на островах.

Охота на кейп-барренских гусей началась в 1792 году, когда они впервые были открыты французским ученым Дж. Дж. Лабиллардье, который назвал их «пепельным лебедем» (Cygne cendre). Он взял с собой в Европу чучело одного гуся и подарил музею в Париже. Впоследствии немало этих гусей вывезли в Европу.

Позднее, когда выяснилось, что птицы могут жить в неволе, их в большом количестве вывезли с островов. В 1830 году даже у короля Англии Георга IV было два гуся. Их поместили в Виндзорский парк, где они стали довольно быстро размножаться. Многим своим друзьям король подарил по паре гусей. Вскоре их стали разводить ради мяса.

Со времен Лабиллардье ни один путешественник, побывавший на островах Бассова пролива, не обошел своим вниманием этих птиц и в путевом журнале писал об охоте на них. В ранних хрониках сообщалось о большом количестве гусей на всех островах Бассова пролива. Говорилось, что гуси совсем непугливы, их можно бить палками и ловить руками. В то время аборигены еще не жили на островах, и вполне вероятно, что гуси до прибытия первых мореходов еще не встречали человека.

В естественных условиях гуси довольно своенравны, а гусаки при встрече часто затевают отчаянные драки. В неволе пары следует держать отдельно, чтобы у каждой был свой участок.

Хотя эти птицы относятся, по существу, к птицам малых островов, кейп-барренские гуси в периоды между гнездованием мигрируют на материк. Мне доводилось видеть их на равнине Виктория между сентябрем и январем. В это время они находятся под охраной, а сезон охоты открывается в начале марта, когда птицы возвращаются на места гнездовий.

Сезон охоты закрывается в то время, когда птицы готовятся выводить птенцов, это бывает между июнем и августом. На островах, где они в течение столетий устраивали свои гнезда, их ничто не тревожит.

Гнезда, по форме напоминающие блюдца, сделаны из травы и пуха. Самцы и самки в равной мере трудолюбиво собирают строительный материал и строят гнездо на земле. Но если они находят удобное место в траве или на нижних ветках кустов, они устраивают их там.

Оба родителя чрезвычайно заботливо оберегают большие кремовато-белые яйца, а позже так же бережно опекают птенцов. Гусаки воинственно кидаются в атаку на людей, птиц или крупных животных, если те подходят к гнезду. Однако если птицам не удается отвести человека от гнезда и он берет яйца в руки или дотрагивается до них, то птицы немедленно бросают гнездо и улетают.

Когда на островах появились первые поселенцы, они собирали яйца и употребляли их в пищу. Сейчас это делать запрещено. Те немногие наблюдения, которые были проведены, доказывают, что у гусей не сохранилось близких сородичей.

Как-то Гарри Бойз повез меня с группой охотников на остров Кенгуру. В охоте участия я не принимала, зато узнала историю девушки, которая умерла от смеха.

Впервые Гарри Бойз узнал о Матильде Мейнард лет двадцать назад, когда он был молодым парнем. К тому времени прошло сорок восемь лет со дня смерти Матильды.

Рассказывали, что ветер сдул весь песок с ее неглубокой могилы на берегу и обнажил гроб. Бойз вызвался съездить на остров Кенгуру и перевезти гроб для захоронения на кладбище на острове Флиндерс.

Для кого угодно подобная миссия могла показаться ужасной, но Бойз отнесся к этому по-другому. К тому же его отец в 1897 году участвовал в похоронах Матильды на острове Кенгуру и часто рассказывал о том, как жила и как умерла эта девушка.

В 1938 году юный Гарри Бойз отправился на судне, чтобы выполнить задуманное. До сих пор он вспоминает тот момент, когда заглянул в гроб. То, что он там увидел, врезалось ему в память.

– У нее были рыжие волосы, прекрасные длинные рыжие волосы. Это меня потрясло, – вспоминал он потом.