Текст книги "На крыльях"

Автор книги: Петроний Аматуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Вдруг командир корабля замечает неладное в полёте и с укором к себе и другим говорит:

– Пока мы тут а-ба-ба, а-ля-ля, а ветерок нас снёс, и высоту мы потеряли!

Мгновенно смолкает беседа, и экипаж возвращает свою машину на «путь истинный». Вот это и есть «а-ба-ба, а-ля-ля»…

… Под самолётом Курск. Второй пилот входит в круг над аэродромом, а Виктор Андреевич наблюдает за тем, как он это делает, и не отвлекает его внимания: всякому «опыту» – своё время.

– Есть выпустить шасси! – громко вскрикивает бортмеханик, и в самолёте раздалось шипение выпускаемых колес.

Второй пилот благодарно взглянул на бортмеханика, ведь он так усиленно «старался» перед Виктором Андреевичем, что даже позабыл дать вовремя команду выпустить шасси, а бортмеханик по-товарищески выручил его и, чтобы поверяющий не заметил этого, громко откликнулся, будто нужная команда уже была дана. Но Виктора Андреевича «на мякине» не проведёшь. Пряча улыбку в ладонь, он сделал вид, что и в самом деле не сообразил. «Дружный экипаж, – подумал он, – А на ошибку всё же укажу, но после, когда сядем»…

Посадка произведена нормально. Когда уже рулили к аэровокзалу, Бобрышев как бы только сейчас спохватился и «удивлённо» спросил из-за плеча бортмеханика:

– Как, уже сели?!

– Да, разве не видишь, – добродушно кивает бортмеханик.

Это традиционный аэрофлотский комплимент пилотам от бортрадиста: дескать, так мягко сели, что я и не почувствовал, как машина коснулась земли.

* * *

Много забот у пилота-инструктора… Надо вводить в строй молодых командиров кораблей, учить вторых пилотов, тренировать экипажи в рейсовых условиях, проверять их слётанность.

Всё это Виктор Андреевич делает с любовью. Когда бы к нему ни обратились с вопросом, касающимся лётного мастерства, – он отложит свои личные дела, задержится, если даже собрался ехать домой, и подробно ответит на заданный вопрос.

Он всегда в хорошем настроении, умеет располагать к себе молодежь и влюблять ее в авиацию так же, как любит ее он сам. Виктор Андреевич неистощимый и занимательный рассказчик, а по части живой истории Аэрофлота – «ходячая энциклопедия».

Память у него в самом деле превосходная. Он знает ошибки своих пилотов, даже такие, что были допущены ими давно: у Виктора Андреевича всегда имелся небольшой карманный «кондуитик», куда он аккуратно заносил результаты каждого контрольного полёта…

Виктор Андреевич Васильев за 22 года налетал около трёх миллионов километров, давно имеет пилотское свидетельство гражданского лётчика первого класса, но всегда полон такого юношеского азарта, точно ему не 46 лет, а вдвое меньше. Эта энергичность, жизнерадостность, высокое лётное мастерство, а также доброта характера делают особенно привлекательным его образ.

Командир эскадрильи

В годы войны Николай Фёдорович Дединец летал на ПО-2. Обслуживал штабы наземных войск и ставку Верховного командования, принимал участие в операции на Курской дуге и в боях на территории Полыни. Всего Николай Фёдорович совершил на своём «небесном тихоходе» 388 боевых вылетов и налетал 2600 часов, из них 200 часов ночью.

После войны Дединец вернулся на аэрофлотские трассы. Окончив школу высшей лётной подготовки ГВФ, он перешел на тяжелые самолёты командиром корабля. Его экипаж стал одним из самых активных участников социалистического соревнования. Основные условия соревнования: полная безопасность полётов, высокая производительность и регулярность.

Если безопасность и регулярность полётов – дело рук членов экипажа, то производительность почти целиком зависит от работников отдела перевозок аэропортов, а среди них немало людей трудных. Вот почему борьба за высокую производительность самое, так сказать, боевое дело в будничной работе экипажей Аэрофлота.

* * *

В порту.

– А, Николай Фёдорович! Здорово, друг…

– Здравствуй, Митя, здравствуй.

– Удачно встретились. Садись, покалякаем.

– Не совсем удачно. Мне скоро вылетать, а ещё надо уладить с загрузкой.

– Для чего у тебя второй пилот? Пусть он этим и занимается. Целый месяц с тобой не виделись, а ты куда-то бежишь! Ведь школьный товарищ…

– Не молу, понимаешь, никак не могу, Митя. На складах порой с прохладцей дело идёт и надо подталкивать… Ты подожди, я скоро…

В кабинете начальника отдела перевозок.

– Разрешите войти?

– Прошу.

– Командир корабля Дединец из Северо-Кавказского управления.

– Слушаю вас. Вы, кажется, у меня были на прошлой неделе?

– Так точно. Я вылетаю сегодня 267-м рейсом в Ростов-на-Дону.

– Понятно.

– У меня был недогруз 50 килограммов, кроме того, два пассажира не явились… Итого мне надо догрузить самолёт на 200 килограммов.

– Послушайте, на это есть диспетчер отдела перевозок, не могу же я…

– Диспетчер не хочет этим заниматься: боится, что не успеет загрузить нас к вылету.

– Резонно. Вы знаете, что каждый человек у нас на учете…

– Несколько грузчиков сидят возле перрона и ничего не делают, – волнуется Дединец. – На складе есть ростовский груз…

– Я загружаю ежедневно больше ста самолётов и не имею возможности…

– Если десять из этих ста самолётов вылетят с недогрузом 200 килограммов, то вам потребуется для выполнения суточного плана ещё один самолёт, то есть 30 самолётов в месяц или 365 самолётов в год! – убеждает Дединец.

– И все же я не уверен, что удастся вас загрузить.

– В таком случае я отказываюсь вылетать! – решительно заявляет командир корабля.

– Кто вам разрешит это сделать?! – наклоняется начальник отдела перевозок.

– Приказ, – отчеканивает Дединец. – Можете составить акт.

Начальник отдела перевозок вспоминает, что приказ начальника главного управления Аэрофлота обязывает загружать все самолёты полностью при наличии попутного груза в порту и… успокаивается.

– Идите к диспетчеру, скажите, что я распорядился срочно догрузить вас, – хмуро говорит он.

– Благодарю вас, – обрадованно отвечает Дединец и исчезает из кабинета.

На складе.

– Через пятнадцать минут я вылетаю, срочно догрузите 200 килограммов!

– Да вы что? У меня здесь тысячи тонн, а вы хотите, чтобы я возился из-за двухсот килограммов?! Да у меня и нет для вас подходящего груза…

– Груз есть, я уже отобрал его, – появляется рядом второй пилот. – Вон те ящики в углу.

– Что вы за народ! – сердится кладовщик. – Как только появятся здесь эти ростовчане…

– Потише, друг, – раздаётся ещё чей-то голос, и в склад входят двое пилотов. – Готовь груз и в Хабаровск, что есть…

– А на Одессу, хоть из-под земли достань!

Кладовщик обвёл их всех недовольным взглядом и громко крикнул шофёру грузовой машины:

– Василь, заводи! Подавай на южный сектор!

– Вот это дело, – успокаивается Дединец и поворачивается ко второму пилоту: – Я пойду за погодой, а ты поскорее догружай.

– Понятно, командир.

На перроне.

– Ну вот, Митя, я освободился. Можно и поговорить.

– Наконец-то! Садись, Николай. Ты когда вылетаешь?

– Да вот, уже пассажиров ведут…

– Нечего сказать, «поговорили», – огорчается приятель. – Ты всё в Ростове?

– Конечно, там. Трудимся потихоньку. А ты как?

– Нормально. Дальше Хабаровска пока не летаю.

– Это твой второй пилот был на складе?

– Мой. Я его послал туда. Нерасторопный парень! Пока дождёшься его с грузом, так всю газету успеваю прочитать.

– Ну, держи, Митя, очень рад встрече!

– Бывай здоров, Николай. А ты всё такой же, кругом успеваешь… Как в школе, так и на работе. Пора остепениться, ты же теперь командир корабля: больше командуй.

– А вот квартальный план выполню к двадцатому и остепенюсь, – смеётся Дединец.

– К двадцатому?! – поразился приятель.

– Да, заканчиваем. А у тебя как?

Митя неопределённо пожал плечами и, торопливо складывая газету, прощается.

– Куда это ты вдруг?

– Сбегаю на склад, Коля. Пока его дождёшься! Ну, будь здоров…

И так каждый день, в каждом порту: – Давай пассажиров, давай груз, груз, груз! Нам надо выполнять план, я не могу перевозить на тысячи километров «дымок от папиросы». И не задерживайте с погрузкой.

Однажды в Минводском аэропорту он обнаружил на складе два больших ящика по 100 килограммов – московский груз, от которого уже второй день отказывались пилоты транзитных самолётов: немного громоздок для пассажирской машины.

Этой «находке» он обрадовался так, точно сделал какое-нибудь величайшее открытие в науке. Измерил с точностью до миллиметра габариты ящика и дверь хвостового отсека, воодушевил грузчиков, сам принял горячее участие в погрузке и втиснул ящик в узкий проход заднего багажника.

Вылетел довольный и в воздухе, включив автопилот, взял счётную линейку и стал объяснять второму пилоту:

– До Москвы 1400 километров. Перемножим на 200 килограммов: получается почти триста тонно-километров. Это всё равно, что один самолёт с загрузкой две тонны пролетит расстояние 150 километров, то есть затратит на это 35 минут полётного времени. Понял?

– Да, командир.

– А ты говоришь: романтика!.. Экономику никогда нельзя забывать!

* * *

Большое внимание Николай Фёдорович уделяет работе над собой дома. Он регулярно следит за всеми новинками в авиации, в совершенстве изучил радиосамолётовождение, теорию полёта и «Наставление по производству полётов» – настольную книгу авиатора, в которой, сколько ни перечитывай её, всегда находишь для себя новое.

Без знаний невозможно выйти невредимым из беды в полёте. Смелость – это только необходимое условие применения знаний и опыта.

А неприятные случаи происходят в самый неожиданный момент…

* * *

Апрель 1950 года. Погода хорошая. По бетонке Ростовского аэропорта разбегается двухмоторный самолёт. Вот он плавно оторвался от земли и перешёл в набор высоты. Провожающие весело машут ему вслед шляпами, платками.

Ветерок дул строго по полосе, «во втулки винтов», и помогал самолёту набирать высоту.

– Убрать шасси, – скомандовал командир корабля Дединец.

– Есть убрать шасси!

Тяжелые колёса с шипеньем пошли вперёд, навстречу полёту, и с лёгким толчком спрятались в просторных выемах мотогондол. Дединец глянул на прибор скорости: 165 километров в час.

Самолёт набрал метров двадцать и вдруг резко метнулся вправо, задрав левое крыло вверх. Николай Фёдорович быстрым и сильным нажимом на левую ножную педаль руля поворота вернул самолёт на курс, а наклоном штурвала влево выправил крен. По тому, как сопротивлялись педали и штурвал, Дединец понял: сдал правый мотор!

– Правому мотору флюгер! – крикнул командир.

– Есть правому флюгер, – ответил бортмеханик, молниеносно совершая необходимые точные движения.

Бортрадист выключал те потребители тока, без которых сейчас можно обойтись: процесс флюгирования требовал большой мощности, и надо было строго распределять расходование электроэнергии, имеющейся на самолёте.

Дединец зорко контролировал действия членов экипажа, следил за скоростью, постепенно уменьшая её до 150 километров в час, чтобы набрать возможно больше спасительной высоты; удерживал машину от крена и на взлётном курсе.

На высоте 65–70 метров Николай Фёдорович слегка накренил самолёт влево и стал разворачиваться в сторону работающего мотора: так и легче и безопаснее. Развернувшись, он решил набрать ещё немного высоты.

К тому времени масло под давлением нескольких атмосфер привело в движение цилиндр флюгирования, а последний развернул все три лопасти правого винта ребром в сторону полёта, чтобы они не создавали большого сопротивления.

Бортмеханик подготовил все необходимое для обеспечения посадки и ожидал дальнейших распоряжений командира. Самая быстрая, чёткая и сложная часть работы закончилась. Теперь просто летели на одном моторе. Так можно лететь сколько угодно, хоть до самой Москвы, но, конечно, в этом не было нужды, потому что аэродром был прямо под ними, и проще было сесть и устранить неисправность, либо вылететь на другом, резервном, самолёте.

На высоте 100 метров полетели по прямой, сбавив обороты левого мотора.

Узнав о необычном происшествии, многие работники порта высыпали на перрон и с любопытством наблюдали за полётом. Такие случаи – диковинка!.. Инженеры и техники, обслуживавшие этот самолёт, нервно курили и вполголоса обсуждали возможные причины сдачи мотора, предполагая, чем это может закончиться для них…

Точно выйдя на линию посадочной полосы, Дединец мягко приземлил свой воздушный корабль.

На перроне пассажирам объяснили, в чём дело. Высокий мужчина в кожаном пальто и шляпе взволновался не на шутку.

– Послушайте, – громко говорил он, – я – инженер и великолепно понимаю, что это – техника… Я нисколько не протестую против того, что в моторе вышла заминка. Это дело не моё. Но, поймите, мне надо срочно в Москву, а мы теперь потеряем столько времени, что страшно подумать! Дайте другой самолёт, что ли!

– Так и сделаем, – успокоил его руководитель полетов. – Кроме того, вы сократите стоянку в Харькове, а в Москву прибудете по расписанию.

– Это другое дело, – пробормотал инженер, – Великолепно! Разве я говорил, что сомневаюсь в этом? Нет, абсолютно нет, я так и думал…

Выяснив обстоятельства происшествия, руководитель полётов пожал Дединцу руку.

* * *

Аэродром был закрыт низкой облачностью более трёх часов. За это время в соседних портах собралось много самолётов и теперь предстояла напряжённая работа: надо было принять их за короткий срок.

Но облачность не рассеялась, а только приподнялась выше предела, определяющего минимум лётной погоды аэропорта.

Вскоре начали прилетать самолёты. Они тянулись вереницами с разных концов. Чёткость и быстрота решали успешность работы всех наземных служб. Многое зависело и от самих командиров прилетающих самолётов, от их грамотности, сообразительности и сноровки.

Все они летели в облаках, не видя ни друг друга, ни земли, но должны были соблюдать очерёдность захода на посадку… Для этого в каждом порту есть «зона ожидания», в которой самолёты, с определенными курсами, ходят либо взад-вперед, начиная от дальней приводной радиостанции, либо – по большому прямоугольнику («коробочке») длиной несколько километров – где как, но не друг за другом, цепочкой, а каждый на своей высоте – друг над другом. Получается огромная «этажерка», в которой четыре-пять «полочек» с просветом между ними в триста метров. Каждая такая «полочка» тоже называется эшелоном.

Когда Николай Фёдорович Дединец вошёл в зону ожидания на самолёте Л-4985, ему достался, конечно, самый верхний эшелон. Под ним находились ещё две машины, а третья (самая нижняя) уже заходила на посадку.

Неотрывно наблюдая за показаниями радио– и магнитного компасов, чтобы в каждое мгновение точно знать местонахождение своего самолёта относительно дальней приводной радиостанции, Дединец одновременно чутко прослушивал эфир. По командам с земли и кратким докладам других командиров кораблей он вскоре так отчётливо представил себе, что происходит в зоне ожидания, будто воочию видел каждый самолёт.

Затем он уточнил силу и направление ветра, чтобы полностью подготовиться к пробиванию облачности при заходе на посадку.

– Ветер боковой, справа, – сказал он второму пилоту. – Угол сноса пять градусов.

С земли разрешили заходить на посадку ещё одному самолёту, и когда он начал выполнять схему пробивания, все самолёты, по очереди, стали снижаться на один эшелон.

– Мы вторые на очереди, – сказал Дединец. – Теперь надо узнать, где нижний самолёт…

– 48–70,– послышалось в наушниках, – где находитесь?

– Я, 48–70, делаю первый разворот, высота 300, – услышали они.

– Он, оказывается, под нами! – сказал второй пилот. – Мы тоже сейчас на первом…

– Вот это и плохо, – ответил Дединец. – Он пройдёт дальнюю и зайдёт на посадку, а нам придётся сделать ещё одну «холостую» коробочку, потерять на этом семь-восемь минут и задержать остальные самолёты над нами.

– Надо отстать.

– Правильно. Но как?

– Сбавим скорость.

– Сейчас это нам уже ничего не даст. Поступим по– другому: выполним сейчас половину «коробочки»… А тот самолёт будет делать «коробочку» полностью и таким образом мы от него отстанем.

Сделав второй разворот, Дединец летел к третьему развороту не полторы минуты, как обычно, а тридцать секунд, после чего сделал третий разворот, четвёртый и снова занял исходное положение над дальней приводной.

Теперь они делали первый разворот, а самолёт 48–70 уже подошёл к третьему.

– 49–85, где находитесь?

– На первом, – быстро доложил по радио Дединец.

– Занимайте высоту триста и заходите на посадку вслед за бортом, – приказал руководитель полетов.

Равномерно снижаясь, они подошли к третьему развороту на высоте 300 метров, а впереди летящий самолёт уже приземлялся.

Через две-три минуты сел и Дединец. Благодаря его сообразительности и уменью было сэкономлено семь-восемь минут!

– В зоне ожидания, – сказал Дединец второму пилоту, – надо прежде всего определить, где находится первый под тобой самолёт и, если возможно, пропустить его вперёд. Тогда руководителю полётов легко будет быстро разгрузить всю «этажерку» над аэродромом.

* * *

Высокая авиационная грамотность, общая культура, точность выполнения заданий и организаторские способности создали Николаю Фёдоровичу авторитет у товарищей. Командование выдвинуло его на руководящую работу: осенью 1952 года Дединец был назначен командиром.

… Своего командира пилоты привыкли видеть всегда там, где он именно сейчас, сию минуту, нужен. Он провожает свои экипажи в полёт, когда над землей нависает низкая облачность или когда уходят в первые самостоятельные рейсы молодые командиры кораблей.

Так же заботливо он и встречает прилетающие экипажи, контролирует их работу, проверяет состояние машин, беседует с пассажирами, чтобы учесть малейшее их замечание или пожелание, регулярно проводит разборы полётов с экипажами.

Его никогда не видят небритым, небрежно одетым или грубым и раздражительным, хотя работы у него тоже немало и неприятности бывают.

Ярким солнечным днем в Ростовском аэропорту приземлился самолёт и подрулил к перрону аэровокзала. Подкатили трап, из самолёта вышли пассажиры.

Радостное возбуждение не покидало их после воздушного путешествия и на земле. Они живо обменивались впечатлениями, вспоминали комические или казавшиеся им «страшными» детали полёта.

К пассажирам подошёл высокий светлоглазый человек в форме пилота гражданской авиации и с любопытством спросил:

– Как долетели, товарищи?

– Хорошо, – ответил за всех военный моряк. – Но… быстро очень!

– Не совсем понятно.

– Иными словами, так приятно было, что хотелось ещё лететь и лететь.

– Вон как, это другое дело.

– Ах, не говорите! После Харькова меня так укачивало, так укачивало, что я, вероятно, всю эту неделю буду ходить жёлтая-прежёлтая! – томно произнесла розовощёкая цветущая девушка.

– А по-моему, мы и в самом деле летели совершенно спокойно, – весело возразил молодой кавказец, нежно привлекая к себе свою юную красивую жену.

– Ещё бы вам замечать это, – строго сказала сухонькая старушка. – Всю дорогу ворковали, как голубки. Видать, на молодожёнов воздушные ямы не влияют…

– Я впервые был сегодня в воздухе, мамаша, – окая и говоря так, будто сообщая о чём-то весьма важном для всех присутствующих, обратился к старушке полный мужчина в серой шляпе, – и должен вам официально заявить, что отныне я безаппеляционный поклонник Аэрофлота! Я так прекрасно выспался за время полёта, что дома и то не испытывал такого блаженства.

– Машина добрая, – согласилась старушка, продолжая смотреть на жизнь со своей особенной точки зрения, – здесь действительно можно поспать: пожитки не украдут… А вот взглянуть на родное Дебальцево с высоты так и не пришлось. Просила сыночков показать – никто и не вспомнил! А я уже больше двадцати лет не бывала там…

– Что вы, бабушка, – горячо вступилась за лётчиков розовощёкая девушка. – Разве мало выходил к нам этот, ну как его… бортрадист в рыжей ковбойке?!

– Выходить-то он выходил, да всё с вами одной и беседовал, – ответила старушка. – Какой ему интерес около меня вертеться?

Они говорили громко, как все люди только что окончившие длительный полёт. Лётчик оставил их и вошёл в самолёт; заглянул в пассажирскую кабину, туалет, поздоровался с экипажем и сказал командиру корабля:

– Сдайте задание – и ко мне на разбор полёта.

– Слушаюсь, товарищ командир.

… В кабинете командира собрался прилетевший экипаж.

– Докладывайте, – сказал Дединец.

Командир корабля К. встал, провёл рукой по волосам и доложил:

– Летели 268-м рейсом: Ростов – Харьков – Внуково– Харьков – Ростов. Туда летели с попутным ветром. В Харьков и Внуково прибыли точно по расписанию. В Москве – низкая облачность. Пять минут находились в зоне ожидания. Как только получили разрешение пробиваться, вдруг перегорела лампа в приёмнике радиокомпаса. Следует отметить чёткость в работе нашего бортрадиста В. За две минуты он обнаружил неисправность, заменил лампу, и мы произвели посадку без задержки.

– Молодец В., – сказал Дединец.

Бортрадист, совсем ещё юноша, летающий в экипаже первый год, расцвёл и, чтобы не выдать своих чувств, опустил глаза: в авиации скромность – обязательное качество каждого.

– В остальном материальная часть работала исправно, – продолжал командир корабля. – Загрузка была хорошая. Из Москвы нам дали почту только до Харькова, а пассажиры – все до Ростова. Летели с встречным ветром…

– Поэтому и прилетели в Ростов с опозданием на 6 минут?

– Никак нет, товарищ командир. Уже в который раз отдел перевозок Харьковского аэропорта опять задержал нас! Мы учли встречный ветер, и нам харьковский диспетчер разрешил вылететь на семь минут раньше. Но в отделе перевозок сказали: груза нет. Я всё же послал второго пилота на склад, и он там обнаружил срочный ростовский груз! На дебаты, погрузку и неповоротливость харьковчан ушло около двадцати минут…

– Напишите обстоятельный рапорт, – недовольно сказал Дединец. – Ещё раз доложу командиру.

– Слушаюсь.

– Какие замечания имеете к экипажу?

– В основном, всё нормально… Не нравится мне только, что второй пилот небрежно выдерживает курс.

– Отчего бы это? – спросил Дединец, поворачиваясь ко второму пилоту.

– Сам не пойму, – смущённо ответил второй пилот. – Стараюсь.

– Вероятно, редко стараетесь?

– Да нет, я внимательно отношусь…

– Я говорю: редко, а не плохо стараетесь. Не поняли?

– Никак нет.

– Вы как взлетите, так торопитесь включать автопилот, чтобы самолёт летел сам. Так ведь?

– Бывает, – неуверенно ответил второй пилот.

– Советую вам больше летать самому. Автопилоту не надо становиться в будущем командиром корабля, с него хватит того, что он «умеет». Вам же следует чаще и подольше тренироваться.

– Понял вас.

– Ну, а как с обслуживанием пассажиров?

– Нормально. Жалоб не было… Да, вот одна старушка просила показать ей Дебальцево, и погода была хорошая. А мы… забыли. Неудобно получилось. Хотели извиниться, но она уже уехала.

– Уважать надо старых людей. А почему нет мыла в туалете? Почему нет свежих журналов? Вчера ваш парторг получил «Огонёк» и «Крокодил». Где они?

– Разрешите объяснить? – встал второй пилот.

– Да.

– Я взял их домой, почитать вечерком и… не принёс. Ошибку учту, этого больше не повторится.

– Не будете больше читать?

– Никак нет, не забуду журналы дома.

– Хорошо. Если же забудете, то купите в киоске, но чтобы свежие газеты и журналы всегда были на борту.

– Понятно.

– Почему не выходите к пассажирам в полёте?

– Бортрадист выходил раза три или четыре, – сказал бортмеханик.

– Да, он часто выходил, – подтвердил командир корабля.

– Верю. Но надо уделять одинаковое внимание всем пассажирам, а не одним… хорошеньким девушкам.

Бортрадист вспыхнул; товарищи повернулись и с недоумением посмотрели на него.

– А вы, товарищ В., тоже ничего не понимаете?

– Нет, нет, мне всё понятно, – поспешно ответил бортрадист.

– Попрошу не забывать, – обращаясь ко всем, сказал Дединец, – что культурное обслуживание пассажиров есть общее дело всех аэрофлотцев. Ещё одно замечание бортрадисту (сегодня ему положительно не везёт!). Сейчас вы перед нами в форме. Таким же вы должны выходить к пассажирам в полёте. Я не возражаю, если у вас под кителем «замаскирована», предположим… рыжая ковбойка… Но пусть это останется вечной тайной для пассажиров!

Бортрадист широко открыл глаза.

– Я узнал об этом случайно, но это не меняет положения. Запрещаю вам выходить к пассажирам не в форме. Ясно?

– Ппо… нят… но…

– Но то, что у вас на левом рукаве отрывается шеврон и воротничок не первой свежести – видим мы все, и командиру корабля надо было сделать вам замечание раньше. У кого есть ко мне вопросы?

– Всё ясно, товарищ командир.

– Тем лучше. Сейчас я вам расскажу, как летают наши остальные экипажи. Наиболее высокой производительности и экономии горючего во вчерашних рейсах добился экипаж командира корабля Чебоняна. Думаю, что он – верный кандидат на первое место в этом месяце. Хорошо слетал Дубатов…

Командир корабля и бортмеханик выразительно переглянулись, второй пилот извлёк из кармана блокнот; разговор предстоит интересный, деловой, необходимо кое-что взять на заметку.

Только бортрадист, внешне весь превратившись в слух, погрузился в свои размышления. Образ золотоволосой девушки, прилетевшей с ними из Москвы, неотступно преследовал его. Да, сегодняшний рейс произвёл на него особенное впечатление. Наверное, потому, что ему пришлось в сложных условиях полета налаживать радиокомпас.