Текст книги "На крыльях"

Автор книги: Петроний Аматуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Учитель лётчиков

Увлечение авиацией у Виктора Васильева началось ещё в кружке авиамоделистов саратовского Общества друзей воздушного флота.

Первая модель, построенная им, была не летающая, а модель-копия. Деятельное участие в постройке модели принял и дед Тимофей, у которого воспитывался Витя. По фотографиям и рисункам красивого самолёта из авиационного журнала они составили чертежи, вычислили размеры, собрали необходимые материалы.

Часть работы Витя выполнял в мастерской кружка, куда приносил инструменты деда, а многие детали изготовлял дома. Особенно пригодилась помощь Тимофея Тимофеевича, когда стали строгать воздушный винт из четырёхслойного деревянного бруска. И хотя дед никогда доселе не был авиатором, винт получился всем винтам на славу!

Вдвоём собирали, окрашивали зелёной краской маленький двукрылый самолёт, а когда вся работа была закончена, долго любовались делом своих рук и с гордостью показывали соседям своё творение.

Потом Витя принёс модель в кружок, и восторгам товарищей не было конца. Маленький самолёт установили на почетном месте, и первая модель Вити долго была гордостью саратовских авиамоделистов.

Несколько лет спустя комсомолец Виктор Васильев по рекомендации райкома ВЛКСМ подал заявление в лётную школу.

Дед Тимофей горячо поддержал внука.

– Поступай, – сказал он, провожая его на комиссию. Теперь, чай, власть наша и мы с тобой сами хозяева. Авиация – дело строгое и уважительное! Иди. Хотя ростом ты и не удался, да здоровье дедовское…

Мандатную комиссию Витя прошёл быстро и направился к врачам. Его заставили раздеться и стали простукивать, выслушивать, измерять. К холодной рейке с сантиметровыми отметинами Виктор подошел с нескрываемым страхом.

На его голову мягко опустилась деревянная перекладина, и Виктор невольно зажмурил глаза. Против ожидания, по росту он вполне подходил. Еле сдерживая радость, Виктор шагнул к весам и уверенно встал на колеблющуюся металлическую площадку.

– Веса не хватает, – бесстрастно произнесла медицинская сестра – и лицо Виктора стало серым.

К ним подошёл врач, внимательно посмотрел на шкалу весов, слегка постучал по никелированному балансиру, с явным желанием выручить юношу, и сочувственно сказал:

– Ничем не могу помочь. Дальнейший осмотр бесполезен: по весу вы не подходите к лётной службе…

Дед Тимофей очень переживал горе внука и сердился:

– Вот тебе и техника. До чего дошли: фунтами человека укорять стали. Иной, может быть, от ума и лёгок– то! Мысля, она ведь тоже, чай, силы требовает… И зачем лётчику вес? Выдумщики!

Но ничего не могли поделать: не спорить же с врачами.

– Ешь больше, – успокаивал внука Тимофей Тимофеевич. – От питания вреда не будет. Да меньше бегай. Лучше поспи, чтобы еду не растерять, – и зло добавил: – Живи, как кабан!..

В лётную школу Виктор всё же поступил в следующем году. Совет деда, видимо, пошёл впрок…

* * *

В лётной школе Виктор учился хорошо и был в числе первых. Особенно его интересовала методика обучения. И в годы учения и потом, в Аэрофлоте, Васильев всегда собирал по крохам всё, что относилось к обучению и воспитанию молодых лётчиков, а наиболее интересное записывал в свои памятные тетради.

Почему он так поступал? Кто его знает. Просто его влекло к этому – и всё. Такой уж у него инструкторский характер. И сейчас, если он вспомнит о ком-либо из своих инструкторов и командиров, либо старших товарищей-лётчиков, то непременно расскажет в связи с этим эпизод, раскрывающий, как надо или как не надо учить…

… Преподаватель по мотору и самолёту Мульков, начиная урок, задумчиво извлекал из полевой сумки какие-то детали (несомненно, мотора!) и сваливал в кучу на стол.

Курсанты притихли и с любопытством наблюдали. В школе на днях возник конфликт: юноши построили карточный домик, казавшийся им незыблемым сооружением из железобетона. В фундамент они заложили своё нетерпеливое желание летать, стены воздвигли из древнего материала «Мы всё знаем», а крышу покрыли звонким лозунгом «Довольно теории!» и хотели поселить в этом воздушном шалаше всех преподавателей, штаб и самого начальника школы…

Из этой затеи пока ничего не получилось. Начальник школы лично ознакомился с «хибарой» (все эти сравнения принадлежат ему), смешливо прищурил глаза, укоризненно покачал головой и ушёл.

Но когда начальство так поступает, то можно ожидать с его стороны самого ловкого подвоха, курсанты насторожились.

– Перед вами различные детали, – негромко сказал преподаватель. – Вчера вы клялись мне, что на память знаете каждую гайку и любой мотор вам «не страшен». Прошу желающих взять наугад что-либо из этой груды.

Первым подошёл к столу Васильев. За ним потянулся весь класс: «вызов» был принят.

– Что досталось вам? – спросил Мульков.

– Игла карбюратора от М-11, – быстро ответил Васильев.

– Гм… Ладно.

Виктор торжествующе оглядел товарищей и снисходительно – преподавателя.

– А что у вас?

– Трубка бензопровода от мотора РОН.

– Так… У вас?

– Размыкатель магнето от М-17.

Опросив всех, Мульков жестом приказал курсантам занять свои места и так же негромко пояснил:

– Все, что вы ещё так бережно держите в своих руках, связано с мотоциклами разных марок и от авиации так же далеко, как и вы от точного знания предмета!

В классе наступила абсолютная тишина…

… Молодого лётчика Ростовского авиаотряда Васильева нужно было провезти по маршруту для личного ознакомления с трассой. Это поручили пилоту Андрею Ивановичу Л.

Сели в многоместный одномоторный самолёт К-5. Андрей Иванович, тогда ещё сам молодой лётчик, решил блеснуть перед новичком.

– Садись рядом, – сказал он, – бери карту в руки и изучай…

– Хорошо.

Запустили мотор, взлетели и понеслись бреющим до Москвы на высоте 40–60 метров, вместо 800—1000 метров. Погода – ясно! Видимость – лучше и желать не надо, но приходилось всё время напряженно смотреть вперёд, чтобы не зацепиться за холмы, деревья, колокольни и заводские трубы.

Так же стремительно примчались обратно. Получилась «вкусная» спортивная прогулка.

– Всё понял? – строго спросил Андрей Иванович.

Васильев вспомнил бесчисленные дома, какие-то речушки, косогоры, дороги, столбы, мелькавшие под самыми крыльями самолёта до ряби в глазах, и, вздохнув, ответил:

– Понял.

– А теперь сам будешь летать: трасса знакомая!..

…Лет двадцать назад полёты в облаках по приборам ещё не были системой, но молодые лётчики стремились овладеть этим искусством.

В Москве Васильев подружился с опытным пилотом Ситниковым.

– Сперва привыкни летать сверх облаков, не видя земли, а уже потом лезь в хмару, – советовал Ситников. – Самое главное – выдерживать курс по компасу и рассчитывать полёт по времени и скорости.

Как-то они одновременно вылетели в Харьков почтовыми рейсами. Вышли за облака и легли на курс. Минут пятнадцать спустя Васильев оглянулся по сторонам: нет Ситникова, должно быть, отстал. В сердце закралась тревога: как бы не заблудиться?

Всё же выдерживал курс. Постепенно привык к компасу. Вдруг в разрыве облачности увидел под собой клочок земли. Попытался сличить его с картой, да не успел – под крыльями снова белая скатерть, и самолёт будто катится по ней на колесах. Но почему-то показалось, что летит правее маршрута.

С этим чувством, таким же неудобным, как и неотвязчивым, летел до следующего «окна». Глянул вниз (даже забыл сличить землю с картой) и вновь «показалось», что не так летит, как надо.

На этот раз проклятое сомнение приобрело такую силу, что не утерпел, подвернул влево и даже хотел вернуться к «окну», чтобы сделать кружок и присмотреться к земле.

Но тут вспомнил совет Ситникова и большим усилием воли заставил себя снова взять курс, по компасу. Пересилил себя – и на душе стало легко.

Километров за 10 до Харькова облачность как ножом обрезало. Осмотрелся и чуть не запел от радости: снесло, правда, и не вправо, а влево, но на самую малость – в километре от самолёта лежал аэродром.

Развернулся, убрал газ, рассчитал и сел. Сруливая с посадочной полосы, увидел, как чей-то самолёт приземлялся следом. Это был Ситников!

Вскоре встретились и закурили в стороне от самолётов.

– Где же ты был? – удивился Васильев.

– Под хвостом у тебя прятался, – признался Ситников. – Хотел узнать, хватит у тебя выдержки или нет.

– А если бы я с пути сбился?

– Я бы не допустил этого, – засмеялся Ситников…

… Перед учебными полётами курсантов тренировали в «кабине Линка» – пилотской кабине, укреплённой на штыре и наклонявшейся во все стороны сообразно движениям ручки и педалей.

Пилот-инструктор Васильев обучал свою первую группу. Поочерёдно курсанты садились в эту кабину и «крутились» в ней.

– А как она устроена, товарищ инструктор? – спросил один из курсантов.

Васильев растерянно посмотрел на него, на кабину, смутился и… заглянув в пропасть, которая вот-вот могла лечь между ним и его курсантами, ужаснулся и твёрдо ответил:

– Этого я не знаю, не интересовался раньше, но завтра объясню.

На следующем занятии курсанты получили исчерпывающие сведения о конструкции «кабины Линка» и окончательно уверовали в своего инструктора. А вера в инструктора – это первый лётный день в жизни пилота, хотя и проведённый им на земле.

… Из Москвы прилетел в Ростов-на-Дону инспектор Главного управления ГВФ. Проверив технику пилотирования рейсовых пилотов, он взялся за инструкторов тренировочного отряда.

В кабине У-2 инспектор и инструктор К.

– Знаешь что, – сказал вдруг инспектор, – дай-ка я сам разок слетаю. А то недавно из отпуска, хочется поразмяться.

– Понял, – кивнул К.

Дал газ инспектор, взлетел «с подскоком», кое-как набрал высоту, сделал первый разворот, сразу – второй и с кренчиком понёсся к третьему. С расчётом ещё хуже: «промазал» метров на тридцать. А на посадке взмыл и плюхнулся на траву вороной.

Зарулили на старт.

– Ну, как? – бодро спрашивает инспектор. – Нормально?

В пот ударило К. От переживаний надулся он, как сыч, и глазами ворочает, да пыхтит, будто мешок с горчицей тащит на седьмой этаж. «Сказать? думает. – Боязно. Всё же начальство! С такими надо поласковее…»

А начальство пристаёт:

– Ну, телись, что ли, зачем тянешь?

– Так оно… как вам сказать… – голос у К. задрожал, точно хрустальная ваза, по которой щёлкнули пальнем. – Не так, чтобы очень, но и не так, чтобы не очень… В пределах нормы, одним словом!

– Вылазь, – разочарованно сказал инспектор. – Лопух ты, а не инструктор! Или ошибок в полёте не замечаешь или меня по голенищу похлопываешь, подхалимничаешь. И то, и другое противопоказано в авиации.

Когда вызвали Васильева, он не знал ничего об этой истории – был в штабе. Пользуясь его неосведомлённостью, инспектор и с ним повторил примерно такой же полёт, но с меньшими, более «скрытыми» ошибками.

Васильев поразился.

– Ну, что? – спросил инспектор.

– Не нравится, – признался Васильев. – Вы, наверное, больше приказы подписываете, чем летаете…

– Ну, да? – порозовел инспектор.

– Взлетели почти без выдерживания, – перечислил его ошибки Васильев, – на разворотах крен непостоянный, сели с недобраным хвостом. Для инспектора, вероятно, слабовато.

– Молодец!.. Это я всё нарочно. А чтобы ты убедился, имею я моральное право проверять тебя или нет, дай-ка я ещё тебе полётик сотворю.

После блестящего полёта по кругу Васильев улыбнулся и сказал:

– Вот это нормально! Разрешите получить задание?..

* * *

Слушатель Б. вылез из самолёта бледный и растерянный. Командир отряда, проверив его в воздухе, сказал:

– Не видя земли, не стоит и летать!..

Видеть землю, на языке лётчиков, прежде всего, означает умение оценивать расстояние до неё на посадке, затем – определять, приблизительно, скорость полёта по «бегу» земли и, наконец, сразу замечать смещение ее относительно самолёта вправо или влево при боковых ветрах.

Но как раз всё это и не давалось почему-то Б. Его заставляли смотреть на посадке больше влево или меньше, дальше или ближе, меняли наклон и поворот головы, что очень важно для лётчика; показывали образцовые посадки, доверяли ему управление, объясняли спокойно и раздражались, – но цели по-настоящему не достигли.

Возле столика руководителя полётов завязался спор.

– Довольно возиться с этим Б., – решительно сказал командир тренировочного отряда.

– Я же говорил вам, – охотно согласился инструктор, обучавший Б. – Из него не получится пилота…

– Крепкий «орешек» подкинул нам отдел кадров! – вздохнул командир отряда. – Уйму бензина израсходуем, а всё зря.

– Позвольте не согласиться с вами, товарищ командир, – мягко и осторожно вступил в разговор пилот-инструктор Виктор Андреевич Васильев.

– В чём?

– Нет такого человека, которого безнадёжно было бы учить…

– Но только не в авиации!

– И в авиации тоже, – возразил Васильев.

– Я не знаю, право, Виктор Андреевич, какие же надо иметь зубы, чтобы раскусить этого Б.?

– Обычные, наши… Показ и рассказ. По-моему, Б. не видит земли не потому, что он «пенёк», а оттого, что первые неудачи лишили его веры в себя. Здесь дело не только в физиологии, но и в психологии…

– Что вы хотите предложить, конкретнее?

– Я бы не прочь дополнительно поработать с ним… – спокойно ответил Васильев и, заметив высокомерную улыбку на лице инструктора, обучающего Б., поспешил «укрепить» и этот фланг. – А вы не обижайтесь: судьба человека дороже нашего с вами самолюбия. Да и дело здесь не в вас, а скорее всего в том, что ему может пойти на пользу замена инструктора.

– А ведь верно, – согласился командир отряда. – Это недурной и испытанный методический приём. Действуйте, Виктор Андреевич…

Васильев не стал откладывать дела в долгий ящик и подошёл к удручённому Б.

– Значит, дела идут плохо! – весело воскликнул Виктор Андреевич, подсаживаясь рядом.

Б. вздрогнул от неожиданности и недоумённо посмотрел на него.

– Чему же тут радоваться?

– Есть чему… – загадочно произнёс Виктор Андреевич. – На Востоке говорят: если очень плохо, то это не вся беда, потому что за плохим где-то обязательно последует хорошее! Что-то в таком духе… Здорово сказано, а?..

– Не плохо, – улыбнувшись, ответил Б. «Хорошо, хоть не жалеет меня, да не издевается!» – подумал он.

– Значит так, – серьезно сказал Виктор Андреевич. – Командир отряда приказал мне подзаняться с вами и выпустить вас самостоятельно.

– Неужели! Это правда? А как же… – замялся Б.

– Ваш инструктор? Он будет заниматься с остальными, – пояснил Васильев и доверительно добавил: – Меня назначили к вам, знаете, почему?

– Нет.

– Потому что в своё время у меня долго не ладилось с посадками, как и у вас! «Вы и Б. – одного поля ягоды, – сказал мне командир, – вам и карты в руки…» И давайте начнём наши полёты сегодня же. Сейчас. Итак, что вам мешает? Отвечу. Первое: боязнь, что вас отчислят. Так?

– Верно.

– Именно это и неверно! Вас обязательно сделают лётчиком. Ясно?

– Ясно! – бледное лицо Б. стало розоветь.

– Второе: ошибки, – продолжал Виктор Андреевич. – Вы боитесь их, как чёрт ладана. Зря! Ворона – и та ошибается. Ведь научиться летать – это значит – научиться исправлять свои ошибки в полёте. Поняли?

– Начинаю понимать, Виктор Андреевич.

– Сперва будем с вами учиться видеть ошибки, потом – исправлять их. А сейчас слетаем, и я посмотрю, что мы имеем в нашем хозяйстве…

После двух полётов по кругу они зарулили на заправочную линию и, пользуясь свободным временем, пока бензобаки заправляли горючим, проанализировали свои полёты.

– Дела обстоят лучше, чем я предполагал, – слегка покривил душой Виктор Андреевич.

Б. приободрился.

– Но не все неправильные положения самолёта относительно земли вы ещё видите. Авось со временем изобретут «разговаривающий» самолёт. Образовался правый крен, а в наушниках курсанта голос: «Приятель, у меня правый крен!»

Б. засмеялся. Мысль о таком самолёте понравилась ему.

– Между прочим, и наш самолёт «разговаривает»… Да, да! Ведь если в полёте возник крен, то уже самим этим положением самолёт «докладывает» вам, в чём дело! Условимся, когда вы сами не заметите ошибки, я коротко буду вам подсказывать… А вы уж работайте как надо.

Снова взлетели. Сделали круг и зашли на посадку. Виктор Андреевич быстро подыскивал выразительные слова, подсказывая Б. о неправильных положениях самолёта:

– Левый крен… Лечу юзом вправо! Клюнул носом… Взмыл…

Так было в третьем, четвёртом полёте. В пятом Виктор Андреевич говорил меньше: Б. многое стал видеть сам. Но в шестом полёте, на посадке Б. излишне взял ручку управления на себя, отчего самолёт стал терять скорость быстрее, чем это необходимо, но потом, спохватившись, резко отжал её, легкий У-2 стукнулся колёсами о землю и отскочил от неё метра на полтора.

– Вот это козлище «отодрали» мы с вами! – восхищённо воскликнул Виктор Андреевич, исправляя «козла» и мягко досаживая самолёт. – Молодец!..

Б. вновь упал духом.

– Чего повесил нос? – весело спросил Васильев, когда они зарулили и Б. вылез из кабины.

– Так ведь «козёл» получился, Виктор Андреевич…

– Верно. Абсолютный «козёл». Давненько я таких не видел, давненько! А почему он произошёл?

– Не вижу земли… – уныло ответил Б.

– Клевета! – возмутился Виктор Андреевич. – Вы видите землю, поняли свою ошибку и только, исправляя её, резко и много отдали ручку от себя. Но ведь я от вас требовал научиться видеть ошибки, а учиться исправлять их будем завтра… И вы отлично справились с моим заданием. Чудо-человек, этот «козёл» вас приблизил к авиации, а вы отбой бьёте…

На следующий день взялись за исправление ошибок. Сразу же Виктор Андреевич, что называется, «насел» на своего ученика и не давал ему спуску.

– Левый крен! – весело кричал он. – Убрать… Молодец! А скорость?.. Так. Молодец! Начинай выравнивать… Куда полез? Сажай, сажай… Да не торопись! Вот машина «проваливается», а вы ещё легонько ручку подберите! Вот так… Сели! Проси разрешения и сразу взлетай… Да, да, взлетай, нам работать надо!

Говорил Виктор Андреевич быстро, но отчётливо и вовремя умел замолчать, наблюдая за инициативой Б.

Ловко и расчётливо пользовался обращением на «вы» и на «ты». Ни разу не оскорбил своего ученика, не применял брани, а главное, внёс в учебные полёты атмосферу озорного веселья и удовольствия от самих полётов.

Он знал, что даже старые лётчики лучше летают, когда бывают веселы, а не удручены, и любил в шутку говорить, что «удовольствие – это шпага в руках успеха»…

Он не признавал сухого «академизма», не напоминал, что посадка – это самая трудная часть полёта, а наоборот, старался внушить Б. доступность для него освоения любого элемента полёта.

– Отлично сажаешь, молодец! – сказал он, наконец, когда у Б. и в самом деле наладились посадки. – Что тебе ещё непонятно и пугает? Отвечай быстро. Ну?..

– Посадки при боковом ветре, – невольно и потому особенно искренне вырвалось у Б.

– Отлично, – как бы радуясь этому, воскликнул Виктор Андреевич. – А я уже хотел вылезать из машины, потому что ветерок переменился и стал боковым… Подумать только, чуть такую глупость не сделал!.. Не устал?

– Нет, товарищ инструктор, – бодро ответил Б., действительно не уставший от сегодняшних полётов.

– Тогда покончим и с боковичками. Эти посадки будут потруднее, а значит, и «повкуснее»! Ведь если бы самолёты действительно сами летали, то это была бы для нас скука смертная.

– Верно! – откликнулся Б., подумав о том, что интерес полёта заключается также и в беспрерывном преодолении малых и больших трудностей.

– Ветер что! – живо продолжал Виктор Андреевич. – Дует без толку туда, сюда… Но мы с тобой лётчики и ему с нами не справиться, а мы с ним справимся. Первую посадку сделаю я и напомню вам, что к чему. А потом – всё сами. Ясно?

– Ясно, товарищ инструктор.

– Полетели! – махнул Виктор Андреевич рукой.

… Прошел ещё один день, и Васильев попросил командира отряда проверить слушателя Б. Командир молча, не выражая ни недоверия, ни одобрения, кивнул в знак согласия. Сделав с Б. два зачетных полёта, командир отряда вылез из самолёта и сказал подбежавшему к нему Васильеву только одно слово:

– Выпускайте!

Виктор Андреевич весь просиял и звонко крикнул: – Балласт в мою кабину…

Это происходило много лет назад, а сейчас Б. – известный лётчик Гражданского воздушного флота; «орешек» был крепкий, но не гнилой…

Первый пассажир

Кое-кому из вас, наверное, приходилось быть первым пассажиром, но счастливчик просто не подозревал о той завидной роли, какую довелось ему сыграть в жизни молодого пилота, совершающего свой первый уже не грузовой, даже не почтовый, а пассажирский рейс…

Я говорю счастливчик потому, что каждому лестно доставить приятное другому человеку. Тем более, что в данном случае это нисколько не опасно. Лётчик уже полностью подготовлен, десятки раз проверен и на земле и в воздухе, но просто должен же быть у него первый пассажир?!

Этот таинственный Некто по-разному является в мечтах молодого пилота, его образ кажется ему несколько загадочным. Он где-то существует, трудится и, может быть, никогда ещё не летал, ожидая, пока случай сведёт его с тобой…

Ожидал его и пилот Минского авиаотряда Николай Дединец. Более года летал этот воздушный почтальон по так называемым почтовым кольцам Белоруссии, развозя письма и газеты. Его знали уже во многих районах. Мальчишки с завистью смотрели на юношу, не подозревая, что лётчик считает свою работу весьма заурядной и мечтает о праве возить на борту своего двукрылого «кукурузника» пассажиров.

Позади все зачёты и проверки командира; по существу, он уже был готов к ответственным полётам с людьми и, может быть, сегодня он выполняет свой последний почтовый рейс…

Прилетев в Гомель, и сдав почту, Николай, пользуясь часовым отдыхом, лёг на траву под крылом своей машины (излюбленное место отдыха авиаторов) и раскрыл томик Чехова. Но едва он успел прочесть первую страницу, как прибежал дежурный и сказал, что его вызывает начальник аэропорта.

Николай спрятал книгу в широкий карман комбинезона и поспешил на вызов.

– Пассажиров ещё не возите? – спросил начальник порта.

– Нет, но, – замялся Николай, – уже проверен…

Лицо начальника потускнело.

– М-да, – вздохнул он и задумчиво забарабанил пальцами по крышке портсигара. – А взялись бы срочно доставить пассажира в Минск?

– Да, конечно, – обрадовался Николай. – Надо только позвонить командиру отряда.

– Это само собой, – начальник поднял телефонную трубку и заказал срочный междугородний разговор.

Несколько минут спустя зазвонил телефон.

– Товарищ командир? – спросил начальник порта. – Здравствуйте. Такое дело… Замнаркома путей сообщения необходимо вылететь в Минск. У меня только один ваш пилот – Дединец…

Николай нервно крутил крышку чернильницы. Начальник порта вежливо отодвинул её в сторону.

– Нет, ожидать нельзя, – сказал он в трубку. – Желательно сейчас, – он решительно взял из рук Николая пресс-папье и положил на дальний угол стола. – Я прошу разрешить ему самому… Что? Да нет, он не лётчик, а замнаркома. Я имею в виду Дединца. Что? Ну вот, так бы и сразу… Хорошо, хорошо, спасибо. Я всё оформлю. До свиданья!

– Дайте же мне мою ручку, – строго сказал он, поворачиваясь к Дединцу. – Идите готовьте машину; пассажир прибудет через четверть часа…

– Понял вас, товарищ начальник! Сейчас всё сделаю… – уже в дверях произнёс Дединец и исчез.

Начальник порта посмотрел ему вслед и вздохнул: с каким наслаждением он сейчас начинал бы свою лётную жизнь!

– Срочно, машину! – воскликнул Николай. – Зам. наркома полетит в Минск…

– Эх, ты! – всполошился техник. – Большое начальство тебе доверяют.

– Ну, что там… – улыбнулся Николай и чуть было не сказал, что это для него сущие пустяки, но, оценив житейский опыт старого техника (тому было уже тридцать!), вовремя удержал язык за зубами.

Машину подготовили на совесть. В пассажирской кабине положили на сиденье вторую подушку, чтобы было помягче, а из буфета аэропорта Николай принёс бутылку минеральной воды и положил её в бортовую сумку – авось пригодится человеку.

Прямо к самолёту подкатил легковой «газик» с открытым верхом. По правую руку шофёра сидел начальник порта, а на заднем сиденье – пассажир.

Это был человек среднего роста, немного худощавый, но крепкий, лет сорока. Одет он был в тёмно-синий костюм и серый плащ. Коротко представив их друг другу, начальник порта деловито помог пассажиру залезть в кабину У-2 и сказал Дединцу:

– Лети, да повнимательней…

– Есть повнимательней! – кивнул Николай и, высунувшись из-за козырька, крикнул: – Гринберг!

На крыло вскочил техник и наклонился к пилоту.

– Спроси у пассажира, где его чемодан? Кроме портфеля, я ничего у него не вижу…

– Что ты, – тихо сказал техник, – разве такие люди с чемоданами летают?!.

Довод показался веским.

– Зальём, – скомандовал Николай.

– Есть залить, – ответил техник и стал проворачивать винт.

– К запуску.

– Есть к запуску! Контакт!

– От винта…

– Есть от винта!

Николай крутанул ручку пускового магнето, и винт, дрогнув, засиял на солнце прозрачным диском.

Никогда ещё так осторожно не рулил на старт Дединец. Ведь, по сути дела, только сейчас, когда ему доверили жизнь человека, его полностью признали лётчиком! А это, друзья мои, ох, как много и хорошо…

После взлета пересекли Сож, ощущая её речную прохладу, набрали 600 метров, и самолёт, слегка покачиваясь от ветра с крыла на крыло, полетел в Минск.

И, странное дело, – уже знакомый маршрут, те же панорамы, но сейчас всё казалось каким-то на редкость чудесно красивым. Бархатно-зелёные леса проплывали под крыльями самолёта, живописные изгибы рек, белые хаты сёл, а между ними извивались дороги…

Николай обернулся.

Пассажир задумчиво смотрел куда-то вдаль, о чём-то думая. И от того, что он не тревожился, Николаю стало вдвойне веселее.

Три с небольшим сотни километров пролетели незаметно. Заходя на посадку, Николай увидел на лётном поле группу людей и понял: это командир и товарищи вышли посмотреть его посадку.

Подавив в себе волнение и поточнее рассчитав, Николай мягко «притёр» машину около белого «Т» и, не торопясь, порулил к домику аэровокзала. Такую посадку должен был оценить и пассажир…

Николай не ошибся. На прощанье замнаркома подошёл к пилоту и пожал руку:

– Благодарю за полёт и «ласковую» посадку.

Николай расцвёл.

Замнаркома кивнул на прощанье остальным, сел в машину и укатил, навсегда позабыв о молодом гражданском пилоте Дединце…

Доложив командиру о выполнении задания и приняв его поздравление, Николай раскупорил бутылку, припасённую им для пассажира, и осушил её сам.

– Как это тебе доверили? – стали подшучивать товарищи. – Смелые люди наши пассажиры!..

Много воды утекло с того августовского дня 1940 года, а недавно разговорились мы с Николаем Фёдоровичем и попросили его:

– Расскажите о самом памятном эпизоде из своей авиационной юности.

Он рассказал нам не о своей первой петле или первом самостоятельном полёте, а о своём первом пассажире…