Текст книги "Гаяна (Художник П. Садков)"

Автор книги: Петроний Аматуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Задание Бергоффа. Паола. Колорадский Жук
1

Мистер Бергофф начал свой день с просмотра деловой корреспонденции. Кабинет его состоял из двух частей; просторного зала, достаточно длинного для того, чтобы посетитель, идя по ковровой дорожке от двери, имел время ощутить и оценить растояние, отделяющее его от рыбного короля, и тоже просторной, меньшего размера части кабинета, где находился сам Бергофф. Благодаря возвышению, на котором стоял письменный стол, посетитель, разговаривая с Бергоффом, вынужден был смотреть на него снизу вверх.

– Мистер Хоутон ожидает в приемной, – доложил секретарь. – Просите.

– Да, сэр.

Хоутон, изобразив приятную улыбку, приветствовал патрона.

– Вы чудесно выглядите, Боб! – довольно потирая руки, произнес Бергофф.

– О, сэр! Я обязан этим вам, мистеру Оскару и… и…

– И? – поднял брови Бергофф.

– Чудесному воздуху Пито-Као.

– Так я и предполагал, – успокоился Бергофф. «Тонкая бестия!» – подумал секретарь, одобрительно взглянув на журналиста.

– Оставьте нас, – сказал Бергофф. – Мы давние друзья с мистером Хоутоном.

Секретарь поперхнулся излишне большим глотком воздуха и, почтительно склонив голову, выплыл из кабинета легкой струйкой дыма.

– Итак, как продвигается «общественный контроль» моих предприятий?

– Все хорошо. Не угодно ли вам прочесть первый опус о благословенном Пито-Као и его хозяине?

– Угодно; – приятно улыбнулся Бергофф. – Но я ожидал этого несколько раньше…

– Если бы не моя задолженность мистеру Оскару, я не беспокоил бы вас и сегодня, – признался Боб. – Так что же вы там написали?

Бергофф взял рукопись и принялся за чтение. По мере того как взгляд скользил по строчкам, лицо его светлело и он все чаще одобрительно посматривал на Боба.

– Напишите редактору, – сказал Бергофф, закончив чтение, – что я прошу поместить это на первой полосе. И еще мнее бы хотелось, чтобы вы развили тот раздел очерка, где говорится о моем заводе. Покажите шире производство!

– Будет исполнено.

– Именно покажите. Можно дать снимок…

– Чудесная мысль, сэр!

– Впрочем, цеха там выглядят не совсем уютно… Гм… Может быть, следует воздержаться?

– О нет! Я берусь с Монти Пирсом на время так оформить ваш завод, что на фотографии он будет выглядеть на миллион долларов!

– Меня устраивает ваша сообразительность. Я полностью полагаюсь на вас.

– Я польщен, сэр.

– Ну что ж, поздравляю с удачным началом, Боб. Загляните на минутку к моему секретарю, он пополнит ваши финансовые запасы, а затем приглашаю вас ко мне на обед.

– Благодарю вас, сэр. Я воспользуюсь и тем и другим…

2

Родом она из Милана. Ей двадцать лет. Зовут ее Паола Вердини. Родных она не помнит. У Паолы стройная фигура, нежное лицо с большими светло-карими глазами, вьющиеся каштановые волосы, ослепительно белые зубы и улыбка, заставляющая забывать о делах и печалях. Характер у Паолы веселый, но ей ничего не стоит вдруг, без всякой видимой причины, перейти от веселья к грусти или, наоборот, от слез к смеху.

Ее жизненная карьера была неровной, как путь маленькой дождевой капли, стекающей по грязному оконному стеклу. Постоянная забота о пропитании, одежде и ночлеге сделала ее детство безрадостным. Когда Паоле минуло пятнадцать и она стала работать в цирке, в жизни юной итальянки произошел перелом к лучшему. Воздушный полет на трапециях стал ее призванием. Смелость, точный расчет и врожденная грация обеспечили ей шумный успех. Более трех лет провела она под высоким куполом, и это была лучшая пора в ее жизни. Но вот она получила приглашение сниматься в кино, и, хотя Паола не расставалась с любимой профессией, интерес к жизни вдруг стал угасать в ней. Она почувствовала себя усталой, одинокой.

Бергофф увидел ее в Голливуде, выкупил, заплатив студии неустойку, и с тех пор она сопровождала его повсюду. Знакомые Бергоффа считали, что он имеет «право на благоустроенный отдых».

Паола отнеслась к своему положению пассивно: она уже смирилась с тем, что жить приходится для того, чтобы кто-то получал от этого удовольствие.

Холодность итальянки была непонятна Бергоффу. Вначале это его раздражало, а потом он махнул рукой и предоставил Паоле полную свободу.

Друзей у нее не было, а свободного времени появилось теперь столько, что она не знала, чем его заполнить. Незаметно Паола пристрастилась к вину, не встретив противодействия со стороны Бергоффа.

Хоутон был первым гостем с материка в их доме. Паола радушно встретила гостя, весело угощала его за столом, охотно поддержизала беседу и была покорена способностью Боба не Только занимательно рассказывать, но и внимательно слушать. Обед прошел непринужденно, и Бергофф был очень доволен той теплой семейной атмосферой, которая на время сменила скуку, царившую в его доме. Почувствовав, что выпил лишнее, он вскоре удалился в спальню, и Боб с Паолой остались вдвоем. Боб любовался прекрасным лицом Паолы, которое слегка портили странные коричневые пятна.

– Почему вы так пристально смотрите на меня, мистер Хоутон? – спросила Паола. – Вас, верно, удивляют эти пятна?.. Но это пустяки по сравнению с тем, что было… Вы не представляете, что мне пришлось пережить! На меня напала ужасная тропическая болезнь! Лицо было так обезображено, что я себя не узнавала. До этого я слышала, что среди туземцев появилась какая-то кожная болезнь, но не верила. И вот, пожалуйста, заболела сама… Если бы не Дорт – он дал мне какую-то мазь, – я осталась бы искалеченной навек. Не знаю, за что меня так карает бог… Никто из белых, вы понимаете, никто, кроме меня, не пережил этого. Лишь я одна оказалась жертвой здешнего климата. Спасибо Дорту, – пылко воскликнула она, – не то меня все стали бы презирать!

– Ну, полно, мисс Паола. Такое может случиться с каждым. Хорошо, что теперь вы выздоравливаете и неприятное позади.

– Называйте меня просто Паолой, – попросила она, наполняя бокалы.

– А вы меня – Боб. Поскольку вы упомянули о Дорте, позвольте мне, Паола, просить вас рассказать о нем.

– Откровенно говоря, я мало что знаю. Дорт – замкнутый человек, свысока смотрит на женщин, в том числе и на меня, конечно. Не ошибусь, если скажу, что он вообще на всех смотрит с презрением. На редкость самовлюбленная личность! Безусловно, я ему обязана своим исцелением, но, если говорить правду…

– Понимаю вас, Паола, вполне понимаю. Говорят, что он что-то изобрел или изобретает…

– Я ничего не знаю о его работе.

– Надолго вы поселились здесь? – спросил Боб, меняя тему разговора.

– Сама не знаю. Как Бергофф… Я неудачница. Мне теперь все равно. Просто живу по инерции. Качусь, пока не упаду! Как колесо, оторвавшееся от автомобиля.

– Вы назвали себя неудачницей, Паола, – доверительно сказал Боб. – Мы оба из числа этой печальной категории людей. Всего три года назад я окончил университет, но человек с дипломом лингвиста оказался никому не нужным. Никому! Тогда-то я понял, что дал маху, но исправить что-либо было невозможно. Затем стал репортером… А душа моя тоскует по любимому делу!..

– И моя тоже, Боб!

– И только когда я плыву по океану виски, мне легче и я обретаю способность философски смотреть на людей и на все вокруг…

Паола зло заломила руки, вскинула глаза к небу и воскликнула:

– Боже! Ответь мне, чего в мире больше – горя или возможности избежать его?

3

Открыв глаза и убедившись, что уже утро, Боб быстро встал с постели, ополоснулся холодной водой, размялся на веранде, выпил освежающей кока-колы. Увидев на столе фотоаппарат, Боб вспомнил задание Бергоффа.

Час спустя он был на крабоконсервном заводе. Отыскав Монти Пирса, Хоутон несколько своеобразно изложил ему суть дела:

– Послушайте, Пирс, если вы отгадаете, что у меня в руках, я ставлю ящик пива…

– По ведь это же обыкновенный фотоаппарат, мистер Хоутон! – воскликнул Пирс.

Веснушчатую физиономию Боба озарила улыбка.

– Споря с вами, – сказал он, – я могу закладывать Эйфелеву башню без малейшего риска для французов…

– Я не понимаю ваших шуток, мистер Хоутон, – обиделся Пирс.

– То, что вы назвали фотоаппаратом, попав в руки настоящего джентльмена, становится «преобразователем истины»… В наш век не модно врать с голыми руками – засмеют! Но стоит подбросить читателям отлично смонтированный снимок, как одного неверующего задушат десять одураченных простаков. Надо только уметь все делать правильно. Вот, к примеру, ваш цех. Я вижу кафельные полы, белые стены, занавески от москитов, веселых черномазых, а на первом плане идиллии сверкающие детали какого-нибудь нового станка и над всем этим – ваша распростертая длань.

– Но…

– Никаких «но»! Ваша задача – возможно быстрее декорировать свой механизированный свинарник и получить сто долларов наличными. Я сделаю несколько моментальных снимков, и вы можете опять восстановить здесь статус-кво..

– О, мистер Хоутон, вы на этот раз начало перенесли в конец, и у меня едва не пересохло в горле. Я вас понял на все сто пятьдесят долларов.

– Согласен. Получите эскиз, аванс и пожелание успеха. День спустя уголок в цехе, облюбованный Пирсом, так преобразился, что Боб, осмотрев его, щелкнул пальцами и расхохотался от души.

– Вы специалист по омоложению, – сказал он Пирсу. – Но цветочки выбросьте за борт.

– Опять?! – вдруг заорал Пирс, обращаясь к кому-то за спиной Хоутона. – Почему не работаешь, бездельник?..

Боб поморщился и обернулся. Он увидел высокого стройного юношу с благородным, несколько удлиненным лицом и удивительно мягким взглядом темно-серых глаз. Кожа юноши была смуглая, как у метиса.

Услышав окрик, юноша умоляюще посмотрел на мастера и, с трудом произнося английские слова, сказал:

– Господин, я потом работать два раза… А сейчас Мауки хочет знать: можно ли весь завод сделать таким белым? И откуда привезли сюда чистоту?

Мастер взмахнул плетью, в жарком воздухе сухо и отрывисто прозвучал удар, а на тело юноши лег взбухший след, будто кто-то кинул ему на плечо кусок черной от сажи веревки.

Юноша покачнулся. Его серые глаза потемнели и сверкнули гневом и обидой.

– Большой и умный не должен бить другого, – убежденно произнес он и, смерив мастера презрительным, гневным взглядом, неторопливо ушел.

Боб занялся фотографированием «цеха», но уже не мог не думать о юном туземце. Полчаса спустя он покончил с делами и берегом направился домой. У самой воды, обняв сильными руками худые колени, сидел тот самый юноша. Увидев Боба, он встал. На его лице, теперь казавшемся почти детским, еще не высохли следы слез.

– Сиди, зачем встаешь? – ласково сказал Боб.

– Ты старший, – просто пояснил юноша и остался стоять, печально смотря в океан.

– Значит, ты хотел узнать, откуда привезли сюда чистоту?

– Все! Мауки все хочет знать! – пылко ответил юноша.

Боб улыбнулся и спросил:

– Где твой дом?

– Там… – Мауки указал на северо-запад. – Другой остров… Отунуи…

– Ты почему ушел с работы?

– Я больше не вернусь туда, – признался Мауки, – лучше смерть.

– Хочешь работать у меня? – предложил Боб. – Будешь учить своему языку, и все. Хочешь?

Мауки недоверчиво посмотрел на журналиста, подумал и спросил в свою очередь:

– А потом господин будет бить Мауки? Боб густо покраснел.

– Нет, что ты! Глупый… Я тебя стану учить грамоте… Хочешь?

– Мауки очень хочет, очень! – с жаром ответил юноша.

4

Пленку Боб проявил в медицинском пункте. Только к вечеру он разделался с фотоснимками для очерка и подготовил материал к отправке.

Подходя к дому, Боб приметил машину Монти Пирса у крыльца и свет в его окне. «Пьян!» – подумал Хоутон, зная обыкновение своего соседа оставлять в таких случаях автомобиль на улице. Поставив машину в гараж, Боб вошел в дом. Монти был навеселе.

– Добрый вечер, Монти!

– Здравствуйте.

– Пропиваете гонорар?

– Наоборот, делаю деньги, золото. Вернее, уже сделал.

– Сделали золото?! Вы алхимик?

– Нет, у меня проще. Одному вам могу сообщить секрет: через некоторое время в моем кармане будет лежать сто тысяч долларов!

– Так много! – с почтительным восхищением воскликнул Боб. – Да, такую сумму, Монти, получить не просто.

– Ну… а я получу, – важно произнес Монти и собрал в кучу разбросанные по столу лотерейные билеты.

– О, вы так много делаете здесь для своих рабочих, что судьба не оставит вас, – иронически заметил Боб.

– Посмотрим, посмотрим. – Пирс грузно откинулся на спинку кресла, с трудом положил ноги на стол и достал из кармана портсигар.

– Курите, Боб.

– Благодарю, Монти. – Хоутон закурил сигарету и присел у окна. – Что вы будете делать, Монти, если действительно получите такую уйму денег? – с интересом спросил он.

Пирс ответил не сразу, глаза его стали снова холодными и приобрели свой обычный зеленоватый оттенок.

– Я обзаведусь хозяйством, мне будут кланяться сильные мира сего, и я кое-кого сожму в кулаке, я почувствую себя человеком!

В детстве Пирс мечтал стать полицейским. Он не знал тогда, как будет выглядеть взрослым, но почему-то представлял себя высоким, статным, с кулачищами, вполне достойными этого мундира.

Жизнь его сложилась по-другому, и он не только не стал полицейским, но доставлял полиции массу хлопот.

Изменились и его мечты… В сорок лет Монти мечтал лишь о тихой пристани в виде уютного коттеджа с садом, о покорной жене, которая всю себя отдала бы безропотному служению его интересам, мечтал даже о маленьких бэби, которые в меру развлекали бы его по вечерам и помогали бы в старости.

Тысячи подлостей и сотни обманов совершил Монти Колорадский Жук (так его прозвала полиция), но желанное блаженство лишь отдалялось от него. Так Монти свыкся с жизнью «на чемоданах».

– Каким же образом все-таки вы надеетесь раздобыть эту сумму? – спросил Боб.

– Вы видели мои лотерейные билеты? Эти простые с виду бумажки, Боб, на днях озолотят меня.

Хоутон посмотрел на его толстые пальцы, измазанные не то типографской краской, не то тушью, и пожал плечами. – Не верите? Ваше дело. А пока выпьем… Монти придвинул к краю стола бутылку с виски и большую тарелку, доверху наполненную мелко нарезанным нежным мясом краба.

– Как вы едите эту паучью мразь? – поморщился Боб.

– Крабы? – Монти присвистнул. – Это же чудесная тихоокеанская закуска! Поверьте, если бы эти крабы не были так вкусны, питательны и, пожалуй, дешевы, Бергофф не заработал бы на них и четверти доллара…

– Это верно, – согласился Боб. – А когда мистер Дорт осуществит свое изобретение и будет ловить крабов лучами, то доходы удесятерятся!

– Глупости… – промычал Монти. – От того, что он скоро поймает, многим не поздоровится… И я, понимаете, я, Колорадский Жук, знаю его тайну!

Боб немедленно наполнил стаканы, чокнулся, но сам лишь пригубил.

Пирс поддерживал охмелевшую голову обеими руками, взгляд его стал тусклым и бессмысленным.

– Вы, очевидно, доверенное лицо у хозяев? – мягко спросил Боб.

– Да, они уважают меня, – с достоинством ответил Пирс.

– Вам не раз приходилось, вероятно, бывать в гостях у мистера Дорта? – спросил Боб безразличным тоном.

– В водяной пещере Топ-Чанг? – с трудом выговорил Монти.

– Вот именно, – спокойно ответил Боб, хотя впервые слышал о какой-то «водяной пещере».

Где-то под землей раздались глухие удары, пол, стены, вся комната дрогнули, лампочка на длинном шнуре стала качаться, будто маятник, стол пополз в сторону, стаканы зазвенели.

– О, мой бог! – испуганно прошептал Пирс. – Как мне осточертела эта проклятая жизнь на вулкане! Каждый месяц землетрясение…

– Что вы, Монти! – успокоил его Боб. – Это не землетрясение, а лишь обыкновенные подземные толчки.

– К черту обыкновенные! Когда-нибудь мы все взлетим на воздух…

Толчки больше не повторялись, и Пирс успокоился.

– Идиотский вулкан высунул свою вершину из океана… Я не хочу, чтобы он когда-нибудь подбросил меня к небесам. Пока что мне больше нравится на земле.

– Очень остроумно, Монти! В самом деле, зачем Дорт выбрал этот остров? Теперь вам приходится все время дрожать за свою шкуру.

– Монти не такой дурак, чтобы зря торчать на этом чертовом вулкане! – высокомерно выдавил из себя Пирс. – Да, черт возьми, не зря! Если бы действительно вы знали все вы поняли бы многое! Выпьем… Ты?! – вдруг яростно заорал он. – Ты не имеешь права расспрашивать об этом! Ты хочешь опередить меня? Ты хочешь выслужиться у хозяев «Келли и сыновья»?

– Я ни о чем не спрашивал у вас, – хладнокровно ответил Боб. – И никому не скажу, Монти, о том, что вы мне сообщили сейчас, не беспокойтесь.

Монти не ответил: уронив голову на с гол, он спал.

Боб ушел в свою комнату. Раздевшись и разобрав постель, он присел на край жесткого матраца и задумался, пытаясь привести в порядок свои впечатления.

После грозных намеков Пирса все на острове казалось ему непонятным. Чем занимается Дорт в какой-то «водяной пещере»? Если это «рыболовные лучи», то почему «не поздоровится многим»? И при чем здесь фирма «Келли и сыновья», изготовляющая медицинское оборудование?.. Надо попытаться про никнуть к самому Дорту!

Далеко за окном под луной серебрилась спокойная гладь океана. Прохладный солоноватый ветер ворвался в комнату и стелясь по полу, словно играя, стал шевелить какую-то бумажку на коврике. Боб нагнулся, чтобы поднять бумажку, но щека коснулась подушки. Приятная истома охватила тело, глаза закрылись сами собой, и Хоутон погрузился в глубокий сон.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
«У хозяйки есть древний сундучок…»
1

За окном, внизу, знакомая картина ночного полета: золотистые созвездия городских огней и черная бескрайняя громада земли. Район Новомосковска напоминал небольшой участок Млечного Пути. – так густо он был усеян огнями.

Когда самолет входил в спокойную плотную облачность, только гул моторов и «живая» приборная доска напоминали о полете.

Окончив радиосвязь с Москвой, Черныш вложил химический карандаш в петельки бортжурнала, потянулся, закурил и подошел к пилотам.

– Ну, как дела, летчики?

– Нормально, – ответил Петушок.

– От Нины? – спросил Серафим, увидев в руках Шелеста письмо.

– Угадал.

– Как она там поживает?

– Работает, пишет диссертацию.

– На какую тему?

– Об инфекционных болезнях, – сказал Петушок.

– А ты откуда знаешь?

– Ого! Мы даже дневники ее деда читали… – похвастал Петушок. – Настоящий морской роман!

– И до сих молчите?

– Да как-то забыли…

Андрей спрятал письмо и рассказал Серафиму о дневниках Павла Александровича Тверского.

– А вот что это за остров и где он находится, точно никто не знает, – закончил Шелест.

– Да, история безнадежная, – заметил Серафим.

– Нет, не безнадежная! – горячо сказал Петушок, веривший во все необычное, романтическое. – Я нечто подобное видел. Только сейчас вспомнил, командир.

– Что видел?

– Будет тебе выдумывать!

– Да, видел. И знаете где? У Серафима.

– У меня?! – удивленно протянул Черныш. – Совсем спятил!

– А вот и не спятил. В альбоме твоей крокодиловой хозяйки… – выпалил Петушок. Черныш оскорбился:

– Что ты мелешь! Можно пошутить, но хамить по адресу пожилой женщины!..

– Успокойтесь, ребята, – смеясь, сказал Андреи. – Ты, Петушок, не торопись.

– У хозяйки Серафима есть фамильный альбом в переплете из крокодиловой кожи…

– Допустим.

– В альбоме – фотографии.

– Правдоподобно в основном.

– А на одной из них – точно такие статуи, о каких написано в дневниках.

– Верно, командир, – всполошился Серафим. – Он правду говорит.

– Гм… Любопытно!

– Больше того, – продолжал теперь Серафим, – у нее есть еще древний сундучок, и, насколько мне помнится, он каким-то образом связан с альбомом.

Андрей заинтересовался не на шутку.

– Цел ли он сейчас? – спросил он.

– Цел! – обрадовался Серафим. – Не так давно я сам таскался в кладовке с этим ящиком. Она, точно Плюшкин, любит хранить всякое старье. По размеру сундучок небольшой, но тяжелый: камни там, что ли?..

– Сима, надо ознакомиться с сундучком, – взволновался Андрей. – Понял?

– Отчего не понять, командир? Не знаю вот, как она к этому отнесется… У нее насчет «мое – твое» строго обстоит, – сказал Серафим, понимая, что дело может оказаться серьезным и полезным. – И вообще, характер тяжелый.

– Так Нина сможет у нее купить.

– Купить? – Серафим подумал. – Это меняет дело.

– У нее же отец академик! – многозначительно сказал Петушок. – Поговори с хозяйкой.

– Лучше так сделать, – посоветовал Черныш, – пусть Нина приедет, сама с ней поговорит и посмотрит: может быть, это совсем не то.

– Я Нине позвоню завтра же, – решил Андрей.

2

Люди приходили и уходили. До слуха Шелеста долетал тихий голос библиотекарши Веры Кирилловны и приглушенные голоса читателей. Послышался чей-то рокочущий бас. Андрей посмотрел на пол и увидел пару черных отлично сшитых и до блеска начищенных сапог. Они шагали уверенно, неторопливо и остановились у резного барьера, за которым Вера Кирилловна производила прием и выдачу книг. «Военный?» – подумал Андрей и опустил журнал.

Владельцем сапог оказался высокий худощавый мужчина с густой проседью, бесцветным вытянутым лицом, одетый в темно-синий военного покроя костюм. «Какой-нибудь аптекарь», – почему-то решил Андрей и снова принялся за чтение.

Вскоре он поймал себя на том, что не читает, а продолжает наблюдать. Вот, раскачиваясь из стороны в сторону, чем-то похожие на древние, извлеченные из пепла колонны, проплыли мимо ноги в шерстяных (несмотря на теплый день) серых чулках, обутые в потрепанные домашние чувяки, и устало замерли, прислонясь к барьеру. Шуршание подошв сменилось астматическим сопением.

Шлепая по полу, пробежали босые мальчишеские ноги, изрядно запыленные и с грязными полосами на маленьких упругих икрах. Они нетерпеливо потоптались сперва на одном месте, затем перебежали на другое, на третье. Андрей услышал шепот:

– Тетя Вера! «Путешествие капитана Гаттераса» есть?

– Есть. Но это серьезная книга, тяжеловата будет для тебя.

– Тяжелова-ата?! – снисходительно и несколько обидчиво протянул владелец беспокойных ног – Да вы знаете, какой я серьезный!

– Ах, и верно! Извини меня, старую… Запамятовала. Становись в очередь.

– А я в очереди, тетя Вера! Я так просто, для успокоения! Только никому не отдавайте, я первый спросил.

– Как можно! Я никогда тебя не подводила.

– Спасибо, теть Вер! – И маленькие ноги принялись неслышно отбивать замысловатую, им одним доступную чечетку.

После этого короткого разговора Андрей услышал женский голос:

– Мне бы очень хотелось «Нана» Эмиля Золя… Вера Кирилловна кашлянула и ответила:

– Сейчас.

Шелест опустил журнал на колени. У низкого барьера стояла девушка в цветастом коротком платье, с ярко разрисованным лицом и темными глазами, взгляд которых Андрей поймал на себе. Рядом с девицей – пожилая женщина со слезящимися глазами и загорелый мальчуган в майке и черных трусиках, еще хранивших на себе следы донской воды.

Андрей оглядел их и попытался углубиться в чтение.

Когда он посмотрел в третий раз, в абонементном зале уже никого не было, но в дверях появились черные сапоги с утиными носами. Андрей взволновался. Память мгновенно воскресила кадры далекого минувшего – пол багажника и пилотской кабины истребителя Як-3. Андрей лежит в багажнике и видит перед собой тонкие трубочки, которые оплели сиденье пилота, видит и ноги Рязанова, обутые в точно такие же сапоги; они плавно двигаются на педалях руля поворота – одна вперед, другая назад.

Сапоги направились к нему, и Андрей замер от радостного предчувствия. Кто-то дружески щелкнул по журналу, Андрей поднял голову: Рязанов!

– Здорово, летун! – весело сказал Алексей.

– Как ты сюда попал? – Андрей встал и крепко пожал руку Рязанову.

– Тебя искал: соседи подсказали… Ты выходной?

– Нет, лечу сегодня в Адлер, но время свободное есть.

– Пойдем погуляем…

Они пришли в городской парк, выбрали самую короткую скамью у фонтана с золотыми рыбками.

Больше говорил Андрей. Он вспомнил новогоднюю ночь в Минераловодском аэропорту и рассказал другу о Нине Тверской. Рязанов едва удержался от возгласа, услышав ее имя. Он стал подробнее расспрашивать Андрея о ней и, хотя сам читал дневники ее деда, терпеливо выслушал всю романтическую историю до конца.

– Сейчас Нина здесь…

– В Ростове?!

– Да. А почему тебя это удивляет?

– Нет, ничего… Просто я знаком с ее отцом и немного знаю дочь, – объяснил Рязанов. – Она приехала к тебе? – осторожно стал расспрашивать Алексей.

Шелест рассказал о старухе, у которой квартировал Серафим Черныш, о старинном альбоме и матросском сундучке. Рязанов записал адрес Черныша, спросил, когда должно произойти свидание Нины и старухи, посмотрел на часы и заторопился.

– Чуть не забыл, – оправдывался он, – мне надо по делу…

– Ну, пойдем провожу, – сказал Андрей и поднялся. Теперь Рязанов был почти уверен, что место для западни найдено точно, и заботился об одном: не опоздать! Дом был взят под наблюдение. Лишь бы Нина не пришла первой, иначе… А если она уже там, у старухи?