Текст книги "Гаяна (Художник П. Садков)"

Автор книги: Петроний Аматуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
«Золотые слова, Роберт!»
1

Палату, в которой лежал парализованный профессор Кобрен, скорее можно назвать физической лабораторией – так много здесь приборов и аппаратов.

– Как видите, мы делаем все возможное, чтобы вернуть профессору здоровье, – участливо сказал Стоутмен. – Старик работал с такой нагрузкой… Не мудрено, что надорвался.

Роберт посмотрел на больного.

Три года Роберт Гровер работал со знаменитым Кобреном, лучшим невропатологом и радиологом страны. Пожалуй, это время – самое светлое в жизни молодого ученого. Идеи и проекты учителя целиком завладели им. Ему и сейчас едва ли больше тридцати, но его имя известно в медицинском мире и многим кибернетикам. Больше всего на свете Гровер дорожил временем. «Время следует превращать не в деньги, а в знания!» – эти его любимые слова проникли даже в печать. Сам он никогда не отступал от своего правила, и, когда поиски и эксперименты требовали бессонных ночей, Гровер совсем лишал себя досуга: он научился отдыхать, размышляя.

Однажды он побоялся прыгнуть с парашютной вышки, но его проекты и опыты отличались такой смелостью, что у многих его коллег старшего поколения захватывало дух.

Они познакомились с Кобреном на международной научной конференции, посвященной проблемам изучения мозга. В просторном фойе Московского университета было шумно и людно. Роберт стоял у входа в актовый зал, когда к нему подошел коренастый невысокий человек с крупной головой и седой старомодной гривой длинных волос. Мохнатые седые брови нависали смешными козырьками над живыми черными глазами. Толстый большой нос с черными крапинками выглядел как-то грозно. Чувственный рот наводил на мысль о чревоугодии.

В общем же его лицо казалось добродушным. Это и был знаменитый профессор Кобрен, талантливый ученый, богач и старый, уже неисправимый холостяк.

– Я хочу пожать вам руку, коллега, – пробасил Кобрен. – Читал ваш доклад и позволил себе расспросить о вас. Жалею, что не знал вас раньше, и радуюсь, что есть такой город Москва, где толковые люди непременно встречаются, рано или поздно. Как вы заметили, себя я также отношу к таковым…

– Благодарю вас, профессор, – поклонился Гровер. – До сих пор я смотрел на вас только в телескоп.

– Мой юный друг, у меня есть деловое предложение: переходите ко мне в клинику. Я вас обеспечу самыми увлекательными в мире идеями. Подумайте…

– Я готов это сделать хоть сейчас, – поспешно ответил Роберт.

– Рад, – коротко произнес Кобрен, точно ударил молотом по наковальне.

Три года длилось их совместное увлекательное путешествие в мир человеческого сознания, в святая святых мышления, три года они изучали мозг человека, этот, по словам В. И. Ленина, особенно сложный кусок материи. Таинственность неизведанного подзадоривала их, а непредвиденные трудности закаляли волю.

День за днем неустанно работали они в своей клинике, окруженные лишь несколькими преданными сотрудниками. Ключом, которым они надеялись открыть самый замысловатый в мире ларчик, были биотоки.

Но, по всей вероятности, когда речь идет о самом происхождении жизни, о мышлении человека, биотоки многого не объясняют. Они лишь помогают в исследованиях, экспериментах. Можно предположить, что существуют особые виды или даже один вид энергии, нам еще неизвестный, и тогда понятны станут величайшие трудности, стоящие перед наукой.

– Если есть особые лучи жизни, неизвестная нам форма полевого движения материи, обеспечивающая мышление, – сказал Кобрен, – то наше дело дрянь.

Так это или нет, но им не везло в главном – ведь Кобрен хотел создать принципиально новый тип компьютера. Идея заключала в себе что-то дерзкое, необычное.

Вся программа состояла из двух разделов. Вот первый.

Мы знаем, как длителен пока процесс оформления задания в специальных устройствах современных счетно-решающих машин. Нужен перевод с языка человека, на язык машин, подготовка перфорированных карт. Не говоря уже о дополнительных штатах кодировщиков, такая система ограничивает производительность кибернетики: теряется немало времени.

Кобрен задался целью устранить это промежуточное звено и добиться, чтобы машина сразу воспринимала мысленное задание человека и, выполнив его, излучала бы в мозг полученный результат.

Раздел второй.

Начну издалека. Мир богат выдающимися людьми, чье творчество имеет важнейшее значение и оставляет неизгладимый след в истории культуры. Аристотель и Ломоносов, Лобачевский и Эйнштейн – примеров много.

Кроме печатных трудов, потомкам остаются жизнеописания таких людей, их портреты, скульптуры, фотографии и киноленты, воспоминания современников. Но глубокий внутренний мир таких людей, секреты их творчества, их мышление навсегда ускользают – ведь невозможно получить фотографию того, что происходит в глубине нашего «я».

Кобрен решил сделать это невозможное.

– Настанет время, – убежденно говорил он Гроверу, – и наши машины, работая с гениальными учеными, не только изучат особенности их мышления, но и запишут в своих запоминающих устройствах все ходы их рассуждений, логику, проникнут в лабораторию открытий… Интеллект крупного ученого будет «записан» и – даже после его смерти – останется на вооружении потомков.

– Вы имеете в виду особую кибернетическую библиотеку, учитель, – спросил Роберт, – в которой будущие студенты смогут ознакомиться с интеллектом великих предшественников, учиться у них мастерству исследований?

– Для начала – да. Но когда эти студенты станут учеными, они получат возможность проверять, как бы решил новую трудную задачу тот или иной гений прошлого, и даже решать такие задачи. Каждый истинно гениальный человек, Роберт, – не просто игра природы, он обязан и всей культуре современного общества. И разве плохо, если методика исследований выдающихся ученых и после их смерти будет продолжать «участвовать» в завоевании природы?

– Вы можете рассчитывать на меня, учитель, до конца моих дней! – пылко ответил Роберт и вслух повторил мысли Кобрена. – Как это заманчиво! Когда-то потомкам доставались одни легенды о выдающихся людях прошлого. Затем – скульптуры и портреты. Еще шаг – и мы научились записывать голоса и движения их на киноленте. Мы должны сделать следующий шаг.

– Несколько шагов, Роберт!

– Пусть так, мы добьемся, учитель! Но добиться было трудно. Большую часть своего состояния Кобрен израсходовал на эксперименты, и безуспешно.

– Машине чужда живая природа мозга, – вздыхал Роберт.

– Мы просто еще мало знаем, что такое мозг человека, – не сдавался Кобрен.

– Павлов доказал, что организм и среда, его окружающая, – одно целое. Это же должно относиться и к части организма, например, к мозгу. А в наших клинических и лабораторных исканиях…

– Но великий Павлов не запретил нам создавать искусственную среду, эквивалентную естественной.

– Не потому ли, что ему не приходила в голову такая постановка вопроса?

– Во-первых, такая постановка вопроса есть в его трудах: возможность влиять на организм через среду. Что же касается мыслей, «не пришедших в голову», как ты говоришь, то поверь мне: в эту группу входят и все будущие открытия. Если что-то верное и нужное еще «не пришло» к нам, виноваты в этом мы сами, а не те мысли, которых нам не хватает.

Когда мир облетела весть о находке на острове Пито-Као, Кобрен пришел в чрезвычайное возбуждение.

– Роберт, ты подумай, какие чудеса будет творить наша земная наука, обогащенная знаниями гаянцев, – говорил он. – Будущее протягивает нам руку! Это необычайно, величественно, волшебно. Возраст – на твоей стороне. Поезжай!

Гровер согласился: он мечтал о счастье хотя бы прикоснуться к подарку жителей далекой планеты.

Гровер опоздал Конец его многотрудного путешествия оказался печальным. Официальная версия утверждала, что Боб Хоутон в погоне за сенсацией придумал всю эту историю с кораблем гаянцев и их энциклопедией. Ведь следов их пребывания на острове не осталось, а мир требовал вещественных доказательств. А тут еще скандал со взрывом микробиологической лаборатории Дорта и эпидемия, вспыхнувшая на Пито-Као. Люди стали верить, будто Боб Хоутон создал газетную дымовую завесу и здорово заработал на этом.

Встреча с самим Хоутоном на Отунуи несколько окрылила Гровера. Он начал расспрашивать друга о гаянцах.

– Корабль был на острове, – устало твердил Боб. – Но Бергофф и Курц уничтожили его.

– Вместе с сейфом?

– Да, конечно. И может быть, это к лучшему. Всякая газетная сенсация живет недолго и порой чем с большим шумом рождается, тем тише и незаметнее умирает. Так произошло и с историей пребывания гаянцев на Пито-Као. Люди стали забывать «дело Бергоффа»: новые события заслонили вчерашние махинации миллионера.

Гровер вернулся утомленный и злой. Выслушав его рассказ, старый романтик Кобрен глубоко задумался.

– Что ж, – сказал он, – мы и без того должны были работать.

Опять искания, неудачи и находки. И вдруг профессор Кобрен собрал сотрудников клиники и объявил о своем решении перейти в фирму «Дискавери». Руководителем клиники он назначил Гровера.

Чудачество? Так вначале готов был думать и Гровер, пока профессор не позвал его к себе для беседы с глазу на глаз.

– Друг мой, – доверительно сказал он ему, – под вывеской «Дискавери», должно быть, скрывается сонм гениев! Да-да, поверь мне. Я убедился, что фирма располагает научными материалами небывалой ценности. Откуда они? Мне на это наплевать. Мы служим науке, и для нас нет ничего более святого. Я должен овладеть этими знаниями.

– Но ваши идеи?

– Я не изменяю им. Мне предложили отдел космической медицины, и я предчувствую, что получу кое-что новое, возможно, самое недостающее для нас с тобой!

– Поразительно.

– Но факты убедительны. Меня только беспокоит та излишняя, на мой взгляд, таинственность, которой окружена Деятельность фирмы. Смущают меня и некоторые пункты контракта. Одним словом, я испытываю беспокойство, Роберт. Я стар, и заботы о семье не тяготят меня. Но есть наше общее дело!

– Вы полагаете, что в вашем решении…

– … имеется доля риска. Я рассчитываю на тебя, Роберт. Если я позову тебя сам, приходи без опасения. Но если к тебе обратятся другие, даже от моего имени, будь осторожен: это значит, что я попал в беду, тогда постарайся выручить меня.

– Но отчего так мрачно, профессор?

– Имя одного из руководителей фирмы уже снискало себе сомнительную репутацию в весьма скандальном деле, Роберт.

Так они расстались, чтобы встретиться вот здесь, в этой палате-лаборатории.

Не помешала ли профессору болезнь лично обратиться к нему, Гроверу? Или он попал в беду?

Здравый смысл подсказывал Гроверу, что благодушие – одна из форм тупости. Правда, излишняя осторожность неприятна. Но основания для раздумий уже есть, а когда думаешь, то видишь вещи с разных сторон.

2

Роберт подвинул стул ближе к кровати и взглянул на больного. Перед ним лежал разбитый параличом старик, похожий на труп. Роберт долго не мог оторвать взгляда от лица Кобрена.

Нет, слава богу, он еще жив. Правда, в полуоткрытых глазах нет и намека на мысль.

– Давно это случилось?

– Более трех недель, – вежливо наклонясь, ответил Стоутмен.

Роберт прикоснулся к безжизненной кисти профессора, как бы нащупывая пульс, и посмотрел на циферблат своих часов. Тонкая, как паутина, секундная стрелка, до того колебавшаяся возле цифры «З», метнулась и замерла неподвижно у цифры «7».

Гровер с трудом удержался от возгласа. В его ручные часы был вмонтирован крохотный индикатор биотоков, изобретенный им и профессором. Опытным путем они установили, что длительное облучение такой силы, какая отклоняет стрелку за цифру «10» на циферблате часов, опасно для человека.

Теперь не оставалось сомнения, что профессор подвергался облучению и его паралич искусственный.

Овладев собой, Роберт медленно встал, внимательно посмотрел в бегающие глаза Стоутмена и как можно более естествен но произнес:

– Да, старику не повезло. Что поделаешь. Будем откровенны?

– Не понимаю вас, мистер Гровер, – удивился Стоутмен.

– Зачем вы облучаете его?

Стоутмен издал нечто нечленораздельное.

– Я обязан знать, – настаивал Роберт.

– Видите ли… Я не медик, и мне трудно разъяснить вам. Наши врачи применяют новый метод лечения.

– Гм… Как вам угодно. – Роберт тщательно подбирал слова, стараясь сыграть роль нагловатого беспринципного бизнесмена. – Но всякая новизна оплачивается в повышенном размере. Как бы вам не пришлось увеличить мне гонорар. Что вы скажете, дорогой мистер Стоутмен?

– Я уверен, мы станем друзьями, мистер Гровер! – расхохотался Стоутмен и хлопнул по плечу молодого ученого. – Вы бестия!

– Но не белокурая, – серьезно ответил Роберт.

– Идемте. Я люблю решать деловые вопросы в деловой обстановке.

Роберт выходил первым и выглядел почти веселым: атака удалась, и он уже знал, что его может ожидать здесь, кто будет окружать.

3

Бергоффу исполнилось сорок два – возраст не всегда гарантирующий от мальчишеских поступков, но располагающий расчетливо строить свою дальнейшую жизнь. Основное – расчетливо. Ведь Бергофф был миллионером, деловым человеком, чьи эмоции зависели от состояния счета в банке и масштаба финансовых операций.

На рыбном рынке Бергофф все еще слыл королем, но конкуренты уже чувствовали его слабость и теснили со всех сторон, одна из которых, как опасался Бергофф, оставалась незащищенной навсегда: имелся в виду его отход от руководства компанией. А как известно, не только рыба гниет с головы, но и рыбное дело вообще…

И все же Бергофф оставался крепким, жизнерадостным дельцом, уверенным в завтрашнем дне, выстоявшим в недавних испытаниях, вызванных скандалом на Пито-Као.

«Умный человек приобретает даже теряя», – сказал он себе и взялся за новое дело засучив рукава, хотя этика и прочая чепуха потребовали бы в данном случае надеть перчатки.

Мало кто знал, что создание фирмы «Дискавери» – почти целиком его личная заслуга. На этот раз фортуна вновь улыбнулась Бергоффу: он организовал грандиозное дело, не вложив в него буквально ни цента.

«Удача в бизнесе – великая вещь, и никогда не угадаешь, на чем можно заработать», – размышлял Бергофф, не удивляясь, что вместо рыбы ему теперь пришлось иметь дело с виднейшими учеными, талантливыми и многообещающими умами своей страны. Он покупал молодых и старых ученых и инженеров, так же бойко прикидывая на взгляд их стоимость, как умел это делать, стоя у трюма с живым, трепещущим серебром.

Его правой рукой стал тот самый генерал в отставке, богач Стоутмен, что когда-то приезжал на Пито-Као с Джексоном и за спиной Бергоффа заигрывал с Дортом.

Теперь они легко нашли общий язык, а связи Стоутмена с военным министерством весьма пригодились фирме «Дискавери». Но, кроме этих связей, Стоутмен обладал живым практическим умом и деловой смелостью.

Стоутмен «откопал» и профессора Кобрена, а когда последний заартачился, то привлек к делу его талантливого ученика. Правда, Гровер сумел в два счета повысить себе цену, хорошо, что он оказался человеком, понимающим толк в деньгах. Пожалуй, еще немного – и Гровера можно будет посвятить в истинные намерения фирмы.

Сегодня у Бергоффа день рождения, и он не хочет больше думать о делах: самая неприхотливая машина и та периодически становится на профилактику. Хватит, сегодня у него выходной день. «Делу – время, потехе – час», – вспомнил он русскую пословицу и улыбнулся. Вот уже более года, как он углубился в изучение русского быта, русской психологии, русского характера: этого требовали интересы его бизнеса, а там, где слышен хруст новеньких долларов, он готов взяться за изучение хоть лунных затмений!

Довольный шуткой, Бергофф еще раз просмотрел список гостей, выслушал подробный доклад шеф-повара. Секретарь негромко доложил:

– К вам мистер Гровер, сэр…

– Так рано?

– Очень просит принять его…

– Хорошо, – пожал плечами Бергофф.

– Слушаюсь, сэр.

– А-а, мистер Гровер! Здравствуйте. Признаться, я ожидал вас вечером.

– Простите, патрон, но…

– Не оправдывайтесь, не оправдывайтесь! Мне всегда приятна встреча с вами, вы же знаете, – сказал Бергофф и подумал: «Черти тебя уговорили приехать сейчас!»

– Благодарю, патрон. Разрешите поздравить вас с торжественным днем и пожелать вам прожить столько лет, сколько у вас долларов в банке!

– Ого! Милый Роберт, я боюсь, что исполнись ваше доброе пожелание, мне придется оканчивать свои дни на обледеневшем берегу Африки под угасающим солнцем и быть свидетелем конца мира, – горделиво заулыбался Бергофф.

– О, мистер Бергофф, ваше неиссякаемое остроумие и навело меня на мысль преподнести вам самый оригинальный подарок из всех, какие только бывали когда-нибудь. Если вы позволите.

– Не терзайте меня, Роберт. Я так любопытен. Что у вас там припрятано?

– Увы, сэр, мой подарок – в центре города, и вам надо бы увидеть его там.

– Черт возьми, я готов отправиться хоть на край света.

– Едемте, мистер Бергофф?

– Ровно через минуту, Роберт. Я наброшу пиджак.

4

По характеру Бергофф был «демократичен» и допускал, подобно акуле, присутствие рядом прилипал, порой прощая им даже некоторую навязчивость.

Разбогатев на торговле рыбой, Бергофф втянулся в деловую жизнь, приобрел уйму связей и обнаружил в себе недюжинные наклонности авантюриста. Служение его сиятельству Доллару стало у него самоцелью. Сегодня ему хотелось развлечься. Но каким подарком можно удивить миллионера?

– Куда мы едем?

– В ваш фирменный магазин «Дары моря», мистер Бергофф.

Бергофф поморщился. Правда, этот рыбный магазин – его гордость и слава, но последнее время дела шли скверно и клиентура резко сократилась.

Десять минут езды – и их взорам открылся огромный восьмиэтажный аквариум. Точнее, аквариумом был только фасад магазина: двухметровое пространство между идеально прозрачными плексигласовыми стенами было заполнено водой, где сновали тысячи рыб, осьминогов, морских змей, крабов и прочая живность.

Но когда журналисты единодушно назвали шедевром «самую живую рекламу», они имели в виду не рыб и не редких морских животных, а другое: в извилистых пластмассовых коридорах аквариума, изолированные от змей и осьминогов, плавали… девушки. С миниатюрными масками на лице, они плавно кружили в зеленоватой воде, принимая позы одна привлекательнее другой. Вся аппаратура аквалангов была спрятана у каждой в изящном и гибком… рыбьем хвосте, довершающем их сходство с русалками.

Дюжина прорезей в нижней части фасада служила входами в магазин. Многоцветное искусственное освещение, включенное даже днем, придавало всему сооружению сказочный вид. Художники и скульпторы украсили дно и стенки аквариума скульптурами, макетами и водорослями.

Но все реже и реже заходили люди в магазин, и реклама нередко начисто съедала скудеющие доходы от торговли.

– Прикажите остановиться неподалеку от магазина, патрон, – попросил Гровер.

Метрах в двухстах от «Даров моря» машина остановилась. Бергофф оторопело посмотрел вперед и протер глаза. Сотни, нет, тысячи озабоченных людей устремлялись в магазин и выбегали на улицу со счастливыми лицами, отягощенные покупками, оживленно переговариваясь. Было такое впечатление, будто весь город перешел на рыбную пищу и дружно сговорился покупать рыбу только в магазине «Бергофф и K°».

– Если хотите, можем проехать еще метров двадцать, – предложил Роберт, для чего-то надевая шляпу, хотя в машине, да и на улице, стояла жара.

Шофер повиновался и выбрал стоянку почти рядом с магазином.

Минуту спустя секретарь Бергоффа, сидевший рядом с Гровером на заднем сиденье, почувствовал беспокойство, глаза его лихорадочно заблестели, и он, почтительно бормоча извинения, стал вылезать из машины.

– Куда вы? – поразился Бергофф.

– О, сэр, – взмолился секретарь, – позвольте мне отлучиться совсем ненадолго… Я… мне необходимо приобрести килограмма три осетрины…

– Вам?! Но ведь у нас все есть!

– Ну и что же? – визгливо вскрикнул секретарь, приходя в ужас от собственной дерзости. – А я хочу… сам… купить рыбы здесь…

Гровер со смехом наблюдал, как тщедушная фигурка секретаря исчезла в людском водовороте.

– Что с ним стряслось, Джон? – недоумевающе повернулся к шоферу Бергофф. – Куда девалась его британская невозмутимость?

– Разве человек, желающий купить рыбу, достоин удивления, сэр? – вопросом на вопрос ответил Джон и трясущимися от волнения руками спрятал в карман ключ от зажигания. – С вашего позволения… Я на одну секунду…

– Куда вы, Джон?! Постойте!

Но шофер не слышал окрика шефа и ринулся в толпу.

– Удивительные люди, Роберт. А впрочем… Вы побудьте здесь, а я, пожалуй… Неплохо бы к сегодняшнему столу подать с полсотни миног. А? Какова идея? – Бергофф расхохотался и, открыв дверцу, почти катапультировался из машины.

Гровер серьезно посмотрел ему вслед и закурил. Наклонившись, чтобы закрыть дверцу автомобиля, Роберт увидел Хоутона. Грустная физиономия Боба слегка оживилась: он был рад встрече со старым другом и направился к нему.

– Боб! – взволнованно вскрикнул Роберт и, выпрыгнув на тротуар, увлек приятеля в сторону. – Ты мне очень нужен, – быстро заговорил он, понизив голос. – Я не могу быть многословным. Слушай и запомни: ты можешь и должен помочь мне раскрыть тайну фирмы «Дискавери». Плюнь на все и сделай так, чтобы втереться в доверие к Бергоффу. Надо тебе снова сблизиться с ним. Не перебивай! Дай мне свой телефон. Пиши здесь, на манжете. На моем, а не у себя… Скорее! И старайся не проходить сейчас мимо рыбного магазина. Все! Иди!

Ошеломленный, Боб повернул обратно, а Гровер торопливо сел в машину, захлопнул дверцу и осмотрелся. Все в порядке: ни Бергоффа, ни его шофера, ни секретаря еще не было. Все трое выбрались из магазина минут через сорок, нагруженные ворохами покупок, изрядно помятые, но довольные.

– Подумать только, – не мог успокоиться Бергофф, – такого скопища покупателей не было даже в день открытия моего фирменного магазина, хотя я тогда на одну рекламу израсходовал около миллиона долларов. А ведь совсем недавно я подумывал: не отказаться ли от него?..

По мере того как машина удалялась от «Даров моря», спокойствие вновь возвращалось к ним, и все трое почувствовали себя неловко. Первым жалобно заговорил секретарь:

– Извините меня, сэр… Я так и не пойму, что приключилось со мной? При моем гастрите мне не съесть и ста граммов рыбы. А я прихватил ее более шести килограммов!

– Моя жена – убежденная вегетарианка, – сердито произнес Джон. – Хорош же я буду, когда привезу ей четверть осьминога, сотню раков и пару ставрид!

– Мне помнится, Джон, – вежливо вставил секретарь, – что вам еще удалось заполучить коробку устриц и голову сома…

– У вас отвратительная память, – огрызнулся Джон. Они проезжали вдоль самого края набережной узкого канала. Бергофф весело хлопнул шофера по могучему плечу и выбросил за окно полсотни миног.

– Черт с ними! – воскликнул он. – Теперь моя совесть чиста: мои собственные доллары честно вошли в игру.

Когда машина остановилась у дома и Бергофф с Гровером остались одни, миллионер крепко пожал ему руку.

– Спасибо, Роберт. Вы нисколько не преувеличили: ваш подарок не только необычен, но и по-царски щедр. Раскройте же секрет и объясните, почему вы не ринулись за нами?

– Все дело в шляпе, мистер Бергофф, – улыбаясь, ответил Роберт и показал миллионеру внутреннюю сторону тульи.

Бергофф с любопытством заглянул в шляпу и увидел в ней металлическую сетку и маленькую коричневую коробку.

– Вы хотите сказать…

– Вот именно, – подхватил Гровер. – Вдоль фасада вашего магазина я укрепил вчера замаскированные генераторы. Настроенные особым образом аппараты внушают прохожим желание немедленно купить рыбу. В моей же шляпе вмонтирована защитная сетка. Вот вам мой подарок!

– Спасибо, Роберт, сто раз спасибо. Мы разработаем эту систему невидимой рекламы до конца. Вы получите свою долю.

– Но ведь это подарок, мистер Бергофф.

– Вы благородны, Роберт! Итак, до вечера: будьте моим самым дорогим гостем.

Проводив Гровера, Бергофф задумался. «Этот парень слишком умен. Стоутмен прав: рановато вводить его полностью в курс дела „Дискавери“, – решил он. – При таких знаниях и изобретательности он может стать опасным для всех нас… Ученый – каким бы выдающимся он ни был – должен только служить и повиноваться».