355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петроний Аматуни » Гаяна (Художник П. Садков) » Текст книги (страница 28)
Гаяна (Художник П. Садков)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:32

Текст книги "Гаяна (Художник П. Садков)"


Автор книги: Петроний Аматуни



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Гаяна!
1

Мы приближаемся к планетной системе звезды N 13 созвездия Ориона, которую сами гаянцы называют Фело. Вокруг нее вращается Гаяна.

Связь установлена…

Мне трудно описать эффект, вызванный нашим появлением в космосе. Читатель, наделенный даже сотой долей хоутоновского воображения, как-то сможет представить себе, что творилось на планете, когда гаянские радиостанции космического наблюдения поймали наши позывные и первые слова гостей с неизвестной им планеты… говоривших на чистейшем гаянском языке!

– Все равно, – уверял Боб, – что познакомиться с осьминогом, сочиняющим трактат о теории относительности на японском языке!

Поскольку в нашем экипаже лучше всех освоил гаянский язык Боб Хоутон, прирожденный полиглот, командир поручил ему вести связь с планетой, пока дело не коснется вопросов космонавтики.

Боб взялся горячо: он успевал рассказывать о Земле и печальном исходе гаянской экспедиции, достигшей острова Пито-Као, о нашем полете и каждом из нас.

Сильнейшее впечатление и на гаянцев и… на нас (как это ни удивительно!) произвела весть о космических струйных течениях. На них – понятно почему; оказывается, космические струйные течения совсем недавно были предсказаны кем-то из ученых Гаяны! А вот то, что и мы взволновались, требует пояснения.

Таким образом, не успели мы еще долететь до места, как уже началось взаимодействие опыта и науки наших двух планет!

Гаянцы временно запретили межпланетные полеты, чтобы не помешать нам, и запросили подробные сведения о звездолете. «Юрий Гагарин». К микрофону все чаще подходил Шелест.

Сперва они хотели сами завести нас на свой центральный космодром на Уэле, острове на Торо, – так назывался один из гаянских океанов, – но Шелест решил иначе.

– Мы выведем наш звездолет на орбиту, пересядем сами в шеер (маленький реактивный разведчик, самолетного типа), – объяснил он, – и войдем в вашу атмосферу аэродром вы нам укажете. А после вы заведете звездолет на Уэл, но уже без нас.

Гаянцы согласились: так меньше риска.

Шелест наладил телевизионную связь, и на центральном телеэкране появилось изображение молодой женщины…

Здесь я стану писать несколько медленнее, с большей тщательностью подбирая слова Напомню, что Гаяна очень походит на нашу Землю. И обликом, и своим климатом, и магнитным полем, но главное – там такие же люди.

Мы увидели на экране подвижную, веселую женщину с удлиненным лицом, медноволосую и белокожую. Высокий гладкий лоб. Густые брови изломлены посередине и будто удивленно приподняты к вискам. Золотистые глаза – таких я никогда не видел на Земле! – искрящиеся и умные. Тонкий ровный нос. Уши у нее раза вполтора длиннее, чем у землян, но общего приятного впечатления не портят.

Она понравилась нам с первого взгляда.

Наш бедный штурман, добровольно променявший любовь на звезды и ранее умудрявшийся с увлечением рассказывать о свойствах материи и возникновении миров первым красавицам Москвы, сейчас, на подходе к Гаяне, был, что называется, сражен волшебным видением, ионизирован, как, без сомнения, он охарактеризовал бы сам свое состояние, если бы мог глянуть на себя со стороны и сохранить объективность.

– Меня зовут Юль, – мягко произнесла женщина. – Мне поручено руководить приземлением шеера и посадкой звездолета. Давайте знакомиться…

Шелест включил телевизионный передатчик и представился, получив в награду серьезный, изучающий взгляд Юль.

Рыжая шевелюра Хоутона и его задорное, веснушчатое лицо воспринялись Юль как нечто весьма прозаическое.

Увидев мои почтенные седины, Юль сделала мне комплимент, заметив, что приятно видеть долгожителя в возрасте за 400-500 лет, запросто путешествующего в космосе.

Когда же я объяснил, что мне, по крайней мере, раз в десять меньше, Юль пробормотала извинение.

Потом мы объединенными усилиями подтащили к объективу телевизионного передатчика нашего штурмана.

– Это наш Звездолюб, – скороговоркой отрекомендовал командир, – штурман корабля Евгений Николаевич Глебов…

– Звездолюб? – отчетливо повторила Юль. – Красивое прозвище… Так это ты открыл «парадокс Глебова»?

Евгений Николаевич виновато кивнул.

– Поздравляю, – продолжала Юль, почему-то улыбаясь. – А кто ты по профессии?

– Астрофизик, – вынужден был ответить за товарища Боб.

– О, я тоже, – обрадовалась Юль. – Мы будем с тобой дружить… Я предсказала возможность космических струйных течений, а ты, ани, открыл их. Я верно сказала?

– Даже очень! – торопливо ответил Боб.

– Принимай условия посадки, Звездолюб, – сказала Юль.

– Разреши, Юль, мне самому заняться сейчас делом, – решительно произнес Шелест, выступив вперед.

– Хорошо, – одобрила Юль, видимо, оценив состояние штурмана. – Командир, ты будешь садиться на аэродроме Тиунэлы. Вот как он выглядит…

2

Выстреленный катапультой, наш шеер отделился от корпуса звездолета и под углом градусов пятьдесят устремился к Гаяне. Шелест сидел на левом пилотском кресле, я – на правом.

Над нами уже голубел космос с яркими звездами и жгучим солнцем, а внизу сквозь вуаль атмосферы и дырявое и пухлое одеяло облаков виднелась поверхность планеты.

Постепенно гася скорость, мы с Шелестом уменьшили угол планирования и стали погружаться в атмосферу Гаяны. Раскаленный трением воздух казался светящимся, особенно на ночной, теневой стороне планеты. На высоте двадцать километров мы сбавили скорость всего до тысячи километров в час и, в точности выполняя команды, подаваемые Юль, направились к главному аэродрому Тиунэлы…

Шеер вел себя послушно в незнакомом воздухе, как бы сразу привыкнув к нему. В районе, где находилась столица планеты – Тиунэла, нас встретил грозовой фронт.

Мы прошли его верхом, а когда до аэропорта осталось не более двухсот километров и нам разрешили снижение до тысячи метров – такова высота малого круга для скоростных самолетов на всех аэродромах Гаяны, мы пробились сквозь 6-7-балльную кучевую облачность и испытали болтанку, какую не раз встречали летом в районе Ставрополя, Астрахани или на участке Актюбинск-Джусалы-Ташкент, у нас на Земле.

Над самим же аэродромом – ясно. На овальном летном поле ярко светятся голубая посадочная полоса и стрела с левой ее стороны.

По мере нашего приближения яркость свечения полосы едва заметно убывала (потом мы узнали, что также бывало и при ночных полетах!). Шелест кивнул, и я включил «автомат-шасси», то есть аппаратуру, которая направила часть воздушной струи от двигателя вниз, тем самым создавая необходимую для посадки и руления воздушную подушку, заменяющую шееру колеса.

После посадки в толще полосы, на самой ее оси, вспыхнула еще одна яркая красная стрелка. Она как бы скользила перед нами, указывая направление дальнейшего руления, и вывела нас на перрон у длинного здания аэровокзала с подобием минаретов по углам.

Вдоль фасада и на плоской крыше аэровокзала – множество пестро одетых гаянцев. Они весело машут руками.

Первым на планету шагнул командир, за ним – мы.

Вдруг почти половина неба многоцветно вспыхнула и преобразилась. Мы увидели берег моря, песочный пляж, причудливые кактусы с мясистыми, колеблющимися листьями, перистые пальмы. На берегу – стройная фигурка девочки в легком развевающемся платье. Девочка кружится в танце. Ее руки-крылья устремлены к солнцу Вот она, кружась, наклоняется к кустам, быстро срывает четыре больших цветка с белыми острыми лепестками.

Гигантская живая картина уменьшается, толпа людей у аэровокзала расступается, и девочка как бы сходит с неба на землю. Мы не замечаем, а только понимаем, что в какую-то долю секунды изображение подменено настоящей девочкой, и вот уже она бежит к нам, чтобы первой приветствовать посланцев далекой планеты…

– Это самая юная танцовщица Гаяны, – доносится к нам из невидимых репродукторов голос Юль.

И тут меня осенило! Я вбегаю в кабину шеера, вожусь в нем минуту – и над аэродромом звучит итальянская песня «О мое солнце!»-это поет Робертино Лоретти!

Его волшебный голос покорил гаянцев. Они замерли, точно боясь спугнуть очарование.

– Это голос самого юного певца нашей Земли, – объясняем мы.

Так прошел наш «митинг». Снова в толпе встречающих образовался проход, и мы увидели Юль, живую, настоящую. В открытом, коротком белом одеянии, она шла к нам с поднятой левой рукой.

– Здравствуйте, люди! – громко произнесла она. – Вы первые жители другой планеты, посетившие Гаяну… Мы принимаем вас, как друзей В истории наших планет это самое радостное событие. Вас видит и слышит сейчас вся Гаяна, все мои сопланетники…

И тут жители двух планет, разделенные до этого колоссальным таинственным пространством, обнялись и расцеловались, смеясь и плача.

У каждого народа есть свои традиции и привычки, но Любовь и Дружба, Мир и Человечность ценимы везде, где есть свободные и равноправные Разумные Жители Вселенной!

ГЛАВА ПЯТАЯ
Юль
1

Более тысячелетия прошло с того дня, когда покинул планету Да Роот, один из зачинателей космических полетов на Гаяне, открывший первую главу грустной истории Роотов. Он отправился в дальнюю экспедицию и не вернулся.

Его сын, Лим Роот, руководил строительством Главной внепланетной энергетической базы – второй искусственной «луны» Гаяны. Он погиб, сраженный метеоритом.

Еще три, более поздних, представителя этого рода – Кон, Бао и Дал…

Сперва навсегда улетел Кон. Через 270 лет, буквально по его же следам, умчался Бао. Его последние слова:

– Поведение звездолета странно… Сильные броски…

Два века спустя опять в том же направлении отправился Дал. Он успел только передать:

– Тряска грозит нарушить конструкцию звездолета… Этот район опасен…

Ри Роот – крупнейший ученый, автор новой теории мироздания – не возвратился из экспедиции к центру Галактики.

Я р Роот принимал участие в дальнем разведывательном полете на звездолете «Тиунэла». В пути Я р заболел неизлечимым тогда арпелом и, боясь заразить товарищей, покончил с собой.

Но о судьбе Я ра его внучка Юль узнала много позже…

2

В доме отца Юль, Мало Роота, такого же, как и их предки, коренного жителя Тиунэлы, большей частью царили тишина и своеобразная строгость. Мало, известный математик, увлекся геометрическими теориями пространства и с головой ушел в мир истории галактик и физики межзвездного пространства.

Как-то семилетняя Юль спросила отца о его космологических теориях.

Отец рассмеялся и сказал:

– Есть вещи, Юль, которые тебе трудно понять…

– Значит, мне надо ожидать, пока я вырасту до двух метров? – огорчилась она.

– Боюсь, и это еще не все. Есть такой город – Космология-и-Космогония…

– Красивый?

– Очень.

– Большой?

– Пожалуй, один из самых больших.

– Как Тиунэла?

– Еще больше. Так вот, чтобы хорошо понять все то, что тебя интересует, необходимо долго прожить в этом городе, бродить по улицам и площадям, беседовать со старожилами, бывать на окраинах и в центре, в общем, знать его также, как ты знаешь свою Тиунэлу. Даже еще лучше.

– А ты уже был в Космологии-и-Космогонии? – допытывалась Юль.

– Да, но, понимаешь ли, мне очень хочется – это просто необходимо, Юль, – глянуть на него сверху, со стороны…

– Разве это трудно?

– Нелегко. Надо лететь далеко в космос. Ты не возражаешь, если я улечу?

– Нет, папа, разумеется, нет. Непременно лети! Мало в те годы заканчивал разработку общих основ своей оригинальной геометрической и философской теории зависимости времени от формы пространства. Ученый, говоря его же словами, был убежден в том, что «природе требуется разное время, чтобы создать куб и шар, равного объема…»

Лабораторией, позволяющей экспериментально подтвердить или опровергнуть эту теорию, по сути дела была вся Галактика, и Мало получил разрешение на дальнюю экспедицию.

Юль хорошо помнила расставание: ей уже шел тогда девятый год. Мало не мог скрыть своей грусти, проводя последние минуты с дочерью и женой Эрой, лучшей танцовщицей Тиунэлы. Его лицо было хмурым. Юль знала, что, по обыкновению, жены тех, кто улетал, подобно отцу, на столетия, потом выбирали себе другого спутника жизни. Желая подбодрить отца, девочка прижалась к нему и весело заговорила:

– Когда ты вернешься домой, я буду совсем взрослая. Мы прилетим на космодром: у меня будут уже внуки, а у мамы – много-много мужей, и они тоже тебя встретят…

– Перестань, Юль, – прервала мать дрогнувшим голосим и обняла Мало за плечи: – Не надо думать так.

– Я стараюсь… – слабо улыбнулся Мало, ласково проводя своей крепкой, широкой ладонью по ее чудесным волосам. – Я буду любить тебя всегда и везде, моя Эра. Как грустно, что мир чрезмерно велик… Чтобы хорошо познать его, изучить, люди должны приносить в жертву даже свою любовь. Не только геометрическая форма тел, но и чувство зависит от времени, – попытался пошутить он.

… Мало улетел, и пока с ним поддерживалась связь, Эра крепилась, почти ежедневно приезжала к дочери в интернат, бродила с ней по лесу или вдвоем они отправлялись на озеро Лей, километрах в ста от Тиунэлы.

Но вот настал день, когда Мало передал свою последнюю весточку и умолк – теперь звездолет вошел в неизведанную область Галактики, а Эра хорошо понимала, что такое Галактика для тех, кто не хочет жить спокойно на одной из песчинок Вселенной, кого жажда знаний стремит в Неизвестность.

Прошел еще день, и Эра исчезла…

На ее столе нашли пластмассовый видеомагнитофон, каким исстари пользуются гаянцы, желая оставить «записку» друзьям или близким.

«Прости меня, мой милый, любимый Мало, – виновато произнесло изображение Эры, когда соседи включили маленький аппарат в черном, как космос, корпусе. – Я сама не знала, что не смогу жить без тебя. Ты знаешь, я не сентиментальна и у меня есть мужество, хоть я и не летаю по Галактике, подобно почти всем Роотам. Просто мне уже нечего делать… Я не могу объяснить себе, да и к чему? Прости меня, мой неугомонный. Возвращайся победителем. И… прости…»

3

От матери – уроженки гористого Гурела – Юль унаследовала веселый характер, впечатлительность и стройную фигуру. Отец подарил ей частицу своей неутолимой жажды знаний.

В интернате девочка училась хорошо, отличалась самостоятельностью, но и некоторой неожиданностью суждений.

– Когда я вырасту, – как-то сказала Юль на уроке, – у меня будет не две и даже не три комнаты, а целый дом. Ведь можно? И уйма всяких вещей…

– Можно, – ответила учительница – Но зачем?

– Так… Нет, не так просто, а чтобы изучать нравы древних, понять психологию человека, который хочет все иметь собственное, даже то, что не нужно ему и в большом количестве… Ведь это самое трудное: понять людей той эпохи – мы по нескольку раз повторяем темы, но так и не понимаем сущности до конца!

Когда в их интернате появился Ло, знаменитый Сын Космоса, и робко признался Юль, почему он попросился именно сюда, девочке было приятно. Она охотно принимала знаки его внимания, но, будучи болтушкой и непоседой, существом, слишком энергичным для тихой, как бы замкнутой в себе любви, к которой тяготел Ло, она доставляла ему много беспокойства и мало подавала надежд.

– Когда мы вырастем, – как-то просительно сказал ей Ло, – мы станем мужем и женой… Правда, Юль?

– Если я пожелаю, – засмеялась Юль. – Мы такие разные… Ты любишь только музыку и еще много размышлять. А я буду звездоходом: люблю космические полеты.

– Я знаю, – вздохнул Ло. – Все твои предки такие.

– А может быть, и никем не буду, – задумалась Юль.

– То есть как?

– Да вот, захочу и никем не буду!.

– Не так шумно, Юль… Надо уважать тишину. Ну, а зачем тебе это?

– Чтобы стать единственной бездельницей Гаяны!

– Ты еще и тщеславна, – удивился Ло. – Тебя же будут лечить, как Ило, когда он был лентяем и не хотел учиться.

– «Учиться»… В свободные часы он только и знает, что разводит в лесу костер и, как первобытный дикарь, сидит и смотрит на огонь, твой Ило! И потом, я учусь не хуже тебя…

Юль обожгла его гневным взглядом и убежала. Недели две, в отместку другу, она держалась вблизи «дикаря» Ило, полного мальчугана с сонными серыми глазами.

Ло капитулировал – в чем Юль не сомневалась – и подошел к ней первым.

– Давай поговорим, – предложил он, – и пересмотрим твои взгляды на жизнь.

– У меня их нет вовсе, – надула губки Юль.

– Тогда, прощай! На этот раз Ло проявил вполне мужскую выдержку и даже ни разу но посмотрел в ее сторону.

– Разве ты поссорился с Юль? – спросила учительница.

– Не знаю. Ты лучше разберешься…

И мальчик обо всем поведал учительнице.

– Мне думается, ты немного прав, – задумчиво сказала она. – И все же Юль – хорошая девочка. Главное – помни: первую дружбу нельзя разрушать, как ветхую постройку.

4

Юль глубоко задело равнодушие Ло. Она украдкой выразительно поглядывала на него. Ло не замечал. На озере Лей она стала «тонуть», но ее кинулся спасать не Ло, а этот противный Ило; она увернулась от него и стремительно выплыла на берег, к немалому изумлению медлительного маленького толстячка.

А Ло лежал в двух шагах от того места, где из озера вышла Юль, и преспокойно читал какую-то книгу.

Обсохнув, Юль уныло пошла в прибрежные скалы, мечтая о том, как она, по примеру своих дедов и прадедов, станет космонавтом и отыщет обетованную планету, населенную иными, менее жестокосердными мальчиками.

Она забрела далеко и шла теперь по дну узкого темного ущелья среди синевато-зеленых зарослей аэло – гаянских колючих кактусов, самых удивительных растений на планете.

Взрослые экземпляры аэло втрое, а то и вчетверо превышали рост человека. Массивные толстые стволы шириной до метра, усеянные колючками, издали напоминали канделябры. Было удивительно, как они не сгибаются от собственной тяжести. А все объяснялось просто: аэло представляют собой прочную оболочку, наполненную гелием, отчего они, как воздушные шары древних, устремляются вверх и, плавая в воздухе, поддерживают стволы в вертикальном положении Они цветут два раза в год крупными пунцовыми цветами, издающими нежный запах ванили.

Карликовые виды аэло имеются во многих гаянских домах, но только здесь, в естественных условиях, Юль по-настоящему оценила красоту и дикое своеобразие этих «привязных аэростатов» гаянской флоры.

Решив сэкономить силы на обратном пути, Юль выбрала самое высокое аэло и без особого труда поочередно оборвала тонкие корни, выступавшие из земли, – каждый в отдельности они были хрупкими и ломкими.

Когда последние корни стали лопаться сами, Юль ловко обхватила руками и ногами прохладный ствол аэло и поднялась в воздух метров на сто.

Подхваченная струёй ветра, девочка понеслась к озеру. Дух захватывало от радостного торжества и сознания, что она совершает недозволенное.

Внизу показался пляж, она слышит испуганные крики растерявшихся подруг и учителей. Над озером ветер сменил направление, заставив ее сделать небольшой круг, и стремительно понес на север, в сторону островерхих пустынных скал…

Вот тут уже Юль почувствовала страх и крепче прижалась к стволу аэло.

Она не заметила, как Ло вскочил в ближайший вертолет, лишь увидела веревочную лестницу и услышала его успокаивающий голос:

– Хорошо, Юль. Все идет чудесно… Хватайся за лестницу. Отталкивайся от ствола. Быстрее! Держись крепче, Юль!

Освобожденный от тяжести, аэло взвился вверх, а Ло направил вертолет вниз.

– Еще немного, Юль! – уговаривал он. – Потерпи… Берег рядом… Еще чуть-чуть… А теперь – плыви, Юль. Плыви…

5

Прошел последний год пребывания Юль в интернате. По гаянским традициям, на этом по существу заканчивалась ее юность и право жить целиком на иждивении своих сопланетников.

Отныне она – как и все – будет также обеспечена всем необходимым для жизни, но никто не будет ее учить, как учили ее в школе, давать ей знания, не особенно считаясь с тем, хочет она их иметь или нет: общество обязано было дать ей необходимый интеллектуальный минимум.

Отныне она выберет свою дорогу в жизни и сама будет учиться, приобретать все, что сочтет нужным для своей профессии, завоевывать ее – пусть в специальных учебных заведениях, консультироваться у педагогов и ученых, но все-таки самостоятельно.

Пройдет и этот период формирования ее личности – и тогда Юль приступит наконец к исполнению своего долга: заботиться о благе планеты.

Тем временем Ло, окончивший интернат на два года раньше Юль, учился в консерватории и жил в уединенном флигеле вдвоем с машиной «Нао», оставленной Народным Советом у него.

Он часто навещал Юль, и она бывала у него, не подозревая, что «Нао» тщательно исследовала ее характер и отношение к Ло.

«Нао» оценивала девушку так строго, что Ло склонен был заподозрить ее в придирчивости. А дело заключалось совсем не в этом: если Юль огорчала Ломашина сурово ее осуждала, если же радовала – то хвалила с тем же усердием…

Ло наедине с «Нао», часто разъяснял ей, что такое любовь с точки зрения человеческой, а уходя, оставлял ей десятки художественных произведений о любви. «Нао» с завидной быстротой знакомилась с ними, сортировала различные признаки любви по своему, конечно, принципу, но на вопрос Ло отвечала одно и то же:

– В уравнении ваших отношений нет равенства! – И уже не отговаривалась: «мало информации», а добавляла: – Недостает необходимых величин в правой части… – (Левая часть уравнения в этом многолетнем кибернетическом «пасьянсе» принадлежала Ло.)

Зная, что Юль возвратилась после интерната в квартиру своих родителей, Ло первым из друзей навестил ее.

– Что ты скажешь теперь? – весело спросил он.

– Буду астрофизиком, Ло.

– Тем лучше для меня: мы снова будем учиться вместе!

– Почему? – удивилась Юль. – Твоя дорога уже не звучит так музыкально, как прежде?

– Нет, нет, Юль: я ост'ался верен музыке… как и тебе.

– Приятно слышать, Ло.

– Видишь ли, я должен еще знать биохимию, физиологию и физику микромира.

Дня два спустя они съездили в Центр Физических Знаний, запаслись программами, посоветовались с методистами и получили направление в Дом Физики. Как и в других высших учебных заведениях Гаяны, здесь не было ни конкурса, ни определенного начала или конца учебного года: весь курс можно было пройти и за пять лет и за восемь. Не было и переходных экзаменов, по той причине, что процесс учения беспрерывен и учащийся сам выбирал себе «время летных отпусков».

Успеваемость определялась машинами, но по окончании всей программы, включая практику. Ученый Совет, ознакомившись с кибернетической «записью» всего обучения молодого человека, выносил решение о допуске его (или ее) к самостоятельной работе, о чем сообщалось в Учетный Центр планеты.

Зато любой гаянец, когда ему вздумается, мог запросить кибернетику заинтересованного учебного заведения и немедленно получить абсолютно объективную оценку и характеристику любого учащегося…

Таким путем ученые и научные или промышленные учреждения заранее отбирали для себя специалистов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю