Текст книги "Почти невероятные приключения в Артеке"

Автор книги: Петроний Аматуни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

А когда накупаешься вволю – поваляешься на пляже, подставляя солнышку то один шоколадный бочок, то другой, а то и облезлую спину.

Нет-нет, не просите: я бывал в тех местах и, может быть, именно потому не смогу рассказать вам даже самую малость о том наслаждении, которое доставляют ласковое море, свежее дыхание ветерка и живописные картины природы.

Любой пионерский лагерь – это, конечно, хорошо и здорово, а здесь, в Артеке всё хорошее как бы умножено в несколько раз, а возможность дружить с ребятами из разных уголков Земли приобщает тебя ко всему сложному и огромному миру.

6.

И вот однажды вся дружина «Алмазная» пришла в неописуемое волнение: кто-то похитил из пионерской комнаты рулон ватмана с космической картиной.

Сам по себе этот факт ещё не говорил о воровстве как таковом, потому что любому разрешалось взять картину и добавить что-то своё: но при этом необходимо было предупредить Якова Германовича или Олю.

Было установлено наблюдение, а поскольку Гошка попался на глаза, Оля поручила ему самый ответственный участок поисков:

– Крутись здесь и смотри, кто принесёт картину на место. Понял?

– Так точно, товарищ старшая пионервожатая! – лихо ответил Гошка и даже вытянулся в струнку, насколько это было возможно.

Но как ни старался Гошка, а всё же именно в его, так сказать, дежурство картина появилась на своём обычном месте, будто её и не трогали. А когда её развернули – Яков Германович ахнул: в центре картины командир наших космонавтов передавал инопланетянам… Серп и Молот. Лучшего символа Мира и Труда не придумаешь! И врисован он был так мастерски, что в нём как бы отражались и мрак космоса, и огни планетолётов, и далёкие звёзды. Но подписи не было.

– Кто придумал это и нарисовал? – спросил Яков Германович на линейке, но все молчали. – Ребята, – продолжал он, – мы ценим скромность, однако в данном случае…

– Ведь по сути дела этот неизвестный тип есть сучок, – сказал Мокей, – а таится?!

– Недалёкий тип, – согласился Килограммчик.

– А не ты ли это, ГС? – спросил Джон Мокея.

– Гм… гм… – загадочно ухмыльнулся ГС (сокращение от «Главный Сучок»), не подтверждая, но и не отвергая такой возможности.

7.

Ну а что поделывает наш крылатый друг, мужественный и неутомимый путешественник? Разумеется, как и всё незаурядный натуры, Тюля-Люля в пути…

Погружённый в темноту, лишённый собеседника, он спит часами, как бы накапливая энергию для будущих подвигов и свершений. Он даже не знает, да и не интересуется, где находится: в поезде или в самолёте.

В посылке, куда он так удачно проник, были крупные, пахучие яблоки, плотно упакованные, и только одно из них слегка перекатывалось в узком пространстве рядом с попугайчиком. Это беспокойное яблоко Тюля-Люля постепенно съел с тройной пользой для себя: получил удовольствие, изрядно подкрепился и избавился от опасного соседа. После чего он благоразумно перешёл на диету, ибо тронь он любое другое яблоко хоть на половину – все могли прийти в движение…

Так он пребывал в неизвестности ещё некоторое время (судя по тому, что не очень проголодался, это длилось недолго), затем почувствовал, как его вновь куда-то несут, везут и опять несут, после чего наступил долгожданный покой. Послышались женские голоса, и кто-то весьма неожиданно и некстати чихнул.

– Будьте здоровы, – вежливо произнёс Тюля-Люля.

Мгновенно наступила тишина, и попугайчик, беспокоясь, что его не услышали, повторил:

– Будьте здоровы, – и добавил: – И нечего порхать по жизни!

Испуганный визг ответил ему, и девушки кинулись прочь от заговорившего ящика.

Тюля-Люля беспрепятственно вылез в одно из отверстий своего необычного жилища наружу, убедился в том, что комната наполнена только почтовыми предметами и запахами, недовольно пробурчал: «Чихать в промокашку», – вылетел в окно, ещё не зная, что уже началась его жизнь в Артеке.

8.

Перед самым отбоем сучки, по обыкновению, подбадривали друг друга надеждами и планами на отдалённое будущее, и тут Джон выдвинул новый и довольно смелый план.

– Был я сегодня в киностудии, – сказал он.

– Ну?

– Взял под свою ответственность киносъёмочную аппаратуру.

– Зачем?

– Хочу снять на плёнку Абсолют и добавить к тому фильму, что оставила нам предыдущая смена…

– Вот здорово! – восхитился Гошка.

– Попробуем, – согласился ГС и распорядился: – Завтра же!

– Есть, – разом ответили О’кей и Килограммчик.

– А ты, казачок? – спросил ГС.

– Я дисциплину нарушать не буду, – сказал Пётр и отвернулся к стене.

– Дело твоё, – хмыкнул ГС. – Быть тебе медалистом!

И с тем уснули, предвкушая сладость запретного.

^{ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ}
Волшебный уголёк

1.

После сытного и вкусного обеда Артек отдыхал.

Движение на дорогах, лесных тропинках или в коридорах, малейший шум в палатах прекращались: дети укрепляли свою нервную систему и набирали вес, они ложились в постели и мгновенно засыпали.

Это было время абсолютного покоя, который соблюдался весьма строго: два послеобеденных часа издавна м называли Абсолютом.

Что же касается виновных в его нарушении, то их не наказывали по той простой причине, что таковых не бывает никогда: кому не хочется вздремнуть днём?! Только автору этих строк…

И если допустит, что Природе вздумалось устроить здесь лёгонькое землетрясение, то и она не решилась бы на это в часы Абсолюта, уж поверьте мне.

Так вот наша троица… выждав несколько минут и убедившись, что всеобщий покой воцарился, отворила крайнюю дверь корпуса и выскользнула наружу. Им опять захотелось быть непохожими на других.

Артек спал, чуть посвистывая и похрапывая, стены спальных корпусов и склоны могучего Аю-Дага ритмично колыхались в такт сонному дыханию детей, алые флаги на высоких мачтах пионерских лагерей предупредительно замерли, а три фигурки – представьте себе – крадутся вдоль стены «Алмазной».

– Эй, вы! – вдруг послышался отчётливый шёпот с крыши. – Куда бредёте? Ведь Абсолют…

Ребята глянули вверх и ахнули: на них смотрел седобородый кареглазый старик в древней шапочке.

– А вы кто? – громким шёпотом спросил Мокей.

– Я? Известно – домовой этого строения.

– Домоуправляющий?

– До-мо-вой, говорю. Дух есть такой. Общественник я.

Гошка аж пригнулся от испуга.

– Смываемся, братцы, – сказал он и повернул пятки против хода.

– Погоди, – придержал его Мокей. – Раз общественник, значит, договориться можно.

– Этот джентльмен есть депутат вашего общества? – спросил Джон, жужжа кинокамерой.

– Да нет, помолчи, потом объясню, – отмахнулся Мокей и, задрав голову, вновь обратился в домовому: – Мы тут особенные: сучки мы…

– Ась? – не понял домовой.

– Сучки, говорю, мы. Не похожие на других. Нам всё можно.

– Ну, ежели так… – с сомнением протянул домовой, но, видимо, всё же удовлетворяясь объяснением, одобрительно крякнул и исчез.

2.

Ребята обошли свой корпус и взяли левее – туда, где находится полянка с заброшенной каруселью. Ось у карусели поржавела, а позолоту с деревянного петушка на крыше смыло дождями.

Они хотели обойти её сторонкой, но, услышав весёлое ворчание и скрип обернулись: медвежонок с холщёвой сумкой через плечо кое-как раскрутил карусель, вскочил на площадку, но она тут же остановилась.

– Помогите, ребята, – попросил он человеческим голосом. – Покататься охота.

– Говорящий!.. – удивился ГС.

– По-русски! – ещё больше удивился Джон.

– У меня дома попугайчик и то разговаривает, – успокоил их Гошка. – А медведь – больше. А что по-русски, так ведь он же в России живёт.

– Ты кто? – обернулся Мокей к медвежонку.

– Меня зовут Арчик, – ответил тот.

– Ты… не кусаешься? – спросил Гошка.

– Нет. Я – ласковый. И невзрослеющий: мне много лет, но я всегда буду юным.

– А кто ваши родители? – Джон включил кинокамеру.

– Родителей своих я не знаю, – сказал Арчик, слезши с испорченной карусели и подойдя к ребятам. – Вон там, наверху стоял замок. Там жили два брата-близнеца Пётр и Георгий. Они были моими хозяевами – их я знал хорошо.

– Куда же он подевался, замок-то?

– Рассыпался от старости…

– Они влюбились в двух сестёр, тоже близнецов… И однажды похитили их из родного дома. А путь шёл по морю… Разгневался на них царь морей и океанов Нетун и превратил в скалы. Вон они…

– Так это ж Адалары! – воскликнул Гошка. – Их все знают…

– Ну вот, с той поры я остался один, – закончил свой рассказ Арчик.

– А где сёстры?

– Не знаю; наверно, домой вернулись.

3.

Тут раздался чей-то басовитый голос: «Вдох…» – и ребята увидели рослого старика с охотничьим рогом за поясом и кнутом на правом плече, в широкополой шляпе, с длинной белой бородой, строгим и морщинистым лицом и лохматыми бровями, из под которых остро поблёскивали маленькие зеленоватые глазки. Он на глазах увеличивался в росте и скоро стал выше деревьев! Ребята побледнели от страха и умолкли; Джон даже забыл о своей кинокамере.

Старик хлопнул в ладоши, скомандовал: «Выдох!» – и стал уменьшаться, пока не скрылся за молодым леском. Деревья и кустарники вокруг негромко зашумели, а воздух стал таким свежим и приятным, что даже голова закружилась от удовольствия.

– Что за чудище? – спросил Гошка.

– Это Леший, – пояснил Арчик, – лесной дух. Он хороший… Пока дети отдыхают, он учит молодые растения очищать воздух и обогащать его кислородом. А вы как здесь очутились? Ведь – Абсолют…

– Понимаешь, Арчик, – попытался объяснить Мокей. – Мы – сучки. Так называются все выдающиеся люди.

– Все трое? – с уважением спросил Арчик.

– А как же!

– Мы это… искупаться хотим, – на ходу придумал Гошка. – Айда с нами?!

– Айда! – обрадовался Арчик.

Они спустились к пляжу, что возле лагеря «Морской», но приблизиться к морю не решились. В нескольких шагах от берега по пояс в воде расположился странный человек – бледнотелый и толстый, зеленоволосый (можете ли вы представить себе такое?), с круглым смешным… чугунным носом и голубыми строгими глазами.

Рядом с ним на плавающей надувной площадке стоял телефон, а вокруг, издавая лёгкое гудение, гуляли небольшие смерчи и перемешивали воду вдоль всего побережья.

Незнакомец одной рукой прижимал к уху телефонную трубку, а в другой держал перед глазами термометр, который только что вынул из воды, и говорил своему невидимому собеседнику:

– Я полагаю, доктор, на этом можно остановиться: двадцать три градуса уже есть… Вы довольны? Стараюсь, доктор, стараюсь… Дети – наше будущее.

– Кто это? – спросил Джон.

– Водяной, – ответил Арчик. – Скоро дети опять придут купаться, и надо подготовить море, помочь Главному врачу Артека. – Он повернулся к повелителю вод: – Дедушка, позвольте мне и моим друзьям искупаться?

– Кто такие? – недовольно покосился на ребят Водяной.

– Мы – сучки, – начал было объяснять Мокей, но Водяной грозно пустил изо рта тугую струю воды чуть ли не в самое облако, что висело над ними, и прервал его:

– Если сучки, то ступайте к Лешему. Да поживей: сейчас Абсолют – надо отдыхать… И купаться следует вместе со всеми, под наблюдением! Я понятно излагаю свою мысль? Ты, Арчик, не водись с нарушителями… А ты, парень, убери свой аппарат – я тебе не киноактёр.

Медвежонок смутился, тихо сказал своим новым приятелям:

– Спорить бесполезно, тут у нас дисциплина, – и первым стал улепётывать.

Сучки – за ним.

4.

– Хотите, я вам Пушкинский грот покажу? – предложил Арчик. – Он как раз работает только во время Абсолюта.

– Ты хотел сказать, беседку? – поправил ГС. – Вон там, наверху, где лагерь «Лазурный»?

– Нет, – сказал Арчик. – В подножье той скалы имеется пещера… Я туда самого Пушкина водил!

– Ух ты! – восхитился Гошка. – И разговаривал с ним?

– Подолгу… – солидно произнёс Арчик. – Там я его познакомил с Учёным Котом и Русалкой…

– «У лукоморья дуб зелёный…» – хором произнесли Мокей и Гошка первые слова вступления к «Руслану и Людмиле». – Это?

– Да, – с гордостью подтвердил Арчик. – Правда, поначалу этих стихов в книге не было. Пушкин приехал в Крым в тот год, когда уже вышла из печати «Руслан и Людмила». Но после – через несколько лет – он написал новое вступление, которое вы упомянули, и опубликовал его; мне рассказывали потом.

– Значит, это именно ты помог Пушкину? – допытывался Гошка.

– Не я, а Артек, – поправил Арчик. – Я и вам могу показать это место, если хотите…

– Пошли, – сказал Джон, уже понявший, о чём идёт речь. – У меня ещё есть пленка в запасе.

– Далековато, – вздохнул Килограммчик.

– Это верно, – кивнул Мокей. – Мы сучки, не привыкли к большим переходам: нам бы – вжик! – и готово.

Арчик извлёк из своей сумки маленький уголёк от костра и показал:

– Волшебный! Сейчас я потру его и… вжик!

5.

Грот имел два входа, оба напоминали вытянутые кверху треугольники, но один – слева – был поменьше, а другой раза в три выше.

Между ними вдруг появился ветвистый дуб, которому на вид было больше тысячи лет. На его нижних ветвях висела массивная золотая цепь, загораживая вход в грот, а по ней задумчиво ходил кот с голубым мохеровым шарфиком на шее.

Повыше и правее его качалась на ветвях красивая юная Русалка с длинными зелёными волосами т рыбьим хвостом и катала с ладошки на ладошку куриное яйцо. В глубине грота виднелся лес, на опушке его – избушка на курьих ножках, без окон, без дверей, а чуть поодаль Кощей Бессмертный перебирал золотые монеты и драгоценные камни в сундуке и беззвучно смеялся, а глаза его горели алчным огнём.

Здесь, возле самого дуба, на краешке берега, изгибавшегося дугой (это и называется лукоморьем), и очутились Арчик и наша троица.

– Здравствуйте, доктор, – окликнул кота Арчик.

– Он что, зверей лечит? – тихо спросил Гошка.

– Нет, просто он доктор всех сказочных наук, – пояснил Арчик.

Кот остановился, всмотрелся в пришедших, помигал зеленовато, замурлыкал и заговорил стихами:

 
Привет тебе, мой друг желанный,
Давненько ты обходишь нас.
Иль, вечно юный, несказанный,
Ты не найдёшь свободный час?
 

– Да нет, доктор, – ответил Арчик. – Просто неудобно беспокоить вас и отвлекать от мудрых размышлений.

На что учёный Кот сказал так:

 
Без друга тяжкие сомненья
Владеют сердцем и умом.
Нет верных истин без общенья,
Нет мудрости в себе одном!
 

– А мы вот… сучки, – решился вступить в разговор Мокей. – Сами по себе выдающиеся. И безо всего…

Кот удивлённо повернулся в его сторону.

– Это мои новые приятели, – объяснил Арчик. – Им всё можно. Они.

– Мы стараемся во всём отличаться от других, – вставил слово Гошка, на что кот ответил:

 
Не тщитесь в самомненье ложном
Идти рассудку вопреки:
Одних отринув, невозможно
Другим не протянуть руки.
 

– О’кей, сэр, – взволнованно произнёс Джон, опуская кинокамеру, – в ваших словах есть кое-что, как говорит мой фазе…

Кот хотел что-то ещё сказать, но Русалка принялась его щекотать, и доктор всех сказочных наук буквально зашёлся от смеха.

– А что там, в пещере? – удивился Мокей.

– Ну вот… скажем… – подыскивал Арчик нужные слова. = Ну, например, ты выбрал себе профессию?

– Окончательно? Нет ещё…

– И я… не совсем, – кивнул Гошка. – Хотелось бы стать великим!

– А я буду бизнесменом, – сказал Джон.

– В общем, кто войдёт в Уголок Будущего, тот точно узнает, кем он станет, – закончил Арчик.

– Ух ты! – воодушевился Гошка. – Попросимся?

– А пустят? – спросил ГС.

– О’кей, я тоже хочу посмотреть: бизнес всякий бывает…

Русалка услышала их разговор и сказала доктору всех сказочных наук:

– Котик! Пусти их… Им это будет полезнее, чем взрослым.

Кот подумал и заметил:

 
Профессий тьма неисчислимая,
И все – одна другой важней,
Но лучшая из них – любимая,
Она и может стать твоей.
 

– Вот они и посмотрят, узнают и полюбят свою будущую профессию, – настаивала Русалка. – Сейчас столько стало всевозможных специальностей, что ты сам, Котик, не обходишься без справочников…

Учёный Кот мяукнул, свернул хвост колечком, и золотая цеп, загораживающая вход в пещеру, тотчас упала на землю.

Ребята, а за ними и Арчик, устремились вперёд.

– Стойте! – вдруг зло воскликнула Русалка, гибко выгнулась от возмущения, и глаза её сверкнули гневом. – От кого из вас несёт чесноком?

– От… от. Меня… – признался оторопелый Гошка.

– Марш отсюда, негодный! Я не выношу чеснока ни в каких дозах, запах его опасен для меня…

– Ну ладно, сник Гошка, отходя назад. – Идите, ребята, вы, а потом расскажете мне…

– Нет-нет, Килограммчик, – запротестовал Джон. Или все, или никто! О’кей?

– Я без тебя тоже не пойду, – сказал Мокей.

– А я, как все, – решил Арчик и спросил Русалку: – Скажите, пожалуйста, а в другой раз можно?

– Так и быть, можно, – разрешила Русалка. – Но чтоб духу чесночного тут не было! Вы поняли меня?

Не успели они отойти и на несколько шагов, как и дуб, и Кот Учёный, и Русалка – всё исчезло!

– Надо спешить, – забеспокоился Арчик. – До конча Абсолюта осталось пять минут. – Это сигнал…

– Ой-ёй-ёй – отчаялся Гошка. – Мы же так далеко забрались…

Но тут Арчик потёр свой Волшебный Уголёк, и они очутились у самого корпуса дружины «Алмазной».

Ребята попрощались с Арчиком и вдоль стены стали пробираться к входу. Медвежонок придержал Килограммчика лапой и, протягивая ему Волшебный Уголёк, сказал:

– Возьми на память о нашем знакомстве… Ты чем-то похож на меня… Ты мне понравился.

– Спасибо тебе, Арчик!

– Только учти: этим угольком можно пользоваться при условии, что ты никому не причинишь вреда; иначе сам же попадёшь в беду. Ясно?

– Ясно, Арчик. Будь спок! – Гошка чмокнул растроганного медвежонка в нос и заторопился в корпус, спрятав Волшебный Уголёк в карман.

6.

В последующие несколько дней сучки как-то присмирели и почти ничем не отличались от других, даже ходили на физзарядку и убирали свои постели. То ли они устали отличаться от других, то ли творческая мысль потускнела – не знаю. Скорее всего последнее, потому что, когда объявили подготовку к всеобщему карнавальному шествию, на котором особое жюри будет присуждать премии, сучки долго размышляли, но так ничего толкового и не придумали.

А вот Пётр нашёлся: он предложил всем четверым одеться мушкетёрами!..

– О’кей, – кивнул Джон, но Гошка и Мокей, недавно отделанные казачком под орех, хором заявили:

– Мура!

– Как хотите, – пожал плечами Пётр и решил: – Тогда я оденусь капитаном дальнего плавания! – и ушёл.

Сучки, огорчённо переглянулись, но решения не переменили.

– О’кей! – сказал Джон. – Нам надо придумать что-то своё.

– Верно, – поддержал Мокей. – Не будем принимать участия в карнавале совсем.

– Здорово! – восхитился Гошка.

– О’кей… нехотя присоединился к ним Джон.

И вот день карнавального шествия настал!

Дружина «Алмазная» единодушно предложила Петру возглавить их колонну – так срамив был его капитанский костюм с золотыми петлями на шевронах и с кортиком на боку.

Под мелодию «Капитан, капитан, улыбнитесь…» дружина вышла на главную прямую. Сотни биноклей и тысячи глаз были направлены на них, особенно на Петра.

И вдруг, когда они поравнялись с ложей, где расположилось жюри, а Пётр взял под козырёк и равнение направо, отдавая дань уважения жюри, гостям и командованию, костюм на нём… исчез! Совсем! Остались только трусы и туфли.

Пётр, не сразу ощутив эту ужасную перемену, сделал ещё несколько чётких шагов с рукой, приложено к «пустой» – то есть непокрытой – голове.

Сперва сгустилась всеобщая тишина, какая бывает только во время Абсолюта, а потом тысячи зрителей грохнули дружным хохотом!

Кто-то решил, что всё так и было задумано; кто-то подумал, что над зрителями решили подшутить (а такого никто не любит!), и смеялись теперь, я бы сказал, осуждающе, насмешливо.

Ребята из «Алмазной», их начальник Яков Германович и старшая пионервожатая Оля сбились с шага, и вся дружина оказалась в таком же дурацком положении, как и Пётр. Конечно, они мужественно прошли положенную дистанцию и даже заслужили аплодисменты и высокие оценки жюри за некоторые удачные костюмы; Петру удалось быстро укрыться от насмешек зрителей, но, согласитесь, кто-то нанёс дружине «Алмазной» сильный и, как говорят спортсмены, запрещённый удар…

7.

Долго бы ещё подшучивали над «Алмазной, если б не приключилось ещё одно происшествие, на этот раз более серьёзное: пропал Гошка! Вечером того же, карнавального дня…

Искали его везде, где только можно и нельзя; спасатели обыскали всё побережье, водолазы бродили по морскому дну. Милиция в Гурзуфе и в Ялте была поднята на ноги. Наконец, объявили по телевидению. Но даже после этого Гошка не нашёлся. Тогда телеграммой вызвали его отца.

Папа не хотел пугать Маму, сказал её, что решил просто проведать сына, и прилетел немедленно. И случилось так, что через день или два в Артек прибыл и Тюля-Люля.

8.

Секретарь начальника Артека закончила разговор с дежурной гостиницы „Кипарисная“, как вдруг услышала тонкий, чуть с хрипотцой голосок:

– Здравствуйте, Элеонора Петровна…

– Здравствуйте, – ответила секретарша, ища глазами посетителя. Наконец увидела попугайчика и улыбнулась: – Здравствуй. А ты кто?

– Меня зовут Тюля-Люля. Я ищу своего друга Килограммчика.

– Я не знаю такого.

– Ты не птица! – стал нервничать Тюля-Люля. – Его знает весь наш двор, и даже Сиамский Бродяга боится его! Стр-ра-тегия, брат. Чихать в промокашку!

– А как его фамилия?

– Посвистывай! Этого не знает никто…

– Но ведь не может же человек носить имя… гири.

– Хватит пулять! У него щадящий режим… Гошка барахтается в мире неведомого…

– Гошка?! – взволновалась Элеонора Петровна и вдруг заплакала. – Теперь я знаю, о ком идёт речь… – сказала она, всхлипывая. – Пропал он…

И тут из кабинета директора выбежал… Папа! Тюля-Люля обомлел от счастья и на время потерял дар речи. Папа, не замечая его, кинулся к секретарше:

– Элеонора Петровна, не томите, есть новости?

– Нет, пока нет. Это я разговариваю вот… – она замялась. – Без командировки… Из Москвы. Простите, я хотела сказать, что он тоже разыскивает вашего сына…

– Тюля-Люля?!

– Папа! – радостно вскрикнул Тюля-Люля и кинулся к нему. – Ты работаешь, даже когда спишь… Ошибка молодости…

– Тюля-Люля, – сказал Папа, когда первая радость встречи улеглась, – после ты расскажешь, как сюда попал, но сейчас помоги найти Гошку…

9.

Тюля-Люля искал Килограммчика по какому-то ему одному известному плану: обшаривал кусты вокруг „Алмазной“ по расширяющейся спирали. Так прошла оставшаяся часть дня, вечер; настала ночь, и изнурённый попугайчик прикорнул на веточке.

Первые же лучи солнца разбудили его, и Тюля-Люля продолжил поиски. Куст за кустом, ветка за веткой. Но – безуспешно. Ещё раз зашло солнце за горизонт, и в наступивших снова сумерках Тюля-Люля увидел… Нет, не Гошку! Однако нельзя было сказать, что это и не он.

Вот, доложу вам, ситуация – чихать в промокашку… Виноват, это уж я перенял у попугайчика, а писатель не должен чужими словами говорить, а тем более писать…

Короче говоря, на траве, облокотясь на камень, у неглубокого обрыва полулежал… нет, не сам Гошка, а его деревянная статуя! И до того ловко сделанная, будто это сам Гошка, только одеревеневший. Понятно я излагаю свои мысли или нет? Я бы, возможно, даже испугался на месте Тюли-Люли от такого поразительного сходства.

Но Тюля-Люля пророкотал нечто нечленораздельное, потом сказал на чистейшем английском языке „ол райт“ и прильнул к груди деревянной фигуры: внутри её глухо, но различимо что-то издавало: тук… тук… тук…

В этот момент Тюля-Люля увидел Папу, возившегося в кустарнике шагах в десяти, немедленно подлетел к нему и быстро-быстро заговорил:

– Устами младенца глаголет истина! Папа изредка отдыхает… Научатся люди жить по пятьсот лет… – Он от волнения вновь заговорил готовыми фразами. – Дошло? Тут веток пруд пруди. Здесь… Там… Чихать в промокашку! Папам я…

– Тюля-Люля! – прошептал Папа, бледнея. – Я чувствую, ты нашёл… его?..

Попугайчик кивнул, помахал крылышками и устремился к деревянной фигуре. Папа – за ним.

10.

Не прошло и получаса, как деревянную статую Гошки с необходимыми предосторожностями, с помощью Петра, Бутончика, Якова Германовича и ещё нескольких ребят, оказавшихся в кабинете начальника пионерской дружины „Алмазная“, доставили в поликлинику Артека и сразу положили на стол в рентгенкабинете.

– Случай не совсем типичный, – признался Главный врач в беседе с рентгенологом, – но удивляться в наш век нельзя ничему… Одеревенение конечностей бывает в пожилом возрасте, правда, не столь откровенное.

– И всеобщее! – добавил рентгенолог.

Деревянного Гошку подвесили на особых лямках позади экрана, рентгенолог с Главным врачом сели перед экраном, а остальные кто как пристроился за ними.

Папа почему-то скомандовал „Абзац“» – как он это делал, когда диктовал машинистке, но рентгенолог послушно кивнул и включил аппаратуру. В наступившей темноте на бледном экране все увидели Гошкину фигуру почти в разрезе, и Главный врач удивлённо произнёс:

– Сердце! Пульс слабый… А ну, пожалуйста, коллега, глянем в черепную коробку…

Глянули в коробку – мозги находятся там, где им и положено находиться, только шевелились еле-еле. Остальные органы почти не просматривались.

– Тэк-с, – повеселел Главный врач, когда выключили аппаратуру и в кабинете вспыхнул яркий свет. – Это он! Положите его сюда, на стол… Тэк-с, коллега, что вы предлагаете? Пока энцефалос, то есть мозг, жив – живёт и человек. И можно рассчитывать на физиотерапию!

Они перешли на латынь, а ребята и Яков Германович склонились над Гошкой.

– Килограммчик, – заплакала Бутончик. – Ты же такой хорошийм Скажи нам, что с тобой приключилось?

Высморкались Папа и Яков Германович, запричитали вполголоса ребята, а Пётр, наклонившись к Гошке, гладил его по голове и приговаривал:

– Эх ты, Килограммчик, ну зачем пугать нас? Оживись, я тебя очень и очень прошу! Мне так плохо будет без тебям Ну кто тебя обидел? Скажи, Гошенька… Мокей из него котлету сделает!

И тут произошло чудо: глаза у Гошки вдруг раскрылись, и крупные слёзы потекли по его деревянным щекам, потом стало оживать лицо, а когда зашевелились губы, все услышали, как Гошка тихо, но отчётливо произнёс:

– Ребята… Вы же не знаете… Я плохойм Это я подвёл Петра и всю дружину…

– Да о чём ты, Гошенька?! – прервала его Бутончик. – Главное, что ты жив и снова с нами!

– Я готов ещё раз пережить ту беду, – сказал Пётр, – лишь бы ты, Гошка, опять стал здоров!

Гошка заплакал и… очеловечился совсем – от макушки до кончиков пальцев на ногах.

– Сын! – воскликнул Папа.

– Чихать в промокашку! – заорал Тюля-Люля, и Гошкам встал на ноги.

Главный врач, осмотрев ожившего Гошку, обратился к рентгенологу:

– Как видите, коллега, случаи самоизлечения наблюдаются и теперь! Прекрасная тема для диссертации, что скажете?

– Великолепная, доктор, великолепная! Это бенефициум для нас, то есть благодеяние…

– Гошка! – сказал ГС, утирая слёзы. – Я рад, что ты пропал… и нашёлся!

– О’кей! – радостно воскликнул Джон, обнимая своего друга. – Ты знаешь, Гошка, мой фильм не получился…

– Почему? – огорчился Килограммчик.

– Я снимал часы Абсолюта, а киноплёнка не воспринимает ничего, если ты нарушаешь правила, и на ней ничего нет! Пу-сто-та…