Текст книги "Путешественники"

Автор книги: Петр Козланюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

НА КРАЮ ГИБЕЛИ

А случилось вот что…

Боровик и сыроежка спали так спокойно и крепко под стеною избушки, что очнулись только в горшке с холодной водой.

– Эй, сыроежка! – завертелся стоймя огорошенный боровик. – Ты жива еще?

– Жива, дяденька боровик! – пропищала Рябенькая, трепыхаясь в воде. – Куда это мы угодили?

– Очень приятная новость! – отпихнул с досадою Шапочник подвернувшуюся свеклу. – Да в борще ж мы купаемся, сгинуть бы ему проклятому!

– В борще?! – ужаснулась сыроежка.

– Да, да, теперь уж нам крышка, голубушка! – как пилой по сердцу провел, сказал боровик.

– Спасите! – болтнулась сыроежка в отчаянии.

А боровик знай свое:

– Эх, обидно… Для того разве шли мы в такую даль, Рябенькая, чтоб так глупо в борщ угодить?.. Столько труда положили, столько надеялись, мечтали, и все выходит для того только, чтоб в борще поганом свариться?

– Ах, да замолчите же, дяденька Шапочник, не растравляйте душу! – взмолилась сыроежка.

– Нет, ты ответь, будь добра! – не унимался боровик. – Неужели теперь, когда мы почти у цели, когда от нас зависит счастье всего нашего рода, неужели именно теперь мы должны так бессмысленно умереть на радость врагам?.. Эй, отвечай же, моя ты милая!

Но сыроежка молчала. Смертельная тоска клещами разрывала ей сердце, горячим комом подкатывалась к горлу, душила… Хотелось кричать, рыдать, проклинать все на свете. Да не до крику и не до плача было в горшке – все силы уходили на то, чтоб не пойти, захлебнувшись, на дно.

Замолк и обессиленный боровик. Слышен был только зловещий плеск воды от непрестанного движения несчастных мучеников. И в страшном этом молчании рождался ужас, отуманивая сердце в мозг. Шли минуты, унося надежду на спасение. Ожидание смерти – хуже самой смерти, – думалось погибавшим. – Лучше уж зажмурить глаза, и… головой на дно. Будь что будет!

Силы покидали их. А вода в горшке тем временем нагревалась. Она становилась все горячее, и вот уже стала припекать нестерпимо.

– Ну, дьявольщина! – подпрыгнул боровик как ужаленный. – Этакого и мертвец не вытерпит.

– Ох! Я уже ног не чувствую от кипятка! – завопила сыроежка.

– Ив аду, наверно, не жарче!

– Ой, видно, умирать придется!

– Так вот, ни за что ни про что?

– Околеем и ни за что, когда припечет посильнее.

– Ой, ой, ой! – завертелся боровик. – Лучше уж голову об горшок расшибить, чем так заживо вариться!

– Уххх!..

Невыносимая жара пробудила в них страстное желание жить. Инстинктивно они начали подскакивать все выше и выше.

Вдруг боровик сделал такой прыжок, что вознесся над водою и ухватился руками за край горшка…

– Здорово! – вскрикнул он в восторге, болтая ногами в воздухе. – Еще раз… эй, раз!..

Раскачался, подпрыгнул еще раз – и стал на край горшка.

– Давай руку, Рябенькая! – крикнул он радостно вниз.

Но сыроежка не могла подпрыгнуть так высоко. Она делала героические попытки, но все было понапрасну, боровик не мог дотянуться до ее рук. В результате бедная совершенно обессилела, пала духом и крикнула жалобно сквозь слезы:

– Прощайте, дяденька Шапочник! Смертушка моя подходит…

Сознание, что на глазах погибает дорогая спутница и верная подруга, а он не может ее спасти, разрывало боровику сердце. Хотелось кинуться в воду и умереть вместе с ней. Как сумасшедший, бегал он по краю горшка, когда на глаза ему попалась дедова ложка на припечке. План спасения с быстротой молнии родился в его мозгу. Рискуя угодить в огонь, он соскочил на припечек и схватил спасительницу-ложку. Но как вернуться к горшку? Вокруг него яростно пылал огонь, не давая приблизиться.

– Что делать? Что делать? – схватился боровик в отчаянии за голову.

На счастье увидел посудную тряпку и кувшин с водою. Моментально окунув тряпку в воду и укутавшись ею с головы до ног, помчался сквозь огонь к горшку.

– Эй! хватайся скорее, сыроежка! – крикнул он, протягивая ей ложку… – Быстро, раз…

Оба были спасены. Боровик схватил подружку в объятья, браво перепрыгнул на припечек, а оттуда на землю.

– А теперь, дай бог ноги, из этого пекла! – и бегом из избушки.

Выбежав во двор, не могли сдержать слез радости. Сколько солнца, простора, красоты! Какое счастье быть свободными и видеть все это!.. Но оба были настолько взволнованы, измучены жарой и страхом, что, попав на воздух, почувствовали такую смертельную усталость, что подкосились ноги. Растянулись тут же на зеленой прохладной травке.

– Фуу! – вздохнул немного погодя, блаженствуя, боровик. – Ну, попали, черт побери!.. Еще б минуту, и не видать бы нам белого света!

Сыроежка молчала, наслаждаясь отдыхом и покоем. А боровик разделся в сторонке и стал заботливо выкручивать мокрую одежду. Вдруг как закричит:

– Письмо! Я потерял где-то письмо, Рябенькая!

– О-о-ой! – мигом вскочила на ноги сыроежка. – В борще?

– Может, я в сумку спрятал вчера…

Кинулись на место вчерашнего ночлега. Сумки лежали нетронутыми. Начали лихорадочно рыться в них. О, радость! Письмо нашлось в сумке боровика. Оказывается, он просто забыл, что положил его туда на ночь, чтоб не помялось.

– Вот и прекрасно! – вздохнула с облегчением Рябенькая.

Шапочник бережно спрятал письмо за пазуху. Кое-как поев (кусок не шел в горло, так переволновались), путешественники закинули сумки за плечи и зашагали прочь от проклятой избушки. Немного спустя Шапочник сказал:

– Знаешь, Рябенькая, в жизни иногда и враги бывают нужны. До тех пор, пока мы еще боялись лютых червяков, мы никогда не бывали такими беспечными, не решались спать так крепко. А теперь вообразили, что нам сам черт не брат, да в борщ и угодили!

– Да, спали, что говорить, – по-королевски… А оказывается, ухо-то всегда надо востро держать.

– И еще одно я теперь понял… – сказал боровик задумчиво. – Если здорово тебя припечет – способным станешь на великие геройства, правда!.. Вот хотя бы случай с борщем этим, трижды проклятым… Да разве выбрались бы мы из него, не припеки нас так нестерпимо? Представь себе, что вода, нагревшись до приятной теплоты, дальше б не нагревалась. Так бы и раскисли в тепле, никогда б не выбрались!

Сыроежка вспомнив, содрогнулась.

ОСКОРБЛЕННЫЕ ДАРМОЕДЫ

Друзья шли густым дремучим лесом. Царящий вокруг торжественный покой, безмятежное щебетание птиц и ласковый свет солнца, пробивавшийся сквозь чащу, умиротворили их сердца. К ним вновь возвращалась былая жизнерадостность. Тяжелые воспоминания о пережитой недавно смертельной опасности, о многих, перенесенных в пути неудобствах и трудностях, о толкнувшей их на поиски счастья обреченности существования на Тихой поляне, как тени, отлетали вдаль, им снова хотелось смеяться, радоваться жизни, любоваться окружающим миром. Таков уж, видно, закон природы: только-только выкарабкается человек из беды, как смотришь – уже торопится вычеркнуть из памяти все происшедшее.

К полудню боровик и сыроежка вышли из лесу на просторную поляну, пеструю от растущих на ней трав и цветов. Поляну щедро заливало солнце, нежный ветерок разносил аромат меда и цветущих растений. Почти по каждому цветку деловито ползали пчелы, собирая мед. Работая, они тихонько напевали. Милое их жужжание amp;apos; сливалось над цветами в одну очаровательную мелодию, навевавшую у слушателей желание закрыть глаза и грезить о чем-то прекрасном.

Путешественники подошли к одной из пчелок, трудившейся на синих, как незабудки, колокольчиках.

– Добрый день! – снял шляпу боровик. – Не скажете ли, где здесь Луг медовых трав?

– Луг медовых трав? – зажужжала пчелка. – Да это ж он и есть.

– Великолепно… Мы вот идем в аптеку, труженица. Не могли б вы показать дорогу? Не откажите в любезности.

– Могу, конечно, – ответила пчелка. – Сейчас закончу работу и пойдем вместе. Минуточку…

Подождали, пока пчела собрала с колокольчика весь мед, и отправились за нею. Но неутомимая провожатая частенько останавливалась по пути у цветов и наспех собирала мед в свою баночку. Липкая от приставшего к ней меда, желтая от цветочной пыли и навьюченная, как бедняцкая кляча, пчела не могла двигаться быстро, как ни сгорали ее спутники от нетерпения. Наконец, все трое добрались до места на лугу, с которого был виден одинокий дуб, стоявший вдали.

– Там наше жилье и аптека, – показала пчела на дуб. – А теперь, извините, я вас оставлю, мне тяжело ползти с грузом, придется лететь скорее домой. Думаю, что теперь вы и сами доберетесь.

– Доберемся, доберемся, летите пожалуйста… – успокоил Шапочник утомленную труженицу. – Вы и так нас почти до места проводили!

– Ну, тогда до свиданья! – крикнула она вежливо.

Пчела взлетела в воздух, а боровик с сыроежкой зашагали по траве. Не доходя нескольких шагов до цели, путники наткнулись на группу коренастых толстяков-трутней в щегольских цилиндрах. Все они чем-то страшно возмущались и галдели, перекрикивая друг друга.

– Какая некультурность, какое типичное хамство, господа! – задыхался от злости один из трутней.

– Нет, это просто дикарство, настоящее дикарство, вот что! – сердился другой.

– Дикарство? – это похуже дикарства! – кипятился третий. – Это неслыханное насилие!

– Если б только у меня было отравленное жало, я бы всю эту шантрапу, до одной, насмерть пережалил, – пылал гневом четвертый.

– Тоже выдумали – жалить! Живьем их сжечь мало проклятых! – шипел пятый.

– Эх, если б моя власть, господа! – пылал ненавистью шестой. – Я бы их, хамок, живьем сгноил, я бы на них мышей напустил, я бы их дымом задушил!..

– Шершней на них натравить! – закричало сразу несколько голосов. – Шершней лютых!!!

Боровик с сыроежкой боязливо обошли злющих трутней сторонкой.

– Ну и ну! И чего это они так злятся? – спросила испуганная сыроежка.

– А бес их знает! – пожал плечами Шапочник. – Видно, кто-то им здорово насолил…

Недоумевали они недолго. Тут же все и выяснилось. Добравшись, наконец, до дуба, они увидели необычайную картину.

Из богатого, как оказалось впоследствии, пчелиного дома, расположенного в дупле старого дуба, пчелы-работницы дружными силами выпихивали вон таких самых крепышей-трутней в цилиндрах. Здоровенные трутни сопротивлялись, пыхтели, дрались, вырвавшись, лезли назад, кричали и бранились. Но пчелы упорно выбрасывали их из дупла, жалили со всех сторон, тянули за ноги и усы. За происходящим наблюдала высокая пчелиная матка в желтом чепчике и время от времени поощряла тружениц:

– Так их, деточки, та-а-ак!.. В шею гоните лодырей беспросыпных! По затылку бездельников проклятых!

Расправа длилась еще с четверть часа. Наконец, пчелы столкнули вниз головою последнего трутня и стали обмахивать крылышками разгоряченные лица. Тогда боровик с сыроежкой почтительно подошли к высокой Матке и низко поклонились.

– Доброго здоровья, уважаемая Матка! – сказал боровик, улыбнувшись. – Что это у вас происходит? Революция?

– Революция? – улыбнулась и Матка. – Какая там революция! Это мы просто выгоняем дармоедов.

– Дармоедов, говорите? – заинтересовалась сыроежка.

– Да, дармоедов, трутней ленивых, эге! – подтвердила Матка. – Сидят себе, понимаете ли, преспокойно, здоровенные да откормленные, как кабаны, только жрут готовенькое… Мы все от зари до зари трудимся дома и в поле, спины не разгибая, а они пальцем о палец не ударят! Живут роскошно чужим трудом; спят, едят да еще и развлекаются!

– Вот как… – поняла все сыроежка. – Потому-то они так страшно и нарекают на вас да всяческие беды скликают на ваши головы, ясно…

– Видите… Еще бы им не нарекать, если вытурили лодырей из такой роскоши, да еще накануне зимы! – сказала Матка. – Да пускай хоть из кожи вылезут – не поможет. Хватит с нас, – пусть-ка теперь сами на себя попробуют заработать… И так кормили паразитов чуть не все лето.

Боровик весело расхохотался.

– Ой, тяжко им будет после такой благодати к нужде привыкнуть. Ну, а мы по делу к вам, сударыня-Матка, – полез он за пазуху.

И подал он ей письмо доктора. Матка быстро пробежала его глазами и сказала приветливо:

– Ах, какая радость, дорогие гости с такой дальней дороги! Окажите великую честь, проходите в наш дом, прошу вас…

Путешественники сердечно расцеловали Матку, а она, распахнув перед ними настежь двери своего богатого дома, весело захлопотала.

– Эй, детки! – сзывала она пчелок по-матерински, – накрывайте столы, доставайте пива да медов наилучших, будем почетных гостей принимать!

– Так вы, говорите, прямо из Муравейника к нам? – не умолкала она ни на минутку. – Какая неожиданность, подумать только!.. Ну, как вы себя чувствуете, что там нового, как там старенький доктор?

Гости не знали, на что раньше отвечать говорливой хозяйке.

В ДОМЕ ЖУКА

Не будем рассказывать о том, как радушно принимали путешественников трудолюбивые пчелы. Не будем перечислять все ароматные вина и меды, вкусные бабки и пряники, сладкие торты и пирожные, которыми щедро потчевали гостей крылатые искусницы. Достаточно сказать, что пчелы не уступали в гостеприимстве муравьям, да и чудес у них в доме, пожалуй, было не меньше, чем в муравейнике.

Но как ни хорошо было в пчельнике, боровик с сыроежкой не засиживались в нем долго. Получив от Матки лекарства, они сразу же стали собираться в дорогу, и не было на свете силы, способной удержать их. Как ни уговаривали их хозяева, как ни доказывали, что нельзя пускаться в дорогу, не отдохнув хорошенько, – нет и нет.

– Извините, – кланялись Шапочник с Рябенькой, – благодарим вас сердечно за внимание и ласку, но никак не можем… Ну, просто не в силах мы усидеть, как ни хорошо нам у вас!

Оно и не удивительно. Кто, скажите, мог бы усидеть на месте, обладая, наконец, драгоценным лекарством, несущим исцеление и счастье всему грибному роду?..

Понимая их состояние, пчелы не удерживали гостей. Действительно, есть чего спешить! Обильно снабдив их на дорогу всякими сладостями, всем роем проводили за Луг медовых трав и пожелали на прощанье счастья и успеха в их великом деле.

А путешественники не шли, а словно на крыльях летели теперь на Тихую. Ой, ой, сколько еще нужно пройти. Но дальняя дорога не страшила их, а усталость казалась хорошей приметой скорого окончания пути.

Шли лесами, порубками, полянами и оврагами, случалось, блудили по чаще в поисках дороги. Ночевали где придется, то у кузнечика или букашки, а то и просто под кустиком, теперь уж не опасаясь нападения червяков. И все же, как ни были они подчас измучены переходом, никогда уже не спалось им так крепко и беззаботно, как в ночь после бури под избушкой Лесовика. Частенько просыпался боровик, – тревожно, вскакивала со сна сыроежка, вся в холодном поту от приснившегося кошмара. Не даром говорят, что из пережитого слагается опыт. Всякое несчастье становится предостережением на будущее.

Да как не хотелось им поскорее добраться до Тихой поляны, как ни обязывали их торопиться лежавшие в сумках лекарства, боровик с сыроежкой не забыли данного когда-то обещания: навестить усатого Жука. Ведь он был их добрым гением, он направил их по верному пути! Его первого следует благодарить за исцеление живущих и спасение будущих поколений от смертоносных червяков! О, забыть такое невозможно!..

Поэтому путешественники допытывались у каждого встречного:

– Извините, приятель… Не знаете ли как пройти к Чистому озеру?

– Идите туда-то и туда-то! – отвечали им.

И, несмотря на то, что Чистое озеро лежало далеко в стороне от дороги на Тихую поляну, Шапочник и Рябенькая не колеблясь зашагали в его сторону.

Только к вечеру пятого дня пути добрались они до Озера. Здесь-то действительно каждый кузнечик знал дорогу к жилищу Жука. Багряно заходило солнце, рассыпая рубиновые огни по зеркально-чистой поверхности озера, когда боровик с сыроежкой подошли к дому Усатого.

Жук старательно трудился над утеплением на зиму своего жилья. Сгребая граблями сухую траву, он связывал ее в вязанки и обкладывал ими наружные стены дома.

– Добрый вечер, хозяин! – приветствовали его пришедшие.

– Доброго здоровья!

– Что это вы так рано к зиме готовитесь?

– Рано, говорите?.. Да если сейчас не возьмешься, то потом поздно будет. Начнутся дожди, трава намокнет, и мерзни потом целую зиму, как в прошлом году мерзли.

– Переночевать нас не пустили бы, хозяин, а? – прикидывался боровик незнакомцем и дальше.

– Ночуйте, пожалуйста, кто ж путникам отказывает! – ответил приветливо Жук. – А вы откуда, позвольте спросить?

Сыроежка посмотрела на него лукаво.

– Мы… Ой, да неужели же вы нас не узнаете, дядечка?

– Подождите!.. – ударил себя Жук по лбу при звуке ее голоса. – Я как-будто встречался уже где-то с вами, не помню только где?

– Ну, а тех, которым вы когда-то посоветовали идти к докторам в Муравейник, вы помните? – перебил его Шапочник.

Жук рот разинул от удивления.

– Да неужели ж это вы? Такие закаленные, загорелые, как негры?

– Мы, дорогой дядюшка! – прослезилась от волнения Рябенькая, – мы, благодетель наш незабвенный… Специально пришли поблагодарить вас за…

– Эй, жена! – перебил ее Усатый, радостно крикнув в открытые двери. – К нам дорогие гости, помнишь, я рассказывал тебе о грибах-путешественниках.

Выбежала Жучиха в коричневом с золотыми крапинками платье. Все обнялись и крепко расцеловались. Усатый повел гостей в дом.

– Ну, неожиданность! – никак не мог придти в себя от удивления Жук. – Я ж не узнал вас, честное слово. Ну, не узнал, хоть убейте. Да и не удивительно, что не узнал. Вы совершенно изменились. Я помнил вас такими болезненными, худыми, бледными…

– Это благодаря вам мы живы и здоровы, – сказал проникновенно боровик. – Вы наш спаситель бесценный. Не повстречай мы тогда вас, не знаю, были бы мы еще в живых… Нет таких слов, какими можно было бы выразить нашу благодарность!

– Ну, заладили: благодарность, благодарность! – притворно сердился Жук. – Еще будет время на благодарности, не убежите в лес на ночь глядя!

В доме Усатого путешественников окружили вниманием и заботой. Хозяйственная Жучиха, посуетившись около горшков и кастрюль, подала вкусный ужин из овощей и фруктов. Подавая кушанья, она ласково упрашивала отведать то того, то другого, подкладывала на тарелки гостей лучшие кусочки. А гости, нечего скрывать, ели с большим аппетитом. Во-первых, потому, что проголодались с дороги, во-вторых, потому, что соскучились по овощам, питаясь на пчельнике исключительно сладостями.

После ужина Жук предложил:

– Ложитесь-ка отдыхать с дороги. Лежа и расскажите все подробно.

И поведали отважные путешественники все по порядку: о Солнечной поляне, о переправе через ручей, о том, как угодили в борщ, о кузнечике, о чудесах в Муравейнике и Пчельнике… Слушая, Жучиха частенько ахала от ужаса или удивления, а Жук, и сам видавший виды, только усами шевелил и головою покачивал. Но, услышав о докторе и операции, и о том, что в сумках у боровика и сыроежки лежат чудесные лекарства, несущие счастье всему грибному племени, Усатый просиял от нескрываемой радости:

– Ах, как я счастлив, как счастлив, что рассказал вам тогда о докторах, друзья! – вскричал он в восторге. – Хотя я, знаете, не надеялся, что вы добьетесь такого огромного успеха!.. То-то будет радости на Тихой!

– И мы так думаем, – дрожали от волнения боровик с сыроежкой. – Так хочется, знаете, добраться скорее домой, что, кажется, полетел бы как птица. Понимаете, ведь мы несем с собой такое хорошее, такое нужное, что сердце замирает от счастья!

– Как не понять… – сочувствовал Жук их волнению. – Радуйтесь, друзья, – сказал он, – вы уже завтра будете дома. Я покажу вам такую тропинку, по которой вы к вечеру придете на Тихую поляну.

– Ох, какой же вы милый! – обрадовались путешественники.

Далеко за полночь затянулась оживленная беседа. Поздно сегодня легли спать в доме Жука. Давно закончили свои вечерние концерты комары, да и кузнечики задремали над своими гитарами…

Уснули, наконец, и хозяин с хозяйкой. Только боровик с сыроежкой беспокойно ворочались с боку на бок. Мысль о том, что завтра они будут на Тихой поляне, горячила им кровь, заставляла неистово биться сердце, гнала сон от слипающихся век.

Долго, долго еще в мирной тишине ночи прислушивались Шапочник с Рябенькой к бесконечному хороводу своих дум.

ЧЕРНЫЙ СГОВОР

Представители старшего поколения грибов, обитателей Тихой поляны, иными словами дряхлые, источенные червяками деды собрались на тайный совет. Заседал совет ночью под пышным кустом орешника и обсуждал вопрос чрезвычайной важности.

Заседание открыл древний старикашка Рыжик Щербатый. Подняв трясущуюся руку, он заговорил торжественно: – Господа старейшины, уважаемые престарелые боровики, грузди, мухоморы и опенки! Жили мы до сих пор на Тихой поляне мирно, тихо, спокойно, как жили до нас наши предки, и никто не нарушал нашего блаженства. Но, видно, страшный враг позавидовал нашему счастью, и вот пришлось нам на склоне лет потревожить свой сон и покой. И хотя, вероятно, больно и обидно светлым душам наших покойных предков видеть нас, собравшихся, как злодеи, в потемках, – но нет другого выхода. В нашу среду, на нашу, господа, Тихую поляну прокрался злейший враг – враг, несущий бедствия худшие, чем червяки, борщ и сушка. Этот враг грозит уничтожить наши порядки, надругаться над вековыми прапрадедовскими традициями, камня на камне не оставить от наших обычаев и благополучия…

Господа старейшины! Собрались мы этой ночью, чтоб предотвратить страшное несчастье, для того, чтоб отстоять существующий на Тихой поляне общественный порядок. Наше заседание имеет, к тому же, колоссальное историческое значение, поскольку мы ставим себе целью благополучие не только ныне существующего поколения, но и тех, кто будет жить после нас. Наш долг сохранить для них в чистоте и неприкосновенности завещанные нам традиции, являющиеся залогом единства и мира на Тихой поляне. Поэтому, прежде чем приступить к обсуждению вопроса и принимать какие-либо решения, мы должны оглянуться назад и подумать: а как бы поступили в данном случае наши предки?.. Полный законной гордости, уверенный в том, что решения нашего совещания будут золотыми буквами записаны на страницах истории грибов, – предоставляю слово для доклада уважаемому деду Мухомору.

Среди мертвой тишины и сдерживаемой зевоты червивый Мухомор зашепелявил:

– Уважаемые старейшины! Как вы знаете, три дня тому назад к нам приблудились двое подозрительных пришельцев, назвавшихся жителями Тихой поляны – боровиком Шапочником и сыроежкой Рябенькой. Кем в действительности являются эти проходимцы, – до сих пор точно не выяснено. Правда, из рассказов наших покойных родителей мы знаем, что подобные типы действительно жили когда-то на Тихой поляке. Наглецы восстали против всего нашего общества, попрали законы и традиции и, сопровождаемые всеобщим возмущением, отправились искать по свету какого-то «бесчервяксвого счастья». Ясно как день, что они получили по заслугам и окончили свои дни или в горячем борще или еще и теперь болтаются где-нибудь засохшими на веревке, себе в наказание и прочим бунтовщикам в назидание. Так что явившиеся, безусловно, самозванцы. Нам слишком даже хорошо известно, как коротка жизнь обыкновенного боровика и рядовой сыроежки и басне о долголетии их не поверят даже младенцы.

Но возвращаюсь к сути вопроса. Не мое дело, господа деды, выяснять личности пришельцев, этим должно заняться наше уважаемое собрание. Я подтверждаю лишь, общеизвестный факт, что за три прожитых на Тихой поляне дня проходимцы успели возмутить наш покой и посеять смуту среди молодого поколения. Несмотря на прочно укоренившиеся в нашем быту тысячелетние традиции дремотно-безмятежной жизни, они своими бредовыми россказнями о выдуманных «чудесах» в окружающем мире, о какой-то счастливой «бес-червяковой жизни»… какими-то колдовскими чарами отравили наше общество, в особенности – увлекающуюся молодежь. Больше того, негодяи прямо говорят, что нас, старых, червивых боровиков, рыжиков, мухоморов, опенок и других, то есть цвет грибного общества, нужно немедленно сжить со света. Проходимцы утверждают, что это необходимо для счастья молодого поколения. И словами они, увы, не ограничиваются. Уже произошли события, от которых кровь стынет в жилах! Сегодня утром группа молодежи, подстрекаемая пришельцами, бросила на головы пожилых и заслуженных граждан какие-то чародейские зелья, от которых несчастные жертвы рассыпались в прах, не дожив до вечера. Какой, господа, позор! Какое страшное бедствие угрожает нам!

Уважаемые старейшины! Если так будет продолжаться, то за день-два все мы здесь собравшиеся бесславно погибнем, а с нами погибнут основы общественного устройства: вера, традиции, обычаи предков. На нас лежит огромная и почетная ответственность за будущее грибов на Тихой поляне. Настал час бить тревогу. Все как один должны понять и запомнить, что самые близкие и самые страшные наши враги уже не червяки и холод, как когда-то, а боровик Шапочник и сыроежка Рябенькая. Я кончил.

– Браво! – аплодировало старичье докладчику. – Браво!

От бурных аплодисментов неожиданно рассыпался один трухлявый боровик. Это происшествие произвело на присутствующих такое удручающее впечатление, что все словно языки во ртах позабывали. Но Рыжик Щербатый нарушил гнетущее молчание.

– Ну, хватит, господа, молчать, – сказал он со вздохом. – Усопшему, как говорят, вечный покой, а живому о живом подумать надо. Мы собрались, чтоб посоветоваться. Время идет, – прошу брать слово!

– Да, да, посоветоваться, господа! – зашевелились деды, встряхнувшись.

Начались речи, дискуссии. Выступил дед Груздь, за ним полусгнившая старушонка Волнушка, потом опять Рыжик Щербатый и Мухомор. Все сходились на том, что пришельцы, очевидно, какие-то колдуны или же, что вероятнее, в самом деле настоящие грибы: боровик Шапочник и сыроежка Рябенькая, продавшиеся черту на гибель всем грибам, живущим на Тихой поляне…

– Что они сродни нечистой силе, ясно как день, – заявил Рыжик Щербатый. – Смотрите, в них не въедается ни один червяк, они только посмеиваются над всеми червяками на поляне. Ну, можно разве поверить в то, что к обыкновенному грибу червяки не цепляются?

– Не только это, мои милые, – шамкала беззубым ртом Волнушка. – Помните, какой страшный мор навестил недавно нашу поляну? Выгнили все беляки от червяковой заразы! И это их подлая работа, ручаюсь. Они, наверно, заодно со всеми червяками на Тихой и уже договорились уничтожить нас всех до единого. А вот вам тому доказательство: кинули сегодня какие-то чертовские снадобья почтенным грибам на головы, а они у всех на глазах и рассыпались.

– А молодежь! – возмущался старый Груздь. – Они-же и молодежь уже заколдовали, к ней тоже теперь червяки не цепляются. Конечно же они в сговоре с червяками и еще с какой-то нечистой силой на нашу погибель!

– В сговоре! Конечно! Правда! – зашумели возмущенно деды.

Один только крепкий Опенок не согласился со всеми. Он сказал осторожно:

– Мне кажется, дорогие товарищи, что нет никаких чар, ни тем более какого-то злодейского заговора, как вы утверждаете. Боровик Шапочник и сыроежка Рябенькая достойны с нашей стороны всяческого уважения и почета. Они являются избавителями всего грибного рода от посланного ему судьбой страшного несчастья – обреченности на съедение отвратительными червяками. Они открывают блестящее будущее молодым поколениям, будущее без червей, без гниения и смрада. Так неужели же за это, вместо величайшей благодарности, следует всячески оскорблять их и призывать на их головы все кары земные и небесные?

– Да что за чепуху вы болтаете! – оборвал его сердито Рыжик Щербатый. – Нет нигде и не будет такого, чтоб жили грибы без червей и гнилости. Известно, что с червяками жили и от них погибали наши деды, отцы, живем мы, и будут жить наши дети и внуки. А если вы с нами не согласны, значит, и вы в сговоре с врагами!

– Извините! – сказал Опенок, – я никого не перебивал, а поэтому прошу разрешить мне закончить… По-вашему, если к ним червяки не цепляются, значит, они колдуны или ненормальные? Но они же ясно говорят, почему им не страшны черви. Они же рассказывали при всех о том, как они, спасаясь от червяковой напасти, пошли в лес искать по свету лучшей доли, как отыскали мудрых докторов в Муравейнике, перенесли операцию, как чуть было жизни не лишились по дороге на Луг медовых трав за лекарствами, которые оздоровят и осчастливят весь наш грибной род. Ну и причем же здесь колдовство и бесовские заговоры?!

Деды уже чуть ли не рычали от злости, но Опенок продолжал упорно:

– Говорите, что с червяками жили и умирали наши деды и отцы, и поэтому грешно детям и внукам чураться другой доли?.. А я вам говорю – нет, не должны они погибать от поганых червей и гнили! Что греха таить, и я думал по-вашему, пока не испробовал их лекарств. Правда, я не был еще таким дряхлым, как уважаемый Рыжик Щербатый, но и меня уже червяки точили. И что вы думаете? Я отважился попробовать их славных лекарств, – и чувствую сейчас себя великолепно, бодрым, полным сил…

Закончить ему не дали. Поднялся невероятный шум. В темноте кто-то огрел Опенка по затылку.

– Предатель!

– Прихвостень Шапочника!

– Вон! Гнать его отсюда!

– Бей негодяя!

Ошеломленного Опенка вышвырнули из круга. Совет продолжался.

И только к утру червивые деды вынесли единогласно такое постановление:

Первое: пока еще не поздно, пока еще опасные авантюристы – боровик Шапочник и сыроежка Рябенькая – не успели околдовать своими чарами и подговорить к бунту всю молодежь Тихой поляны, пока еще не сжили со света представителей старшего поколения, являющихся блюстителями прадедовских традиций, обычаев и неизменного покоя грибного общества, необходимо общими силами выгнать врагов за пределы поляны. При этом отдубасить их хорошенько, чтоб запомнили на всю жизнь и не лезли больше на Тихую нарушать покой.

Второе: данное постановление огласить на общем собрании грибов завтра утром и сразу же выполнить его.

Третье: всех явных приверженцев боровика Шапочника и сыроежки Рябенькой во главе с опасным Опенком связать спящими сегодня ночью, чтоб этим самым лишить их возможности защищать врагов во время выполнения данного постановления.

– Согласны, господа старейшины? – спросил еще раз Рыжик Щербатый.

– Согласны! Согласны! Да здравствует наш мудрый Щербатый! – закричали бойко стариканы.

– Ну, раз так, то за дело, господа! – скомандовал Рыжик.