Текст книги "Путешественники"

Автор книги: Петр Козланюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Петр Степанович Козланюк
Путешественники

ТИХАЯ ПОЛЯНА

В темном, дремучем лесу, в глухих его дебрях, среди непроходимой чащи, раскинулась небольшая Тихая поляна. Росли вокруг нее кудрявые кусты орешника, наряжавшиеся осенью в золотые горошки, пышно росла рябина, подставляя солнцу алые гроздья ягод, а под орешником, вокруг трухлявых пеньков расположились компанией боровики и сыроежки.

Поляна стлалась среди такой глухомани, что на нее, пожалуй, и не ступала никогда нога человека. Лишь изредка выбежит из зарослей зайчишка, схватит зеленый листочек, промчится испуганная серна, проберется по веткам белочка полакомиться прошлогодними орешками. Редко-редко забредет сюда косматый медведь – покататься по шелковистой травке…

Прекрасно было на поляне. Сверху ласково грело солнце. Весело щебетали на кустах птички. Снизу подымались теплые испарения и мглистая лесная сырость. В траве на разные голоса стрекотали всевозможные сверчки и кузнечики. Не успеет красный день росою ясные глаза умыть, начинается в лесу радостная музыка – и звенят-разливаются до поздней ночи веселые щебеты и песенки. А если, случается, насупится день черной тучею и прогрохочет она грозно громом по лесу, все моментально попрячется и умолкнет. И шумит тогда, льется теплый дождь на поляну. Льется и прилежно расчесывает пышные кудри орешника и рябины, весело моет чумазые головки боровиков и сыроежек. Весело…

Все вокруг чудесно, все радуется солнцу и жизни. Одна беда – заедают грибной род червяки злющие. Глядишь, не успеет еще грибок выпутаться как следует из травки, не успеет сыроежка солнцем налюбоваться, как уже вгрызается в беленькие их тельца мерзкий червяк, – и сверлит, точит, ест живьем. Что с того, что так приветливо светит солнце, щебечут птички на орешнике, стрекочут кузнечики в траве? Что с того, что так хорошо и уютно на Тихой поляне?.. Боровикам и сыроежкам от этого только горше. Ну, можно-ли радоваться жизни, если знаешь, что в твоем теле сидит отвратительный червяк, на съедение которому ты обречен с малолетства? Ведь через неделю-две, братец-боровик, пышный твой стан сморщится и превратится в слизь, за неделю-две, сыроежка-сестричка, личико твое белое почернеет и завянет на солнце… Мало радости от такой горькой доли!..

* * *

Ослепительно сиял летний день на поляне. Пригревало солнышко, распевали птички, весело копошились в траве букашки. Все жило и наслаждалось, одни только грибы молча думали горькую свою думу, невольно прислушиваясь в безнадежном отчаянии, как падают новые трупы под кустами, как шуршат червяки в их телах…

Тягостное молчание прервал гриб Шапочник. Взобравшись на березовый пень под рябиною, он досадливо сплюнул под кусты, где догнивали изъеденные червяками его собратья:

– Эх, и жизнь наша, пропади она пропадом! – сказал он громко. – День-деньской только и думаешь, что съедят тебя не сегодня-завтра червяки, только и чувствуешь один трупный запах на всем белом свете!

Боровики и сыроежки молча лежали в нагретой траве, безразличные ко всему, отчаявшиеся.

– Ну, что ж, – отозвался кто-то спустя некоторое время. – Жизнь – как жизнь – такова, видно, судьба наша…

– Судьба! – перебил говорившего Шапочник. – Судьба!.. Да как же не есть нас живьем червякам окаянным, когда мы дальше своей Тихой и носа не высовываем? А может быть, есть в лесу что-нибудь и получше, чем эта поляна с червяками и трупным смрадом?.. А может, есть где-то на свете и на червяков управа?.. Откуда нам знать, сиднем сидячи всю жизнь?

– Как же, как же, есть для нашего брата и получше судьба! – насмешливо вставил кто-то из слушавших. – Почему нет? По лесу, говорят, ходят люди с лукошками, схватят тебя, пискнуть не успеешь, за шейку – да и засушат потом на веревочке… Вот тебе и получше!

– Ну, и что? – возразила на это молоденькая сыроежка Рябенькая. – По-моему лучше в лукошко попасть и засохнуть на веревке, чем сгнить заживо на Тихой…

– Так иди скорей, ищи для себя лукошка и веревки! – злобно захохотали старые сыроежки. – Иди, нам больше места останется!

– А еще, говорят, в борщ люди бросают нас… В кипящий борщ, черт бы его хлебал!

– О… слышишь, разумница Ряба, слышишь? – зашепелявили лукаво сыроежки.

– Э, у страха глаза велики!.. – начала было Рябенькая, но на нее закричали со всех сторон:

– Молчи, глупая! Не смей и рта открыть! Нет нигде места лучшего, чем наша Поляна. Здесь и тихо, и безопасно, здесь знаешь, что проживешь свой век Спокойно… Никто тебя не сушит, никто в горячий борщ не бросает… А что жизнь наша коротка и смерть стоит за плечами, что ж, такая уж судьба наша. С ней не пойдешь на кулаках драться. Ели черви наших дедов-прадедов, и нас есть будут. Ничего с этим не поделаешь.

Долго еще шумели и спорили грибы, потревоженные бунтарскими речами Шапочника и Рябенькой. Все умолкли лишь после того, как трухлявый Масляк заключил резонно:

– Правильно говорите, братья! Что правильно, то правильно… Прожили свою жизнь наши отцы и деды на Тихой, и мы проживем… Суждено грибам от роду, чтоб их черви точили – так тому и быть. Искать по свету лучшей доли – тщетно. Здесь нам все-таки хорошо, спокойно, уютно, хотя смерть день ото дня все жаднее. А если кому не нравится, если кто хочет простора и лучшей жизни – скатертью дорога, идите на все четыре стороны и не морочьте нам головы!.. Вольному воля – пусть попробует горячего борща, как говорится, за чем пойдешь, то и найдешь…

Тихо стало на поляне. Разомлев на солнце, грибы опять впали в отупелую дремоту. Легкий ветерок разносил по поляне тошнотворный трупный смрад, от которого тревожно бились молодые сердца.

– Эх, народ!.. – тяжело вздохнул Шапочник. Никто ничего не хочет, никто даже в мыслях не отдалится от Тихой… Говори им, что сидячего и черви съедят, а они: «Тут безопасно и тихо!» Доказывай им, что лучше умереть на ходу, чем сгнить сидя, а они: «Не ходили наши деды и отцы никуда отсюда…» Тьфу на вас, мертвецы живые! А я вот не хочу гнить здесь с вами, один уйду в белый свет. Пойду, пускай и в лукошко попаду, пускай в борще горячем утоплюсь… Будьте здоровы и не поминайте лихом!

Нахлобучил на лоб отважный боровик свою широкополую шляпу, взял на плечи дорожную сумку, ореховый посошок в руку и зашагал молча вперед, прочь от поляны. Только добрался он до кустов; как слышит, догоняет его сыроежка Рябенькая.

– Подождите, – просит, – дяденька Шапочник, и я пойду с вами. Не прогоните меня, возьмете с собою?

Шапочник остановился в нерешительности и пожал плечами.

– Ты ж еще такая молоденькая, тоненькая, голубушка… Боюсь, что по пути могут встретиться трудности, а ты…

– Ничего, дяденька, – бодро перебила Рябенькая, – я еще здорова… Может, еще во мне не расплодились червяки, а если останусь, – наверняка расплодятся и съедят… Лучше погибнуть в дороге, чем дожидаться здесь гнилой смерти.

– Ну тогда идем… – улыбнулся Шапочник. – Вдвоем-то оно и веселее. Давай же руку, милая!

– И мы пойдем, и мы! – закричали несколько молодых боровиков. Возьмите и нас…

Но Шапочник махнул на них рукой. Подождите, мол, потом пойдете.

Взявшись за руки, отчего Рябенькая залилась румянцем, они нырнули в чащу. Вслед им засвистали и захохотали гнилыми ртами старики, догнивающие на Тихой поляне.

УСАТЫЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК

Так гриб Шапочник и сыроежка Рябенькая пустились в необъятный, полный тайн, неизвестный лесной мир.

Пробирались они сквозь густые заросли, перелезали с трудом через завалы огромных дубов и буков, отдыхали на солнечных полянах и опушках. Идут, идут, аж под вечер встречают большущего усатого Жука в зеленом кафтане. Таких жуков на Тихой поляне не встречалось, и Рябенькая перепугалась было его длиннющих усов. Правду сказать, и боровик немножко струхнул… Но, загнав страх на затылок, он снял шляпу и низко поклонился зеленому франту.

– Добрый день, Усатый!

– Доброго здоровья, – ответил Жук, остановившись. – А вы откуда ж идете?

– С Тихой поляны… Во-о-он откуда, – показал Шапочник посошком позади себя.

– Ага!.. – словно припомнив, сказал Усатый. – И куда же это вы направляетесь?

– Ээ… не знаю как вам и объяснить… – замялся боровик и начал свой печальный рассказ о житье грибов на Тихой и о том, что заставило их пуститься в странствия по свету.

– Вот и идем, – сказал он, – на мир посмотреть. Сил нет, обидно лежать и дожидаться, пока тебя червяки источат.

Кто знает?.. Может, есть где-нибудь на свете и на них, проклятущих, погибель… Может, где-нибудь и жизнь лучше, чем у нас на Тихой.

– Вряд-ли найдется… – покачал сочувственно Жук головою. – Я немало побродил по свету и везде видел, что едят червяки грибное племя безбожно. А поедают они вас, знаете, потому, что ваш брат очень уж изнеженный. А главное – любите все тепло и сырость. С насиженного места боитесь тронуться: где, мол, родился, там и сгнию!.. Ну, а на свете, сами знаете, так: в теплом месте черви плодятся, а сидячего и груши бьют… Вот если б вы хоть помаленьку шевелились…

– Да что поделаешь? – перебил уныло Шапочник. А сыроежка, горько усмехнувшись, добавила:

– Хорошо вам, дяденька, говорить, у вас вон сколько ног, да еще такой чудесный зеленый кафтан дорожный…

Польщенный Жук зашевелил усами.

– Что правда, то правда, красавица, – согласился он, улыбнувшись. – Но должен вам сказать, что кто хочет идти, тот и ноги найдет… Вот хотя бы вы двое или червяки враги ваши смертельные, что…

– Ах, не напоминайте мне о них, друже! – воскликнул боровик содрогнувшись. Но Жук не унимался:

– Кстати, – продолжал он бесцеремонно, – не носите ли вы в себе этих самых червяков? Если носите, то недолгим будет ваше путешествие!

– Откуда мне знать? – уныло зачесал боровик затылок. – Рос я как-будто не в гнилистой теплице, и надеюсь, что они еще не пробрались в тело… Но все может быть.

– А это важно, друзья, – глубокомысленно пошевелил усом Жук. – В такой дороге вы и закалились бы прекрасно, и увидели бы много интересного, и, чего не бывает, может, и нашли бы спасенье от червяковой напасти… Но для этого нужно быть в первую очередь здоровыми, ибо мало ли что может случиться в пути. Ну, а если вас уже червяки точат…

Шапочник не мог больше слушать. Взяв сыроежку за руку, он сказал с горечью:

– Вернемся, пожалуй, Рябенькая, назад на Тихую… В несчастливый, видно, час тронулись мы в дорогу… Не успело еше и солнышко закатиться, а над нами уже вороны закаркали!

– И какие же вы, люли-пилюли, обидчивые! – покачал укоризненно Жук головою. – Сразу видно, что вы дальше своей Тихой и носа не высовывали!.. А я, знаете, Жук бывалый, люблю правде в глаза смотреть… И говорить привык откровенно.

– Ну, знаете, – разозлился боровик, – спасибо за такую откровенность! Что ни слово – червяки и червяки распроклятые!

– Да подождите же! – удержал странников раздосадованный Жук. – Давайте присядем на минутку, и я расскажу вам, почему я начал такой разговор…

Все трое уселись на зеленый мох под березкою. Гриб прочистил стебельком уши, сыроежка склонила голову к нему на плечо, а Жук закинул свои усы за спину.

– Слушайте… – начал Жук степенно. – Верю, что о червяках вам не очень-то приятно было слышать, но завел я такой разговор для вашей же пользы. Ведь если завелись они в вашем теле, то источат его быстро и тогда… А я вам добра желаю и хочу помочь. Знаете ли вы, где Золотой ручеек и Зеленый дубняк?..

– Это что еще за дубняк такой? – полюбопытствовала сыроежка.

– Так у нас называют дубовую рощу, – объяснил Жук. – Значит не знаете?

– Нет, не знаем… – ответил Шапочник. – Не слышали мы ни о Золотом ручейке, ни о дубняке Зеленом.

– Это плохо… – почесал Усатый лапкой за ухом. – Ну, ничего, вы их отыщите.

– А какой нам толк от этого Золотого ручейка и дубовой рощи?.. – опять-таки не выдержала сыроежка.

– Вот об этом-то я и хотел сказать вам, моя милая… – ответил Усатый. – За этим самым Золотым ручейком в Зеленом дубняке есть хутор – Муравейником он называется… И живут на том хуторе издавна большущие муравьи, которые, как мне известно, для всякой нечисти и червяков враги грозные. Но не в этом дело… Для вас важно то, что эти муравьи, говорят, имеют чудесных докторов и от всяких червяковых болезней вылечивают…

– О! – вскричал боровик. – Спасибо за радость, дружище Усатый!

А Рябенькая сверкнула глазками на Жука и защебетала:

– А вы не сердитесь на нас, дяденька?

– Нет, за что же? – любезно зашевелил Жук усами перед Рябенькой. – Я всегда рад помочь тому, кто в беде, а тем более странникам. И вот вам мой совет, друзья: идите скорей к этим докторам, вас осмотрят и горю помогут…

– Сердечно вас благодарим, дорогой друг, – поклонился Шапочник. – А-аа не могли бы вы нам сказать, как пройти в этот Зеленый дубняк?

– С удовольствием, – дружелюбно ответил Жук. – Как бы вам объяснить, попонятнее… Идите вы прямо на восток. Минуете сосновую рощу, за ней будет роща березовая. Из нее выйдете в Солнечную долину, а за долиною и будет Золотой ручеек и Зеленый дубняк… Но сегодня вы до него не доберетесь, может, завтра к вечеру, и то, если ног не пожалеете.

– Большое спасибо, – еще раз поблагодарил боровик Жука. – А теперь, будьте здоровы, любезный приятель, нам пора в дорогу.

– Поспешите, поспешите, – учтиво согласился Жук.

Все встали и начали прощаться. Шапочник и Усатый сердечно пожали друг другу руки, а Рябенькая даже прослезилась, протягивая зеленому франту свою руку.

– Ну, счастливой дороги! – пожелал Жук на прощанье.

– И вам также! – ответили оба.

На том и расстались. Зеленый турист отправился дальше, а боровик с сыроежкой зашагали на восток.

– Слушайте! – крикнул им Жук вдогонку. – Забыл вас предупредить, что по поляне у ручейка иногда люди ходят с лукошками… Берегитесь, вам, я думаю, не очень-то хочется угодить в лукошко…

– Спасибо, спасибо за предупреждение! – замахал шляпой боровик, а сыроежка белой ручкой.

– И еще друзья… – крикнул Жук так, что гул пошел по лесу. – Когда будете возвращаться здоровыми домой, прошу вас к себе в гости. Слышите? Надеюсь, не побрезгуете хлебом-солью… Я живу в липовом дупле у Чистого озера, каждый жук вам дорогу покажет.

– Хорошо, хорошо… Спасибо за приглашение! – громко благодарил боровик.

– Обязательно придем! – звонко прокричала Рябенькая в сложенные ладошки.

ВПЕРЕД К СЧАСТЬЮ

Ночь захватила наших путешественников в сосновой роще. Боровик и сыроежка решили было идти до позднего вечера, но случилось иначе. В лесу моментально стемнело, как в могиле. Правда, вверху, в кронах высоких сосен, еще алел закат, но по земле уже стлались густые сумерки. По мере того как они сгущались и темнели, во мраке начали мелькать какие-то тени. Казалось, вокруг крадутся призраки, раздается зубовный скрежет и тяжелые вздохи, шелестит трава, приминаемая телами чудовищных червяков. Страшно… Страшно не только идти, но и стоять во тьме. Хочешь-не-хочешь, пришлось путешественникам срочно искать ночлега…

Чтоб не попасть, случаем, где-то на чужой стороне червякам на зубы, боровик и сыроежка решили не соблазняться теплыми местечками, манящими отовсюду, а выбрали себе место для ночлега на камне под обрывом. Тут и расположились поужинать тем, что в сумках дорожных нашлось. Подкрепившись, улеглись, положив сумки под головы. Спать на камне было жестко и неудобно, и бедная сыроежка всю ночь только то и делала, что тулилась к боровику, дрожа от холода. А тому и холод нипочем. Накрылся своей чудесной шляпой и захрапел на всю рощу. Как-никак, лег он с уверенностью, что уж на камне-то червяки не станут искать поживы!

На рассвете оба вскочили.

Умывшись свежей росою и позавтракав чем было, тронулись в дорогу. Взошло солнце, позолотив пушистые верхушки сосен, порозовело небо, снизу подымалась голубоватая дымка утреннего тумана, на траве и кустах сверкали и искрились под лучами солнца капельки росы. Осмотревшись, путники заметили тут и там под кустами сладко спящих своих собратьев – боровиков и сыроежек. Среди крепких головок молодых грибков лежали свежесгнившие покойники, млели в предсмертном забытьи старики с продырявленными телами. Невыносимо тяжело было смотреть на это, да некуда глаз девать…

Пройдя несколько переходов, боровик и сыроежка встретили белочку, танцующую на полянке.

– Бог на помощь, балерина! – крикнул боровик неожиданно.

– Ай! – испугалась белка. – Куда это вы топаете так рано?

– Да идем вот… – уклонился вежливо боровик от прямого ответа. – Не знаешь ли ты случайно, балеринка, где тут будет Золотой ручеек?

– Нет, не знаю, – ответила белочка, – но слышала, что далеко отсюда… Я там не бываю, у ручейка, говорят, пастухи с кнутами.

– Ну, тогда извините за беспокойство… – быстро простился боровик.

Пошли дальше.

Идут они, идут, миновали уже и березовую рощу, вот-вот должна бы быть и Солнечная поляна… А ее нет как нет. Ничего похожего даже на поляну не видно, наоборот, уперлись боровик с сыроежкой в какую-то чащу. Продираются они сквозь нее дальше и дальше, а конца-краю ей и не видно. Бедные головушки! Все ясно! Заблудились они! Присели отдохнуть, измученные, и горюют молча. Смотрят – спешит куда-то запыхавшись ежик, тащит вязанку сухих листьев на плечах. Но, видно, защекотало что-то колючему нос, замер он на месте, да как чихнет, – аж гул пошел по лесу.

– Будьте здоровы, дяденька! – пожелал ему громко Шапочник.

От неожиданности ежик мигом бросил вязанку на землю и приготовился было свернуться в клубок. Но тут же спохватился, что пугаться-то некого, и ответил смеясь:

– Спасибо! А я-то было перепугался вас, вот смешно…

– Извините, – сказал грустно боровик. – Хорошо, что встретились, а то мы, знаете, заблудились в лесу… Не знаете ли, где здесь Солнечная поляна?

– Поляна? Фью-ю! – свиснул ежик. – Да разве вы так на нее выйдете!.. Нужно идти в Березовую рощу, а из нее налево и прямо.

– Налево, говорите, из. рощи?

– Да, да, налево пойдете. Там в траве протоптана зайцами дорожка, по ней и идите. Она вас прямо на поляну и выведет.

– Спасибо вам, Колючкин, за доброе слово.

– Да за что ж благодарить-то? – взял ежик вязанку на плечи. – Счастливой…

Пришлось боровику с сыроежкой пробираться сквозь кустарник назад. Досадовали оба крепко, что так заблудились, да что поделаешь?

Ежик не ошибся: действительно через Березовую рощу пролегала заячья тропка. Боровик, правда, чуть не прозевал ее, очень уж был сердит, но, к счастью, выручила сыроежка.

– Дяденька, – окликнула она Шапочника, – куда это вы так разогнались? Тропинка-то заячья, вот она!

– Эге! – сконфузился боровик, спохватившись. – Тропинка, действительно… Я что-то плохо вижу… от жары, наверно!

Приободрившись, зашагали по тропинке. Приближался полдень, солнце палило нещадно, в лесу было нестерпимо душно, с путников лил пот. Но отдыхать они решили только на Солнечной поляне.

Колючкин и тут не подвел – заячья тропинка привела их прямехонько на Солнечную поляну. Ах, какая же это была чудесная поляна! Раскинулась она среди леса, словно дивный узорчатый ковер. По краям поляну оттеняла кайма из кустов серебристого ивняка, кое-где расцвеченная пунцовыми гроздьями рябины, тоненькие деревца которой, казалось, были специально подобраны художником, чтобы создать совершенную по оттенкам симфонию красок. В центре поляны гордо красовался высокий прекрасный дуб, будто стройный юноша с пышными кудрями, а около него распустила густые и длинные косы белоснежная березка, как заплаканная девушка в печали по любимом. Всюду, куда ни падал взгляд, в зеленой траве радовались солнцу всевозможные цветы: белые, синие, желтые, оранжевые, розовые и красные. Среди них наперебой жужжали пчелы, щебетали птички, стрекотали кузнечики. Ласковый ветерок разносил запахи меда, цветов, а в особенности ягод, кораллами рассыпанных по траве.

Боровик и сыроежка, изнемогающие от усталости, забрели в траву и очутились в просторном ягоднике – пестром от обилия ягод. Расположившись в тени куста можжевельника, они с аппетитом позавтракали душистой земляникой. Утолив голод оба с наслаждением растянулись на листе и незаметно задремали. Вдруг боровик заворочался и окликнул сыроежку:

– Слушай, Рябенькая… меня как-будто тошнит и скребет что-то в середине – тебя нет?

– Нет… – пробормотала сквозь сон сыроежка. – Это, наверно, дяденька, вас от сладких ягод тошнит…

– Гм! Боюсь я, Рябенькая, не червяк ли это. Как ты думаешь? Так как-то противно скребет и сверлит тихонечко…

Но сыроежка уже спала крепким сном. Шапочник хмыкнул озабоченно раз-другой, вздохнул и улегся на спину. Через минуту оба спали сладким послеобеденным сном.