Текст книги "Егорка"

Автор книги: Пётр Гаврилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Сачков и Бачков

Солнце всходило и заходило. Вечно напоминая о себе, не успокаиваясь ни на минуту, шумело море.

Даже тогда, когда на море лежал полный штиль и вода казалась густо политой маслом, море нет-нет да и ударяло волной о камни, смеясь и предостерегая:

«Берегитесь! Я море, я глубокое…»

Но каждый день, не боясь ничего, выходили в море на боевое учение подводные корабли.

Далеко в море подводники стреляли из орудий и зенитных пулемётов. Разбежавшись по морю, с полного хода ныряли под воду.

Лишь белые зайчики пены играли над тем местом, где только что плыл большой корабль, полный людей.

А из-под воды уже мчались в цель смертоносные торпеды.

Как в петле, метался корабль, но не избежать ему было гибели.

Или ложилась подводная лодка на грунт, и командир приказывал:

– Лодка получила пробоину! Надеть спасательные костюмы!

Подводники быстро надевали спасательные костюмы. Они были из чёрной прорезиненной материи и плотно облегали тело.

Костюм кончался на голове островерхим капюшоном, на котором блестели два больших круглых стеклянных глаза.

К поясу костюма были подвешены два баллончика с кислородом для дыхания. Выдыхаемый воздух выходил под капюшон и, скапливаясь там, держал подводников на воде, как поплавок.

С любой глубины поднимались подводники в своих костюмах. Рыбы в страхе шарахались от чёрных теней, отчётливо видимых в чистой воде моря.

Лодка всплывала, и подводники снова выходили на её палубу.

Может случиться и так, что лодка запутается в сетях, поставленных врагом. Тогда опять выйдут на верхнюю палубу спокойные люди в чёрных островерхих костюмах и освободят свой родной корабль, и он снова пойдёт громить врага.

Можно и по морскому дну ходить в этих костюмах, а это так чудесно и забавно, что и в сказке лучше не рассказывают.

Много лежит на дне моря богатств, много там запрятано таинственного…

Как всегда успешно выполнив задание командования, подводные корабли возвращались на базу. Весело погрохатывали дизеля.

Ещё издали узнавал Егорка завывающий голос сирены «Тигра» и бежал со всех ног на мол.

Смело и осторожно приставал «Тигр» к базе. Отдраивались люки. Обветренные, загорелые подводники один за другим сходили на берег с одеялами и подушками, с книгами, патефонами, с ящиками шахмат.

– Ну, здорово, Егорушка! – смеялся Клюев. – Море привет тебе прислало, и кланяются тебе три дельфина, дюжина крабов, старая камбала и скользкая медуза!

От радости медвежонок мотал головой и туда-сюда двигал хвостишком. Да и как тут не радоваться! После каждого похода подводники совали ему в пасть столько всего самого вкусного, что медвежонок начал уже толстеть и шерсть у него так и лоснилась.

Каждый вечер после похода Клюев брал свою двухрядку и запирался в комнате клуба вместе с Егоркой и Между Прочим.

«Тайна трёх» оставалась неразгаданной. Всех подводников разбирало страшное любопытство.

Не раз они хитро заводили разговор про тайну с доверчивым Между Прочим, но кок молчал, как выпотрошенная рыба у него на камбузе…

Служили на «Тигре» два молодых краснофлотца – Сачков и Бачков, Сачков делал всё так, чтобы поработать поменьше, а поспать побольше. Спать он очень любил и однажды заснул даже во время приборки, опершись руками на швабру.

Бачков делал всё так, чтобы поработать поменьше, а поесть послаще и побольше. Поесть Бачков очень любил. У него была интересная ложка. В неё входило сразу пол-литра или полкило. Бывало, черпанёт Бачков своей интересной ложкой два раза – и в тарелке уже показывается донышко.

Вот на таких особых интересах Сачков с Бачковым и подружились. Всюду они ходили вместе и любили разговаривать о том, кто больше всех может съесть и кто больше всех может проспать.

Не раз беседовали с ними командир корабля и товарищи. И в стенной газете «Перископ» на двух приятелей появлялись едкие карикатуры.

После этого Сачков и Бачков обещали исправиться, некоторое время держались, а потом начиналось всё сначала.

Если бы не Сачков и Бачков, «Тигр» стал бы лучшей лодкой в подводном флоте: он метче всех стрелял, быстрее всех погружался, больше всех прочитал книг и всех остальных обыгрывал в футбол.

Как услышали Сачков и Бачков о «тайне трёх», так почему-то подумали, что она направлена против них.

И приятели сговорились размотать таинственный клубок.

Однажды они пробрались к комнате, куда уединились владельцы тайны, и нагнулись к замочной скважине.

Вот что они успели увидеть и услышать: Клюев играл на двухрядке песню «Разлука», кок что-то говорил Егорке, а тот не то плясал, не то изображал кого-то.

– Это он про нас! – шепнул Сачков.

Вдруг их обоих так крепко ударило дверью, что приятелям показалось, будто они очутились на Северном полюсе и любуются северным сиянием.

Дверь открыл начальник клуба.

– Вам что нужно, товарищи? – спросил он у двух краснофлотцев.

– Здрасте! – выпалил Бачков.

– Моё почтение! – добавил Сачков.

– Что такое? Что с вами случилось? – допытывался начальник клуба.

Но Бачков и Сачков ничего не ответили и только прижимали ладони к шишкам на лбах.

В мешке под воду

На следующее утро, когда туман ещё плавал над бухтой белой холодной простынёй, «Тигр» готовился к походу в открытое море.

Боцман Дымба, двадцать пять лет плавающий под водой, толстенький, рябой и добрый, в последний раз осмотрел своё заведение и, потирая короткие руки, сказал:

– Ну, побыли в гостях на земле, пора и домой – в море. Эх ты, море моё, зелёная волна!

На «Тигре» всё было готово к далёкому походу. Тяжёлые торпеды, загадочно поблёскивая сталью, лежали на местах. Цистерны были полны топливом и маслом для машин, пресной водой для питья.

В маленькой каюте командира лежали пачки интересных книг; не были забыты патефон, шахматы и шашки.

Лодочный кок был очень доволен. В поход он получил самые свежие продукты: мясо, рыбу, фрукты, зелень, шоколад, сыр «со слезой», икру и всякие другие прелести, вплоть до конфет.

Родина знала, как тяжело работать подводникам, и не жалела для них ничего.

Крепкий и гордый голубой подводный корабль держался только на лёгких швартовах.[9]9
  Швартов – причальный канат.


[Закрыть] Где-то там, внизу, работали машины, и «Тигр» нетерпеливо вздрагивал. Вода вокруг его стального корпуса танцевала серебряной чешуёй.

Скорей, скорей бы в любимое море!

Команда была на местах, за исключением Клюева. Он должен был принести пластинки для патефона.

Скоро пришёл и Клюев. За плечами он нёс мешок.

– Быстро, быстро! – покрикивал боцман. – Море не ждёт!

– Есть быстро, море не ждёт! – весело отозвался Клюев, снял с плеч мешок и хотел нырнуть в люк.

– Стоп, стоп! – прищурил серые глаза Дымба. – А что это у тебя в мешке, товарищ Клюев?

– Па-патефон для пластинок… тьфу!.. пластинки для патефона, товарищ боцман! – не глядя на Дымбу, ответил Клюев.

– И весёлые, как я вижу, пластинки? – ещё больше прищурился боцман.

– Веселей быть не может, – ответил Клюев. – А что?

– А то, что они не только играют, а и пляшут!

В мешке и на самом деле что-то шевелилось.

– Гм! – сказал Клюев.

– Гм! – сказал боцман. – Придётся проверить.

Боцман сунул руку в мешок и вдруг отдёрнул её, как будто в мешке были иголки.

– Вот так пластинки! – рассердился Дымба. – Играют, и пляшут, и кусаются!

Тогда Клюев наклонился к уху боцмана и что-то ему прошептал.

– Не может быть! – всплеснул руками боцман, и рябое лицо его засияло. – Двадцать пять лет под водой плаваю, но ни разу не погружался с…

– Тссс! – сказал Клюев.

– Есть тссс! – ответил боцман и сделал сердитое лицо.

Раздался двойной свисток вахтенного и команда:

– Смирно!

На корабль пришёл командир, в кожаной тужурке, с биноклем на шее, с кожаными перчатками в руках. Подводники замерли неподвижно. Вытянул и боцман руки по швам, преданными глазами глядя на своего командира. Лишь только живот у Дымбы колыхался от скрытого смеха, но лицо старого моряка было серьёзное-пресерьёзное, как и полагается тому быть, когда командир корабля вступает на борт.

При полном молчании командир поднялся на мостик и приказал:

– Отдать носовой! Отдать кормовой!

Швартовы были сняты. Послушный воле командира, «Тигр» мягко пошёл, развернулся и лёг к выходу из гавани. Радостно вспенили воду острые винты, сирена прокричала, словно снимая шапку за всех сразу.

Скоро бухта осталась позади. Первая волна разбилась об острый нос подводного корабля. Махнула неспокойным крылом белая чайка. Ветер вытянул флаги и славно зашумел в ушах. Подводники заулыбались.

Здравствуй, широкое море! Здравствуй, любимое!

На морском дне

Весь день «Тигр» то всплывал на поверхность голубого моря, то опять погружался, весь в пене и брызгах.

Командир лодки упорно добивался, чтобы «Тигр» ускорил погружение ещё на несколько секунд.

Команда голосом тут не подавалась. Командир нажимал кнопку особого звонка, и подводники с невероятной быстротой и ловкостью бросались к люкам. В люк можно было спускаться только по одному человеку. И люди не спускались, а прямо-таки падали вниз и разбегались по своим постам.

Неловкий не обижался, если ему отдавят палец, или подошвой ботинка собьют причёску на голове, или поставят шишку на затылке. На то он и неловкий, чтобы стать ловким.

Но и неловкие переставали потирать шишки на затылке, когда «Тигр» погружался и в подводной тишине по всем отсекам звучал голос командира:

– Погружение прошло хорошо!

После короткого отдыха «Тигр» снова продолжал боевое учение. Только с самолёта можно было видеть под водой серое стальное тело корабля, да и то пока оно не сливалось с чернотой подводных таинственных глубин.

Быстрее, быстрее погружаться! Все за одного, один за всех!

На войне много врагов у подводной лодки. За ней охотятся самые быстроходные военные корабли. Все их орудия обращаются против неё. Миноносцы стараются её протаранить или забросать глубинными бомбами. По пятам за нею несутся истребители подводных лодок. Её сторожат в небе самолёты, подслушивают в специальные аппараты истребители подводных лодок и береговые посты наблюдения. В эти аппараты слышно не только как работают машины подводной лодки, но и стук о железную палубу инструмента, выпавшего из неосторожной руки.

Во время первой империалистической войны был такой случай. Вражеский миноносец обнаружил нашу подводную лодку и забросал её глубинными бомбами. Глубина была небольшая, и подводники попали в ловушку. От взрыва бомб лопались электрические лампочки. Корпус стал сильно пропускать воду. Вдруг миноносец видит: на поверхности моря, над тем местом, где погрузилась подводная лодка, расплывается громадное масляное пятно. Потом в водовороте появляются обломки мебели, обрывки бумаги и матросские бескозырки…

Так всегда бывает, когда лодка погибает. На миноносце ликовали; командир поспешил сообщить своему командованию о потоплении русской подводной лодки.

А через десять минут сам миноносец в огне и взрывах шёл к морскому дну. И командир миноносца еле успел передать по радио сообщение:

«Подводная лодка, которую я потопил, потопила меня».

Это было смешно, но правильно сказано, и вот почему. Командир лодки, видя, что положение серьёзное, пошёл на хитрость. Он приказал команде наломать побольше мебели, нарвать бумаги, снять с голов бескозырки, заложить всё это в торпедный аппарат и этой начинкой выстрелить. Одновременно он приказал выпустить из цистерны масло.

Миноносец поверил обману. Тогда наши подводники осторожно подобрались к миноносцу и угостили его торпедой…

Самолёт – самый опасный враг для подводников. Он стремительно появляется из-за облаков, и уйти от него трудновато.

Однако в бою случается и так, что самолёты уходят под воду на манер подводной лодки, но обратно уже не всплывают.

Однажды подводная лодка Балтийского флота возвращалась после удачного нападения на белофинские транспорты. Она потопила три вражеских транспорта с военным грузом и плыла домой победительницей.

Вдруг из-за густой пелены облаков вынырнули два белофинских бомбардировщика с полным грузом бомб. Погружаться было поздно. Маневрировать было негде: лодка шла среди льдов по узкому проходу.

Но наш командир не был похож на командира того доверчивого миноносца. Он знал свою команду, и команда понимала своего командира с полуслова. Один взмах руки командира, и комендоры бросились к орудию на верхней палубе.

Время исчислялось полусекундами, но и их было достаточно для того, чтобы первый же снаряд попал в один самолёт.

Самолёт был сбит. Он пробил своей тяжестью лёд и навсегда исчез под студёной водой Балтики.

Другому самолёту не захотелось превратиться в подводную лодку, которая не всплывает, и он повернул к своим.

Что было бы, если бы комендоры промедлили хоть на одно мгновение?

Оттого и держатся подводники пословицы: «Все за одного, один за всех».

Вот почему на «Тигре» так дружно и взялись за Сачкова и Бачкова.

Подводники знали: сегодня заснёшь над шваброй – завтра запоздаешь к орудию.

Не научишься подчиняться старшему товарищу, командиру, – не научишься командовать сам.

Будешь неряшлив в мелочах, а мелочь-то тебя в бою и подведёт.

Сегодня, к радости подводников, Сачков и Бачков не отставали от других. Может быть, поэтому лодочный кок спешил закончить к ужину великолепный торт, на котором он выводил всякими кремовыми закорючками:

«Сладкий привет победителям морских глубин!»

Но, как только сменилась их вахта, Сачков улёгся на койку, а Бачков стал против камбуза, и ноздри у него стали ходить туда-сюда, а лицо приняло задумчивое выражение.

Тем временем «Тигр» заканчивал свой трудный боевой день. Луна, большая и спокойная, как стратостат, плыла над ночным морем.

Она видела красные, зелёные и белые ходовые огни «Тигра», любовалась сверкающим изумрудным следом от винтов корабля, слышала деловой разговор дизелей и приглушённую беседу подводников, вышедших наверх выкурить перед погружением последнюю папироску.

– И чем же оно так дорого нам, это самое море, ответьте мне, товарищи? – спросил боцман Дымба у подводников, и в трубочке у него захлюпало.

Подводники не сразу ответили, и боцман сам объяснил свой вопрос:

– Нам, морякам, море потому дорого, что оно землю любить велит. После долгого плавания земля моряку ещё прекрасней кажется.

Наверно, боцману и самому понравилось, что он сказал. Он поднял лицо и долго-долго глядел на луну, тихонько ей улыбаясь. Потом подмигнул луне и засмеялся:

– Светишь? Ну, свети, голубушка!

Луна удивилась и хотела было ответить боцману что-нибудь вроде этого: «Каждому своё! Вы плывёте, я свечу. Что ж ты насмехаешься надо мной, боцман Дымба, старый морячина?», но вдруг она начала протирать глаза от удивления.

На море никого уже не было.

Лишь пена расходилась да звёзды плясали на потревоженной чёрной воде.

Но звёзды луне и на небе надоели, и в досаде она закрылась серебряной тучкой, как носовым платком.

Темно стало на море, но в морской пучине, в которую всё глубже и глубже погружался «Тигр», было ещё темнее.

Зато в лодке ярко горел свет, по-домашнему тикали часы в кают-компании, и шёлковый абажур над столом раскачивался, словно ночью на террасе дачи под летним ветерком.

Нет на подводном корабле окон, весь он покрыт тяжёлой сталью, и командир не видел бы, куда он ведёт свой корабль. Но умные карты и приборы видели, и слышали, и рассказывали командиру о том, куда погружался корабль, какое течение толкало его, предупреждали о давлении воды, о глубине, о подводных рифах, о том, какое дно ожидает подводников: глина, камни или песок и водоросли.

«Тигр» прошёл двухсотый фут, до грунта оставалось ещё пятьдесят. Командир прочитал на карте: «Грунт: мелкий песок и ракушки».

Всё медленней и осторожней опускался «Тигр». Вдруг под килем его завизжало и заскрипело, как будто открытые железные несмазанные ворота. Корабль коснулся дна, отскочил, ещё немного проскользнул вперёд и мягко лёг на ночёвку.

Электромоторы были выключены. Наступила чудесная тишина морского дна.

Теперь лишь несколько краснофлотцев-»слухачей» будут чутко слушать забортную тишину; для всех остальных пришло время заслуженного отдыха.

Пузырьки, как вуалью, окутывали стальные борта корабля и, шипя, поднимались кверху. Морские жители, многолапые и вовсе без лап, пучеглазые и совсем без глаз, рыбы, рыбёшки, крабы, рачки всех цветов и раскрасок, морские коньки, скаты и плоская, как лопнувшая камера футбольного мяча, камбала – вся эта братия, испугавшаяся было приближения «Тигра», теперь набралась храбрости и толпами собиралась к месту, где только что страшно гудела винтами и фыркала цистернами незнакомая огромная рыбина, а теперь лежит и не дышит.

Нахалы крабы вскарабкались на рубку, расселись на мостике и важно задвигали клешнями.

Но тут Клюев завёл патефон. Заиграли трубы, забил барабан. Рыбы отскочили подальше, а крабов вместе с их клешнями словно сдуло с командирского стула.

Потом, успокоившись, долго слушала музыку морская публика, вытаращив глаза и испуганно вздрагивая плавниками. А из лодки отчётливо и чисто, так что можно было разобрать каждое слово, доносилась песня:

 
Шуми, прибой, шуми! Играй, волна привольная!
Пусть море пенится – вперёд, моряк, вперёд!
 

На морском дне начался подводный концерт краснофлотского творчества.

Сачков и Бачков, плотно поужинав, сидели рядышком на рундуке. По их глазам было видно, что скоро приятели улягутся спать.

– Слышишь? Товарищ штурман скрипку настраивает, – сказал Сачков Бачкову. – Хорошо он играет, только мне вредно музыку слушать: сны будут сниться нервные…

– А после боцман примется «Тараса Бульбу» читать таким басом, что, того гляди, лампочки лопнут, – отозвался Бачков. – Потом пляска будет. На морском дне и то пляшем, беспокойство какое! Лучше бы дали ещё по бачку компота. Мне доктор советовал перед сном есть компот.

– А я и без компота всегда сплю хорошо, – сказал Сачков.

Побеседовали приятели о таких вкусных вещах, позевали, потом подобрали ноги и легли, обнявшись, на рундуке.

Но в носовом помещении корабля так весело смеялись, так славно пели, а штурман так нежно играл на скрипке, что приятели никак не могли сомкнуть глаз.

– Давай и мы что-нибудь делать. Давай сказки сочинять, – сказал Бачков.

– Идёт, – отозвался Сачков. – Тебе начинать.

– Ну, слушай, – начал Бачков. – Вот раз плавали мы, плавали на «Тигре» по всем морям и океанам и добрались до Средиземного моря. Товарищ командир и говорит: «Ну что ж, ныряли мы в морях и океанах, поныряем-ка в реке Ниле. Здесь нырнём, а вынырнем в Египте», Вот погрузились мы и плывём. Всё бы хорошо, да наскочили мы на стадо крокодилов, И как начали они царапать лапами по борту… – Тут Бачков прикусил язык и испуганно спросил; – Сачков! А под нами, брат, кто-то скребётся!

– То песок под корпусом лодки скрипит. Сочиняй дальше, – сонно сказал Сачков.

– Царапают крокодилы, – продолжал Бачков, – нашу лодку, рычат… Ай! – вскрикнул вдруг рассказчик.

– Ты чего? – спросил Сачков; он уже начинал было похрапывать.

Бачков шёпотом говорит:

– Сачков! Слыхал, под нами кто-то рычит?

– Это не под нами, – зевая, ответил Сачков, – это над нами. Наверно, корабль идёт, винтами урчит… Ну, давай дальше про твоих нильских крокодилов.

– Вот, значит, рычат крокодилы, – продолжал Бачков, – толкают лодку, прижали её к грунту и вдруг сорвали крышку у торпедного аппарата и суют к нам свои пасти. А зубы у них как топоры…

– Ах! – вскрикнул Сачков.

– Ох! – вскрикнул Бачков.

И оба приятеля кубарем скатились с рундука.

Крышка рундука открылась, оттуда блеснули зелёные глаза зверя и показались его острые белые зубы.

Приятели бросились вон из отсека, вбежали в носовое помещение и слова вымолвить не могут.

Клюев спросил:

– Вы чего, товарищи Бачков и Сачков? Тоже выступать будете? Может, споёте вдвоём?

– Крокодил ползёт… – пробормотал Сачков.

– Что-то я не слыхал такой песни, – удивился Клюев, – Товарищи, внимание! Сейчас Сачков и Бачков исполнят дуэтом новую песню «Крокодил ползёт».

Подводники приготовились слушать, но Сачков и Бачков и не думали начинать петь, а с опаской смотрели куда-то поверх голов краснофлотцев.

Оглянулись подводники и видят; через круглый люк переползает Егорка.

Все так и ахнули от радости, а Сачков и Бачков покраснели, словно варёные раки.

Клюев взял поскорее свою двухрядку и заиграл марш «Встреча». Егорка вылез на середину и приложил лапу к фуражке. Фуражка у него держалась на голове на резинке.

Всё получилось очень красиво и смешно, и в носовом отсеке стало ещё веселее. Позабыв о своём недавнем испуге, Сачков и Бачков смеялись громче всех.

Клюев кончил играть и поднял руку:

– Тише, товарищи! Егорка нам что-то сказать желает!

Клюев наклонился к медвежонку и незаметно сунул ему в пасть кусочек шоколада. Егорка несколько раз ткнулся в ухо Клюеву, как будто и на самом деле что-то сказал.

– Ага! – глубокомысленно улыбнулся Клюев и обратился к командиру корабля: – Товарищ командир, артист зелёного леса Топтыгин Егор вёл сейчас со мной такой разговор. Он хочет выступать, а перед этим просит вашего разрешения всем нам руку пожать.

– Разрешаю! – засмеялся командир.

И Егорка степенно с протянутой лапой пошёл к людям.

Краснофлотцы вместо одной лапы хватали Егорку за все четыре, любовались им, тормошили медвежонка и не хотели спускать с рук.

– Дайте нам-то его! Он ещё с нами не познакомился! – просили Сачков и Бачков.

Клюев крикнул:

– Подождите, товарищи! Егорка опять что-то сказать хочет.

И медвежонок снова подошёл к Клюеву. На этот раз шоколада он не получил и, наверно, поэтому шептал дольше, чем в первый раз.

– Всё разобрал, – сказал Клюев и подмигнул товарищам. – Егор Топтыгин сказал, что он Сачкова и Бачкова знает и о них нам рассказать желает. Смотрите и слушайте! Начинаем представленье всем на удивленье. Первым номером – краснофлотский танец «Яблочко». Исполняет артист зелёного леса Егор Топтыгин. У рояля – я!

И Клюев заиграл на двухрядке «Яблочко», да так занозисто и весело, что крабы за бортом лодки опять зашевелили клешнями.

Подводники захлопали в ладоши, вызывая Егорку на пляску и не веря тому, что медвежонок станет плясать. Но Егорка, как заправский танцор, пошёл и пошёл выделывать лапами всякие штуки. Правда, получалось у него это неуклюже, но он не стеснялся.

– Браво! Бис, артист зелёного леса! – смеялись и аплодировали подводники.

А Клюев сказал:

– Спасибо вам, Егорка, за танец! Пляшете вы, как испанец. А в награду вот вам кусок шоколаду.

Пока медвежонок лакомился, Клюев объявил второй номер:

– Теперь Егорка представит нам, что делают Сачков и Бачков, когда у них начинается болезнь мигрень, то есть когда им есть и спать хочется, а работать лень. У рояля, друзья, опять я.

И Клюев заиграл на двухрядке «Разлука ты, разлука». Егорка поднялся и приложил лапу к щеке, как будто у него заболели зубы. Клюев объяснил:

– Это Бачков. Зуб у него, конечно, не болит, но Бачков сам себе так говорит; «Лучше б и компоту не давали, только б на работу не посылали!»

Подводники засмеялись. Бачков густо покраснел и опустил голову. Неумолимый Клюев продолжал:

– А вот перед нами Сачков, он тоже притворяться здоров. Споткнувшись о пень, может проспать весь день!

Клюев заиграл песенку «Рыбки уснули в пруду», а Егорка почесал лапой бок, сладко зевнул, свернулся калачиком и даже всхрапнул, проказник.

Посуда в шкафу звенела от хохота подводников.

Сачков готов был провалиться сквозь палубу лодки на морское дно. Довольный Клюев продолжал:

– Будет представлять вам Егорка ещё, хоть в брюхе у него и тоще. Ну ладно, получалось бы складно! Даём номер заключительный, очень удивительный. Егор Топтыгин, скажите без стеснения: какое бывает у Сачкова и Бачкова настроение, когда работы нет и дан сигнал на обед?

У Егорки в лапах откуда-то появились ложка и кружка. Медвежонок облизнулся и ударил ложкой о кружку под весёлую музыку двухрядки Клюева.

– Ой, закройте мне глаза, чтоб я ничего не видел! – стонал от смеха черноглазый краснофлотец.

Боцман Дымба, вытирая глаза платком, смеялся, словно кудахтал. Бедные Сачков и Бачков сидели, понурив головы.

– Концерт окончен, – сказал Клюев и снял фуражку. – Занавес не опускается, его не полагается. Егорка вашим аплодисментам рад и рассчитывает получить за работу сахар и шоколад!

В фуражку Клюева посыпались куски сахара и шоколада. Тут раздалось приказание:

– Команде спать!

Егорка улёгся на койку Клюева, у него в ногах. Он доставал из фуражки то кусок сахара, то кусок шоколада и лакомился на славу.

Высоко вверху, над «Тигром», луна совершала свой неслышный обход.

Подводники крепко спали. Черноглазый краснофлотец всё фыркал и улыбался во сне, вспоминая проделки Егорки. Мягко светили синие ночные лампы. Под корпусом подводного корабля шелестел песок. На разные голоса тикали разные приборы. «Слухачи» прикладывались ушами к холодному корпусу лодки и чутко слушали. Нет, ничто не беспокоило сна подводного корабля.

Не спали лишь Сачков и Бачков.

– Дожили мы с тобой, товарищ, – прошептал Бачков, – даже медведи над нами смеются!

– А ну вставай! – прошептал Сачков. – Давай напишем товарищу командиру обязательство, что исправимся в короткий срок!

– Зачем писать? – отозвался Бачков. – Бумага – она всё вытерпит. Слушай-ка, что я тебе скажу. Писать ничего не надо, и виду не будем подавать. Забыли мы с тобой подводную пословицу: «Один за всех, все за одного». Так давай начнём жить так, чтобы быть не хуже, а лучше всех.

Бачков протянул руку товарищу, и Сачков её пожал. Друзья и не догадывались о том, как скоро они должны будут сдержать своё слово.

Наутро «Тигр», выбрасывая воду сжатым воздухом из своих цистерн, поднимался к солнцу. Море послушно расступалось перед отважными подводниками. В перископе становилось всё светлей и светлей. Вот мимо пронеслась голубая медуза, отскочила в сторону какая-то рыба.

Перископ пропорол море и вышел на поверхность. Командир зажмурился от лучей солнца. По верхней палубе захлюпала вода. «Тигр» стряхнул её со своего могучего тела и всплыл. Было разрешено открыть люк. Свежий воздух словно выстрелил в лодку. Подводники поспешили наружу.

Клюев вынес Егорку на верхнюю палубу. Чудесно сияло голубое море. Оно дышало вольно и глубоко. С мостика, звеня и булькая, сбегали ручейки. На железной палубе голубели лужи. Высоко-высоко в небе шёл самолёт. Он отражался в луже серебряной пчёлкой.

Нагнув удивлённо голову, Егорка смотрел, смотрел да как хватит лапой по луже – и обрызгал всех.

Пчёлка исчезла вместе с лужей; Егорка для верности стёр оставшиеся капли лапами, как тряпкой со стола.

Любуясь медвежонком, Дымба засмеялся:

– Фу-ты ну-ты, настоящий боцман: порядок любит!

Ветер шелестел ленточками на Егоркиной бескозырке. «Тигр» спешил в родную гавань…