Текст книги "Егорка"

Автор книги: Пётр Гаврилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Один против всех

Засвистела дудка:

– Идущим на физкультпарад построиться!

Мигом построились краснофлотцы, с командирами во главе. Раздалась команда. Все чётко повернулись к корме корабля и начали сходить по трапу на мол.

– Егорка, не отставай! – позвал медвежонка Рыбка.

Егорка послушно пошёл за краснофлотцами.

А уж навстречу им неслась музыка и шли команды с других кораблей.

Команде «Гневного» пришлось подождать: её опередили краснофлотцы и командиры с линкора «Маршал».

Развевая красные флаги, с оркестром в сто человек впереди, в голубых трусиках и белых туфлях, стройными загорелыми рядами шли на парад маршаловцы.

В третьем ряду, чеканя шаг, следовал Охапка, дальше шли Рубин, боцман Топорщук, кок, машинисты, электрики.

Ах, если бы не поторопились маршаловцы, а пошли позади «Гневного», кого бы они увидели!

Славно прошли маршаловцы! Тысяча рук отмахивала шаг, но казалось, что размахивали лишь две руки. Тысячи ног ступали по мостовой, но казалось, что идёт только один человек – широкоплечий, умноглазый, весёлый и сильный.

За маршаловцами тронулась команда «Гневного». Идти было просторно и легко. Народ толпился на тротуарах, всем хотелось встать в одну шеренгу с флотскими ребятами и шагать и петь ту же хорошую песню, что пели моряки под звуки серебряных труб:

 
Шуми, прибой, шуми! Играй, волна привольная!
Пусть море пенится – вперёд, моряк, вперёд!
За Родину великую и за поля раздольные,
За счастье наше вольное и за родной народ!
 

Славно пели краснофлотцы!

Вдруг по улице покатился смех: с тротуаров увидели Егорку с бантом, подпоясанного краснофлотским ремнём.

Водосточные трубы и фонари брались ребятами с бою. Скоро и трубы и фонари шевелились и кричали, как живые, – столько на них повисло ребят.

Егорка шёл, ни на кого не глядя. Парад так парад. Рад не рад, а шагай весело!

Вслед за командой «Гневного» шли подводники. Веснушчатый барабанщик оркестра готов был спрятаться в свой большой барабан. Ему очень смешно было глядеть на медвежонка, на его хвостик, похожий на запятую.

Попробовал барабанщик зажмурить глаза, но тогда не видал, куда шёл; пробовал то налево, то направо голову поворачивать – с ноги сбивался. Посмотрит прямо, а впереди опять этот косолапый топает по мостовой, и ремень у него как у старого краснофлотца.

И барабанщик смеялся до того, что стал неверно отбивать оркестру такт своей култышкой…

Подводники народ на редкость находчивый, а суровая подводная жизнь научила их жить дружно. И сегодня, на параде, подводники приготовились на приветствие командующего крикнуть не просто «ура», а с перекатами. Загадка тут была вот в чём. Подводники задумали кричать «ура» не всем сразу, а каждой шеренгой по очереди. Испробовали подводники своё «ура» с перекатами на репетиции – всем очень понравилось. Это было похоже на рёв моря, когда оно бросает на берег одну волну за другой.

Команда за командой двигались краснофлотцы к площади. И столько тут было голубых воротников, что как будто само море вышло на парад! И столько тут было чёрных лент, развевающихся на бескозырках, что как будто ласточки со всего края слетелись к морю и шелестели быстрыми крыльями над головами моряков!

Вот и разукрашенная разноцветными флагами и красными маками трибуна. Вот и широкое золото нашивок на рукавах командующего Большим флотом.

По команде своих командиров краснофлотцы перестали размахивать руками, повернули головы к трибуне.

– Здравствуйте, славные моряки «Маршала»! – поздоровался командующий.

– Ура-а-а-а! – ответили маршаловцы.

И всем показалось, что это не моряки кричат, а ударили бортовым залпом тяжёлые орудия линкора.

За маршаловцами лёгкой и свободной походкой к трибуне приближались краснофлотцы «Гневного».

– Привет физкультурникам «Гневного»! – поздоровался командующий.

Краснофлотцы и командиры набрали полные лёгкие воздуха и славно ответили любимому командующему. В соседних домах зазвенели стёкла от дружного «ура-а-а-а-а!».

Ничего подобного Егорка не ожидал. Как шёл он, так и присел от неожиданности на все четыре лапы.

А команда «Гневного» чётким шагом уходила вперёд, распевая песню минных дивизионов.

Рыбка любил петь и, забыв обо всём на свете, заливался тенорком. А кроме того, оборачиваться в строю не полагалось.

Конечно, не полагалось и Егорке сидеть на мостовой. Тут парад, торжество, а он словно приклеился к мостовой и стал больше похож на испуганного ежа, чем на храброго медвежонка.

Вот-вот должно будет произойти досадное происшествие: либо подводники, чтобы не раздавить медвежонка, остановятся и даже простого «ура» не крикнут, либо они пойдут вперёд и, может быть, наступят Егорке на хвост или отдавят ему лапы.

А уж под грузными шагами подводников дрожала мостовая. Дрожал и бедный Егорка, сам не зная, что с ним происходит, и всё плотнее прижимаясь к мостовой.

Тут командующий крикнул:

– Да здравствуют отважные подводники!

И подняли своё «ура» с перекатами подводники. Народ на тротуарах вздрогнул, командующий улыбнулся, а двое мальчишек сорвались от страху с трубы, как с дерева созревшие груши.

Егорка подпрыгнул на всех четырёх лапах. Были бы у него ещё четыре лапы, он бы и на них подпрыгнул – так он перепугался «ура» с перекатами.

А тут и вторые шеренги подводников грянули «ура», и опять вздрогнул народ, и ещё раз улыбнулся командующий.

И Егорка уже бежал, поджав хвостишко, по безлюдному Приморскому бульвару. Очнулся он только на самой дальней дорожке.

Вдруг кто-то налетел на него и словно щипцами щёлкнул над ухом, и воздух зазвенел от яростного собачьего лая. Егорка увидел перед собой жёлтые кривые клыки пегого пса с обрубленным хвостом.

На захлёбывающийся лай пса со всех углов сада сбегались собаки.

Первой прискакала тощая и высокая собака. Потом прибежали две собачонки породы неизвестной, но характера прескверного.

Они подняли сразу два носа и сразу противно затявкали, однако держались от медвежонка на приличном расстоянии.

Прибежали и другие собаки разной масти и роста, и все они показывали медвежонку свои зубы и тявкали, вызывая его на бой, хоть один на один, но ни одна собака не торопилась узнать, сколько у медвежонка когтей.

Глазки у Егорки стали наливаться кровью, он как будто надулся от гнева, и шерсть у него поднялась дыбом.

Конечно, на такого зверя сразу, не подумавши, не наскочишь. Разве только что по глупости…

Так и случилось. Позже всех прибежала облезлая собачонка, похожая на оторванный рукав полушубка. Не разобрав, в чём дело, собачонка с разлёту наскочила на Егорку.

Но она тут же получила такую лихую затрещину, что сама не разобрала, почему она поднялась на воздух и летит хвостом кверху в неизвестном направлении.

При виде такого сокрушительного отпора вся собачья компания отодвинулась дальше и залилась ещё громче. Тогда, словно боевой конь, идущий в атаку, под звуки труб, под страшный лай собак откуда-то прискакал сытый рыже-чёрный доберман-пинчер.

Он грудью ударил Егорку и в мгновение ока прокусил ему ухо. Он хотел вцепиться в горло, да Егорка вовремя нагнул голову.

В ответ у добермана был разодран бок и изуродован его гордый нос.

Тогда, поднимая клубы пыли, собаки скопом кинулись на медвежонка.

Егорка встретил врагов, поднявшись на задние лапы. Хитрый, он прижался к изгороди, и собаки теперь не могли напасть на него сзади.

Трудно приходилось медвежонку!

Хоть дрался он осмотрительно и храбро, хоть и летела разноцветная собачья шерсть во все стороны, но вот уже вцепились острые зубы собак Егорке в лапу, вот захватили и за вторую и опрокинули его на спину. Но, почувствовав острую боль в хвосте, Егорка собрался с духом, одним ударом стряхнул с себя собак и снова прижался к забору, выставив вперёд сокрушительные когти.

Но из-за угла уже приближалась неумолимая Егоркина смерть.

Это был бульдог Рекс, гроза приморских собак. С отвисшей нижней челюстью, с лошадиной грудью, с придавленным противным носом, он был страшен.

Что ж, конец пришёл Егорке? Похоже было, что так. Мутные кровожадные глаза Рекса были совсем рядом.

Могучими ударами бульдог отшвырнул собак, захрипел от ярости, разомкнул свою пасть, похожую на пропасть, и вдруг… тяжело отлетел прочь.

Тут и на всю собачью свору, словно с неба, посыпались удары ремнями. Все сполна получили свои порции, а две одинаковые собачонки получили даже по две – уж очень были они одинаковы.

Вся свора, поджав хвосты и визжа, кинулась в разные стороны. Собачонка, похожая на рукав от полушубка, неслась впереди всех и визжала на весь город.

А два подводника, Клюев и Бачков, надели свои ремни и вытерли с лица пот.

– Ну, Бачков, – сказал Клюев, – вовремя мы поспели!

– Как раз в самый раз, – улыбался Бачков, нагибаясь над неподвижным медвежонком. – Через полминуты осталась бы от медвежонка одна шкура.

– Да и та дырявая, – добавил Клюев и вскрикнул: – Ба-ба-ба! Да на нём ремень-то краснофлотский!

Бачков расстегнул на Егорке ремень и прочитал на нём: «Егорка. Черноморский флот».

Егорка лежал, еле переводя дух, уткнувшись носом в разрыхлённый песок и тяжело дыша. Он мог бы ещё долго драться и дорого продал бы свою жизнь, но неожиданная помощь отняла у него все силы. Наконец он зашевелился и благодарно взглянул на краснофлотцев.

– Ух ты, какой славный парнюга с хвостиком! – засмеялся Клюев.

– Славный, да не наш! Ну, что ж делать? – почёсывая в затылке, сказал Бачков. – Куда же мы Егорку денем?

Клюев присел на корточки, положил ремень Егорки себе на колено, достал карандаш, послюнявил его и после слов «Черноморский флот» красиво вывел: «Подводная лодка «Тигр». Поставив жирную точку, он сказал:

– Вот куда!

– Есть! – весело отозвался Бачков, поднял Егорку на руки, и краснофлотцы поспешили на свою базу.

Между прочим

Через полчаса на базу подводных лодок, в комнату дежурного командира, явились с берега два краснофлотца и отрапортовали:

– Товарищ лейтенант! Краснофлотцы Клюев и Бачков с берега явились… С медведем, товарищ лейтенант!

– Хорошо, что не с тигром, – ответил дежурный командир, не подымая головы от стола и предполагая, что краснофлотцы шутят.

– Как раз в самый раз мы и принесли медведя на «Тигр»! – сказал Бачков.

– Ничего не понимаю! – обернулся командир. – Что такое?.. Ба! И в самом деле медведь!

– Так точно, – степенно начал Клюев. – Звать Егоркой. А посмотрите, какой он расчудесный, товарищ лейтенант! И это будет первый на свете медведь-подводник. Разрешите, товарищ лейтенант, в кубрик его?

– Ну нет, – сказал командир. – Самое ему подходящее плавание – прямым курсом в зоологический сад. У нас на базе своих зверей достаточно. И козлы есть и собаки, а теперь ещё и медведь. Завтра вы, того гляди, бегемота притащите. А мне что же, в укротители поступать? Нельзя, нельзя медведя на базу! Товарищ Клюев, отнесите его в зоологический сад.

Дежурный командир только было протянул руку к телефонной трубке, чтобы позвонить в зоосад, как послышались твёрдые шаги и вахтенный краснофлотец доложил:

– Командир соединения, товарищ лейтенант!

В комнату вошёл статный, с седыми висками командир подводного соединения. Лейтенант скомандовал:

– Смирно!

Он приложил руку к козырьку и чётко отрапортовал старшему командиру о том, что на подводной базе всё обстоит благополучно.

Принимая рапорт, тоже с рукой у козырька, командир соединения вдруг удивлённо поднял брови и заглянул куда-то за спину дежурного. И было видно, что он делает большие усилия, чтобы не рассмеяться.

Окончив рапорт, дежурный поздоровался с командиром соединения за руку, оглянулся и ахнул. На табуретке стоял медвежонок. Он держал лапу под козырёк и косился на командира соединения. Медная пряжка на его косматом брюхе так и сияла…

С берега возвращались другие краснофлотцы. Они толпились в дверях, заглядывали в окна и давились от смеха. Первым не выдержал командир соединения. За ним засмеялись и дежурный и краснофлотцы, а Бачков даже вытирал слёзы от смеха.

– Что на табуретке стоит медвежонок, это ясно, – сказал командир соединения, – но я не пойму, о чём он рапортует.

– Разрешите ответить? – нашёлся Клюев. – Товарищ командир соединения, медвежонок Егорка рапортует о том, что с берега явился и просит разрешения идти на свою лодку.

– А с какой же лодки медвежонок Егорка? – засмеялся командир соединения, сразу поняв, куда клонит Клюев.

– С подводной лодки «Тигр»! – щёлкнул каблуками Клюев.

– Это нужно доказать.

– Слушаюсь! – весело ответил Клюев, расстегнул на медвежонке ремень и показал его командиру соединения.

– «Егорка. Черноморский флот. Подводная лодка «Тигр», – прочитал тот. – Всё правильно. Можете идти.

Клюев и Бачков не стали дожидаться второго разрешения, подхватили Егорку и помчались с ним в базовый лазарет.

– Товарищ главный врач! – заторопил фельдшера Клюев. – Требуется срочная помощь подводному медведю Егорке, пострадавшему в неравном бою.

Фельдшер отшатнулся.

– Вы с ума сошли, братцы! – замахал он руками. – Да как же я стану его йодом-то смазывать? Он меня сам так смажет, что для меня во всех аптеках йоду не хватит!

– Товарищ главный врач! – настаивал Клюев. – Егорка – культурный зверь и медицину уважает. Пожалуйста, скорей, не то он и вправду рассердится.

– Пусть не уважает, только не кусает, – сказал фельдшер, косясь на медвежонка и доставая пузырёк с йодом. – Это что ж такое – медведя лечить! А кто меня потом лечить будет?

Егорка стоял на табуретке смирно и просительно глядел на фельдшера умными коричневыми глазами. Фельдшер вздохнул:

– Ну, пропадай моя телега, все четыре колеса! Приступаю к осмотру пострадавшего. Только держите его крепче за все ноги, руки и хвосты.

Фельдшер нашёл первую царапину и, закрыв глаза, вылил на неё крепкий йод.

Егорка задрожал мелкой дрожью, но стерпел.

А в это время на камбузе подводной базы кок Остапенко приготавливал к ужину рыбу. Он работал, напевая себе под нос и любовно поглядывая на свою скрипку. Кок только что вернулся с концерта московского скрипача, и музыкальное его сердце было полно прекрасными мотивами. Кок тоже хотел было взяться за смычок, но взялся за нож. Остапенко сначала был коком, а потом уж музыкантом.

Но он никак не мог отделаться от одного мотива, неосторожно махнул ножом и ударил себя по пальцу.

Хлынула кровь. Зажав палец фартуком, кок побежал к фельдшеру.

Когда кок явился в лазарет, фельдшер уже кончил перевязку. Некоторые раны оказались пустячными и были смазаны йодом, а две лапы и голову пришлось перевязать.

Егорка терпеливо выдержал всё, он лишь жался к Клюеву, тихонько повизгивал, и в глазах у него было мокро.

Но, как только в лазарет вбежал в своём поварском одеянии кок Остапенко, Егорка опрометью соскочил с табуретки и, ковыляя на трёх лапах, бросился на опешившего кока.

Боясь дохнуть и сказать слово, Остапенко, закусив губу, не без опасения смотрел на медвежонка. Тот ходил вокруг кока, работая носом и урча всё громче и громче.

– Скажите, пожалуйста, – пролепетал кок, – скажите, пожалуйста, товарищ фельдшер, или вы, товарищ Клюев, что этому товарищу медведю… Тьфу! Одним словом, что от меня косолапому нужно? Я, между прочим…

– А вы уж не земляк ли будете медвежонку, товарищ Остапенко? – фыркнул фельдшер. – Он Архангельского района, а вы какого?

Тут Егорка вдруг радостно заурчал и навалился на кока.

– Ой! – вскричал кок. – Я, между прочим… я, между прочим…

Но Егорка уже оставил кока и никакими районами не интересовался. Мотая головой, словно досадуя на себя, он отошёл от Остапенко и лёг в уголок спиной к людям.

Фельдшер рассказывал потом, что Егорка при этом так горестно вздохнул, как может вздохнуть только человек.

И никто из подводников не мог, конечно, знать, что фельдшер был почти прав. Егорка принял кока Остапенко за кока Наливайко и понял, что ошибся.

Зато с этой минуты Остапенко получил от подводников новую фамилию: Между Прочим.

Жили-были

На подводной базе жили-были мудрый козёл Иван Кузьмич и учёная собачка Фордик.

Фордик был на воспитании у команды подводной лодки «Акула», а козёл – гордый, самостоятельный зверь – ничьему воспитанию не поддавался.

Тогда и Фордик сбежал от воспитателей и связался с козлом неразрывной дружбой.

У козла была красивая борода, но потом её сбрили, и, наверно, поэтому он был всегда в мрачном и подозрительном настроении.

Бороду козлу Между Прочим брил каждый выходной день. Брил и приговаривал:

– У нас на флоте небритому да лохматому жить не положено. Вас бритва не беспокоит, Иван Кузьмич?

Для особого шика и чтобы все знали, что это подводный козёл, рога и копыта Ивану Кузьмичу красили ярко-зелёной краской.

Неразговорчивым, цветистым и бритым ходил козёл по базе и наблюдал за порядком. Фордик семенил рядом и лаял на ворон – тоже, наверно, для порядка.

Секунда в секунду по обеденному сигналу козёл и Фордик являлись к столовой. Они знали, что даром им полакомиться не придётся, что для этого нужно поработать.

Иван Кузьмич, поднявшись на задние ноги, начинал блеять и крутиться на одном месте. Это означало, что он танцует польку «Прощай, бабушка».

Фордик тоже становился в позу и готов был сдать любые испытания по арифметике.

– Фордик! – кричали ему краснофлотцы из столовой. – Сколько тебе дать кусочков мяса? Один или лучше три?

И Фордик отчётливо лаял три раза.

Однажды Фордик пропал. Иван Кузьмич ходил по базе, заглядывал в глаза людям и блеял:

«Где-е-е?»

Фордик не появился и к вечеру. Тогда Иван Кузьмич, отказавшись от ужина, упёрся в стенку рогами и простоял так до утра.

Утром Фордик нашёлся. Краснофлотцы «Акулы» брали его с собой в море. Фордик погружался на дно.

Но в море он скулил и, поджимая тоненькие лапки, плакал по-собачьи.

Лишь только «Акула» стала приближаться к базе, Фордик не вытерпел, спрыгнул в воду и поплыл к молу самостоятельно.

Нежный, хлипкий и трусливый Фордик испугался морских просторов, глубокого моря и рёва дизелей подводного корабля. Слабеньким и трусливым на подводном флоте делать нечего.

Иван Кузьмич очень обрадовался Фордику и, хотя до обеда было ещё далеко, принялся танцевать польку.

Потом козёл и Фордик залезли под старую шлюпку, и там Фордик, наверно, рассказывал козлу о море.

Ивана Кузьмича на лодку не брали. Попроситься же самому козлу не позволяла его гордость, а то бы пощипал Иван Кузьмич капустку на морском дне…

Впрочем, Ивану Кузьмичу и на берегу было немало хлопот. Козёл любил стоять у ворот около часового и следить, чтобы посторонние люди не проходили на базу без пропуска.

Вот с какими мудрецами должен был встретиться Егорка!

Шоколад вкуснее муравьёв

Вечером море густо пахнет прелыми водорослями и рыбой. Вечером хорошо посидеть у моря, поглядеть, как свободно и доверчиво катит оно зелёные волны к берегу, подумать о чём-нибудь таком же свободном, прекрасном и необъятном.

Человеку у моря всегда хорошо.

Вот пришёл с моря пароход, загремел якорной цепью, прошипел паром, прогудел басистой сиреной:

«Спа-а-а-ать хо-о-очу-у-у!»

Пятнистый краб – наверно, драчун, потому что одна клешня была у него оторвана напрочь – выполз на скользкий, гладкий камень. Злыми и смешными своими глазками – они у него держались, как на палочке, – краб посмотрел на мир, как будто сказал:

«Думаете, я боюсь чего? А ну выходи любой на левую один на один!»

Но тут Клюев бросил в море спичку, и она пшикнула. Краб боком-боком улизнул в море, и уж нельзя было отличить его от камня, хоть в микроскоп смотри.

Отдыхало море, отдыхали и люди. Подводники вышли на мол покурить, вспомнить прошедший трудный день, спеть песню, послушать двухрядку Клюева.

Отдыхали и корабли. Спасательное судно, величавый «Казбек» с удовольствием смотрел на свою большую стальную семью: подводные лодки пришвартовались по обоим его бортам.

Грозные орудия их были закрыты чехлами заботливой краснофлотской рукой. Боевые флаги шептались на лёгком ветерке. По гулким железным палубам шагали вахтенные с наганами у поясов.

В этот тихий вечер с Егоркиной лапы сняли повязку, и Клюев вывел его знакомиться с Иваном Кузьмичом и с Фордиком.

Медная пряжка на животе медвежонка сияла золотом. Егорка поздоровался с подводниками, приложив лапу к голове, и улёгся у ног Клюева.

Подводники стали хвалить медвежонка. Клюев сказал:

– Что ж вы, братцы, просто так хвалите?

Подводники принялись хвалить Егорку не просто так, а с сахаром и конфетами.

Прибежал с камбуза и Между Прочим. Он принёс такую горячую говяжью кость, что еле держал её в руке.

– Вот, между прочим, – сказал Между Прочим, – гостинец так гостинец! С пылу, с жару. Есть что покушать, есть чем поиграть! Кушай, Егорка!

– Что ты, товарищ Остапенко, даёшь малому медвежонку гостинец, которого и лев не разгрызёт, да ещё горячий, как раскалённое железо!

– Так я ж хотел как лучше, – смутился кок, – погорячей – повкусней!

– Лучше будет вот как, – усмехнулся Клюев и подал Егорке кусочек чего-то похожего на деревянную плиточку.

Егорка фыркнул было, потом нехотя пожевал и вдруг, забыв всякие приличия, так зачавкал, как чавкает молодой поросёнок, когда его первый раз подпустят к корыту с тюрей. Потом облизнулся, поднялся на лапы и стал просить добавки. Шоколад оказался вкуснее муравьев.

«Что ж, подводники – они тоже ничего!» – наверно, подумал медвежонок, уписывая шоколад.

Вдруг он обернулся и оскалил зубы. Шерсть у него встала дыбом и в глазах зажглись зелёные огоньки.

К подводникам, поджимая то одну, то другую тоненькую ножку, приближался Фордик.

В один миг припомнилась медвежонку собачья обида. Все зажившие царапины сразу заныли.

Не успел Клюев поймать Егорку за ремень, как медвежонок бросился на Фордика и погнал его к молу.

– Егорка, стоять смирно! – крикнул Клюев.

Но было уже поздно: Фордик разлетелся на своих ножках по каменному молу и сорвался вниз. Подняв лапу, Егорка смотрел на плывущего Фордика и негодующе рычал.

Фордик плыл, пофыркивая и подгребая к берегу. Вдруг он заскулил претоненьким, жалостным голоском и стал тонуть. Краб единственной своей клешнёй вцепился Фордику в ногу и тянул его в море.

Краснофлотцы с «Акулы» спустились к камням и вытащили дрожащего Фордика. Краб болтался на ноге собачки. Еле его подводники отцепили.

Очень рассердились краснофлотцы с «Акулы» за своего Фордика и подступили к Клюеву:

– Что ж это ты, дорогой товарищ, какого-то кашалота завёл? Из-за него порядочной собачке и погулять одной невозможно.

Клюев закурил свою трубочку с крышечкой, чтоб ветер табак не выдувал, и усмехнулся:

– Какая же она порядочная? Так себе, шарикоподшипник какой-то. Вертится, крутится…

– Ах, так? – обиделись краснофлотцы с «Акулы». – А у твоего кашалота только и всего, что пряжка на пузе блестит!

– Как так? – обиделся и Клюев. – Он под козырёк умеет!

– Это уж видели.

– Он команду «вольно» выполняет!

– А это неправда!

Клюев сунул Егорке в пасть кусок шоколада и приказал:

– Смирно!

Егорка взял под козырёк.

Клюев скомандовал:

– Вольно!

Егорка послушно опустил лапу, сел на мол и вдруг заворчал.

На другом краю мола стоял мрачный Иван Кузьмич.

Козёл медленно приближался, собираясь сбросить рогами в море это косматое незнакомое существо, которое явилось на базу без всякого пропуска.

С любопытством следили подводники, что произойдёт дальше.

Егорка сердито обернулся и, недолго готовясь, нанёс Ивану Кузьмичу крепкий удар лапой. Козёл не удержался и плюхнулся в море.

Поднялся фонтан брызг, и Иван Кузьмич пошёл на морское дно щипать капустку.

Еле вытащили его подводники за рога и за копыта. И все так хохотали, что тащили недружно, и козёл успел вдоволь наглотаться морской водички.

Стал он на молу, хлопает глазами с белыми ресницами и ничего не может понять.

– Да, – сказали подводники Клюеву, – прав ты! Умнее Егорки на свете зверя нет. Признаём медвежонка подводником!

– Стало быть, ему и шоколадный паёк полагается! – засмеялся Клюев.

– Опять ты прав! – сказали подводники и стали наперебой угощать Егорку шоколадом.

Фордик сразу учуял сладкое, но страх перед свирепым зверем приковывал его к молу.

– Не робей, Фордик! – позвал собачку Клюев. – Иди-ка сюда, А ты, Егорка, не смей больше обижать Фордика! Чуешь? У нас, брат, как живут? Один за всех, все за одного. Ешьте вместе, а деритесь порознь. Иван Кузьмич, иди-ка и ты сюда, глупая голова!

Фордик пересилил страх. Он подошёл к Егорке и лизнул его в нос. Медвежонок презрительно фыркнул, но собачонки не тронул. Тогда Фордик выбрал самый маленький кусочек шоколада и стал вежливо есть.

Увидел козёл эту печальную для него картину, зашипел и пошёл гордой походкой прочь.

Между Прочим, бегавший на камбуз за скрипкой, встретил козла и крикнул ему:

– Пойдём танцевать, Ваня?

Козёл даже не обернулся. Он залез под старую шлюпку и стал думать, как бы отомстить ненавистному медвежонку.

А на молу Клюев уж играл на своей двухрядке с колокольчиками и Между Прочим вторил весёлой музыке на своей скрипке.

Фордик крутился на задних лапках и тявкал. Этот лай прямо-таки разъедал козлиное сердце.

Долго ещё играли и смеялись на молу подводники. Когда же в клубе зажглись яркие огни, Клюев кончил играть и сказал друзьям:

– А знаете вы, товарищи, что такое «тайна трёх»? Гадайте – не разгадаете, а придёт время – сами узнаете. Товарищ кок, забирай Егорку и следуй за мной!

И они трое пошли в клуб: Клюев, Между Прочим и Егорка.