Текст книги "Особый район Китая, 1942-1945 гг."

Автор книги: Петр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

1942
Май

10 мая

Итак, мы в Ланьчжоу. После старта нашего ТБ-3 в Алма-Ате это четвертая ночевка на китайских аэродромах. Ночевали в Кульдже, Урумчи, Хами. Конечная цель перелета – город Яньань, куда я командирован Коминтерном и качестве его связного с одновременным исполнением обязанностей военного корреспондента ТАСС. С июля сорок первого года я военный.

От Ланьчжоу до Яньани по прямой чуть меньше шестисот километров, но наш курс – на северо-восток, к Великой китайской стене. Это главный ориентир последнего этапа перелета. От китайской стены направляемся в створ рек Лохэ и Яньшуй – притоков Хуанхэ, там – Яньань. Без этих «кривых» полета есть вероятность сбиться с трассы и оказаться над территориями, захваченными японцами.

11 мая

Полетный вес самолета значительно превышает допустимый. С аэродрома в Хами едва поднялись. Пыль огромным клубом встала над взлетно-посадочной полосой.

Летели в голубом ясном небе. Потом клочьями стал попадаться туман. Но за клочьями снова открывалось чистое небо, и мы точно выдерживали курс. А через полчаса вмазались в такой клок! Набрали высоту до предела – мгла, спустились – та же мгла. Лишь иногда в голубых размывах – смутные очертания горных вершин, расщелин, скал. И порой так близко – в каких-то 50–100 метрах!

Командир ворчал: «Откуда здесь в эту пору туманы? Сбесилась погодка!» Через четверть часа он повернул машину на 180°. По-прежнему летели вслепую. Через каждые две – три минуты командир требовал: «Пеленг, штурман!» [7]

Наконец, вынырнули из «молока».

Будь командир экипажа или штурман менее опытны, вряд ли я писал бы сейчас эти строки...

Узнав, что я без пяти минут летчик-истребитель, командир стал считать меня своим. До поступления в Институт востоковедения я почти три года учился в авиационном училище, допускался к самостоятельным вылетам. Болезнь не позволила стать летчиком, когда до выпуска оставались считаные недели...

Отсиделись на аэродроме в Хами до полудня и опять стартовали на Ланьчжоу. На сей раз благополучно: на трассе лишь дымка да рваные облачка.

Успел вызвать в Алма-Ату Марию (жена П. П. Владимирова. – Ред.). Не виделись с июля сорок первого года. На алма-атинском аэродроме встретились и простились. Она, вероятно, уже вернулась к сыновьям в Ленинск-Кузнецкий.

Не могу вообразить Николая (друг П. П. Владимирова. – Ред.) мертвым! Никак не могу! Эта весть потрясла! Утешает одно: смерть его в бою была быстрой. Николай отстреливался из горящего броневика. Другой снаряд разворотил броневик. Взрывная волна выбросила Николая на дорогу, и немцы расстреляли его в упор...

Теперь все это, как и многое другое, прошлое. Но какое трагическое прошлое! И это прошлое всегда с нами!

Второй час в полете. Ползем на самой малой скорости. Бомбовой отсек забит грузами. Салон тоже заставлен ящиками, контейнерами и железными бочками с бензином. В ящиках и контейнерах – оборудование и медикаменты для китайского госпиталя в Яньани, запасные части к радиостанции и новый движок. Радиостанция в Яньани дышит на ладан. Бензин – для движка, питающего радиостанцию. Две бочки на год. Тут запас на несколько лет. Неизвестно, когда сможет прилететь самолет. В случае нападения Японии на Советский Союз мы окажемся блокированными в горах Шэньси.

Мы – это я, Орлов, Риммар да наши товарищи в Яньани.

Орлов Андрей Яковлевич – щуплый, невысокого роста, наш будущий врач-хирург яньаньского госпиталя. До командировки в Яньань Андрей Яковлевич преподавал в Военно-медицинской академии им. Кирова.

Риммар Николай Николаевич, или просто Коля, – радист, подмога нашему яньаньскому радисту Долматову. [8]

Тревожит возможность встречи с японскими истребителями. Мы в радиусе их действия. Старый латаный-перелатанный ТБ-3 – какой он вояка против новых мощных японских истребителей! Правда, стрелок озабоченно осматривает ШКАС (авиационный пулемет калибра 7,62 мм. – Ред.), но мы практически беззащитны перед японцами. Перехватить нас ничего не стоит. И мы не летим, а подкрадываемся к Яньани на самой малой высоте.

Под крылом горы, горы!

Рассветное небо голубое и чистое-чистое!

Перебираю в памяти прошлые встречи с Чжу Дэ, Кан Шэном, Пэн Дэ-хуаем (в иной транскрипции – Пын Да-хуай. – Ред.).

Экипаж готовится к церемонии встречи на яньаньском аэродроме. Ребята напяливают шляпы, затягивают галстуки.

Под крылом стремительно несется земля – горы с плоскими вершинами, долины.

Штурман возится с полетной картой.

* * *

Продолжаю записи ночью уже в Яньани.

ТБ-3 приземлился в речной долине между склонами гор. Нас ждали Долматов, Алеев и китайские товарищи.

«Рад приветствовать дорогих советских друзей», – сказал Мао Цзэ-дун, пожимая мне руку. Он осведомился о моем здоровье, поздоровался с моими товарищами и экипажем. Потом заметил мне: «Я смогу принять вас в ближайшие дни. Возможно, завтра...»

Держался он просто, неторопливо задавал вопросы и, улыбаясь, внимательно выслушивал каждого из нас. Его одежда, как и остальных китайских товарищей, – темная хлопчатобумажная куртка и такие же штаны. На ногах тапочки, сплетенные из веревки. Эту одежду называют даньи. В отличие от даньи других партийных и военных работников, куртка и брюки Мао Цзэ-дуна изобиловали заплатами.

Некоторых китайских товарищей я уже знал: встречались в Ланьчжоу и Сиани. В своем большинстве это старая партийная гвардия, прошедшая через все испытания гражданской войны. Почти каждый из них был ранен, потерял близких или родных.

Кан Шэн обнял и поцеловал меня. Не скажу, чтобы я был в восторге. В бытность мою в Ланьчжоу он достаточно пакостил советским людям. Наши ребята сражались в небе [9] Китая, несли потери, причем японцы теряли вдвое, втрое больше людей и машин. Там, где появлялись советские истребители, японские бомбардировщики к пели не прорывались. А на земле сотрудники Кан Шэна шпионили за каждым советским человеком. Я так и не отрешился от впечатления, что под личиной этого ответственного работника скрывается враг китайских коммунистов. Кан Шэн осторожен, но дела его красноречивее всяких слов. Не сомневаюсь, рано или поздно китайские товарищи раскусят этого типа...

Поцелуй Кан Шэна – поцелуй Иуды. Однако я гость и не смею проявлять своих чувств. Пока Мао Цзэ-дун, закурив, беседовал с экипажем, Кан Шэн шипел мне на ухо: «Мы великие братья...» Восторженная улыбка не сходила с его губ.

Мао Цзэ-дун попрощался с нами и направился к автомобилю, за ним – парни с маузерами. Шофер запустил двитатель, и автомобиль, дребезжа, покатился. Это какой-то старый санитарный автомобиль не то английской, не то американской марки. Дюжие спины охранников скрыли Мао Цзэ-дуна...

Я познакомился с советской тассовской группой. Официальный переводчик – Алеев Борис Васильевич. Радист – Долматов Леонид Васильевич, или на китайский лад Ли Вэнь. Он тоже в даньи и щеголяет в веревочных тапочках. Не было среди встречающих Южина Игоря Васильевича. Он дежурил на радиостанции.

День выдался яркий, солнечный. Наш ТБ-3, опасаясь японской авиации, ушел из Яньани вскоре после разгрузки.

Все это пишу рядом с Долматовым в комнате, где помещается радиостанция. Сам Долматов отстукивает на «ключе» сообщение в Москву о нашем благополучном прибытии. Во дворе тарахтит бензиновый движок. Тут же знакомится с аппаратурой Риммар. За стеной Южин и Орлов накрывают праздничный стол. В комнате уютно горят свечи...

Будем жить в этом домике и мы, кроме Орлова, который поселится возле госпиталя. По словам Долматова, госпиталь – это ряд пещер, отрытых в лёссовом склоне горы.

Все возбуждены. Мы – прибытием в Яньань, а Южин, Долматов и Алеев – вестями из Советского Союза и письмами родных.

Обстановку в мире наши яньаньские старожилы представляют лучше нас. Превосходно налаженная Долматовым [10] радиостанция позволяет практически круглосуточно прослушивать эфир.

12 мая

1927 год ознаменовался установлением в городах жесточайшей гоминьдановской диктатуры. Однако крестьянские восстания продолжали лихорадить страну. КПК начала формировать базы на основе крестьянского движения.

Мао Цзэ-дун возглавил один из вооруженных отрядов, засевших впоследствии в горах Цзинганшань. Вскоре к нему присоединился отряд Чжу Дэ. Объединенные отряды получили наименование 4-го корпуса Красной армии. Командиром стал Чжу Дэ, политкомиссаром – Мао Цзэ-дун.

В январе 1929 года 4-й корпус пробился к городу Жуйцзинь. В провинции Цзянси стала функционировать Центральная революционная база.

Великий поход свел воедино Красную армию на северо-западе Китая в конце 1935 года. На территориях, занятых прежде войсками маршала Чжан Сюе-ляна и местных милитаристов, образовался Освобожденный район с центром в Яньани.

Тогда в Яньань прорвалось около 25 тысяч бойцов и командиров – это все, что уцелело в результате Великого похода. Потом еще подходили мелкие отряды.

Местные жители называют Яньань Фуши.

Мои записи в дневнике прервал визит Кан Шэна и его секретаря Сяо Ли. Пришлось спешно принимать гостей в столовой.

Информацию для своей корреспондентской работы: события в Китае, положение на китайских фронтах, взаимоотношения с Гоминьданом (ГМД), события в Особом районе, обстановка в Маньчжурии – мы будем официально получать от Кан Шэна или его сотрудников, как это и было до сих пор.

Кроме того, я должен информировать и консультировать Коминтерн – эта сторона моей деятельности предполагает встречи с Мао Цзэ-дуном, членами политбюро и другими ответственными работниками. Мой приезд согласован с руководством КПК.

Кан Шэн подробно расспрашивал о положении на советско-германском фронте, повторяя, как он желает нам скорой победы над немецкими фашистами.

Голос у Кан Шэна, или. как его еще называют, Кан Сина, – тонкий, шипящий. Кан Шэн говорит по-русски с акцентом, [11] не спрягая глаголов. У него бедный запас слов, но понимает по-русски хорошо.

Кан Шэн всегда улыбается. Кажется, улыбка навечно приклеилась к его тощему, желчному лицу. Когда он слушает, то на японский манер шумно втягивает в себя воздух, якобы радуясь речи собеседника. За годы, которые я его не видел, он не изменился, такой же нервный, жилистый. Ощущение, будто перед тобой деревянный человечек на пружинках.

Кан Шэн обрисовал положение Особого района, который включает в себя провинции Шэньси, Ганьсу, Нинся. На северо-западе район блокирован милитаристскими генералами братьями Ма, которые фактически никому не подчиняются и ведут оживленную торговлю с японцами. От этих генералов можно ожидать любой подлости. У них под ружьем многочисленные воинские соединения.

Со стороны провинции Шэньси Особый район обложен войсками милитаристского маршала Ян Си-шаня, формально подчиненного центральному правительству в Чунцине. Сей воитель прославился тем, что собрал с провинции налог на 32 года вперед: совершенно новый вид мародерства. А далее везде, где японцы не соприкасаются с частями 8-й НРА, Особый район плотно блокируют гоминьдановские дивизии. Кан Шэн заявил, что «Чан Кай-ши плюет на единый фронт и ищет только повода для нападения».

Обстановка вокруг Особого района и в самом районе чрезвычайно сложная.

* * *

Я прикован к дому. В любой момент может последовать приглашение от Мао Цзэ-дуна.

После обеда продолжаю запись. Ознакомился с хозяйством. Наш дом примостился на горушке – отроге обширной столообразной горы. Внизу долина рек Сяошуй и Яньшуй. По сторонам долины – плоские горы, поросшие кустарником и деревцами. Долина и подошвы гор испещрены зелеными квадратиками посевов. Деревьев в долине мало, только сбоку от нас и ниже – помещичья усадьба с пышным персиковым садом. В саду несколько домов. Здесь размещается аппарат Кан Шэна, так называемая служба информации. Это место называется Цзаоюань.

Домик наш из светло-серого кирпича с окнами, заклеенными бумагой. Сами окна точь-в-точь пчелиные соты. И каждая сота заклеена бумагой. Лишь в комнате, где устроена [12] радиостанция, один из оконных квадратиков застеклен, чтобы наблюдать за двором. В комнатах по печи того же светло-серого кирпича. Зимой печки топятся углем. Комнаты оштукатурены и выбелены. Полы деревянные, некрашеные, струганые. Дом за типичным среднеазиатским дуваном. Возле домика кухонька, но до основной кухни метров триста от дома. За этой кухней небольшое плато, там конюшня. Здесь передвигаются на лошадях, мулах, ослах.

За конюшней – крутой подъем, метров на двести. Там пещеры, в которых резервная радиостанция с антенной, выведенной на вершину горы, а кроме того, бочки с бензином, запасное оборудование. [13]

С другой стороны дома – отвесный обрыв.

Хозяйством распоряжается старик Чэн – пожилой дальневосточный китаец. Ои сносно изъясняется по-русски. Ему пособляют два паренька. Стряпает китайский повар. Все они у нас на жалованье.

Повар готовит грязно и неряшливо. К нам его определил Кан Шэн.

Перед обедом, после осмотра пещер с нашим запасным имуществом, я поднялся на вершину горы. Местность, насколько хватает глаз, – унылое лёссовое нагорье. Одна за другой плоские плешивые горы песчаного цвета с зелеными островками кустарников.

Высота местности над уровнем моря 800–1200 метров. С непривычки задыхаешься, когда идешь в гору.

* * *

Эту запись делаю уже далеко за полночь.

Вечером меня, Орлова, Риммара и Алеева пригласили к Мао Цзэ-дуну. Он принял нас в своей пещере, отрытой в узеньком ущелье подле речки, но гораздо выше ее уровня. Сейчас, не в сезон дождей, речка смахивает на захудалый ручей – ее переходят по камням. Местечко, где отрыта пещера Мао Цзэ-дуна, рядом с городом и называется Яньцзялин. Пещера и подступы к ней под охраной рослых маузеристов.

С Мао Цзэ-дуном были Кан Шэн и члены политбюро. После обычного обмена любезностями Мао Цзэ-дун без обиняков приступил к выяснению положения на советско-германском фронте. Его особенно интересовала прочность нашего фронта. Мы постарались ответить на все вопросы. Мао Цзэ-дун заявил нам, что КПК верна пролетарскому интернационализму, политике единого антияпонского фронта и лояльно сотрудничает с Гоминьданом.

– Учение Сунь Ят-сена выражается в трех принципах: национальная независимость, демократические свободы, народное благосостояние, – поучающе заметил Мао Цзэ-дун. – Все эти принципы отца китайской революции – священная часть нашей партийной программы...

Он рассеянно порылся в карманах куртки, достал смятую пачку сигарет. Не спеша закурил. Сигареты – американские «Честерфилд».

– Главное – поддержка народа, – сказал Мао Цзэ-дун. – С врагами можно воевать и без техники – палками и камнями. Следует лишь заручиться поддержкой масс. [14]

Поэтому мы должны бороться за улучшение экономического положения масс, иначе народ нас не поддержит.

Жилище Мао Цзэ-дуна – это две смежные пещеры, добротно обшитые тёсом. В глубине пещеры – письменный стол. На столе несколько книг, кипа бумаг, свечи. Пол выложен кирпичом. Мао Цзэ-дун сутуловат, глаза окружены морщинками, говорит на грубоватом хунаньском диалекте. В нем чувствуется деревенская натура.

Официальная часть приема закончилась обещаниями Мао Цзэ-дуна всячески содействовать нашей работе, похвалами мудрости товарища Сталина и коминтерновскому руководству.

Член политбюро и секретариата ЦК КПК Жэнь Би-ши – невысок, у него слабенький голос и добродушное лицо с усиками. Ему около сорока лет.

Член политбюро ЦК КПК Ван Цзя-сян – выше среднего роста, худ. Цвет волос, как и у Мао Цзэ-дуна, более светлый, чем обычно у китайцев.

Когда стемнело, охранники запалили свечи. На стенах замелькали уродливые тени.

Мао Цзэ-дуну подали бутылку голландского джина. Нас угостили ханжой (гаоляновый самогон). Мао Цзэ-дун обошел нас, снова любезно интересуясь здоровьем. Он в том же поношенном даньи, в руках кружка с джином. Прихлебывая джин и закусывая земляными орешками, он подробно расспрашивал о здоровье Сталина и Димитрова.

Мао Цзэ-дун познакомил нас со своей женой. Цзян Цин тоненькая, подвижная, с умными карими глазами, рядом со своим мужем совсем хрупкая. Она очень нежна с ним, старается ему угодить.

Между тем Кан Шэн стал рассказывать, как в Яньани не удались покушения на Мао Цзэ-дуна. Оказывается, стоило Мао Цзэ-дуну взглянуть на злоумышленника, как тот сам добровольно во всем признавался. Отмечено три подобных случая...

Мао Цзэ-дун молчаливо внимал рассказу Кан Шэна.

От выпитого джина Мао Цзэ-дун раскраснелся, лицо увлажнилось потом. Однако выдержка его не покинула: все то же сознание собственного достоинства.

Курит Мао Цзэ-дун почти непрерывно. Впрочем, здесь курят и выпивают изрядно. Сам убедился. Ханжа уже ударила в голову, а хозяева все потчевали нас и себя не обижали. Только Жэнь Би-ши составил исключение. Он нудновато жаловался Орлову на свое здоровье. [15]

Потом Цзян Цин завела патефон. Пластинка за пластинкой звучали отрывки из старинных китайских опер.

Мао Цзэ-дун притих в шезлонге, затягиваясь дымом и небрежно стряхивая пепел на пол. Мы поняли это как сигнал об окончании приема. Дружно поднялись и распрощались с хозяевами. Мао Цзэ-дун проводил нас до выхода. Пожимая мне руку, он несколько раз повторил, что рад нашему приезду, ценит деятельность и заботу Коминтерна и товарища Сталина и окажет нам помощь в работе. Кан Шэп шумно втягивал в себя воздух сквозь зубы и улыбался...

* * *

Шелестит листвой единственное высокое дерево во дворе. Подрагивает пламя свечи. В радиорубке слушает приемник Южин. Вот он чиркает спичкой и закуривает.

И все вокруг: и свеча, и окна, заклеенные бумагой, и вой шакалов в горах – кажется нереальностью. Всего несколько недель назад я шагал по Москве.

13 мая

Южин шутливо дергает Орлова за куртку и спрашивает: «Эх, где ваш костюм в полосочку, Андрей Яковлевич?»

Теперь я, Орлов, Риммар ничем не отличаемся от местных жителей и наших старожилов. Мы тоже в даньи и в веревочных тапочках. Зато никто не обращает на нас внимания, а то я уже несколько раз слышал, как прохожие называли меня «заморским дьяволом».

Кан Шэн, которому я с утра нанес визит, долго втягивал в себя сквозь зубы воздух: наша «китаизация» ему явно по душе.

* * *

Утром меня ослепило яркое и обильное солнце. Такое солнце только в горах.

Расплавленный край диска едва выглянул из-за вершины. В долине еще покоились ночные тени. Синели утесы, окутанные дымкой. Надо видеть этот стремительный и яростный рассвет в горах!

Складки гор, где круто, где полого ниспадают в долину. Долина сплошь зеленеет посевами. Сами горы напоминают гигантских прикорнувших зверей.

Сяошуй – узенькая мелководная речка от двух до семи метров шириной. В долине Сяошуй впадает в Яньшуй.

Яньшуй – быстрая горная река до 50 метров шириной. Кое-где образует заводи, крохотные водопадики. [16]

Истоки Яньшуй – на восточных отрогах гор Байгошань. Юго-восточнее Яньани она впадает в Хуанхэ.

В речках стирают белье и сушат тут же рядом на камнях. Солнце жаркое, через несколько минут белье сухое.

В лёссовых склонах гор сотни пещер – жилища студентов, бывших горожан, военных и партийных работников. Крестьянское население округи тоже отчасти обитает в лёссовых пещерах. С позволения хозяина заглянул в одну из них. Во всю длину пещеры – кан, который зимой и в холодные дни нагревается дымоходом от очага. Рядом с пещерой носились чем-то напуганные свиньи. Они черны, худы и проворны, как собаки. Их отвислые чрева едва не тащатся по земле.

Почвы – желтый лёсс, мягкий, как пудра. На дорогах и тропинках лёсс довольно плотен.

Мальчиков и молодых людей, исполняющих обязанности рассыльных, вестовых, официантов в харчевнях и т. п., здесь называют сяо гуй (дословный перевод – чертенок).

* * *

Помимо информации из ведомства Кан Шэна, поездок на фронты, встреч с руководителями КПК и простыми китайцами, у нас есть возможность слушать приемник. Радиопередачи из Японии, Англии и США четко прослушиваются в ночное время. Чунцинские передачи лучше всего принимаются вечером. До Чунцина 850 километров.

У нашей группы двусторонняя связь с Москвой. Связь обычно надежна глубокой ночью и ярким днем, но благодаря искусству Долматова она практически поддерживается круглосуточно, кроме июля, когда из-за ионосферных изменений с 12 до 17 часов связь прерывается.

Кроме питания от движка, предусмотрено резервное аккумуляторное питание. Это, главным образом, на случай эвакуации при прорыве японцев.

Километрах в десяти от нашего дома – китайский радиоцентр, которым распоряжается Бо Гу. Он же возглавляет редакцию «Цзефан жибао», телеграфное агентство Синьхуа и вообще все печатные органы.

У ЦК КПК своя радиостанция. С 1936 года Яньань имеет постоянную связь с руководящими органами Коминтерна.

Бо Гу (Цинь Бан-сянь) – член политбюро ЦК КПК. С сентября 1931 года по январь 1935 года возглавлял Временный ЦК КПК. После совещания в Цзуньи с января 1935 года ЦК КПК возглавляет Мао Цзэ-дун. [17]

14 мая

Яньани как города, собственно, нет – только руины. Среди руин – ровненькие улочки, очищенные от щебня. Японцы разбомбили Яньань в 1940 году. Сохранились лишь городская стена и несколько домов. Один из них – солидный каменный дом – банк Особого района. Председатель правления банка – Ли Фу-чунь. В обороте банкноты – бяньби, красненькие бумажки, похожие на игральные карты.

Ли Фу-чунь – член ЦК КПК, ведает хозяйственными и финансовыми делами Особого района.

Линь Бо-цюй – председатель правительства Особого района: провинций Шэньси, Ганьсу и Нинся. Вежливо-добродушный пожилой человек.

Кое-кто еще ютится в городе, сложив в развалинах сараюшки, но в основном город заброшен. За Южными воротами жители отрыли сотни пещер. В самой долине – лавчонки, хибарки и новый рынок – Синьшичан.

Городская стена высотой около 8 метров и шириной до полутора метров. В расщелинах и выбоинах зубчатой стены гнездятся ласточки. Городские ворота в традиционно китайском стиле, наиболее привлекательные – Южные.

В окрестностях Яньани почти нет прежних городских жителей. Население в основном из пришлых.

Город Яньань административно входит в провинцию Шэньси. Провинция делится хребтом Циньлин на две различные по климату части. Сам хребет трудно преодолим (высота до двух километров). Всего несколько перевалов соединяют северную и южную части Шэньси. До войны население провинции составляло около 9 миллионов человек. Северная часть Шэньси – лёссовое нагорье, изрезанное долинами рек – притоков Хуанхэ.

Хребет Циньлин – водораздел притоков Хуанхэ и Янцзы.

Климат северной части провинции – резко континентальный, южной части – почти субтропический.

На севере провинции – горы Люпань.

Административный центр провинции – Сиань, где я бывал не единожды. Сиань – скрещение дорог из Центрального Китая в Среднюю Азию, из Северного Китая в юго-западные провинции, в прошлом столица наиболее знаменитых императорских династий: Цзинь, Суй, Цинь, [18] Чжоу... Старинное название Сиани – Чаньань. Число жителей в Сиани – свыше миллиона человек.

Провинция Ганьсу – огромное плоскогорье, понижающееся с запада на восток, изрезанное горными хребтами. Административный центр провинции – Ланьчжоу, население которого до войны приближалось к 200 000 жителей.

В Ганьсу река Хуанхэ стремительно несется среди отвесных скал и гор.

Провинции Особого района, а также провинция Шэньси – центры древней китайской цивилизации.

* * *

Главная задача Китая – объединенный отпор японской агрессии. Отчасти задача была решена в сентябре 1937 года созданием единого антияпонского фронта. Согласно договору между КПК и ГМД – двумя основными политическими силами Китая – были созданы вооруженные силы под общим командованием главы центрального правительства Чан Кай-ши.

Красная армия в составе общенациональных вооруженных сил получила название 8-й Национально-Революционной Армии (8-я НРА). Позднее из коммунистических частей была сформирована и 4-я НРА.

Самая населенная страна в мире стала добычей японцев не столько из-за своей экономической отсталости, сколько в результате раздробленности национальных сил. Есть центральное правительство в Чунцине, сформированное Гоминьданом – пока еще самой влиятельной и многочисленной политической организацией. Есть ряд советских Освобожденных районов под управлением коммунистов. Но в то же время огромные районы Китая контролируются милитаристскими кликами и марионеточным нанкинским правительством Ван Цзин-вэя, сколоченным японцами в противовес чунцинскому.

* * *

До соединения в Шэньси основных вооруженных сил КПК в 1935 году там уже существовал советский район, возглавляемый коммунистами Лю Чжи-данем и Гао Ганом.

Лю Чжи-дань погиб в 1936 году в бою с гоминьдановцами.

Сейчас Гао Ган – ответственный секретарь Северо-Западного бюро ЦК КПК; одновременно партией ему поручено и разрешение сложных национальных вопросов в Особом районе. [19]

В Китае свыше 50 некитайских национальностей численностью в несколько десятков миллионов человек. Это делает особенно важной национальную политику КПК.

Веками в провинциях Особого района происходили кровавые столкновения различных национальных и религиозных групп. С незапамятных времен мусульмане расселялись из Синьцзяна. Путь к расселению лежал через Ганьсу. Мусульмане ассимилировались с китайцами. И эта ассимилированная часть населения издавна прозывается дунганами, или иначе – китайскими мусульманами. Их число во всем Китае до войны составляло около восьми миллионов, в Шэньси – свыше миллиона. Немало в провинциях Особого района и монголов. Особенно в Нинся, где они составляют большинство населения. В Ганьсу проживают и тибетцы.

По рассказам Южина, между китайцами и дунганами до последнего времени затевались вооруженные стычки. И те и другие проявляли крайнюю жестокость.

У Гао Гана богатый опыт и знание национально-религиозного быта различных этнических групп и их взаимоотношений. После 1935 года он практически сумел свести на нет националистическую и религиозную рознь в провинциях Особого района. В этом его несомненная заслуга перед КПК.

* * *

В Японии дополнительная мобилизация. Только в марте группировка японских войск в Маньчжурии увеличилась на три дивизии. В апреле в Маньчжурию непрерывно следовали японские маршевые команды.

Вот одна из самых крупных последних внешнеполитических акций центрального правительства.

В марте глава правительства Чан Кай-ши посетил Индию.

Визит, безусловно, связан с исключительным значением коммуникации Индия – Китай, по которой следуют военные грузы для китайских войск. За овладение этим сухопутным путем японцы ожесточенно дерутся. В Бирме и Юньнани (китайская провинция) кровавые бои.

21 марта визит завершился.

Чан Кай-ши и Неру сделали совместное заявление:

– индийский и китайский народы будут прилагать все усилия во имя свободы человечества;

– народы Индии и Китая – это половина населения земного шара; [20]

– история культурных и экономических отношений двух народов имеет двухтысячелетнюю давность; между ними никогда не было военных столкновений; подобных мирных межгосударственных отношений не знает история никаких других государств;

– мир под угрозой свирепого фашистского насилия, против которого должны еще теснее сплотиться наши народы; мы должны плечом к плечу бороться в едином антиимпериалистическом порыве – это главное условие для достижения мира во всем мире и ради этого благородного дела наши народы готовы пойти на любые жертвы.

Чан Кай-ши на пресс-конференции выразил надежду, что в конце концов Англия предоставит Индии не мнимые, а действительные политические права.

Визит Чан Кай-ши вызван, прежде всего, заботами об обеспечении безопасности коммуникации Индия – Китай.

Со стороны океана приморские провинции Китая практически захвачены, здесь в морях господствуют японский флот и авиация. С севера страна почти полностью блокирована оккупантами. Остается узенькая ниточка связи через Бирму. Промышленные арсеналы Китая захвачены или разгромлены японцами. Все надежды на поступление боеприпасов и вооружения связаны с этой дорогой.

Данной теме посвящены многие радиопередачи.

Токио считает экономическую блокаду Китая свершившимся фактом и предрекает поражение в ближайшие месяцы.

Большинство радиостанций сообщает о перехвате японцами коммуникации Индия – Китай.

В этих условиях для сопротивления китайского народа определенное значение имеет воздушный мост СССР – Китай (через Синьцзян), по которому осуществляются военные поставки, согласно договору 1937 года.

Особое значение приобретает сплоченность китайского народа! Единство антияпонского фронта – первейшая политическая задача. Антияпонский блок предполагает объединение всех общественных сил (Компартия, Гоминьдан, Демократическая лига Китая и другие патриотические группировки).

15 мая

Зимой в Яньани развернулась широкая кампания за «исправление стилей работы», или, как ее еще иначе называют, «борьба за упорядочение трех стилей», то есть партийного стиля, стиля в образовании и литературного стиля. [21]

Уже в этом месяце Мао Цзэ-дун несколько раз выступал на различных совещаниях по вопросам литературы и искусства. Вся эта кампания, похоже, началась его выступлениями в феврале.

Японцы захватили города Ланьцзы, Цзиньхуа и успешно развертывают боевые действия.

Ожесточенные бои в долине реки Салуин. Японцы намереваются перехватить все сухопутные пути снабжения Китая из Индии.

* * *

Я должен полностью рассеять всякую настороженность к деятельности нашей корреспондентской группы. По рассказам Южина и Алеева, она существует и особенно со стороны аппарата Кан Шэна.

Южин, Долматов и Алеев рассказывали о фактах недружественного, а порой и враждебного отношения ряда партийных работников КПК к советским людям. Что до Кан Шэна, то он зачастую подсовывает некачественную и скудную информацию о событиях в Китае. О внутрипартийной жизни КПК вообще ничего неизвестно. Более того, от нас ее тщательно утаивают...

16 мая

Весь март – апрель японцы стягивали свои войска к границе с СССР на Приханкайском, Пограничненском и Ханьчуньском направлениях (Приморский район). Из района Южных морей в Маньчжурию перебрасывались авиационные части, особенно энергично организуются японские войска на Приморском направлении. Средства ПВО в Маньчжурии приведены в боевую готовность. Жители пограничных районов спешно эвакуируются в глубь Маньчжурии.

Я недурно владею китайским. Несколько лет работы в Китае – отличная языковая практика. Но порой мне трудно понять разговорную речь. Китайский язык изобилует диалектами. Утешаюсь тем, что даже китайцы из разных местностей весьма часто вовсе не разумеют друг друга или весьма приблизительно.

Снова ночь, снова подрагивает пламя свечи, и в окне шуршит надорванная бумага, и повизгивает во сне под окном наша собака Машка.