Текст книги "Эхо вторжения (СИ)"
Автор книги: Петр Моршанцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)
6
Мое дело сказать правду, а не заставлять верить в нее.
Ж.-Ж. Руссо
Николай услышал звонок в дверь, и хотя знал, чьего визита он удостоился, все же почувствовал чувство некоторого волнения. Не каждый день на дому тебя посещают генерал-майоры, да еще в то же время работники комитета государственной безопасности. Но страха Николай не испытывал. После всего случившегося нужно было что-то посущественнее, более неординарное, чем лицезрение кагэбиста, пусть даже и высокого ранга.
Но открыл он дверь уже вполне в спокойном состоянии духа. Первой в квартиру впорхнула Вероника и к удивлению Николая, совершенно не заботясь о реакции присутствующих мужчин, вдруг со всей своей непосредственностью повисла на шее Николая и чмокнула его в щеку.
– Поздравляю с победой! Наверное, кроме меня, вас еще никто и не поздравлял?
– Ну почему же! Мы друг друга не только поздравили, но даже это дело чуть «спрыснули» шампанским! А остальные, действительно…. Поздравить не догадались. Зато один человек захотел даже посадить нас в тюрьму! – Ответил Николай и искоса поглядел на Букограя.
– Кхе-кхе! – Кашлянул тот, входя в квартиру. Ему пришлось склонить голову, что бы не задеть притолоку двери. Это у него уже вошло в привычку, на уровне безусловного рефлекса. Но не выпускались отечественной промышленностью квартирные двери, которые были бы под стать Михаилу Ефремовичу. «Экий громила! – Подумал Николай, разглядывая плотную широкоплечую фигуру гостя. – Настоящий богатырь!»
– Извините за вторжение и позвольте представиться! Михаил Ефремович Букограй!
– Не буду лукавить, что мне очень приятно! Я бы предпочел, чтобы знакомство наше произошло несколько в другой ситуации! Но все равно, прошу, проходите! Нам необходимо как-то распутать клубок недоразумений, которые как слышно по городу, вырос размером уже с Собор Парижской Богоматери. – Николай сам удивлялся себе, той лихостью, с какой он начал разговор. Еще совсем недавно он не совсем знал бы, как вести себя с представителем самой страшной службы государства. Наверное, потому, что, несмотря, ни на что, Букограй ему понравился.
– Вот поэтому-то я и здесь! – Вздохнул Букограй. – Хотелось бы знать правду, а не воевать с тенью!
– А вы уверены, что вам нужна вся правда? Мне еще и самому не все ясно из того, что я уже знаю! – Теперь уже вздохнул Николай.
– Вот давайте и попробуем вместе разобраться! Хорошо? – Чуть хитровато улыбнувшись, сказал Букограй.
– Ну, что же! Давайте попробуем! Что будем пить! Чай? Кофе?
– Это несущественно! Давайте то, что у вас имеется! За столом, действительно, как-то удобнее беседовать. – И сообразив, что фраза получилась двусмысленной, добавил: «Не подумайте, что это в смысле допроса, просто у меня имеется дурная привычка мрачновато шутить!»
– Я понял, как у товарища Сталина! – Усмехнулся Николай.
Букограй, понимающе усмехнулся и еще раз окинул взглядом худощавую фигуру Николая и его внимательный ясный взгляд. Про себя он отметил, что в глазах проблескивало что-то неординарное. – Вероника, не поможешь хозяину?
– Конечно отец! У него тут прямо каждая вещь говорит, что к ней бог знает, с каких пор не притрагивалась женская рука! – Высказалась Вероника, привставая с дивана. – Николай! Покажите, где у вас кухня!
Время, затраченное на приготовление кофе, послужило своеобразной паузой в серьезном разговоре, и в психологическом смысле сыграло свою положительную роль, сняв первоначальное невольное напряжение. Когда они втроем расселись за журнальным столиком, который Вероника вполне изысканно оформила, хотя на нем находились только кофейник, три чашки и ваза с печеньем, у присутствующих уже создалось впечатление, что познакомились они не только что, а, по крайней мере, днем раньше. А с Вероникой тем более, Николай встречался уже в третий раз, в отношении ее все было гораздо проще. Уж она-то казалась теперь совсем старой знакомой.
– Позвольте для начала, Николай, поинтересоваться, на самом ли деле «летаю-щая тарелка» наводнила город своими, так сказать, «агентами»? – Спросил Букограй, отпив глоток кофе.
– На этот вопрос я могу ответить достаточно категорично! Никаких враже-ских инопланетных инсургентов в городе не существует! Их нет, и никогда не было! Не могу понять, в какой больной голове могла родиться такая идея! – Ответил Николай, а сам подумал, что сканировали же пришельцы генетические данные и психоматрицы своих жертв, для какой-то цели это делалось? Возможно идея не такая уж и бредовая? Просто их намерения, какими бы они ни были, нам удалось пресечь раньше, чем они смогли развернуться во всей своей красе? Вместе с этим никаких данных о таком проникновении в общество людей осуществлено не было. Возможно – это было бы следующим этапом? Но НАВИГАТОР об этом ему тоже пока не сообщал, или, может, и сообщал, да только эти сведения до сих пор в «бездонных глубинах позаимствованной памяти», но попыток таких не было, и в данном случае, отвечая Букограю, Николай нисколько не лгал.
– В таком случае, кого же на площади видел майор Словин? – Уточнил Буко-грай.
– Позвольте, я отвечу на этот вопрос несколько позже? То есть, я расскажу вам все по порядку и мы, в свое время дойдем и до этого! – Поставив, пустую чашку на столик, сказал Николай.
– Еще налить? – Хитровато улыбнувшись, спросила Вероника.
– Нет, спасибо! Не стоит! – Улыбнулся в ответ Николай. – Ну, приготовьтесь слушать!
Я вернулся из командировки на поезде в ночь начала «эпидемии». Где-то к утру добрался домой. Проспал буквально весь день и следующую ночь. А утром ко мне приехал мой знакомый милиционер и рассказал о «летающем блюдце», которое он заметил над центральной площадью. На его служебном мотоцикле мы немного покатались по городу, чтобы хотя бы что-нибудь понять!
– Так, значит это вас засек спутник! – Скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил Букограй.
– Возможно! Никого другого мы на улицах не видели! – Подтвердил Николай. – Потом вдруг, именно вдруг, наступила та самая «черная ночь». Именно сразу после этого мы заглянули к вашей дочери! – Николай чуть кивнул в сторону внимательно слушающей Вероники. – Перед этим, правда, нас чуть не «растопил» какой-то инопланетный агрегат, который мы условно обозвали «черепахой» из-за формы его очертаний, ибо скоростенка у него совсем не черепашья.
Чуть позже, мы угнали чьи-то «жигули», «ограбили» воинский склад, так как решили немного повоевать с «гостями незваными» – пришельцами. А в том, что в городе инопланетные пришельцы, мы после «тарелки» и «черепахи» уже не сомневались! Или, если уж придется помирать, так хоть по-человечески, с оружием в руках. Тем более, когда выяснилось, что находимся мы под непреодолимым «колпаком». Шансов освободиться у нас практически не было. Оставалась дилемма: победить или погибнуть! Если честно, выжить мы почти не надеялись! Были планы «тарелочку» уничтожить ПТУРами, но планы эти были очень хилые, как мы потом убедились, безнадежные. На самый крайний случай собирались пробраться внутрь инопланетного корабля и взорвать его управляющие центры, возможно даже и с собой…, вроде как японские летчики-смертники!
– «Камикадзе»! – Подтвердил свою эрудицию Букограй, серьезно качнув голо-вой.
– Именно! Но вдвоем, в этой ситуации, все равно, как и один. А «один в поле не воин»! Поэтому, через городской радиоузел мы попробовали позвать на помощь добровольцев. Оружия для этого вполне хватало. Пришло только около тридцати человек. Этот отряд, возглавил небезызвестный вам Дымогарев, который прибыл первым, словно на зов боевой трубы. Именно благодаря Дымогареву, в то время как он с этими добровольцами устроил настоящую битву с пришельцами, выползших в некотором количестве на улицы на каких-то круглых «вездеходах», мы смогли проникнуть внутрь «блюдца». Скажу только, что нам несказанно повезло. Мы не только не погибли, мы перехватили управление кораблем посредством инопланетного компьютера, который по-сути и руководил вторжением. При этом уничтожили нескольких находившихся при нем живых гуманоидов, а потом выдержали ментальную атаку самого мозга, который к тому же оказался почти разумным…. Таким образом, как говорится, власть переменилась. Мы остановили вторжение! Не скажу, что это досталось так уж легко! Пришлось изрядно попотеть! Ну а потом все уже пошло, можно сказать, по накатанной дороге, правда, признаюсь, действовали по интуиции, так сказать, на голом вдохновении.
Вот, пожалуй, и вся история. Хочу только отметить, что капитан-лейтенант Дымогарев со своими добровольцами, сыграли практически решающую роль в пресечении вторжения, так что ваш майор зря на него вызверился. То, что сделали они безо всяких натяжек можно назвать подвигом, и по-хорошему они заслуживают самых высоких правительственных наград. – Николай, чуть вздохнув, сам налил себе уже успевший остыть кофе, в горле от долгого рассказа пересохло.
Букограй чуть иронично улыбнулся и сказал:
– Возможно, все это так и было! Следов от боев по городу обнаружено достаточно, особенно возле странно исчезнувшего моста через реку Сокол. У меня осталось только три вопроса. Первый – что за женщина произносила речь, призывающую добровольцев на битву с агрессором, хотя, я немного догадываюсь сам, кто это был? Второй – где находится это, как вы его называете «блюдце»? И третий – куда подевались захваченные вами гуманоиды? И последнее – кто были те люди, покинувшие инопланетный аппарат, и почему вы не дождались нас? То есть правительственных войск? – перечислил свои вопросы Букограй.
– Вопросов, конечно, более трех, но я отвечу. Правда, несколько в другом по-рядке, чем они были вами заданы. По поводу женщины давайте считать, что ее просто не было! Не хочется, чтобы у нее были неприятности, которые, судя по всему, обязательно последуют, если принять во внимание, как развиваются события! – Сказал Николай.
– Вот как раз этого я обещать не могу. На радиоузле сохранилась магнитофон-ная лента с ее голосом, вычислить владельца по которой – вопрос техники и времени. Я и так уже догадываюсь, что это была прапорщик Виноградова, которая единственная оставалась в воинской части и по этой причине вы «уговорили» ее поделиться снаряжением!.. Я ее нисколько за этот поступок не осуждаю, но от моего мнения зависит далеко не все! Обещаю только, что приложу максимум усилий, чтобы она не пострадала!
– Хм!.. – Издал Николай недоверчивый возглас. – В любом случае учтите, что я вам ее в обиду не дам! – Он проигнорировал удивленный взгляд Букограя и не менее удивленный взгляд Вероники, в котором промелькнули искорки своеобразной ревности и, не вдаваясь в подробности, продолжил:
– Мы обнаружили, что индивидуальные разумы погибших людей перед самой гибелью, а возможно непосредственно в процессе, сканировались и теперь в латентном состоянии находятся в блоках памяти инопланетного компьютера. В чреве блюдца находились также клонированные тела существ идентичных человеку. Именно тела, или точнее – заготовки тел! Без разумов! И мы осмелились это использовать. Техника пришельцев позволяет вложить в эти тела любой разум, перед этим перестроив само тело под конкретного индивидуума. Эти «человеческие заготовки» мы оживили, вложив в них личности погибших ранее людей! То есть, восполнили убыль населения города хотя бы на то мизерное количество, которое было возможно. Таким образом, можно «воскресить» и остальных, было бы нужное количество «заготовок». В результате получились люди, а не мифические «инсургенты»!
Букограй, на лице, которого, обычно было трудно прочесть признаки эмоций, так как он всегда умел держать себя в руках, на этот раз было написано почти не скрываемое откровенное изумление. Еще большее изумление, но уже с примесью восторга отражало лицо Вероники. Ей – будущему генетику, все сказанное Николаем, казалось, чуть ли не божественным откровением.
– Да как же вы на это решились?! – Со смесью изумления и негодования вос-кликнул Букограй. – Вы хотя бы чуть подумали, что творите? Подумали о последст-виях?
– Чуть подумали! – Со спокойным видом ответил Николай. – Альтернативой было бы устроить бойню в автоклавах биологического отсека! Мы не мясники и не палачи, и когда появляется возможность, стараемся жизнь сохранить, а не уничтожить! И так совесть гложет оттого, что все трое захваченных гуманоидов умерли в камере, куда мы их заключили, как у вас принято выражаться, «до выяснения»! Мы, по-незнанию, лишили их кое-какого оборудования, которое могло послужить оружием, и тем самым лишили их жизни! Оказалось, что без этого оборудования они нежизнеспособны!
Теперь ответ на последний вопрос. За то, что мы не дождались прихода правительственных войск, можете от всей души поблагодарить своего подчиненного майора Словина! От также поставил нас перед альтернативой – пойти по его предложению в камеру, или застрелить его вместе с сопровождавшими его милиционерами, что также окончится камерой, или просто сбежать! Так что, мы решили обойтись без кровопролития! И таким образом, «до выяснения», – Николай усмехнулся, приведя излюбленное выражение компетентных органов, – оставить «летающее блюдце», более правильное название которого – дисколет, в своем распоряжении! Вот теперь, пожалуй, действительно все!
– Да, как же вы решились? – Вновь повторил свой вопрос Букограй. – Этого нельзя было делать! Человеческий плод, как в последнее время утверждают медики, уже в утробе матери обретает сознание. Таким же образом ваши клоны могут быть запрограммированы на глубокое внедрение. Нельзя было выпускать инопланетян наружу! – Он встал и нервно заходил по комнате. – Откуда вы можете быть уверены, что это люди, а не чуждые нам гуманоиды? А если в них уже заранее заложена своя программа, а ваши вновь введенные личности послужат только масками для тайной агентуры! Ну, оживили, но зачем выпускать?
– У меня имеется возможность точно знать, что это не так! Да, человеческий ребенок уже в животе матери становится личностью, в зачаточном, так сказать состоянии. И только потому, что он полностью связан с матерью – питается ее кровью. Кальцием из скелета и прочим, возможно даже, что они неосознанно связаны и эмпатически. То есть, ребенок, если можно так выразиться программируется с ранних стадий жизни. С клонами в данном случае все совершенно по-иному. Они выращиваются в автоклавах в питательной жидкости, выращиваются словно растения, почти до взрослого состояния. И только в последний момент, перед извлечением из ванны, с одновременной коррекцией организма по индивидуальным генетическим особенностям, в мозг их вкладывается сознание. Так что – это люди! Такие же люди, что были прежде, причем избавленные от своих старых болезней! Держать людей без причины взаперти не входит в мои привычки! – Спокойно и твердым голосом ответил Николай.
– Да, какое право вы имели сделать это? – Вновь возмутился Букограй. Но в этот момент, перебив своего отца, в разговор вступила Вероника.
– Отец! Они поступили единственно верно! Почему вы со своими «вождями-жрецами» решаете: кто имеет право жить, а кто его не имеет? Решаете, кто прав, а кто не прав! Почему присвоили себе право высшей инстанции. На основании формальных выборов? Да, если бы Николай с друзьями не решились организовать сопротивление, почти безнадежное сопротивление нашествию, где бы мы все сейчас были? В компьютерных блоках инопланетной машины? Что было бы с городом, да и что было бы с вами самими, даже если вы находились за пределами «купола»? И теперь вы еще имеете наглость, да, именно наглость преследовать тех, кто обеспечил победу над чужими, вторгшимися к нам, гуманоидами? Они, а не ваша куча войск за периметром решили все дело! Да я бы твоему майору Словину, попадись он мне на глаза, сама бы глаза выцарапала! Пуп Земли нашелся! Еще один «вождь-шаман»!
Меня, вообще больше процесс «воскрешения» интересует, чем ваши государственные проблемы, кто право имеет, а кто нет! Больше интересует, можно ли вернуть жизнь остальным людям, погибшим в ходе вторжения? Именно это!
Букограй явно не ожидал от нее такой отповеди. И хотя мастерски владел со-бой, он даже в изумлении остановился.
– Вероника! Подумай, о чем ты говоришь!
– Не забывай, что я хоть и недоучившийся, но генетик, и я потрясена возможностями развития этой науки, которая в данном конкретном случае имеет ярчайшую иллюстрацию своих возможностей! – «Отбрила» она его и обратилась уже к Николаю:
– Николай, а мне можно будет осмотреть этот биологический отсек? Дисколет ведь ваш?! Вы меня в него пустите?
– Дисколет принадлежит народу! – Перебил ее Букограй.
– С какой стати? – Ехидно переспросила его Вероника. – Если интересы народа выражают или вернее приписывают себе это выражение, а точнее присваивают себе все права ваши престарелые «патриархи», то пусть бы они сами и повоевали бы за это дисколет! Тем более, что они-то как раз и не подумают возвращать жизнь невинным людям, которых не смогли защитить. По принципу «кабы чего не вышло?!» Уж если ты, вполне здравомыслящий человек испугался, то, что говорить о них?
– Николай! Где находится дисколет? – Букограй словно проигнорировал слова Вероники.
– Так он и разбежался тебе его отдавать! – Опять рассмеялась Вероника. Николай улыбнулся, но ответил спокойным голосом:
– Совсем недалеко! Но Вероника права, отдавать его в руки престарелой клике правителей мы не собираемся! И это не мое только решение! На это также имеются объективные причины, о которых я прямо сейчас сказать не могу! Да и не хочу! А вот небольшую экскурсию устроить могу! Не желаете? А после экскурсии сможем продолжить разговор. Она вам поможет кое-что понять из того, о чем я вам внушить сейчас не в состоянии! Просто не воспримите вы моих доводов!
– Я иду! – Вскочив с дивана, воскликнула Вероника. – Когда идем?
Слегка насупившись, Букограй какое-то мгновение раздумывал, затем видать, приняв решение, произнес:
– Ну, что же! Едем!
– А вот как раз ехать никуда не надо! – Усмехнувшись, сказал Николай.
– Так, где же этот дисколет? – Изумленно спросил Букограй.
– У меня в подвале! – Пошутил Николай. – Не удивляйтесь, чтобы проникнуть в дисколет, нам придется спуститься в подвал под домом. Я вам сразу не сказал, что вход в дисколет осуществляется посредством нуль-транспортировки, и другого пути просто нет! Одну из таких «дверей», я из соображений удобства и конспирации разместил у себя в подвальной кладовке. В квартире я как-то на это не решился. Ну, так идем?
Букограй был не плохим физиономистом и внимательно присмотревшись к Николаю, не нашел в его облике какого-либо подвоха. Не похож он был на ублюдка, который собирался прятать трупы в подвале. Тем более, по сравнению с ним самим Николай выглядел почти карликом. И даже если в этом самом подвале их ждет засада, Букограй с ней справится! Силой, ловкостью и боевой подготовкой он обделен не был. Да и нравился ему чем-то этот странный Николай. «Надо же! Оживить людей! – Подумал опять Букограй, причем слово «оживить» он воспринимал уже в прямом его значении, и мысленно усмехнулся. Причем усмехнулся именно над собой. – А вот я сам в аналогичных обстоятельствах решился бы на такой поступок?» – Задал он сам себе вопрос и…, не нашел ответа.
– Идемте! – Наконец решился Букограй. А про себя подумал: «А, может быть и надо потихоньку передавать, так сказать, бразды правления таким вот молодым, не связанных путами установлений и инструкций, в большинстве своем неумных, а иногда и прямо глупых, но неукоснительно соблюдать которые требует высшее руководство. Молодым, способным решать быстро и эффективно, а главное правильно, насущные проблемы. Первое время под присмотром, конечно!..»
7
Свободным я считаю того, кто ни на что не надеется и ничего не боится.
Демокрит
Если Николая майор Словин в лицо не знал, то уж личность Дымогарева «срисовал» на все сто процентов, и каких-либо компромиссов от него Василий Дымогарев дожидаться был не вправе. И возможность найти бедного Василия для компетентных органов, да еще в закупоренном войсками городе, были ограничены лишь временем. И поэтому Дымогареву, как говорят подводники, пришлось плотно «лечь на грунт». Для этой цели он обосновался не дома, а у одной знакомой молодайки, к которой до этого изредка захаживал. Женщина она была приветливая и любвеобильная и, наверное, в силу этих причин для семейной жизни совершенно не пригодна, но Дымогарева такое положение дел, в какой-то мере, вполне устраивало, хотя он у нее был и не единственным «ухажером». Но и шлюхой, в полном значении этого слова, ее назвать тоже было нельзя. Ну не могла она долго любить одного мужчину, да и остальных допускала до своего тела с большим разбором. И все же за неделю «заточения» Василию одного из таких «ухажеров» пришлось спустить с лестницы, популярно объяснив, что «пирс для швартовки занят».
По мрачной иронии судьбы, Василий Дымогарев, в прошлом блестящий офицер военного флота, в свои тридцать два года оказался по старинному русскому присловью «один, как перст». Когда-то, после окончания военно-морского училища, будучи молоденьким лейтенантом, он ослепил блеском своих золотых погон девушку Элеонору, золотоволосую красавицу с ясными голубыми глазами. Она в то время училась на последнем курсе своего медицинского техникума. И так как специальность ее вполне годилась для военной службы, (в любом гарнизоне или морской базе для нее всегда бы нашлась работа), Василий, не откладывая на потом то, что можно сделать сегодня, в срочном порядке сделал ей предложение руки с сердца. Он знал, что любой молодой офицер, сразу же не обзаведясь супругой, в силу специфики трудной офицерской службы рисковал остаться бобылем на всю оставшуюся жизнь. Потому он и спешил, а специальность будущей супруги, как бы, являлась залогом стабильности их дальнейшей жизни, омрачить которую вроде бы было и нечему. Наверное, Элеонора придерживалась того же мнения и ответила согласием.
Назначение лейтенант получил в Севастополь и отправился туда для дальнейшего прохождения службы. Поначалу у них все вроде было в порядке. Оба молодые, красивые, испытывающие друг к другу живейшее влечение, они почти безоблачно прожили целых четыре года. Но вот любви, такой, о которой повествуется в романах о «декабристах» в особенности, у них не было. Не получалось что-то, то ли в результате скоропалительного знакомства, диктуемого необходимостью обретения семейных уз, то ли еще по какой другой причине, обоюдной любви у них не зародилось. Но Василий, сам поначалу влюбившийся без памяти, даже не мог предположить, что Элеонора может и не испытывать к нему взаимности. Потому он и не заметил за нею некоторые странности, которые проявились, конечно, не сразу. А проявились они тогда, когда по причине независимости характера Дымогарева, ему на два года задержали очередное звание, отчего его карьерный рост сразу же замедлился. Вот тогда он впервые ощутил охлаждение к нему со стороны, вроде бы верной, супруги. «Неужто она мечтала, что я выбьюсь в адмиралы?» – С иронией думал он, ибо, как раз карьеристом никогда не был.
Но ирония иронией, а в дальнейшем его догадка, вроде как он считал и несерьезная, подтвердилась в полной мере. Прибыв однажды из очередного учебно-боевого похода, в квартире он Элеонору не застал. Она от него сбежала по-английски, без предупреждения. Только месяц спустя он получил письменный запрос на расторжение брака из Ленинграда, Питера, как его между собой называли мореманы. Запрос был написан официальным протокольным языком, не несущим в себе малейшего проявления чувств. Дымогарев противиться не стал и, благо детьми они обзавестись как-то не успели, развод осуществился быстро и без волокиты.
И только после этого он узнал, что красавица Элеонора, уже года три «наставляла ему рога», стараясь находить себе любовников среди тех, кто носил на плечах погоны с двумя «просветами». Рога у него оказались ветвистее, чем у марала и грозили по своей ветвистости перейти в северного оленя. Но на его счастье какому-то кавторангу Элеонора до того пришлась по сердцу, а может и еще по какому другому «таланту», в котором она неплохо знала толк. Но как бы там, ни было, кавторанг увез ее с собой к новому месту своей службы.
Дымогарев, совсем не ожидавший такого вот конца своей семейной жизни, потому как понял, что по-своему он все же любил свою Элеонору, хотя до конца и не хотел в этом сам себе признаваться. И потому он в первое время после развода, стал частенько «принимать в трюмы балласт», как выражался один боцман на их десантном транспорте, да так, что его при движении временами здорово «шторми-ло». Это обстоятельство не прошло незамеченным соответствующими службами, ведающими надзором за моральным состоянием личного состава. И, в силу этих обстоятельств, быстрый карьерный рост ему в дальнейшем не грозил. И это, с одной стороны, было странным, ибо, как раз на службе «закладывать себе за воротник» он не позволял, тем более в походах и боевых рейдах. По подготовке и инициативе в боевой обстановке его батальону, в пределах дислоцированных на базе подразделений морской пехоты, вообще равных не было. И замполит ему попался старший лейтенант Хомич, хотя и украинец по национальности, но вполне нормальный парнишка, с которым он, не смотря на идейные заморочки, нашел вполне приемлемый общий язык. Но это на его батальонном уровне, а вот на более высоком уровне ситуация была иная. Дымогарев и раньше замечал, что среди замполитов и особистов почему-то много именно украинцев. Вообще-то Василий народ этот уважал и за гостеприимство и за открытый, родственный безо всяких сомнений, русским, характер, потому что считал, что сволочей в любом народе хватает, и их, естественно, мизерное количество. Другой вопрос, что этот самый маленький процент почему-то поголовно попадал именно в эти специфические структуры и там получал не останавливаемое никем развитие. Так что, раз уж он «замочил» свою репутацию в глазах начальства, а именно замполитов и партийных секретарей, «высушить» ее можно было и не пытаться. Да и кто позволит, чтобы во главе самого боевого подразделения стоял не совсем идеологически «подкованный» командир. Потому его безнадежно ждал вполне закономерный конец. «В нашем государстве, если тебя хотя бы раз, обгадят, даже, как правило, не совсем заслуженно, то уже на всю катушку. И выбраться после из этой кучи фекалий наверх уже весьма проблематично!» – Это Дымогарев усвоил еще на ранних этапах своей службы, и не раз об этом думал.
А вот со стороны женского пола он неожиданно оказался весьма привлекательным объектом. Потерпев предательство от златовласой красавицы, он теперь отдавал предпочтение черненьким, восточного типа девицам с раскосыми глазами. Но, как говориться «обжегшись на молоке – дуют на воду», то семейными узами он обременять себя не собирался.
Так что, когда после вынужденной отставки капитан-лейтенант Дымогарев вернулся в родной город, у него, как и в молодости, не было «ни кола, ни двора», если не считать маленькой однокомнатной квартиры, в которой он некоторое время проживал с совсем уже старенькой матерью, отчаявшейся ждать от него внуков. А год назад бог прибрал и ее. Так что в настоящее время Дымогарев оставался совершенно один, работа у него была «не бей лежачего» – преподавателем по военной подготовке в школе. А так как занятия в силу происшедших событий, там так и не начались, Василий мог отдыхать столько, сколько захочет, пока ребята в фуражках с васильковыми околышами не нанесут ему свой визит.
Но вот гулять ему сейчас как раз и не хотелось. Тем более он вдруг обнаружил: сколько бы он не выпил своей любимой «Столичной» водочки, опьянения не наступает совершенно. Он справедливо связал этот эффект с «браслетами» которые ему выдал Николай перед расставанием, только в двух словах сообщив об их предназначении. Поэтому он и решил воспользоваться этими возможностями, чтобы с этим Николаем связаться совсем нетривиальным способом, и когда в открывшемся мерцающем экране увидел лицо, то сразу же его «атаковал»:
– Слушай, Командор! Зачем ты дал мне эти, я даже железяками их назвать не могу, ибо они явно не железяки! – Он поднял обе руки, обращая внимание Николая на свой комплект «браслетов». – Я с ними теперь даже «нажраться» не могу. Пью водочку, словно родниковую водичку, даже вкуса не чувствую – и «ни в одном глазу»! А это, как там по научному называется – «левитация»? Ну, попробовал я повисеть под потолком. Так Катька, подруга моя, как только в комнату вошла, так сразу в обморок и брякнулась. Потом я ее откачал, и она мне сказала, будто подумала, что я повесился. Парил то я в вертикальном положении, прямо уподобился Беляевскому «Ариэлю». Одна отрада – могу вот с тобой временами поговорить. Не то от скуки свихнуться можно! Ребята уже тоже уже чуть с ума не сходят от безделья. Им, правда, немного легче – хоть родственники скучать не дают. Знают же многие, что они в «ночь» воевать уходили. А теперь о том, что видели, помалкивают, а родственничкам все равно интересно. Хорошо еще, что пока среди них «стукачей» – Павликов Морозовых не нашлось. А то бы Словоблудов порадовался. Так, когда делом то заниматься будем, Командор!
– Пока нужно выждать! – Улыбнувшись, ответил Николай на длинный монолог Дымогарева. – С ребятами часто видишься?
– Пару дней назад забегал старлей Алекс, он теперь здоров, как бык. Хочет продолжать службу. Но какая медкомиссия поверит, что ранее вырезанные у него половина желудка и половина легкого так вот сами выросли заново? Его же раньше уже комиссовали «вчистую». А я его отлично понимаю! Ну ладно, как говорится, «до связи»! – Дымогарев отключил связь и задумался. Он совсем не кривил душой, когда говорил, что понимает старшего лейтенанта Александра Струева, десантника, «возродившегося» в недрах дисколета. Он и сам после боя с пришельцами в очередной раз понял, что его призвание – бой, война, армия, настоящая армия. Понял, что он теперь отвечает за всех тридцать двух человек, которые в него поверили. С «вылечившимся» старлеем Александром он сошелся ближе всего и, не смотря на «комендантскую неделю» виделся с ним почти регулярно. Именно старший лейтенант стал связующим звеном с остальной его командой. Но пока они ждали. Ждали, что же, в конце концов, придумает Командор. А что потом жизнь пойдет интересная, Дымогарев не сомневался.
