Текст книги "Моисей"

Автор книги: Петр Люкимсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Впрочем, распространенность манны на Синайском полуострове, к примеру для Флавия, не отменяло его чудесного происхождения: Флавий был убежден, что впервые «манн» начал выпадать по воле Бога именно для евреев, а уже затем это явление из чудесного стало обыденным.

Найдено было, кажется, и объяснение чуду «иссечения воды из скалы»: «Майору С. С. Джарвису, который был в 30-х годах губернатором Синая, довелось видеть подобное собственными глазами. "К рассказу о том, как Моисей высек источник скалы в Рефидиме, относятся как к настоящему чуду, но тот, кто писал об этом, ничего не присочинил. Несколько человек из отряда 'Синайский верблюд' остановились в пересохшем русле и принялись копать затвердевший песок, скопившийся у подножия скального выступа. Они пытались добраться до воды, которая просачивалась из известняковой скалы. Люди возились довольно долго, и наконец Баш Шавиш, сержант из цветных, сказал: 'Эй, дайте-ка мне попробовать!' Он взял у одного из людей лопату и начал рыть с таким видом, словно желал показать остальным, как это делается, но не собирался тратить на этот наглядный урок больше пары минут. Один из ударов лопаты случайно пришелся по скале. Известковая корка лопнула с громким треском, обнажился мягкий камень, и из пор известняка хлынул поток воды. Суданцы, прекрасно осведомленные о деяниях пророков, но не питающие к ним чрезмерного почтения, ошеломили сержанта криками: 'Смотрите на него! Пророк Моисей!' Вот чрезвычайно понятное объяснение того, что произошло, когда Моисей ударил по скале в Рефидиме".

С. С. Джарвис был свидетелем чисто случайного происшествия. Ведь люди в отряде "Синайский верблюд" были суданцами, а не уроженцами Синая, и не могли потому знать такой способ добывания воды... Очевидно, Моисей научился такому необычному методу, когда жил в изгнании среди мадианитян». Там, в Рефидиме, евреев ждало еще одно испытание.

Не успели они утолить жажду хлынувшей из скалы водой, не успели расположиться на отдых, как неожиданно в оазис ворвалась настоящая орда амалекитян – семитского народа, который, согласно Библии, вел свое происхождение от Исава, воинственного брата праотца Иакова, и унаследовавшего эту его черту. Иосиф Флавий утверждает, что амалекитяне были не просто прирожденными воинами, но и отличались особой жестокостью, внушавшей ужас всем окрестным народам. Ворвавшись на окраину еврейского лагеря, амалекитяне начали убивать всех, кто попадал им под руку – стариков, женщин, детей. В этот момент Моисей вместе с верным ему Иисусом Навином сумел собрать хорошо владевших мечами воинов из колена Ефрема и отбить атаку невесть откуда взявшегося и не знающего жалости врага.

Но когда стих шум боя, стало ясно, что он шел лишь с передовым отрядом амалекитян – на горизонте маячила их огромная, ощетинившаяся копьями и стремительно приближающаяся армия. К концу дня евреи и амалекитяне оказались друг против друга на расстоянии полутора-двух километров, и стало ясно, что столкновение между ними неизбежно.

При этом как еврейские предания, так и тот же Флавий утверждают, что амалекитяне шли на эту войну не одни – они лишь возглавляли огромную армию народов, живших на всей территории от Синая до Иордана. Однако по поводу целей этого похода мнения расходятся. Если одни комментаторы считают, что амалекитяне шли в бой, ведомые мистическими мотивами, стремясь не допустить получения евреями Торы, то другие – на основе прямого смысла текста – настаивают, что это был народ грабителей и мародеров, жаждавший только одного – грабить и убивать. Толпа рабов, вышедшая из Египта и вдобавок измученная долгим переходом и непривычными для нее тяготами пустыни, была, с их точки зрения, легкой добычей. Третьи комментаторы обращают внимание на то, что никакого противоречия между этими версиями нет, и обе они совершенно справедливы.

Однако Иосиф Флавий объясняет все происходящее с иной, военно-политической точки зрения. Появление в регионе огромной толпы людей, вышедших из Египта, серьезно напугало окрестных царьков. Они прекрасно понимали, что эта толпа попытается завоевать себе место под солнцем, то есть рано или поздно начнет претендовать на их земли. И, исходя из этого, они решили объединиться и нанести удар по незваным пришельцам прежде, чем те успеют окончательно освоиться на местности, сорганизуются и превратятся в мощную армию.

Большинство историков поддерживают версию Флавия, однако некоторые из них предлагают и несколько иную версию: амалекитяне, по их мнению, были одним из бедуинских племен, считавшими себя «хозяевами Синая» и не желавшими мириться с тем, что евреи стали пользоваться оазисами и источниками воды этого полуострова.

Но в любом случае амалекитяне угрожали самому существованию еврейского народа – одержи они победу, то наверняка вырезали бы всех мужчин, а женщин и девочек превратили бы в рабынь. И евреи, безусловно, прекрасно понимали, что речь идет о схватке не на жизнь, а на смерть.

Согласно Библии, в этот момент Моисей возлагает все обязанности по подготовке к грядущей войне на Иисуса Навина, поручая ему, как главе колена Ефремова, бывшему полководцу египетской армии, сформировать отряды из мужчин, выбрать для них командиров и определить диспозицию будущего боя. Сам же Моисей утром, когда начинается битва, размещается на холме, с которого хорошо виден он сам, а ему – все происходящее, и воодушевляет евреев на бой, влияя на его исход с помощью своего посоха и одновременно моля Бога о даровании им победы:

«И сказал Моше Иегошуа: "Выбери нам мужей и выходи на войну с Амалеком. Завтра я встану на вершине холма с посохом Всесильного Бога в руке моей". И сделал Иегошуа как сказал ему Моше о войне с Амалеком, А Моше, Аарон и Хур взошли на вершину холма. И было: как поднимет Моше руку свою, одолевал Израиль, а если опустит руку свою, одолевал Амалек. И отяжелели руки Моше, и взяли они камень, и подложили под него и он сел на него, а Аарон и Хур поддерживали руки его – один с одной, а другой с другой стороны, и были руки его тверды до захода солнца. И ослабил Иегошуа Амалека и народ его силой меча.

И сказал Бог, обращаясь к Моше: "Запиши это на память в книгу и внуши Иегошуа, что совершенно сотру Я память об Амалеке из Поднебесной". И воздвиг Моше жертвенник, и назвал его "Бог – мое чудо". И сказал: "Бог клянется Своим престолом, что война у него с Амалеком из рода в род"» (Исх. 27:9-16).

Флавий рисует куда более подробную картину как ночи перед боем евреев с амалекитянами, так и самого боя, и из нее видно, что Моисей играл самую непосредственную роль в подготовке к военным действиям. Он прекрасно понимал, что ни по своей боевой выучке, ни по смелости недавние рабы не могут сравниться с амалекитянами, а значит, исход сражения был поистине непредсказуем. И потому он велел хорошо обученным, вооруженным, как тяжелые пехотинцы, и вполне боеспособным отрядам колена Ефрема... отойти в тыл и занять позиции вокруг шатров, в которых находились женщины, дети и запасы столь драгоценной в пустыне воды. Таким образом, в случае, если бы еврейское войско побежало от амалекитян, тяжелая пехота защитила бы женщин и детей и дала бы им возможность отступить вглубь пустыни.

Только после этого, уже глубокой ночью Моисей вместе с Иисусом Навином начинает обходить сидящих у костров мужчин. Он видит в глазах у многих из них страх перед будущим столкновением с врагом, перед возможностью погибнуть в бою, и незаметно, мудрыми и простыми словами поднимает им настроение и боевой дух. Моисей напоминает о том, что совсем недавно, у моря, они были в худшем положении – у них не было оружия, они были окружены и, казалось, им некуда было бежать, однако Бог послал им спасение, да и они сами нашли в себе силы вести себя достойно. Нынешняя ситуация намного лучше: хотя амалекитяне хорошо вооружены, у них нет ни колесниц, ни даже конницы, которая была у египтян, то есть это будет бой двух армий пехоты. К тому же у евреев теперь есть оружие, с помощью которого они могут защитить себя и свои семьи...

Почувствовав, что настроение мужчин меняется, Моисей отдал Иисусу указание начать формировать боевые отряды, но только из тех мужчин, которые сами будут готовы идти в бой, а таких после его речей оказалось немало. Когда Иисус закончил построение армии и представил Моисею назначенных им командиров, последний вновь проявляет себя как вполне профессиональный военачальник – видимо, вспомнив свой давний египетский и кушитский опыт. Он произносит перед армией речь, в которой указывает, что одним из главных условий победы является дисциплина, готовность каждого солдата и каждого командира беспрекословно выполнить отданный ему приказ.

Далее Флавий рассказывает о том, что в течение всей ночи никто в еврейском лагере не спал: Моисей вызывал к себе командиров подразделений, беседуя с каждым из них по отдельности, чтобы еще раз убедиться в правильности выбора, сделанного Иисусом Навином. Командиры, в свою очередь, после беседы с вождем отправлялись к кострам, где сидели бойцы и выполняли данные Моисеем указания – точили мечи, тщательно проверяли исправность оружия и проводили ободряющие беседы.

Наконец, когда забрезжил рассвет, Моисей вновь появился перед выстроенной на равнине еврейской армией. Он произнес перед строем еще одну речь: сказал, что верит в ведущего их в бой Иисуса Навина и в каждого из них – верит в то, что они с помощью Бога сумеют защитить свои семьи и вернуться с победой.

Эта речь, по всей видимости, вызвала ликование в армии, и эти ликующие крики сопровождали Моисея все время, пока он поднимался на холм – своего рода командно-наблюдательный пункт, с которого он вместе с Аароном и Хуром, сыном своей сестры Мириам, следил за ходом сражения.

Само же сражение шло с переменным успехом: пока Моисей держал поднятые кверху руки, евреи одерживали победу, но как только руки у него уставали (напомним, что ему к тому времени было 80 лет) и он опускал их вниз, начинали терпеть поражение. Так продолжалось до тех пор, пока Аарон и Хур не начали постоянно поддерживать руки Моисея – и в результате евреи обратили амалекитян и их союзников в бегство и наголову их разгромили.

Эта грандиозная победа, как снова верно замечает Иосиф Флавий, имела огромное значение сразу с нескольких точек зрения.

Во-первых, она придала евреям уверенность в своих силах, убедила в том, что они способны не только воевать, но и одерживать победу над любым врагом, а заодно и их веру в Бога и то, что Он помогает им и хранит их в любой ситуации.

Во-вторых, она показала окрестным народам, что евреи отнюдь не так беззащитны и небоеспособны, как кажется, и столкновение с ними чревато самыми неприятными последствиями. Именно преподанный амалекитянам урок привел к тому, что в последующие сорок лет их странствий по пустыне они почти не подвергались нападениям неприятелей.

В-третьих, как и евреи, амалекитяне, по Флавию, двигались по пустыне со своим станом, то есть всем своим имуществом, и в результате победы евреям досталась богатая добыча: скот, золото, серебро, медная посуда, ткани, ковры и – самое главное – оружие, которое добавилось к тому, которое они собрали после гибели у моря египетского войска. Теперь евреи и в самом деле были вооружены до зубов и могли выставить армию, по численности и вооружению не уступающую и даже превосходящую армии всех окрестных народов. Это означало, что путь к завоеванию Ханаана был открыт.

Наконец, победа над амалекитянами чрезвычайно укрепила авторитет Моисея как духовного, так и военного и политического лидера нации, внушила народу подлинную любовь к нему.

Воздетые к Богу руки Моисея во время боя с амалекитянами стали вечным символом того, что боевой дух армии, убежденность каждого солдата в справедливости той войны, которую он ведет, а также в том, что Бог в этой войне на стороне его народа, значат не меньше, а порой и куда больше, чем численность армии и ее оснащение самым современным вооружением. И справедливость этой истины доказывает как история еврейского народа, так и история многих других народов нашей планеты.

Необходимо отметить, что для евреев сами понятия «Амалек» и «амалекитянин» превратились в символ антисемитизма; иррациональной, патологической ненависти к еврейскому народу и – одновременно – в символ тех сил и идеологий, которые активно не принимают моральных ценностей Библии. Согласно Ветхому Завету и Талмуду, амалекитяне – это единственный народ на планете, который должен быть уничтожен полностью, от мала до велика, без всякой пощады и к детям, так как несет в себе идеологию человеконенавистничества даже на генетическом уровне. Наказ еврейскому народу уничтожить амалекитян, не забывая о том, как они преградили путь к горе Синай, будет предельно четко звучать и в духовном завещании Моисея:

«Помни, что сделал тебе Амалек, когда уходили вы из Египта; как застал он тебя в пути и перебил всех ослабевших, что позади тебя, а ты был изнурен и утомлен и не побоялся он Всесильного. И будет, когда даст тебе покой Бог Всесильный твой от всех врагов твоих, что вокруг, в стране, которую Бог Всесильный твой дает тебе в удел, чтобы овладел ты ею, сотри память об Амалеке из Поднебесной, не забудь!» (Втор. 25:17—19).

Сегодня мы даже не можем с большей или меньшей степенью уверенности сказать, среди какого именно народа растворились амалекитяне, сойдя с исторической арены как нация. Однако загадка их происхождения и истории волнует многих исследователей, и мы еще вернемся к этому вопросу в следующей главе книги.

Глава вторая. У ГОРЫ СИНАЙ.

Итак, уважаемый читатель, мы с вами подошли к тому самому «водоразделу», к той незримой черте, где проходит граница между религиозным человеком и атеистом.

Невозможно быть иудеем, христианином или мусульманином и не верить в Синайское откровение – в то, что у горы Синай Бог явил себя стоявшим возле нее почти двум миллионам евреев и произнес там Десять речений – «Асара диброт», получивших на русском языке название Десяти заповедей и составляющих основу нравственного кодекса человечества.

С точки зрения иудаизма, да и любой другой монотеистической религии, Синайское откровение является главным событием или, по меньшей мере, одним из главных событий в истории нашей цивилизации, служащим доказательством существования Бога. Никогда – ни до этого, ни после – такое огромное число людей не бывали свидетелями Божественного откровения и одновременно не общались бы с Господом. Невозможно, говорят религиозные евреи, чтобы такое множество людей одновременно стали бы шизофрениками, слышавшими при этом один и тот же Голос, произносивший одни и те же слова. Невозможно, чтобы два миллиона человек одновременно подпали бы под массовый гипноз, стали жертвами хитроумных трюков своего вождя, или у всех у них была бы одна и та же массовая галлюцинация. Да еще вдобавок ко всему столь убедительная, что ни у кого из них не осталось ни малейшего сомнения в ее истинности, и память о ней на протяжении тысячелетий передается от одного поколения другому, и за верность которой тысячи и тысячи евреев на протяжении всей истории с готовностью жертвовали жизнями.

Одновременно Синайское откровение является контрапунктом и между теми верующими и атеистами, которые убеждены, что Моисей был вполне реальной исторической личностью. Для первых Моисей – это прежде всего величайший из всех живших на земле пророков; единственный, кто общался с Богом «лицом к лицу» и был исключительно проводником Его воли и ревностным передатчиком Его учения. Для вторых Моисей – это, возможно, выдающийся военный и политический лидер, некий образец вождя нации и одновременно гениальный философ, создавший религиозное учение, в значительной степени определившее ход человеческой истории – но не более (хотя и не менее) того.

Вчитываясь в текст Пятикнижия, повествующий о Синайском откровении, исследователи, придерживающиеся атеистического мировоззрения, находили веские, с их точки зрения, доказательства того, что события у горы Синай носили вполне объяснимый с точки зрения логики и законов природы характер.

К примеру, один из основоположников «вулканической теории» Синайского откровения французский ученый Ш. Бек, выдвинувший ее в 1873 году, обратил внимание на то, как в Пятикнижии описывается гора Синай накануне Божественного откровения.

«И было – на третий день, когда наступило утро, загремели громы, и засверкали молнии, и облако густое скрыло гору, и шофар затрубил очень громко, и содрогнулся весь народ, который был в стане. И вывел Моше народ навстречу Всесильному из стана, и встали у подножия горы. А гора Синай дымилась вся от того, что сошел на нее Бог в огне, и восходил дым от нее, как дым из печи, и сильно содрогалась вся гора. И звук шофара становился все сильнее. Моше говорил, а Всесильный отвечал ему голосом...» (Исх. 19:16—19).

По мнению Ш. Бека (сам он к концу жизни отрекся от своей гипотезы) и его последователей, перед нами – не более чем... великолепное и вполне реалистическое описание действующего вулкана, к которому Моисей и привел свой народ. Из такой горы не только может восходить дым, напоминающий «дым из печи», но и доноситься различные звуки, которые можно принять то за трубление гигантского бараньего рога – шофара, то за чей-то громовой, внушающий ужас голос.

Так как время от времени такая гора изрыгает из себя потоки камней, с бешеной скоростью несущихся по ее склонам и способных с легкостью убить человека, то вроде бы становится понятным и то указание, которое получает Моисей от Бога:

«Проведи границу для народа кругом, говоря, остерегайтесь восходить на гору и прикасаться к краю ее – всякий, кто прикоснется к горе, неминуемо умрет. Не рукою он будет убит, но камнями будет он побит или сброшен вниз; скот ли, человек не останется в живых...» (Исх. 19:12—13).

Этой же версии вроде бы соответствует тот факт, что услышавших голос Бога евреев охватил панический ужас, и они попросили Моисея, чтобы Всевышний больше не говорил с ними напрямую, а общался только с Моисеем, а тот бы уже сообщал им Его заповеди.

3. Фрейд, к примеру, как уже писалось, был сторонником версии, что поначалу евреи поклонялись у горы Синай местному богу вулкана, который, как они верили, жил в ее глубинах. И все жертвоприношения, и прочие ритуалы служения в Храме, по версии Фрейда, начали складываться именно в период отправления евреями «вулканического культа».

И. Великовский, убежденный, что события Исхода происходили в момент столкновения Земли с кометой, видит подтверждение своей версии и в последующих событиях, описываемых Пятикнижием. Метеоритные дожди с неба и тучи пыли внешнего происхождения, по его мнению, вполне могли вызвать появление тех самых «облачного» и «огненного» столпов, которые сопровождали евреев во время их странствий по пустыне.

Самого непосредственного столкновения Земли с кометой, утверждает далее Великовский, не произошло, однако в момент, предшествующий их максимальному сближению, неминуемо должны были начаться мощные землетрясения и столь же мощные приливы и отливы. Во время одного из таких отливов и произошло «чудо рассечения моря». Текст, выбитый на египетской усыпальнице из черного гранита в Эль-Арише, по мнению Великовского, говорит все о том же событии на море: «Теперь, когда великий Ра-Хамашиса сразился со злодеями на этом озере, в месте водоворота, злодеи не одержали победу над Его Величеством. Его Величество прыгнул в так называемый водоворот. Его Величество нашел... на этом месте, называемом Пи-Кироф».

Пи-Кироф, по Великовскому, и есть тот самый библейский Пи-Гахирот (только в египетском произношении), у которого произошло чудо рассечения моря – уж слишком созвучны эти названия. То, что гигантские приливы и отливы, вызванные приближением кометы, неминуемо должны были сопровождаться нагревом морской и речной воды, мощными землетрясениями и вулканическими извержениями, по Великовскому, очевидно – ведь, подчиняясь закону всемирного тяготения, внутренняя оболочка нашей планеты должна была при этом как бы «рваться наружу».

Подтверждение этому Великовский находит как в псалмах Давида («Когда вышел Израиль из Египта, море увидело и побежало, горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы... Пред лицом Господа трепещи, земля!»), так и в письменных памятниках других народов. Так, в «Зенд-Авесте» утверждается, что «море кипело, и все берега океана кипели, и середина его кипела». В преданиях индейцев Северной Америки также утверждается, что кипел океан: «Он стал очень горячим, многие животные стали прыгать в воду, чтобы спастись, но вода начала кипеть...»

Не удивительно, пишет далее Великовский, что в момент перехода через Чермное море, согласно раввинистическим источникам, «Бог сражался против египтян в столпе туч и огня. Грязь была нагрета до кипения от огненного столпа», то есть дно моря, которое евреи переходили посуху, было горячим.

Однако Великовский на этом не останавливается, а идет дальше. Как уже указывалось, он считал принятую расшифровку египетской хронологии ошибочной и относил события Исхода к более раннему времени – периоду завоевания Египта гиксосами. Гиксосы, кочевники-семиты, то есть народ, родственный евреям, называвшиеся также аму, по версии Великовского, потревоженные космическими катастрофами, двинулись из пустыни в сторону Египта именно тогда, когда евреи оттуда выходили. И это нашествие гиксосов, по версии Великовского, происходило не около 1675 года до н. э., как считает большая часть авторитетных египтологов, а в 1495 году до н. э., то есть в год, который египтология определяет как промежуточный между правлением Тумоса I и Тутмоса II и о котором ничего определенного сказать не может.

Но если один большой народ выходил из страны, а другой народ входил в нее, то они... должны были где-то встретиться. «Безусловно! – отвечает на это Великовский. – И в Библии четко обозначено место, где произошла эта встреча: "И пришел Амалек воевать с Израилем"...»

Таким образом, Великовский отождествляет амалекитян с гиксосами – вопреки распространенной версии, что именно при гиксосах произошло возвышение Иосифа и расселение евреев как дружественного народа в Египте. Далее Великовский приводит свидетельства и египетских, и арабских историков, согласно которым гиксосы отличались каким-то немыслимым варварством, кровожадностью и жестокостью – настолько жуткими, что современные историки считают эти далекие свидетельства явным преувеличением. Но те, кто помнит зверства немецких нацистов, знают, до каких поистине немыслимых пределов может дойти человеческая жестокость. Гиксосы-аму, по Великовскому, были настоящим кошмаром не только для египтян и евреев, но и для всех окрестных народов. Однако только евреи объявили им поистине беспощадную войну, и именно первые еврейские цари Саул и Давид нанесли по гиксосам-аму-амалекитянам столь сокрушительный удар, что практически уничтожили их как народ, и египтяне смогли освободиться от их гнета.

Ирония истории, по мнению Великовского, заключается в том, что из-за близости языков, а возможно, и из-за внешнего генетического сходства египтяне путали евреев и гиксосов. Отсюда, считал он, и берет свое начало мировой антисемитизм, иррациональная ненависть к евреям – вместо того чтобы испытывать к евреям чувство благодарности как к освободителям Ближнего Востока, египтяне, а затем и другие народы перенесли на них свою ненависть к гиксосам.

Не менее любопытна и версия Великовского о том, что же произошло у горы Синай. В тот момент, когда евреи подошли к Синаю, писал он в своей книге «Столкновение миров», комета приблизилась к Земле настолько, что между ее ядром и земной атмосферой начали возникать сильные электрические разряды. Это могло привести как к извержению вулканов, так и к землетрясению, а заодно вызвать целый ряд небесных эффектов, которые неминуемо должны были повергать простых пастухов в ужас и трепет. Причем не исключено, что в день Синайского откровения ядро кометы по своему местоположению находилось как раз над горой Синай, что неминуемо должно было эти эффекты усиливать. Именно этим Великовский объясняет известное еврейское устное предание, согласно которому гора Синай в момент дарования Десяти заповедей поднялась над евреями и нависла над ними, угрожая раздавить всех, если они откажутся принять их, и в то же время евреи в тот момент не могли уверенно стоять на ногах и поддерживались в воздухе некой неведомой силой. По Великовскому, и ощущение «поднимающейся горы», и некой поддерживающей евреев силы были «шутками» силы тяготения из-за подошедшего необычайно близко к Земле ядра кометы.

Отсюда уже недалеко до объяснения Великовским того, что именно евреи приняли за «глас Божий».

«В дни Исхода, когда мир сотрясался и качался, все вулканы извергали лаву, и все континенты встряхивало, земля стонала почти беспрерывно, – пишет он. – На первой стадии катастрофы, по еврейским источникам, Моисей в молчании пустыни услышал звук, который он истолковал как "Я есть Сущий" (Исход, 3:14). "Я есть Яхве", – услышал народ в ту самую страшную ночь у горы Законоположения (Исход, 20:2). "И вся гора сильно колебалась", и "звук трубный становился все сильнее и сильнее" (Исход, 19:18—19). "Весь народ видел громы и пламя, и звук трубный, и гору дымящуюся; и увидев то, народ отступил и внимал вдали" (Исход, 20:18).

Это было наилучшее положение для того, чтобы различить слова в ревущем голосе природы. Вдохновенный вождь переводил слова, которые он слышал в протяжных громоподобных раскатах. Земля стонала: уже не одну неделю все ее пласты смешались, орбита была нарушена, оси сбиты, ее океаны обрушились на континенты, ее моря превратились в пустыни, ее горы сдвинулись, ее острова затонули, ее реки потекли вспять – мир, залитый лавой, засыпанный метеоритами, с зияющими безднами, с горящей нефтью, извергающимися вулканами, качающейся землей, мир, окутанный дымом и паром.

Перемещение слоев земли и появление гор, землетрясения и извержения вулканов соединялись в дьявольском грохоте. Этот голос звучал не только в пустыне Синая; весь мир должен был слышать его. "Небо и земля гремели... Горы и холмы сдвигались", – говорится в мидраше. "Громок был рев небес, и земля отвечала ему эхом", – говорится в эпосе о Гильгамеше. У Гесиона огромная земля стонала, когда Зевс поразил Тифона своими громами: "Земля издавала ужасный грохот, как и бескрайнее небо над ней".

Сближение двух заряженных тел могло также производить трубные звуки, варьирующиеся по мере возрастания или уменьшения разделяющей их дистанции. Кажется, что это явление описано у псевдо-Филона как "перекличка труб между звездами и их Владыкой". Здесь мы можем проследить происхождение пифагорейского понятия "музыка сфер" и мысли о том, что звезды рождают музыку. Согласно мидрашиму, трубный звук на горе Синай имел семь различных ступеней высоты (или нот), а раввинская литература говорит о "небесной музыке", услышанной в момент явления: "При первом звуке небо и земля сдвинулись с места, моря и реки повернулись вспять, горы и холмы покачнулись на своих основаниях".

Гомер описывает подобную же ситуацию следующим образом: "Бескрайние просторы земли и небеса над ними звучали, как голос трубы". "Мир весь сгорает в звуках рога", – говорится в Волуспе.

Согласно еврейским преданиям, все народы слышали гром законоположительной речи...»

Таким образом, Великовский, как, впрочем, и многие другие сторонники подобной версии Синайского откровения, отнюдь не спешит записать Моисея в фокусника, сумевшего ввести в заблуждение целый народ и внушить ему свои идеи. Нет, Моисей, дескать, и сам искренне верил, что слышит голос Бога, то есть наравне со всеми другими подвергся религиозной экзальтации.

Однако при всей своей любопытности гипотеза Великовского имеет и немало слабых сторон. К примеру, все историки убеждены, что колесницы на вооружении египетской армии появились именно при гиксосах, а так как Библия утверждает, что фараон преследовал евреев именно на колесницах, то значит, исход все же происходил позже вторжения гиксосов.

А потому давайте все же обратимся к той картине происходящего, которую рисует сама Библия. Тем более что картина эта, как верно замечают и еврейские, и христианские теологи, содержит множество деталей, которые до сих пор не в состоянии объяснить ни один из исследователей-атеистов.

Пятикнижие предельно четко обозначает дату прихода евреев к горе Синай – 1 сивана 2448 года по еврейскому летосчислению, то есть спустя два с половиной месяца после того, как они покинули Египет, примерно в начале июня. Для самого Моисея это было одновременно исполнением и того, что обещал ему Всевышний во время Своего первого явления в пламени Неопалимой купины, и одновременно выполнением взятого на себя обязательства. Все, что говорил ему Бог тогда, во время их первого разговора, сбылось, и вот он снова здесь, у таинственной горы Синай, на этом «святом месте».

Очевидно, еще во время движения по пустыне Моисей направил посланцев в Мадиам к своему тестю Иофору и обозначил ему гору Синай как место будущей встречи. Кто знает, что творилось в душе Исфора, после того как он получил письмо от Моисея, какие мысли роились в его голове? Он прощался с зятем, когда тот, по меньшей мере внешне и по общественному статусу, был простым пастухом, а теперь ему предстояла встреча с великим вождем, человеком, за которым идут тысячи людей и который опирается на собственную армию...

Как тот примет его после столь чудесного превращения? Признает ли он его дочь в качестве супруги, а двух сыновей, Гершома и Элиэзера – как законных наследников? Однако уже первые минуты встречи рассеяли все сомнения – Моисей не только показал, что не собирается отрекаться от своей семьи из Мадиама, но и наоборот, всячески демонстрируя почтение к тестю и любовь к жене и детям, постарался подчеркнуть, что он остался прежним Моисеем, и гордыня совершенно не коснулась его.

«И пришел Итро, тесть Моше, и сыновья его, и жена его к Моше в пустыню, где находился он в стане у горы Всесильного. И передал он Моше: "Я, тесть твой Итро, иду к тебе, и жена твоя, и двое сыновей ее с нею". И вышел Моше навстречу тестю своему, и поклонился, и поцеловал его, и приветствовали они друг друга, вошли в шатер...» (Исх. 18:5—7).

Разумеется, вслед за Моисеем, вышедшим навстречу Иофору в сопровождении своего брата Аарона и его сыновей Надава и Авигу, вышел из шатров и весь народ – приход тестя Моисея, его жены и детей стал значительным событием в еврейском стане, где немедленно начали готовиться к праздничному пиру.