Текст книги "Последний долгожитель (Сборник)"
Автор книги: Петер Куцка
Соавторы: Эрвин Дертян,Дюла Хернади,Золтан Чернаи,Дежё Кемень,Йожеф Черна,Кальман Папай,Эндре Дараж,Бела Балаж,Петер Сабо,Миклош Ронасеги
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
– Для чего тебе гостиница?
– Хочу попросить у него автограф. Как поклонник его редкого таланта.
– Сумасшедший!
– Никогда в жизни не был нормальнее. Повторяю: Буги не доказательство.
– Я и сам понимаю. Он лишь косвенная улика. Но другой у нас нет.
– Вот я и раздобуду прямую улику. Помоги мне попасть к Раджио. Разумеется, я пойду к нему вместе с Оттокаром.
– Петер, ты привез с собой ежа?
– Разве я мог доверить его Шари? Прошлый раз у него два дня был понос из-за горохового супа. Его желудок не выносит сметаны.
– Бедняжка Оттокар!
– Так ты поможешь мне пройти в гостиницу?
– Да, черт побери! Но если ты сделаешь какую-нибудь глупость…
– Не беспокойся. Я только попрошу у него автограф. Предоставлю ему возможность действовать.
– Ну нет, Пети, так не пойдет. Нет и нет! Я категорически возражаю.
– Тебе известно только об автографе. Остальное мое дело.
– Если с тобой приключится беда или будет скандал…
– Можешь быть совершенно спокойным. Никакого скандала не произойдет. И за свое место не бойся – в отставку подавать тебе не придется!
– Ну и глупец же ты! Я за тебя боюсь, а не за свое место!
– Во всяком случае неплохо, если ты будешь неподалеку.
– Понять это и у меня ума хватит, – проворчал Сакач, но не выдержал, ухмыльнулся и согласно кивнул головой.
Оттокару в гостинице было пусто и одиноко. Петер протащил его в номер в портфеле и забаррикадировал в углу. Оскорбленный еж кружил, постукивая, в узком загончике, тревожно принюхивался, с упреком поводил носом. Петер сочувственно склонился к нему и попытался утешить:
– Сожалею, старик, но придется тебе немного попоститься. Разгрузочный день! Я не намерен пластать из-за тебя штраф. Поголодай немножко. Будешь умницей, тетя Шари дома приготовит тебе фаршированный перец.
После того как хозяин ушел, обиженный Оттокар некоторое время потоптался на месте, а затем отправился на разведку. Перелез через загородку, отдышался, взвизгнул и, сердито покачиваясь, доковылял до радиатора. Там он нашел двух засохших мух, но этого было мало даже на закуску. Майский жук, случайно залетевший в окно, лишь раздразнил его аппетит. Продолжая поиски, Оттокар стянул со стола скатерть и опрокинул вазу с цветами. Осознав, что он единственное живое существо в этом безумном мире, еж попытался грызть кончик плаща Петера, но повторять эксперимент не стал и, таким образом, не смог прийти к надежным с точки зрения науки выводам. Однако, подобно некоторым философам, он больше полагался на свой вкус, чем на научные сведения. И в данном случае это себя оправдало. Валявшуюся на полу газету еж нашел столь же несъедобной, как и домашние туфли Петера, а когда он высвободил свои колючки от бахромы занавески, две мухи и жук, скучающие в его желудке, не смогли бы составить даже партии в бридж. Разве что при желании имели возможность сразиться в ульти.
Когда вернулся Петер, Оттокар не стал виновато горбиться, не прижался в испуге к полу, даже не спрятался, а потопал к хозяину, требовательно стуча лапками и переваливаясь на ходу.
После полуторачасовой уборки Петер водворил Оттокара в портфель, где лежал свежий рогалик, и уже собрался выйти из комнаты, как в дверь постучали. В номер вошел Имре Сакач.
– Значит, ты решил, что моя затея с автографом не годится? – спросил Петер.
– Напротив, я пришел к выводу, что ты прав, и поспешил в гостиницу. Монету кидать не станем, выскажемся оба. Сначала я, потом ты. Мне необходимо знать, что ты затеял. А для этого будет лучше, если ты узнаешь все, что известно мне.
– Пошли!
Когда они, наконец, остановились у гостиницы в центре города, Петер закончил объяснение и с сияющим лицом обернулся к другу:
– Гениально, правда?
– Неплохо, только опасно. Не лучше, если я…
– И думать не смей! Идея моя, и я хочу воплотить ее в жизнь самостоятельно. С рефлексами у меня все в порядке, чувство ритма хорошее. Но ты находись рядышком.
– Будь спокоен!
Сакач бросил портье несколько слов и этого оказалось достаточно, чтобы они беспрепятственно поднялись на второй этаж к апартаментам Раджио. Им повезло: не пришлось искать предлога, чтобы удалить секретаря – его в гостинице не оказалось. Петер, с портфелем под мышкой, постучал в дверь.
Он вошел в холл, застекленная дверь напротив была приоткрыта. Посреди комнаты, в темно-красной домашней куртке стоял Дино Раджио и выжимал сок из лимона в стакан. Петер почтительно поздоровался, затараторил по-итальянски. Пусть маэстро простит его за беспокойство, но он музыкант, и для него будет величайшим счастьем получить автограф гениального артиста. Выпалив все разом, он умолк и с благоговением воззрился на певца, лениво потягивающего сок.
– Не в моих правилах принимать посетителей в номере гостиницы, – сказал Раджио. – Тем более раздавать автографы. Но для вас, молодой человек, как для собрата по искусству, я сделаю исключение. – Он снисходительно улыбнулся и уже потянулся за пером и бумагой, но вдруг рука его замерла на полпути, лицо омрачилось. – А вдруг вы репортер? Что у вас в портфеле? Магнитофон?
– Да что вы, маэстро! Из благодарности, из чувства признательности за автограф я, с вашего позволения, кое-что вам покажу. Небольшая шутка, un scherzo innocente, она связана с музыкой. Вас это заинтересует.
Раджио посмотрел на него с подозрением, потом нацарапал свое имя и вернул Петеру блокнот.
– Извольте. И поспешите с вашей шуткой, если уж другого выхода избавиться от вас у меня нет. Я могу уделить вам от силы пять минут.
Петер, бормоча слова благодарности, открыл портфель и вытащил отчаянно протестующего Оттокара. Раджио с отвращением попятился к стене. Испуганный Оттокар, выставив иголки, сгорбился на краю стола. А Петер без устали молол языком.
– Разрешите представить вам Оттокара, маэстро. Еж обыкновенный, по-латыни Erinaceus europaeus. Среди всех его примечательных свойств нас интересует лишь одно. Кстати, маэстро, наряду с музыкой я занимаюсь и зоологией. В прошлом году защитил докторскую диссертацию. Прошу следить за Оттокаром!
Он вынул из кармана свисток и дунул в него. Оттокар, следуя знакомому сигналу, зашевелил длинным носом с черной кнопкой на кончике и быстро, как на колесах, покатился к хозяину. Добежав, получил награду и не торопясь вернулся на край стола. Петер повторил опыт, не прерывая своих объяснений:
– Немудреная штука, если иметь подход. Непосвященных она пугает. С таким аттракционом в прежние времена я мог бы стать кудесником. Дело в том, что уши Оттокара чувствительны к ультразвуку. Мы его не слышим, а он улавливает. Ну-ка, малыш, давай! Получишь вкусный рогалик… Ультразвук воспринимают также дельфины, летучие мыши. И собаки. Таким, как у меня, свистком многие хозяева подзывают к себе служебных собак. Но, – он поднял голос, – ультразвуком можно и убивать.
Петер умолк и отодвинулся к зеркалу на стене. Раджио несколько секунд пристально смотрел на него, затем невозмутимо произнес:
– Интересная игра, dottore. Очень поучительная. А теперь убирайтесь вон!
– Это все, что вы хотели бы мне сказать?
– Пока все.
– Предположим, я исчезну. Чем это вам поможет? Или вы так свято полагаетесь на своего секретаря?
Раджио сделал шаг вперед. Расстояние между ними не превышало трех метров. Петер не отступал от зеркала. Опершись обеими руками о стол, певец яростным шепотом бросал ему в лицо:
– Убирайтесь прочь, ничтожество! Со мной шутки плохи! Вы осмелились шутить над величайшим артистом!
Петер рассмеялся.
– Разве я вас оскорбил? Уж не собираетесь ли вы вызвать меня на дуэль? К сожалению, у меня нет такого оружия, как у вас, маэстро…
– Вон отсюда! – Раджио побагровел от гнева.
Петер продолжал дразнить его:
– Я уйду, но заберу с собой ежа. Даже его я не оставлю рядом с обыкновенным наемным убийцей!
– Берегитесь! Если бы я не…
– Неужто вы меня пожалели? Какое благородство!
Раджио тяжело дышал. Сдавленным голосом он прошипел:
– Безумец! У вас нет доказательств, вы не в состоянии мне повредить! Без улик нет уголовного дела!
– А если улики есть?
– Нет! И быть не может! – Раджио рассмеялся. – Вы, милейший, быть может, кое о чем догадываетесь, но с этим далеко не уедешь!
– Чего же вы ждете в таком случае?
– Ты сдохнешь, крысеныш!
– Ну, наконец-то!
– Сдохнешь, и не потому, что догадался, а потому, что осмелился нагло вести себя со мной!
– Прошу вас, маэстро, начинайте!
– Рогсо impudente!
Петер не спускал глаз с лица итальянца. Тот слегка наклонился вперед, шея его раздулась. Петер расслабил мышцы, взметнул в воздух руки. В ту же минуту дверь с грохотом распахнулась, кто-то ударил Петера по ногам. Он упал. Зеркало на стене разлетелось вдребезги, осколки посыпались на лежащего на полу Петера. Слышался топот, громкие голоса…
Петер поднял голову в тот момент, когда на запястьях мертвенно бледного Раджио щелкнули наручники. Кто-то приподнял Петера. Потный, со спутанными волосами человек кричал ему в ухо:
– У тебя все в порядке?
– Что в порядке? – вяло переспросил Гонда.
– С тобой ничего не случилось? Завяжите певцу рот! Впрочем, оставьте, сейчас это уже лишнее.
Петер с трудом выпрямился и отряхнул костюм. Потом посмотрел на Раджио, на груду осколков.
– Всю силу вложил, так старался! Совсем выдохся…
– Послушай, если б я тебя не свалил… Что за шуточки, черт побери!
– Теперь денек-другой он будет безвредным.
– Уведите его, сержант, – сказал Сакач. – Поставьте у двери троих. Шипош, отыщи секретаря! Я подойду попозже, а пока никаких сообщений в печать! Петер, что с тобой?
Петер прислонился к стене, слабо улыбнулся.
– Замедленная реакция. Выпьем где-нибудь по чашечке кофе? – Неожиданно он рассмеялся. – Хороший бы я был покойничек!
– Перестань паясничать! – рассердился Сакач, но не выдержал и улыбнулся. – Пошли… А, черт! Послушай, кто там чавкает?
Петер посмотрел на стол, где лежал портфель. Бока портфеля то раздувались, то опадали.
– Оттокар доедает остатки рогалика…
Шарика молча вязала. Петер стоял, прислонясь к зеленой кафельной печке. Каждые пять минут он смотрел на часы. Наконец, когда прошло около часа, терпение у него лопнуло.
– Шари, сыграем гавот Баха? Если он и к тому времени не придет, я пойду ему навстречу.
– Может, ты сам мне расскажешь?
– Нет. Имре вел следствие. Это он обо всем догадался. Я только в конце помог ему. Садись за пианино…
Они играли коду, когда дверь открылась и в комнату быстрыми шагами вошел сияющий и разгоряченный Сакач.
– Раджио все отрицает, словно ему за это платят. Кстати, ему уже вообще не платят. А секретарь раскололся и все выболтал. Завтра мы продолжим допрос, а сегодня я свободен.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросила Шари.
– Сейчас? Нет. Зачем? Все уже позади.
Шари устроилась поудобнее в качалке.
– Теперь рассказывайте, я сгораю от нетерпения. Пети ни за что не хотел говорить до вашего прихода.
Петер распахнул окно и тоже сел.
– Лучше, если ты расскажешь, Имре. А я буду подавать реплики. Сигарету?
– Поезда… – начал Сакач. – Знаете, составы формируют на сортировочной горке, откуда их отправляют. На горке стоят разные вагоны. Сортировщик скатывает их вниз, и вагоны, предназначенные для одного поезда, образуют состав. Расцеплять и составлять – в этом весь фокус! Конечно, помогла и случайность. Могло быть хуже. Но, с одной стороны, мне сопутствовала удача, с другой – у меня были превосходные помощники. Вы, Шари, ты, Пети и – Сакач улыбнулся – Оттокар. Да, не забыть бы давно усопших! Вашу прапрапрабабку, Шари, Агату Корнелиус. Помогли и другие: прежде всего Гере, монтер из консерватории, библиотекарша из газетного архива Национального музея, намеченная жертва – Хрдличка, боксер Буги и еще несколько человек. Ну, и, конечно, сам Раджио.
Итак, – он глубоко затянулся сигаретой – начнем по порядку. Очень удачно, Шари, что вы оказались такой страстной поклонницей Раджио. Вы, возможно, не помните, но, когда я пришел к вам в первый раз, вы бросили фразу, которая сдвинула во мне подсознательный логический ряд. Отвергнув мои смутные догадки, вы разбудили и отправили на горку железнодорожного стрелочника. Помните, вы с возмущением сказали: "С таким голосом убивать?!" Да, именно так все и происходило. Таким голосом он убивал. Среди несчастных случаев со смертельным исходом, которые меня насторожили, есть обстоятельство, на котором следует задержаться. Я имею в виду случай в Веймаре. Смерть Мануэлы. Почему одновременно с ней он не убил Картера? Объясняется все просто, и именно поэтому в Сегеде не было нужды завязывать ему рот. Убийство требовало от него такой концентрации энергии, что новую попытку он мог сделать лишь несколько дней спустя. Скорпион не жалит два раза подряд… Смертельные случаи в сходных обстоятельствах сами по себе подозрительны, но тут они, словно нитью, были связаны с постоянным присутствием на месте происшествия знаменитого тенора Радздио. В старом номере итальянской газеты, которую я откопал в архиве Национального музея, мне удалось найти любопытную заметку. Она-то и помогла мне понять причину вашей перепалки с Пети по поводу испорченного портрета бабушки Агаты Корнелиус. Петер сбил краску не свистком, а интенсивным пучком ультразвуковых волн. Этот пучок излучался из свистка, и именно он отслоил с полотна кусочек старой краски.
Так же как на картине в боковом алтаре собора св. Петра. В свое время этот случай настолько возмутил итальянского искусствоведа, что он разразился гневной статьей, обвиняя туристов во всех смертных грехах. А между тем таким туристом-вандалом был Раджио: в память о своем чудесном выздоровлении он ежегодно в день Бианки поднимается на хоры собора, чтобы взять верхнее фа-диез. Он сам признавался в этом, одному репортеру, когда еще не подозревал о том, что наделен столь опасным даром. Его горло способно издавать не только звуки, которые мы слышим, но и излучать ультразвуковые волны.
– Именно это я и хотел повторить в сегедском соборе, – вставил Петер.
– Ты пришел к этой мысли, потому что ты музыкант.
– Меня натолкнула на нее и игра с Оттокаром. Но я не был уверен. Только инстинктивно чувствовал что-то. А ты…
– В Сегеде я был уже совершенно уверен, но хотел увидеть собственными глазами, как он это делает. Очень хорошо, что ты туда приехал, я до сих пор еще не поблагодарил тебя… Одним словом, я проверил, можно ли и в самом деле убивать ультразвуком. Волновые колебания свыше шестнадцати килогерц способны воспринимать некоторые животные. Это, разумеется, всем известно, – добавил Сакач извиняющимся тоном, – я повторяю только для полноты картины. Итак, собаки, морские свинки, крысы, например, отлично слышат звуки в диапазоне тридцать восемь – сорок килогерц; кузнечики, саранча – от восьми до сорока; летучая мышь, которая получает информацию по принципу радара, – на частотах от двадцати пяти до. Шестидесяти килогерц. По сравнению с обычными звуками, которые улавливает человеческое ухо, ультразвуковые волны позволяют получать гораздо большую плотность потока энергии. Они легче передаются, фокусируются, преломляются. Их можно использовать для смешивания жидкостей, дробления металлов, получения эмульсий, суспензий. Ультразвуком можно очищать воздух от парящих в нем пылинок, дезинфицировать, истреблять бактерии, насекомых, грызунов; им лечат кожные язвы, ревматические, мышечные и суставные боли. Он способен разрушать полимеры. Ультразвук применяют дантисты, с его помощью делают операции мозга. И в заключение следует отметить еще один факт. Он заключается в том, что точно направленный ультразвуковой пучок определенной плотности и интенсивности способен поразить нервную систему человека и вызвать паралич – даже паралич сердца. В случае, о котором я говорю, ультразвуковым генератором является не что иное, как тренированное горло певца Раджио.
О том, как он это делает, скажу позднее. Когда я пришел к этому выводу, я понял, что должен отправиться на место преступления. Ближе всего была консерватория. Там я беседовал с одним общительным монтером, который был очевидцем несчастья с Картером и рассказал мне обо всем. По его словам, Раджио, когда пел, повернул голову в сторону. Тогда я не сообразил, в чем дело, догадка пришла лишь по дороге в Сегед. В поезде, слушая радио, я узнал о том, что любимое развлечение Раджио – бильярд. Тут мне вспомнилась такая мелочь: электромонтер во время работы ругал деревянную, "твердую, как мрамор" обшивку стен зала консерватории. Будучи знатоком бильярда, Раджио в консерватории убил не "прямым попаданием". Пучок смертоносных лучей отразился от деревянной обшивки и попал в цель. Выражаясь языком бильярдистов, Раджио "сыграл дуплетом". Почему он так сделал, я пока не знаю, со временем это, очевидно, удастся выяснить. Вероятно, впереди сидел высокий человек, который заслонял Картера, и Раджио не смог «прицелиться» прямо в жертву.
Вот так. В Сегеде мне нужно было собрать улики, а прежде всего охранять Хрдличку. О самом концерте пусть расскажет Пети.
Петер рассказал о том, что произошло на Соборной площади, и добавил:
– Помнишь, Шари, как на концерте в консерватории Раджио пустил петуха? У нас есть эта запись. В "Прощании Туридду". К тому же вся эта история с верхним фа-диез в день Бианки… Ты же знаешь, что звук фа-диез в скрипичном ключе записывается на пятой линейке. Когда певцы берут этот звук, они открывают рот не очень широко. Вполне возможно, что Раджио после специальных вокальных упражнений научился брать фа-диез, как верхнее «до». В этих случаях певцы обычно округляют рот, причем диаметр круга при подобной высоте звука, не превышает тридцати миллиметров. Такой ультразвуковой пучок…
– Он сужал рот, – перебил Сакач. – Диаметр круга уменьшался с тридцати миллиметров до пяти. Примерно такого размера было пятнышко на портрете вашей прародительницы, Шари. Энергию мы соотносим с единицей пространства, и если диаметр уменьшается с тридцати до пяти, то есть в шесть раз, то и площадь уменьшается – шесть умножить на шесть – в тридцать шесть раз. Следовательно, энергия, попадающая на единицу площади, возрастает в тридцать шесть раз. Кто знает, быть может, в первый раз в соборе это произошло случайно, а возможно, маэстро тренировался; занимался "учебной стрельбой". Когда он, желая убить человека, еще больше сжимал рот, концентрируя пучок ультразвуковых волн, энергия, приходящаяся па единицу поверхности, многократно возрастала. Он словно дул в стеклянную трубку, стреляя из нее по своим жертвам острыми шипами. Ты сказал, Пети, что он брал "до"…
– Да. Конечно, можно взять «фа» или «ля», но при «до» рот больше всего округляется. Вспомнитека его «адьо». Как он это делал, я не знаю. Такая способность к убийству, видимо, врожденная, – что-то вроде заячьей губы или волчьей пасти.
– Если это врожденная способность, – задумчиво произнесла Шари, – то почему она проявилась только сейчас, в последнее время?
– Ответ на это дает биография Раджио, – сказал Сакач. – Когда он был подростком, ему сделали операцию горла. Хирург по имени Диаволо спас его от дифтерии. Случайно ли деформировал профессор его гортань или намеренно сделал из него чудовище, – возможно, и выяснится позднее. Но известно одно: Фабрицио Диаволо был одним из основателей фашистской партии. Есть ли какая-то связь между ним и убийствами, которые совершал Раджио? Не исключено. В свое время на процессе военных преступников в Западной Германии всплыло имя Диаволо. Возможно, какой-то пронырливый американский журналист ухватился за это имя, возможно, американская разведывательная служба вела по этому делу следствие. Факт остается фактом: им удалось захватить бумаги с записями Диаволо, из которых они узнали об обстоятельствах операции. И сумели прибрать к рукам слабохарактерного певца. Запугивали ли они его или шантажировали, надеюсь мы скоро узнаем.
Он замолчал.
– Настоящий роман ужасов, – немного погодя сказала Шари.
– Да, – ответил Сакач. – Отвратительная история! Мне не удалось бы ее распутать без посторонней помощи. Особенно твоей, Пети, и вашей, Шари.
– Не забывай об Оттокаре, – сказал Петер и выманил зверька из-под качалки.
Оттокар остановился посреди комнаты, поднял мордочку и, помаргивая, уставился на хозяина. Тот рассмеялся, потом сделал серьезное лицо.
– Как по-твоему, Имре, Шари на это согласится?
– На что, собственно? – спросила Шари, косясь на мужа.
– Знаешь, следовало бы наградить Оттокара… До каких пор он будет жить старым холостяком?
– Послушай! – вскричала Шари. – Уж не хочешь ли ты…
– Вот именно, – заявил Петер не терпящим возражения тоном. – Завтра же утром пойду в зоомагазин и подыщу ему Манци. Подходящую по возрасту и соответствующую его вкусу.