Текст книги "Французская демократия"

Автор книги: Пьер Жозеф Прудон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА II.

Планъ кампаніи, составленный воспріемниками оппозиціи, друзьями правительства. – Рабочая масса, слѣдуя въ первый разъ своей собственной идеѣ и дѣйствуя во имя ея, разрушаетъ всѣ ихъ разсчеты. – Численный результатъ выборовъ. – Значеніе крестьянскихъ голосовъ.

Послѣ того, какъ декретомъ 24 ноября сенату и законодательному собранію было возвращено до нѣкоторой степени право голоса, въ извѣстныхъ правительственныхъ сферахъ стали считать оппозицію 1857 года слишкомъ слабою даже въ интересахъ самой власти. Побѣды, одерживаемыя правительствомъ въ палатѣ, не доставляли ему славы; это вредило блеску императорской прерогативы. Первая уступка помазала націю по губамъ. Страна стала сожалѣть о политическихъ нравахъ іюльской монархіи. Эта прихоть могла сдѣлаться опасною. Нѣкоторые друзья имперіи желали для нея поэтому оппозиціи болѣе многочисленной, хотя умѣренной, а главное, не враждебной династіи.

Эта мысль, пущенная въ ходъ умными головами либеральнаго бонапартизма, была подхвачена на лету тою кликою, изъ которой могли выйти ораторы, въ особенности ораторы независимые. Вотъ причина, почему литераторы, журналисты, адвокаты, академики, профессоры и т. д. толпами повалили записываться въ кандидаты. Легитимисты и либералы, перекликаясь съ обоихъ крайнихъ полюсовъ политическаго горизонта, пѣли Осанну примиренія. Наконецъ, думали они, можно будетъ помѣриться силами въ парламентѣ, хотя бы только ради назиданія страны и ради чести свободы. Чего было бояться императорскому правительству кандидатовъ, поддерживаемыхъ такими журналами, какъ Presse, Opinion National, Siécle, Temps, Debats?.. Съ другой стороны, какъ же было не радоваться этимъ журналамъ и ихъ кліентамъ, видя, что Имперія склоняется къ парламентаризму? Буржуазія этимъ удовлетворялась; воздавалась честь политикѣ и учрежденіямъ 1830 года; сдерживалась вѣчно волнующаяся демократія; наконецъ, подъ покровительствомъ императора скрѣплялся союзъ, составленный старыми партіями въ 1848 году, въ славной улицѣ Poitiers, противъ соціальной революціи. И вотъ всѣ простофили принялись рукоплескать.

Избирательная кампанія была открыта согласно этому плану. Въ этомъ духѣ былъ составленъ списокъ кандидатовъ оппозиціи. Правительство разсчитывало по крайней мѣрѣ наполовину парижскихъ избирателей, какъ въ 1857 году; оно не испугалось бы тридцати оппозиціонныхъ депутатовъ, выбранныхъ департаментами. Списокъ кандидатовъ Сены былъ составленъ такъ, что не могъ возбуждать никакого безпокойства, предполагая даже самый неблагопріятный результатъ.

Единственная трудность, но за то очень важная, состояла въ томъ, чтобы недопустить демократію до какой нибудь возмутительной демонстраціи. Демонстрація эта могла выразиться или отказомъ подавать голоса, или подачей безъименныхъ билетовъ, или наконецъ избраніемъ лицъ, открыто и энергически враждебныхъ конституціи. Первое затрудненіе были увѣрены побѣдить съ помощію журналовъ, которые всѣ стояли за баллотировку, и при содѣйствіи буржуазіи, болѣе склонной, по примѣру прежнихъ вождей своихъ, говорить, чѣмъ молчать; что же касается безъименныхъ билетовъ, которыхъ боялись больше всего, то противъ нихъ можно было дѣйствовать тѣми же средствами, и кромѣ того большинство считало, что дѣйствовать такимъ образомъ все равно, что вовсе отказаться отъ участія въ баллотировкѣ. Наконецъ, со стороны народа правительство считало себя безопаснымъ. Въ 1848 народъ избралъ Лудовика Наполеона въ президенты; въ 1851 онъ принялъ плебисцитъ и участвовалъ въ государственномъ переворотѣ; въ 1852 онъ подалъ голосъ за Имперію. Не было никакихъ причинъ полагать, чтобы расположеніе его съ тѣхъ поръ измѣнилось.

Если бы этотъ планъ удался, – а все заставляло предполагать, что онъ удастся, – то переходъ отъ самодержавной монархіи къ монархіи конституціонной могъ бы совершиться безъ потрясеній и безъ опасности для Наполеоновской династіи, и притомъ въ самую благопріятную минуту. Буржуазія возвратилась бы къ своимъ старымъ обычаямъ; революціонное движеніе было бы снова отклоненно, и явилась бы возможность принять мѣры на будущее время противъ всякихъ нечаянностей всеобщей подачи голосовъ.

Что за тѣмъ произошло, извѣстно всякому. Династическая оппозиція въ Парижѣ обдѣлала свои дѣла слишкомъ хорошо. Администрація почти не получила представителей въ столицѣ; меньшинство ея въ Парижѣ было самое жалкое, и все это нанесло правительству сильный нравственный уронъ. Теперь намъ предстоитъ найти причину этого пораженія, непредвидѣннаго, неожиданнаго и до сихъ поръ необъясненнаго.

1) Парижскіе выборы. – Привожу цифры, ограничиваясь, относительно городскихъ выборовъ, Сенскими, такъ какъ движеніе болѣе или менѣе сильное было всюду одинаково. Вотъ какъ распредѣлились въ декабрѣ 1851 года, послѣ государственнаго переворота, голоса сенскихъ избирателей;

Внесенныхъ въ списокъ	392,026
Подающихъ голоса	296,390
За плебисцитъ	196,539
Противъ	96,497
Утраченныхъ голосовъ	3,354
Отсутствующихъ	95,636

Примѣчаніе. На этихъ выборахъ правительство 2 декабря имѣло на своей сторонѣ большинство 100,000 голосовъ противъ оппозиціи, которая состояла преимущественно изъ буржуазіи или, вѣрнѣе, изъ лицъ средняго класса, принадлежавшихъ къ прежней партіи National'я и Reforme'ы; ихъ поддерживала значительная часть народа. Но вообще родъ, которому было возвращено право всеобщей подачи голосовъ, стоялъ за государственный переворотъ.

Я не буду говорить о національныхъ выборахъ 1852 года, которые доставили Имперіи 300,000 голосовъ болѣе, чѣмъ сколько оно имѣло въ 1851: воспоминаніе о 2 декабря было еще слишкомъ свѣжо; народное мнѣніе не подвинулось впередъ; къ тому же извѣстно, что демократія имѣла свои, болѣе или менѣе уважительныя, причины держаться въ сторонѣ.

Наступили выборы 1857 года, и вотъ ихъ результатъ.

Внесенныхъ въ списокъ	356,069
Подающихъ голоса	212,899
За кандидатовъ администраціи	110,526
За кандидатовъ оппозиціи	96,299
Утраченныхъ голосовъ или антиконституціонныхъ	6,074
Отсутствующихъ или неподающихъ голоса	143,170

Примѣчаніе. – Хотя число лицъ, внесенныхъ въ списокъ избирателей, уменьшилось съ 1851 года на 35,957, тѣмъ не менѣе мы видимъ, что число отказывающихся отъ баллотировки увеличилось на 48,134; – число голосовъ за правительство понизилось съ 196,530 на 110,526, т. е. на 86,013; – что число голосовъ оппозиціи осталось почти неизмѣннымъ: она потеряла около 198 голосовъ. Итакъ, въ 1857 въ Парижѣ существовала оппозиція въ 100,000 голосовъ, почти не измѣнившихъ своего мнѣнія въ теченіе семи лѣтъ, между тѣмъ какъ правительство понесло значительный уронъ, получивъ вмѣсто прежнихъ 196,539 голосовъ только 110,526. Къ какой партіи принадлежали неизвѣстные голоса, числомъ 44,000, увеличившіе собою въ 1857 число отсутствующихъ? Я, не колеблясь, говорю, что то были главнымъ образомъ народные голоса, голоса работниковъ, равнодушныхъ къ выборамъ или даже такихъ, между которыми начинало бродить неудовольствіе.

Выборы 1863 года даютъ слѣдующіе результаты:

Внесенныхъ въ списокъ круглымъ числомъ	326,000
Подающихъ голоса	240,000
За кандидатовъ правительства	82,000
За кандидатовъ оппозиціи	153,000
Безъименныхъ билетовъ	4,556
Отсутствующихъ или неподающ. голоса	86,000

Примѣчаніе. Число лицъ, внесенныхъ въ списокъ, еще уменьшилось съ 1857: изъ 356,069 остается только 326,000 – разница въ 30,000 голосовъ. Не смотря на это, число голосовъ, поданныхъ за правительство, понизилось съ 110,526, на 82,000, – разница въ 28,000, и, наоборотъ, 96,299 голосовъ, преданныхъ оппозиціи, усилились 57,000 голосовъ, перешедшихъ въ оппозицію изъ разряда отсутствовавшихъ. Нѣтъ сомнѣнія, что эти 57,000 голосовъ принадлежали народу, который со времени государственнаго переворота не являлся на выборы. По соображеніямъ, приведеннымъ нами выше, мы можемъ заключить, что изъ 153,000 голосовъ, поданныхъ за оппозицію въ 1863 году, по крайней мѣрѣ половина принадлежитъ рабочей демократіи.

Послѣ этого какое же значеніе, какой смыслъ имѣютъ эти выборы?

Въ исторіи, можетъ быть, не было примѣра, чтобы народъ, въ тѣсномъ смыслѣ, въ смыслѣ сословія, въ противоположность дворянству, буржуазіи и церкви, заявилъ какимъ нибудь поступкомъ собственную мысль, собственную волю. Народъ умѣлъ всегда только кричать: Да здравствуетъ императоръ! или Да здравствуетъ король! или Да здравствуетъ господинъ! или Да здравствуетъ хозяинъ! Римскій плебей, создавъ имперію, не основалъ ничего; напротивъ, онъ все разрушилъ. Онъ всегда неизменно выражалъ только одно: ненависть къ патриціямъ. Самъ онъ не произвелъ никакой идеи; распри его съ патриціями были просто бунты эксплуатируемыхъ кліентовъ, чтобы не сказать – рабовъ. Давъ Цезарю и его преемникамъ, до Августула включительно, безсмѣнную диктатуру, римскій народъ уничтожилъ республику и замѣнилъ ее самодержавіемъ. Что значили во Франціи народные выборы съ 89 года? Подражаніе или, вѣрнѣе, содѣйствіе мѣщанскимъ выборамъ. Народъ игралъ въ политику, какъ дѣти въ солдатики. Ни санкюлотизмъ, ни робеспьеризмъ, ни бабувизмъ, ни бонапартизмъ не могли дать всеобщей подачѣ голосовъ самобытности и значенія. Въ 1799, 1804, 1815 годахъ народъ вотировалъ за своего императора, а вовсе не за себя. Хартія 1814–1830 лишила массу права подачи голосовъ. Но что потеряла она чрезъ это? Что потеряли общественное право и свобода? Ровно ничего. Самъ народъ, повидимому, нисколько не жалѣлъ объ этомъ. Февральская республика возвращаетъ ему избирательное право. Но какъ онъ пользуется этимъ правомъ? Онъ выбираетъ преимущественно буржуа, орлеанистовъ, легитимистовъ, бонапартистовъ, республиканцевъ – кого ни попало, да вдобавокъ еще поповъ, монаховъ, поэтовъ и епископовъ. Въ учредительномъ и законодательномъ собраніяхъ большинство реакціонеры. Потомъ народъ избираетъ до трехъ разъ Лудовика Наполеона. Гдѣ тутъ, спрашиваю, державная, самостоятельная мысль?

И вотъ вдругъ, черезъ двѣнадцать лѣтъ по возстановленіи имперіи, этотъ народъ безъ всякой видимой причины дѣлаетъ крутой поворотъ, и 57,000 избирателей, рукоплескавшихъ въ 1851 году государственному перевороту и съ тѣхъ поръ хранившихъ молчаніе, внезапно переходятъ на сторону оппозиціи и численнымъ перевѣсомъ рѣшаютъ парижскіе выборы противъ правительства. Чтоже имѣетъ народъ противъ своего великаго избранника? На что онъ жалуется? Жаловаться! Это значило бы, что, по примѣру стараго дворянства, буржуазіи и духовенства, народъ понимаетъ себя, какъ сословіе; что на политику онъ смотритъ съ точки зрѣнія своихъ особенныхъ сословныхъ интересовъ и стремится управлять правительствомъ въ своихъ особенныхъ видахъ[6]6
  Манифестъ Шестидесяти говоритъ прямо: «Мы утверждаемъ, что послѣ двѣнадцати лѣтъ терпѣнія наступила благопріятная минута. Мы не можемъ согласиться, чтобы слѣдовало ждать слѣдующихъ общихъ выборовъ, т. е. еще шесть лѣтъ; если такъ, то избранія работниковъ пришлось бы ждать восемнадцать лѣтъ». Такимъ образомъ, видно, что они ведутъ счетъ своему терпѣнію съ 1851 года.


[Закрыть]. Но ничего подобнаго никогда не было ни прежде, ни послѣ революціи.

Вотъ это то и составляетъ характеристическую черту девятнадцатаго вѣка. Въ ней также нѣтъ ничего удивительнаго, какъ въ полигаміи и рабствѣ временъ патріарховъ, какъ въ феодализмѣ и папствѣ среднихъ вѣковъ.

Когда между монархіей божественнаго права и рабочей сельской и городской массой стояли посредствующіе классы духовенства, дворянства и буржуазіи, или средняго сословія, народъ не могъ выдти на политическую арену: онъ не принадлежалъ себѣ; каждый простолюдинъ зависѣлъ отъ какого нибудь патрона, отъ господина, епископа или аббата. Революція 89 года разорвала эту связь; народъ предоставленъ самому себѣ, и изъ него составился классъ пролетаріевъ, работниковъ на задѣльной платѣ, въ противуположность классу собственниковъ и капиталистовъ. Въ 1848 году соціализмъ, овладѣвъ этой нестройной массой, далъ ей первую организацію: онъ создалъ изъ нея особое тѣло, вдохнулъ въ нее мысль, душу, создалъ ей права, внушилъ различныя идеи: право на трудъ, уничтоженіе задѣльной платы, пересозданіе собственности, ассоціацію, искорененіе пауперизма и т. д. Однимъ словомъ, простой народъ, который до 1848 былъ ничто, который едва отличался отъ буржуазіи, хотя съ 89 года и составлялъ отдѣльное сословіе de jure et de facto, вдругъ пріобрѣлъ самостоятельность, благодаря именно тому, что былъ лишенъ всего и противупоставленъ классу землевладѣльцевъ и промышленныхъ эксплуататоровъ. Теперь, подобно буржуазіи 1789 года, онъ стремится стать всѣмъ.

Теперь для насъ становится ясно настоящее и даже будущее. Въ 1848 году народъ еще не понималъ своего положенія; не зналъ, въ чемъ состоятъ его выгоды; не сознавалъ своей идеи, и еще менѣе могъ выработать изъ нея какую нибудь политическую систему. Первой мыслью толпы, привыкшей къ рабству, было избрать себѣ повелителя. Повелителемъ этимъ сдѣлался Наполеонъ. Такъ римскіе плебеи предались Цезарю, такъ мятежные невольники предались Спартаку.

Но возстановленіе имперіи не есть еще окончательное рѣшеніе. По странной прихоти судьбы вышло такъ, что Лудовикъ Наполеонъ, представитель народа, былъ въ тоже время избранъ покровителемъ интересовъ буржуазіи, блюстителемъ стараго общественнаго порядка, пересозданіе котораго очевидно составляетъ задачу современнаго плебея. Очевидно, что послѣ двѣнадцати лѣтъ ожиданія народъ отвернулся отъ него. Подобно буржуазіи, которая хмурится и дѣлаетъ оппозицію своимъ конституціоннымъ государямъ всякій разъ, какъ интересы ея страдаютъ, народъ вступилъ въ оппозицію противъ своего избранника. Мы уже знаемъ результатъ этой оппозиціи, и теперь важно не обмануться въ немъ.

Въ 1863 и 1864 народъ, вотируя за одно съ извѣстною частію буржуазіи и давая свои голоса ея кандидатамъ, вовсе не имѣлъ въ виду поддерживать систему парламентской монархіи и дѣлать законную оппозицію; онъ ни подъ какімъ видомъ не хочетъ правленія, обыкновенно называемаго Орлеанизмомъ. Его не обманула интрига, имѣющая цѣлію, съ помощію іюльскихъ постановленій и конституціи преобразовать имперію въ пользу Бонапартовъ, устранивъ навсегда Орлеановъ. Онъ понялъ сокровенный смыслъ этой оппозиціи, узналъ маски, разгадалъ стремленія кандидатовъ. Онъ чувствовалъ, какое поруганіе нанесено свободѣ избирателей. Онъ былъ возмущенъ отступничествомъ и присягами нѣкоторыхъ лицъ, и въ людяхъ, которыхъ онъ посылалъ въ законодательный корпусъ, онъ уже видѣлъ враговъ своей идеи, союзниковъ реакціи. Могъ ли онъ не знать, что г. Жирарденъ, задушевный другъ принца Наполеона, человѣкъ, открыто проповѣдующій политическій индифферентизмъ, станетъ работать въ интересахъ императорскаго status quo? что г. Геру присталъ къ имперіи съ большинствомъ сенъ–симонистовъ? что сердечное согласіе господствуетъ между господами Авеномъ и де Персиньи? Могъ ли онъ забыть, что г. Жюль Фавръ, эксъ–секретарь министерства внутреннихъ дѣлъ во время республики, поддерживалъ въ 1848 президенство Наполеона противъ республиканскихъ кандидатовъ, за одно съ гг. Жирарденомъ, Викторомъ Гюго, Гарнье–Паже и т. д.; или какъ строгъ былъ въ Марсели къ соціалистамъ г. Эмиль Оливье, исполнявшій должность префекта и при временномъ правительствѣ, и при президенствѣ?

Какое же было дѣло народу до этихъ людей, до ихъ мнѣній и до ихъ прошлаго? Онъ страстно хотѣлъ лишь одного: заявить свой разрывъ съ правительствомъ, отъ котораго онъ такъ мало ждалъ – и, чтобы вѣрнѣе достигнуть своей цѣли, онъ забылъ всѣ нанесенным ему оскорбленія, кромѣ послѣдняго – отказа принять его кандидатовъ[7]7
  Г. Толенъ въ своей брошюрѣ о выборахъ приводитъ слѣдующій фактъ. Одинъ избиратель работникъ 9 округа, въ присутствіи котораго разсуждали о достоинствахъ г. Пельтана, писателя, обозрѣвшаго, по словамъ стереотипной рекламы г. Паньера, весь кругозоръ человѣческой мысли, выразился нѣсколько грубо, но въ формѣ, совершенно соотвѣтствующей современному настроенію: «A мнѣ наплевать, что бы ни бросить въ избирательный ящикъ, яблочную середку или капустную кочерыжку, – лишь бы то, что я брошу, значило оппозиція».


[Закрыть].

Никто не давалъ себѣ труда подумать, выгодно ли рабочему классу соединиться съ буржуазіей въ великой избирательной манифестаціи? не нарушаетъ ли его интересовъ принятіе присяги, служащей залогомъ, если не безъусловной преданности имперіи, то по крайней мѣрѣ согласія на программу законной оппозиціи? Не рѣшительнѣе ли былъ бы голосъ народа, не рѣшительнѣе ли былъ бы ударъ, если бы урны наполнились безъименными билетами и парижскіе выборы не состоялись бы? Но идеи еще недостаточно ушли впередъ; общественное мнѣніе еще не созрѣло; всѣ воображали, что избраніе представителей составляетъ главную сущность пользованія правомъ подачи голосовъ, и всѣ были заняты только тѣмъ, чтобы выборы пали на людей, которые, независимо отъ ихъ сокровенныхъ стремленій, какъ кандидатовъ, были бы извѣстны, какъ противники правительства.

Будемъ говорить правду съ рѣзкою откровенностью: кажется, будто рабочій классъ, которому здѣсь впервые предстояло говорить отъ своего собственнаго имени, привыкнувъ болѣе дѣйствовать силою, чѣмъ работать головой, только о томъ и заботился, чтобы доказать, что у него большинство и сила и что къ этимъ преимуществамъ онъ съумѣетъ присоединить отнынѣ волю и рѣшимость; что для него также легко уничтожить, какъ и создать большинство, и что, давъ Лудовику Наполеону въ 1848 году пять съ половиной милліоновъ голосовъ, въ 1851 – семь съ половиной, въ 1852 – семь милліоновъ восемсотъ двадцать четыре тысячи сто восемдесятъ девять голосовъ, онъ также легко можетъ и отвергнуть оффиціальныхъ кандидатовъ, если заблагоразсудитъ.

II. Сельскіе выборы. Здѣсь прежде всего представляется возраженіе, на которое необходимо отвѣтить, чтобы дать полное понятіе о выборахъ вообще и справедливо оцѣнить народное движеніе не только въ Парижѣ, но и въ департаментахъ. Мнѣ весьма основательно замѣчали, что въ приведенныхъ мною таблицахъ выборовъ 1848, 1851 и 1852 годовъ городскіе и сельскіе голоса взяты безразлично вмѣстѣ, между тѣмъ какъ по расположенію работниковъ Парижа и другихъ большихъ городовъ никакъ нельзя судить о крестьянахъ, которые до сихъ поръ остаются вѣрны императору и продолжаютъ идти подъ его знаменемъ. Такъ въ 1863 году, когда Парижъ и другіе большіе города дали оппозиціи 1,900,000 голосовъ, крестьяне дали правительству 5,500,000 голосовъ, что ставитъ его внѣ всякой опасности.

Оппозиція и ея журналы объясняютъ эти неблагопріятные для нихъ результаты невѣжествомъ сельскаго народонаселенія сравнительно съ городскимъ, его изолированнымъ положеніемъ, его робостью; по ихъ увѣреніямъ, было бы совсѣмъ не то, если бы можно было дѣйствовать на него и руководить имъ, какъ городскими работниками… На это отвѣчаетъ г. де Персиньи въ рѣчи, произнесенной имъ въ Роаннѣ: онъ цитируетъ римскую исторію, говоря, что различіе результатовъ городскихъ и сельскихъ выборовъ доказываетъ зрѣлость мысли, благоразуміе, послѣдовательность и консерватизмъ, которые во всѣ времена составляли отличительныя свойства поселянъ сравнительно съ безпокойной массой городскаго населенія.

Изъ этого видно, какъ склонны всѣ партіи къ самовосхваленію насчетъ своихъ противниковъ, не обращая вниманія на дѣйствительные факты и на истинныя чувства народа. На чемъ основывается, спрашиваю, мнѣніе, будто наши поселяне менѣе способны или болѣе благоразумны, чѣмъ наши ремесленники? Не во сто ли разъ раціональнѣе предположить, что какъ тѣ, такъ и другіе, будучи конечно способны заблудиться въ политическомъ лабиринтѣ, дѣйствуютъ прежде всего по внушенію своихъ задушевныхъ мыслей и своихъ интересовъ? Поэтому соображенія парижской прессы всегда казались мнѣ въ высшей степени наглыми, равно какъ и историко–фантастическія измышленія г. де Персиньи. Постараемся же узнать, въ чемъ интересъ крестьянина и что говоритъ ему его задушевная мысль, и тогда мы узнаемъ, что должно думать о большинствѣ голосовъ, данномъ имъ правительству.

Въ послѣдніе сорокъ лѣтъ тотъ же разрывъ, на который мы указали выше въ городскомъ населеніи между работникомъ и буржуа, обнаруживается и въ сельскомъ населеніи между сельскими работниками и поземельными собственниками, особенно живущими въ городахъ. Такъ какъ этотъ антагонизмъ имѣетъ самый глубокій смыслъ, то мнѣ, быть можетъ, будутъ благодарны за его объясненіе.

Въ городахъ старый принципъ феодализма удержался и продолжаетъ развиваться, измѣнивъ лишь форму. Объ этомъ свидѣтельствуетъ съ одной стороны промышленный и финансовый феодализмъ, такъ хорошо умѣющій при случаѣ вразумлять средній классъ и пролетаріатъ; съ другой – стремленіе большей части буржуазіи, недовольствуясь своимъ званіемъ чиновниковъ, капиталистовъ, подрядчиковъ и негоціантовъ – присоединять ко всему этому еще званіе крупныхъ поземельныхъ собственниковъ, верховныхъ обладателей почвы. Наконецъ, тоже доказываютъ извѣстныя коммунистическія тенденціи, нѣкоторыя плохо опредѣлившіяся корпоративныя идеи рабочихъ классовъ. Между тѣмъ крестьяне сосредоточились на одной мысли: все болѣе и болѣе упрочивать за собою свободное пользованіе землею. Понятіе о собственности, однимъ словомъ, неодинаково у горожанъ и у поселянъ: отсюда и различіе въ ихъ образѣ дѣйствія. Одинъ прежде всего добивается ренты, ищетъ чести обладанія; другой стремится къ независимому труду, желаетъ быть полнымъ господиномъ въ сельскомъ быту. Для перваго собственность есть ленъ, для втораго она все еще аллодъ. Разумѣется, я употребляю эти выраженія для того только, чтобы яснѣе выразить мою мысль, вовсе не думая никому навязывать идеи, далеко превосходящія обыкновенныя рутинныя понятія. Въ самомъ дѣлѣ, не найдется ни одного крестьянина, ни одного буржуа, исключая однихъ юристовъ, которые понимали бы значеніе этихъ терминовъ нашего древняго языка. А между тѣмъ эти слова, ленъ и аллодъ, выражаютъ два различныхъ права, два разные порядка вещей, два противоположныя стремленія, проявляющіяся въ наше время въ такой же силѣ, какъ и въ средніе вѣка, и которыя, по моему мнѣнію, совершенно уничтожить даже невозможно. Теперь, какъ и прежде, мысль крестьянина сосредоточена на аллодіальномъ владѣніи. Онъ инстинктивно ненавидитъ горожанъ, корпораціи, цехи, мастерства, какъ ненавидѣлъ прежде помѣщиковъ–феодаловъ, и первая его забота состоитъ въ томъ, чтобы изгнать пришлыхъ рыночниковъ, по выраженію нашего древняго права. Онъ хочетъ владѣть землей нераздѣльно и, при помощи этого владѣнія, господствовать надъ городами и предписывать имъ свои законы. Эта мысль преобладанія земледѣлія надъ промышленностью есть та самая мысль, которая положила основаніе владычеству древняго Рима и рѣшила побѣду этого земледѣльческаго народа надъ могущественнѣйшими коммерческими и промышленными государствами древняго міра. Въ средніе вѣка она поддерживала феодализмъ, а въ ХVІІІ столѣтіи была усвоена физіократами, но доселѣ еще неисчерпана. Отсюда глухая борьба, которая уже замечается въ некоторыхъ областяхъ. Одинъ изъ моихъ друзей выразилъ недавно эту мысль приблизительно въ такихъ выраженіяхъ: «мы идемъ къ открытой борьбѣ между городами и селами; крестьяне сдѣлались богаты; три четверти городскаго населенія находятся въ нуждѣ; первые, привлекаемые приманкою торговли и промышленности, мало по малу овладѣваютъ городами, между тѣмъ какъ вторые окончательно раздавлены этой новой конкурренціей и высшей буржуазіей, главная квартира которой – Парижъ».

И такъ одна и та же мысль руководитъ сельскими и городскими работниками. Въ городахъ рабочіе классы стремятся вытѣснить буржуазію возвышеніемъ заработной платы, ассоціаціями, коалиціями, корпоративными обществами, обществами взаимнаго вспоможествованія; въ селахъ – возвышеніемъ цѣнъ на работу и жалованья слугамъ, цѣны на землю, устраненіемъ фермерствъ, дробленіемъ арендныхъ земель на мелкіе участки и упроченіемъ за собой мелкой собственности. И такъ, война эта ведется всюду, но до сихъ поръ, вслѣдствіе отсутствія основной мысли, организаціи и тактики, не произвела рѣшительныхъ результатовъ. Люди взаимно тѣснятъ другъ друга, уничтожаютъ, давятъ; крестьянинъ, сосѣдъ или фермеръ, поденщикъ или слуга, старается всѣми силами вредить буржуа собственнику, но ничто не помогаетъ. Все остается по прежнему: классъ работниковъ и классъ собственниковъ, рента и аренда.

Республика 1848 года дала какъ крестьянамъ такъ и городскимъ работникамъ избирательное право. Но между тѣмъ какъ городскіе работники, по примѣру буржуазіи, составляютъ оппозицію правительству, вотируя за одно съ нею, поселянинъ, справедливо или нѣтъ, продолжаетъ считать императора представителемъ аллодіальной системы, восторжествовавшей, благодаря революціи и продажѣ національныхъ имуществъ. Напротивъ того, въ королѣ, протекторѣ буржуазіи или главѣ дворянства, онъ видѣлъ всегда представителя лена, который его подозрительный взглядъ видитъ теперь въ лицѣ капиталиста, фабриканта, директора торговыхъ компаній, негоціанта, литератора или судьи. Наполеонъ I понималъ это, и за то, несмотря на свое вѣроломство, такъ долго пользовался популярностію. Объ этомъ можно судить по тому, что мы видѣли въ 1830, 1840 и даже въ 1852 г. Почти тоже теперь происходитъ въ Италіи, гдѣ крестьяне сожалѣютъ объ австрійскомъ правительствѣ, естественномъ врагѣ и противникѣ буржуазіи, и проклинаютъ конституціонное королевство, какъ памятникъ побѣды ненавистныхъ господъ, maladetti signori.

Устройство желѣзныхъ дорогъ сильно способствовало обогащенію многихъ департаментовъ, даже самыхъ отдаленныхъ отъ центровъ, особенно тѣхъ, гдѣ хлѣбъ не составляетъ главнаго предмета производства, какъ въ департаментахъ Эро, Гарда, Юры, Дуба и проч.[8]8
  Свободный обмѣнъ препятствуетъ возвышенію цѣны на хлѣбъ и внушаетъ уваженіе крестьянамъ; можно сказать, что во Франціи почти всюду цѣна хлѣба не превышаетъ стоимости производства. Даже въ Босъ арендаторъ получаетъ свой доходъ не съ сбора хлѣба, а съ искусственныхъ луговъ и со стадъ.


[Закрыть]. Изобиліе съѣстныхъ припасовъ, явившееся вслѣдствіе огромнаго развитія промышленности, обогатило крестьянина. Для него открылись иностранные рынки; многіе предметы производства, какъ то: вино, плоды, овощи, которые въ прежнее время потреблялись на мѣстѣ за ничтожную цѣну, перевозятся теперь черезъ огромныя пространства и продаются съ большимъ барышомъ. Поселянинъ не разсуждаетъ о причинахъ: Cum hoc, ergo propter hoc; – всѣ эти блага достались ему въ періодъ имперіи, и онъ благодаритъ за нихъ императора. Ему необходима земля, какъ работнику капиталъ и орудія труда, и онъ добьется ея, купивъ ее.

И такъ, дѣло крестьянъ и ремесленниковъ дѣло общее. Сельская Marianne вполнѣ соотвѣтствуетъ городской Sociale. У нихъ одни и тѣже враги. До 1863 оба великіе класса, представляющіе трудъ, крестьяне и ремесленники, безъ всякихъ предварительныхъ соглашеній вотировали за императора; крестьяне и въ 1863 и 1864 годахъ остались вѣрны императорскому знамени, между тѣмъ какъ ремесленники безъ достаточной причины перешли на сторону буржуазіи. Я не говорю, что они поступили бы лучше, послѣдовавъ примѣру своихъ сельскихъ братьевъ; но мнѣ кажется, что было бы достойнѣе ихъ подать имъ примѣръ, объявивъ, что на будущее время они хотятъ дѣйствовать самостоятельно. Промышленная демократія Парижа и другихъ большихъ городовъ, ушедшая впередъ, должна позаботиться о примиреніи между своею партіею и сельскою демократіею; ей слѣдуетъ позаботиться о томъ, чтобы не казаться аллодіаламъ поборницею лена. Конечно, Наполеонъ III, какъ и Наполеонъ I, представляется еще массѣ врагомъ стараго порядка, покровителемъ поселянина противъ буржуазнаго феодализма. Подъ вліяніемъ этого убѣжденія крестьяне вотировали за кандидатовъ правительства. Но наполеоновская идея старѣется, какъ и все на свѣтѣ; старый порядокъ далекъ отъ насъ съ тѣхъ поръ, какъ на немъ налегъ густой слой новыхъ идей, законовъ, интересовъ; въ обществѣ почувствовались новыя потребности, и уже можно предвидѣть день, когда и въ провинціи произойдетъ крутой поворотъ, какой случился въ прошломъ году въ департаментѣ верхней Сены. На очереди стоятъ громадныя задачи, разрѣшить которыя власть неспособна. Дѣло идетъ о томъ, чтобы сочетать земледѣліе съ промышленностію и этимъ примирить сельское и городское населеніе; перестроить собственность по принципу взаимности и федеративнаго права; дать земледѣльческому классу новыя учрежденія; рѣшить въ пользу крестьянъ и ремесленниковъ вопросы о кредитѣ, о застрахованіи, о наемной платѣ, о пекарняхъ, бойняхъ, огородничествѣ, о напиткахъ и т. д.

Крестьянинъ питаетъ непреодолимое отвращеніе къ фермерству и арендаторству, какъ работникъ къ задѣльной платѣ; гораздо легче помочь ему сдѣлаться собственникомъ и потомъ взять съ него большой налогъ, какъ законную долю общества съ поземельной ренты, чѣмъ согласить его вѣчно дѣлиться съ отсутствующимъ собственникомъ произведеніями земли и стадъ, добытыми тяжелымъ трудомъ.

И такъ, не смотря на кажущееся и въ настоящихъ выборахъ дѣйствительно существующее разномысліе между сельскими и городскими работниками, въ основаніи стремленія ихъ одни и тѣ же. Цѣль ихъ – полное освобожденіе работника, уничтоженіе поденной платы, изгнаніе рыночнаго барышника. Съ обѣихъ сторонъ подавали голоса (т. е. тѣ, кто подавалъ голоса, потому что съ обѣихъ сторонъ многіе вовсе не вотировали) съ одинаковымъ стремленіемъ къ реформамъ, съ одинакимъ сознаніемъ силы и съ одинаковымъ слѣпымъ увлеченіемъ.

И вотъ каковъ результатъ этихъ выборовъ, одинаково непонятныхъ, какъ тѣмъ, кому они благопріятны, такъ и тѣмъ, кто передъ ними дрожитъ, какъ оппозиціи, такъ и министерству. Между тѣмъ какъ непонятые крестьянскіе выборы поселяютъ увѣренность въ правительствѣ и приводятъ въ отчаяніе нашихъ мнимыхъ либераловъ, городскіе, болѣе ясные, сбили всѣхъ съ толку. Они не только поразили правительство ужасомъ, поставили втупикъ и смутили представителей либеральнаго бонапартизма, покрыли позоромъ оффиціальныхъ сводниковъ, думавшихъ сочетать цезаризмъ съ плебействомъ, подвергли мистификаціи самихъ мистификаторовъ, – они все разрушили, обратили коалиціонный списокъ въ списокъ разрыва, доказали нелѣпость парламентаризма. Устроивайте послѣ этого конституціонную монархію при этихъ ураганахъ всеобщей подачи голосовъ!..

Выборы обратили въ ничто легальную оппозицію, подняли на смѣхъ честолюбцевъ и заклеймили присягавшихъ. О, если народъ хотѣлъ этимъ предостеречь своихъ патроновъ, то онъ вполнѣ достигъ своей цѣли! Онъ поступилъ какъ быкъ, который, чувствуя голодъ и желая разбудить спящаго пастуха, протыкаетъ ему ребра рогами.

По поводу этого я имѣю честь замѣтить державному народу:

Да, Властелинъ, ты большинство и сила, и изъ того, что ты большинство и сила, слѣдуетъ, что ты обладаешь правомъ, которымъ по справедливости ты долженъ пользоваться; но ты еще долженъ имѣть идею, изъ которой вытекаетъ для тебя другое право, болѣе высокое. Почему же на этихъ выборахъ, гдѣ ты такъ прямо заявилъ себя, ты не сдѣлалъ ничего для этого другаго твоего права? Зачѣмъ, вмѣсто того, чтобы проводить твою идею съ свойственной тебѣ энергіей, ты поступилъ какъ разъ противъ нея? Зачѣмъ ты, сильнѣйшій изъ сильныхъ, быль грубъ и рѣзокъ тамъ, гдѣ слѣдовало быть благоразумнымъ? Знаешь ли, что своимъ поведеніемъ на выборахъ вмѣсто того, чтобы подвинуть дѣло впередъ, ты произвелъ только всеобщую путаницу? Выслушай же, что я тебѣ скажу: пока ты будешь только цифра и сила безъ идеи, ты будешь нуль; держава не будетъ принадлежать тебѣ; твои кандидаты будутъ отвергнуты, и ты останешься вьючнымъ скотомъ.