Текст книги "При дворе Николая II. Воспоминания наставника цесаревича Алексея. 1905-1918"

Автор книги: Пьер Жильяр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 5
РАСПУТИН

В предыдущей главе я счел долгом остановиться на событиях, которые имели место до того, как я стал наставником цесаревича, потому что только они могли объяснить причины, по которым Распутин вообще мог появиться на сцене и иметь такое влияние на царицу.

Возможно, мне стоило бы ограничиться в своей книге лишь теми событиями, в которых я принимал непосредственное участие. Но в этом случае многое в моем рассказе останется неясным. В настоящей главе я вновь вынужден отойти от правила, которое я сам определил для себя. Если я хочу, чтобы читатель меня понял, я должен немного рассказать о жизни Распутина и попытаться отделить факты, ставшие частью истории, от многочисленных легенд, возникших вокруг этого человека.

Примерно в 150 верстах от Тобольска находится маленькая деревушка Покровское. Она затеряна среди болот на берегах Тобола. Там и родился Григорий Распутин. Его отца звали Ефим. Как у многих крестьян того времени, фамилии у него не было. Жители деревни, в которой он был пришлым, дали ему прозвище Новый.

Его сын Григорий в юности ничем не отличался от сверстников, молодых парней, чьим уделом была бедность. Подобно многим из них, он добывал себе на жизнь воровством и грабежами… Однако скоро он выделился из толпы ровесников – его отличала бесшабашность, безрассудство и неуправляемость. Скоро к нему намертво прилепилась фамилия Распутин – искаженная форма слова «распутник».

Очень часто крестьяне сибирских деревень зарабатывали на жизнь тем, что сдавали лошадей внаем путешественникам и служили им проводниками и кучерами. Однажды Распутину довелось сопровождать священника в монастырь в Верхотурье. Священник разговорился с ним, был поражен его природными способностями, своими вопросами заставил признаться в своей бесшабашной и бунтовской жизни и взял с него клятву отдать свою жизненную энергию служению Богу. Все это произвело на Григория такое глубокое впечатление, что он, казалось, возжаждал бросить воровство и разбой. Он довольно долгое время прожил в монастыре в Верхотурье и начал посещать святые места по соседству.

Когда он вернулся в свою деревню, то выглядел совсем другим человеком. Односельчане с трудом узнавали в этом суровом и сдержанном мужике бывшего участника всех самых скандальных происшествий. Он ходил из деревни в деревню, неся туда слова добра и веры и зачитывая всем желающим отрывки из священных книг, которые знал наизусть.

Люди, доверчивостью которых он так искусно пользовался, скоро объявили его пророком, человеком, обладающим сверхъестественными способностями, в частности умением творить чудеса. Чтобы понять столь быструю трансформацию, следует вспомнить, что Распутин обладал странной силой не столько убеждения, сколько гипноза и то, что в России люди склонны поддаваться влиянию всякого рода чудотворцев и колдунов.

Однако, судя по всему, добродетель новоявленного святого не служила защитой от плотских соблазнов, и скоро он вновь ударился в разгул. Правда, он жестоко каялся в своих прегрешениях, но это не мешало ему грешить. Уже тогда он обнаруживал смесь мистицизма и эротомании, которая делала его очень опасным человеком.

Несмотря ни на что, слава о нем широко распространилась. За ним посылали из самых разных мест, причем не только из Сибири, но и всей России.

Наконец странствия привели его в Санкт-Петербург. Там в 1905 году он познакомился с архимандритом Феофаном, который решил, что разглядел в нем признаки истинной набожности и глубокого смирения. Он счел Распутина «отмеченным Богом» и ввел в высшие круги столицы, причем слава Распутина бежала впереди него.

Ему не составило труда завоевать доверие посвященных, потому что утонченность делала их суеверными и восприимчивыми к магнетизму его личности. В самой природной грубости Распутина они находили лишь забавную специфику «человека из народа», простого мужика. Они восхищались наивностью этой простой души…

Очень скоро Распутин приобрел неограниченную власть над своей новой паствой. Он стал завсегдатаем светских салонов некоторых представителей высшей аристократии Санкт-Петербурга. Его принимали даже члены царской семьи и говорили о нем немало хвалебных слов царице. Больше ничего и не требовалось. Распутин был представлен ко двору ближайшей подругой ее величества по рекомендации архимандрита Феофана. Этот факт следует особо отметить и не забывать о нем. Эта рекомендация в течение многих лет будет его «охранной грамотой».

Мы видим, как Распутин играл на отчаянии царицы и сумел связать неразрывными узами свою жизнь с жизнью цесаревича, а также обрести власть над его матерью. Казалось, что каждое его появление приносит мальчику облегчение, что усиливало его вес и укрепляло веру в его силы.

Однако через некоторое время неожиданно свалившаяся слава вскружила Распутину голову. Он решил, что его положение достаточно прочно, забыл об осторожности и вернулся к скандальному образу жизни. Однако делал он это так искусно, что долгое время о его частной жизни ничего не было известно. Лишь постепенно просочились слухи о его оргиях.

Сначала против «старца» возвышали свой голос немногие, но скоро их стало больше, а голоса их зазвучали громче и увереннее. Первой разоблачить самозванца попыталась госпожа Тютчева, наставница великих княжон. Ее попытки разбились о слепую веру царицы. Среди обвинений, которые она выдвигала против Распутина, были и такие, которые она в своем негодовании не потрудилась проверить, и их недостоверность была для царицы очевидной. Понимая свое бессилие и предполагая, что скоро лишится должности, она тем не менее попросила, чтобы Распутина не пускали на этаж, где жили дети.

Вмешался царь, и ее величество уступила. Не потому, что ее вера ослабела, но только ради спокойствия и в интересах человека, который, по ее мнению, был ослеплен собственной страстью и верой.

Хотя в то время я был всего лишь одним из преподавателей великих княжон – это было зимой 1910 года, – Тютчева сама рассказала мне об этом споре и его последствиях.[10]10
  Отношения между царицей и Тютчевой уже никогда не стали такими, как раньше, и весной 1912 года она ушла со своей должности.


[Закрыть]

Должен признаться, что в то время я был далек от веры во все рассказы о Распутине.

В марте 1911 года враждебность к Распутину приобрела невероятные размеры, и «старец» счел за благо исчезнуть на какое-то время и дать буре успокоиться. Он отправился в паломничество в Иерусалим.

По возвращении в Санкт-Петербург осенью того же года он понял, что о нем вовсе не забыли, и ему пришлось отражать атаки со стороны бывшего покровителя епископа Гермогена, который грозил ему страшными карами и вырвал обещание держаться подальше от двора, поскольку само его присутствие компрометировало императора и императрицу.

Не успел он уйти от епископа, который в своем гневе поднял на него руку, как сразу же бросился к своей влиятельной покровительнице госпоже Вырубовой, близкой подруге царицы. В результате епископ был сослан в монастырь.

Столь же тщетными оказались усилия архимандрита Феофана, который не мог простить себе, что в какой-то степени способствовал возвышению Распутина, ручаясь перед царем и царицей за его нравственность. Он, как мог, пытался теперь показать его истинное лицо, но эти усилия привели лишь к удалению самого Феофана от двора.

Распутин сумел выставить двух епископов низкими интриганами, которые якобы хотели использовать его как инструмент для достижения своих целей, а когда из этого ничего не вышло, попытались уничтожить его.

«Простой сибирский крестьянин» стал серьезным противником, в котором полное отсутствие моральных принципов «удачно» сочеталось с необыкновенными способностями к интригам. Обладая собственными осведомителями, имея своих людей при дворе и в правительстве, при появлении нового врага он сразу же начинал хитроумно заманивать того в ловушку, вынуждая нанести первый удар.

Под видом предсказаний он сообщал, что скоро станет объектом нового нападения. При этом он был достаточно умен, чтобы прямо не называть своих врагов. Поэтому, когда наступал момент атаки, рука, наносящая удар, была уже не столь сильной и точной. «Старец» даже часто выступал в защиту тех, кто нападал на него, с показным смирением заявляя, что эти испытания необходимы для развития его души.

Был и еще один фактор, способствовавший тому, что царь и царица слепо верили ему до самого конца: они привыкли, что все, кого они удостаивали особым вниманием, оказывались в центре интриг и скандалов. Они знали, что одно их покровительство уже делало людей объектами зависти и злобы. В результате – они были убеждены, что их благосклонность к этому странному мужику непременно вызовет шквал ненависти и ревности и сделает его жертвой ужасных интриг.

Однако скандал разразился там, где его не ждали: в среде священнослужителей. О нем говорили в политических и дипломатических кругах, о нем даже упоминали в своих выступлениях депутаты Думы.

Весной 1912 года граф Коковцов, тогда премьер-министр, решил обсудить этот вопрос с царем. Дело было крайне деликатное, поскольку влияние Распутина в особенной степени распространялось на церковь и царскую семью. Это были именно те сферы, в которых царь не допускал вмешательства министров.

Граф не сумел ни в чем убедить царя, но тот все же понял, что необходимо сделать некоторые уступки общественному мнению. Вскоре после отъезда их величеств в Крым Распутин покинул Санкт-Петербург и растворился в просторах Сибири.

Однако его влияние было такого рода, что даже расстояние не было ему помехой. Напротив, его вес в глазах царя и царицы лишь увеличился.

Как и раньше, между ним и царской семьей шла оживленная переписка (через госпожу Вырубову).

Отсутствующий Распутин был даже влиятельнее, чем Распутин во плоти. Его психологическое влияние было основано на глубокой вере, поскольку нет предела самообману тех, кто готов верить любой ценой. Вся история человечества служит тому доказательством.

Однако сколько страданий и несчастий принесла эта трагическая слепота!

Глава 6
ЖИЗНЬ В ЦАРСКОМ СЕЛЕ. МОИ УЧЕНИКИ (зима 1913/14 г.)

Улучшение состояния здоровья Алексея Николаевича после того ужасного приступа, о котором я уже говорил, также приписывали Распутину.

Стоит вспомнить, что обострение болезни совпало с резкой сменой образа жизни цесаревича, за которую я так ратовал. Поэтому я в какой-то степени чувствовал себя виноватым.

Я оказался в очень трудном положении. Когда я принимал то очень серьезное решение, конечно же осознавал, какие опасности оно таит в себе. Но тогда я считал себя достаточно сильным, чтобы противостоять им. Однако испытание действительностью оказалось столь ужасным, что я просто обязан был задуматься, продолжать ли мне начатое. И все же я был уверен, что другого варианта у меня нет и не было.

Через два месяца – цесаревич всегда выздоравливал медленно – царь и царица приняли решение продолжить тот эксперимент, который мы начали, несмотря на все возможные риски.

Доктор Боткин[11]11
  Боткин Е.С. – сын знаменитого профессора Сергея Боткина, придворный врач.


[Закрыть] и доктор Деревенько придерживались противоположного мнения, но подчинились решению родителей, хотя оно существенно усложняло их и без того безмерно трудную задачу.

Они всегда были настраже на случай нового кризиса, и, когда несчастье произошло, им было особенно трудно бороться за жизнь мальчика, поскольку они понимали, насколько неэффективными средствами для лечения болезни располагали. Когда после ночных бдений они наконец-то с радостью увидели, что ребенок вне опасности, то улучшение его состояния приписывалось не их заботе и усилиям, а чудесному вмешательству Распутина! Но в них не было ложной гордости или зависти, потому что ими двигало чувство глубочайшей жалости к несчастным родителям и страдающему ребенку, которому в его десять лет пришлось вынести больше, чем любому взрослому.

Из-за болезни Алексея Николаевича мы пробыли в Крыму дольше обычного и вернулись в Царское Село лишь в декабре.

Жизнь там была более «семейной», чем в других резиденциях царской семьи. За исключением дежурной фрейлины и командира «сборного» гвардейского полка,[12]12
  Охрана царя. В этот полк входили представители разных гвардейских полков.


[Закрыть] свита не жила в самом дворце. И обычно семейные завтраки, обеды и ужины проходили спокойно и тихо, если, конечно, в гости не приезжал кто-то из членов семьи. Занятия[13]13
  В это время мой ученик изучал русский, французский, арифметику, историю, географию и Закон Божий. Английским он начал заниматься позже, а немецкий не изучал вообще.


[Закрыть] начинались в 9.00, с 11.00 до 12.00 мы делали перерыв: ездили в карете, катались в санях или на машине, после чего возобновляли занятия и трудились до часу дня. Во второй половине дня мы, как правило, часа два проводили на свежем воздухе. Великие княжны и царь (когда был свободен) присоединялись к нам, и Алексей Николаевич играл с ними, катаясь на ледяной горке, которую мы соорудили у края озера. Он также любил играть с осликом Ванькой, которого запрягал в сани, и с собакой Джоем, забавным маленьким спаниелем с короткими ножками и длинной шелковистой шерстью, ниспадавшей до самой земли.

Ванька был существом с необыкновенно развитым интеллектом и даже со своеобразным чувством юмора. Когда еще только обсуждалась идея о том, чтобы подарить Алексею Николаевичу ослика (или пони), связались со всеми торговцами лошадьми в Санкт-Петербурге, но – безрезультатно. Наконец цирк Чинизелли нехотя согласился расстаться с этим умнейшим животным, который стал слишком стар, чтобы выступать. Так Ванька появился при дворе и, кажется, сразу привязался к детям. Он был очень забавным и знал бессчетное число цирковых трюков. Он самым тщательнейшим образом выворачивал ваши карманы в надежде найти что-нибудь вкусненькое. Особенно ему нравились тянучки, которые он жевал, закрывая от удовольствия один глаз, как старый янки.

Эти животные играли очень большую роль в жизни Алексея Николаевича, поскольку других развлечений в его жизни было мало. Кроме того, у него практически не было друзей. Сыновья матроса Деревенко, его постоянные товарищи по играм, были намного младше его и не имели ни соответствующего образования, ни воспитания.

Иногда его двоюродные братья и сестры проводили с ним воскресенья и дни рождения, но это случалось редко. Я часто беседовал с царицей, пытаясь убедить ее как-то изменить ситуацию. Она попыталась под моим давлением делать это, но опять-таки безрезультатно.

Конечно, болезнь, от которой страдал мальчик, затрудняла выбор его потенциальных товарищей. К счастью, как я уже сказал, сестры любили играть с ним. Они вносили в его жизнь элемент молодого веселья, которого ему так недоставало.

Во время послеобеденных прогулок царь, который вообще любил ходить пешком, обычно обходил парк вместе с одной из дочерей, но иногда присоединялся и к нам. Именно с его помощью мы достроили огромную снежную крепость, над которой работали несколько недель.

Алексей Николаевич был центром этой сплоченной семьи, средоточием любви и надежд. Сестры боготворили его, а для родителей он был источником гордости и радости. Когда он бывал здоров, во дворце все преображалось. Все и вся, казалось, купались в солнечном свете. Обладая от природы счастливым характером, он мог бы вполне успешно и равномерно развиваться, если бы не его болезнь. Каждый приступ означал для него недели, а то и месяцы постоянного наблюдения врачей. А если кровотечение было сильным, то за этим следовал длительный период анемии, когда он просто не мог заниматься. Поэтому в нашем (вернее, моем) распоряжении были только промежутки между приступами. И, несмотря на его живой ум, процесс обучения шел довольно тяжело.

Великие княжны были очаровательны – воплощение свежести и здоровья. Вряд ли где-то еще можно было найти четырех сестер со столь различными характерами и темпераментами. Несмотря на это, они были единым целым, и одновременно каждая из них оставалась яркой индивидуальностью, со своими особенностями. Из первых букв своих имен они составляли общее имя ОТМА, под которым часто дарили подарки и которым подписывали письма, написанные одной из них по поручению и от имени всех.

Думаю, читатели простят мне, если я вспомню здесь несколько эпизодов, связанных с этими очаровательными девушками. Я помню их во всей красоте и искренней пылкости юности. Я бы даже сказал, что они еще не переступили грань, отделяющую юность от детства. Они пали жертвами ужасной судьбы как раз тогда, когда их ровесницы вступали в девичество.

Старшая, Ольга Николаевна, обладала удивительно живым умом. Она была рассудительной и в то же время инициативной, отличалась независимостью суждений. Сначала наши отношения строились трудно, но впоследствии они сделались сердечными и доверительными. Она все схватывала буквально на лету и всегда умудрялась взглянуть на вещи под совершенно неожиданным углом зрения. Я хорошо помню, как на одном из наших занятий по грамматике, когда я объяснял свойства глагола и правила употребления вспомогательных глаголов, она внезапно прервала меня:

– Я поняла, месье. Вспомогательные глаголы – это слуги смысловых. И только бедный «avoir» должен все делать сам.

Помимо учебников она много читала. Когда она стала старше, то каждый раз, давая ей книгу, я помечал на полях те отрывки и главы, которые ей следовало пропускать. Обычно я давал ей краткое изложение этих мест. Свои действия я объяснял ей трудностью текста или тем, что он совершенно неинтересен.

Однажды моя оплошность стоила мне нескольких неприятных мгновений, но благодаря рассудительности царя этот неприятный инцидент завершился лучше, чем я ожидал.

Ольга Николаевна читала «Отверженных»[14]14
  «Отверженные» – роман В. Гюго. В описываемом эпизоде в ответ на предложение сдаться командир Старой гвардии Наполеона выругался.


[Закрыть] и дошла до описания битвы при Ватерлоо. В начале урока она протянула мне список слов, которые не поняла, как это было у нас заведено. К своему крайнему удивлению, я увидел там слово, которое всегда ассоциируется с именем офицера, который командовал гвардией. Я был уверен, что не забыл о своих обычных предосторожностях. Я попросил у нее книгу, чтобы удостовериться в этом, и понял свою ошибку. Чтобы избежать щекотливого объяснения, я вычеркнул злополучное слово и вернул список великой княжне.

– Но вы же вычеркнули как раз то слово, о котором я вчера спросила у папа! – воскликнула она.

Меня словно обухом по голове ударили.

– Что?! Вы спросили…

– Да, и он поинтересовался, где я услышала это слово, и затем сказал, что это очень сильное слово, которое не стоит повторять, хотя в устах того генерала оно было прекраснейшим словом французского языка.

Несколько часов спустя я увидел царя, когда тот гулял в парке. Он отвел меня в сторону и очень серьезно сказал:

– Вы учите моих дочерей очень любопытным словам, месье…

Я начал было объяснять ситуацию, но запутался в словах. Царь рассмеялся и прервал меня:

– Не беспокойтесь, месье. Я в общем-то понял, что произошло, поэтому и сказал дочери, что это одна из самых сильных похвал во французской армии.

Татьяна Николаевна была довольно сдержанной и уравновешенной. Она обладала сильной волей, но была менее откровенна и импульсивна, чем ее старшая сестра. Она не блистала талантами, но это компенсировалось усидчивостью и терпением. Она была очень хорошенькой, но в ней не было того очарования, которым отличалась Ольга Николаевна.

Татьяна Николаевна была любимицей матери. Не то чтобы ее сестры меньше любили мать, но Татьяна знала, как окружить ее ненавязчивым вниманием, и никогда не давала воли свои капризам. Благодаря своей внешности и достоинству, с которым она держалась, она затмевала сестру, а последняя и сама, не думая о себе, отодвигалась на второй план. Несмотря на это, сестры были искренне привязаны друг к другу. Между ними было всего 18 месяцев разницы, что способствовало их близости. Их звали «большой парой», а Марию Николаевну и Анастасию Николаевну – «маленькой парой».

Мария Николаевна была чудесной девочкой, довольно высокой для своего возраста, настоящим воплощением здоровья. У нее были большие карие глаза. Ее вкусы были весьма простыми. По натуре она была очень доброй девочкой, чем ее сестры частенько пользовались, называя ее «маленьким толстым щенком». Она действительно своим великодушием и преданностью напоминала собаку.

Анастасия же Николаевна была довольно остра на язык. У нее было хорошо развитое чувство юмора, и стрелы, выпущенные ею, частенько попадали в самые уязвимые места. Можно сказать, что она была «несносным ребенком», но с годами этот недостаток стал менее заметен. И еще она была чрезвычайно ленива, что, правда, в какой-то степени компенсировалось ее одаренностью. Она отлично говорила по-французски и была неплохой актрисой, как я убедился, когда мы вместе с девочками разыгрывали сценки из комедии. Удивительно живой ребенок, она столь заразительно радовалась, что некоторые придворные стали называть ее «солнышком», как когда-то при английском дворе называли ее мать.

А в общем-то все можно выразить гораздо проще: очарование этих детей было в их простоте, искренности, свежести и врожденной доброте.

В их глазах мать, которую они обожали, была непогрешима. Лишь Ольга Николаевна иногда проявляла независимость суждений, вообще же дочери окружали мать вниманием и заботой. По собственной инициативе они организовали свою жизнь так, чтобы кто-нибудь из них был постоянно «на дежурстве» при матери. Когда царица болела, та из дочерей, которая была «на дежурстве», даже не выходила на свежий воздух.

Их отношения с царем были превосходны. Он был для них и царем, и отцом, и другом одновременно.

Они чувствовали к нему абсолютное доверие и искреннюю любовь и привязанность. Разве он не был тем, перед которым склонялись в поклоне министры, высшие иерархи церкви, великие князья и даже их мать? Разве не его отцовское сердце было открыто для их печалей и проблем? Разве не он вдали от любопытных глаз с молодой искренностью делил с ними их заботы?

За исключением Ольги Николаевны, великие княжны были весьма посредственными ученицами. Во многом это объяснялось тем, что царица упорно отказывалась брать дочерям гувернантку-француженку. Безусловно, она не хотела, чтобы кто-то вставал между ней и дочерьми. В результате они читали по-французски, да и сам язык им нравился, но они так и не смогли научиться бегло говорить на нем.[15]15
  Ее величество говорила с ними по-английски, а царь – только по-русски. С придворными царица говорила по-французски или по-английски. Она никогда не разговаривала по-русски (хотя говорила на нем вполне удовлетворительно), кроме случаев, когда ее собеседник не знал никакого другого языка. За все время моей жизни при дворе я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них говорил по-немецки, кроме как в случаях крайней необходимости – например, на приемах.


[Закрыть]

Из-за того, что здоровье царицы было не слишком хорошо, на образование дочерей обращали меньше внимания, чем хотелось бы. Болезнь Алексея Николаевича подорвала сопротивляемость ее собственного организма. В периоды обострения она не щадила себя и проявляла незаурядную энергию и мужество. Когда же опасность отступала, природа брала свое, и она, бывало, неделями лежала на софе, абсолютно измученная и лишенная сил.

Ольга Николаевна не оправдала надежд, которые я возлагал на нее. Ее ум не сумел найти неких элементов, необходимых для ее развития. Вместо того чтобы идти вперед, она начала отставать. У ее сестер не было особого вкуса к учебе, их способности были скорее практическими.

В силу обстоятельств все четверо скоро научились быть самодостаточными и искать утешения в собственной душе. Очень немногие так легко приспособились бы к той жизни, которая выпала им, – к жизни, лишенной внешних радостей и замкнутой в узком кругу семьи.