Текст книги "Песни. Стихотворения"

Автор книги: Пьер-Жан Беранже

ПЕСНЬ ПОЛЕЙ

 
Вы знаете ли песнь полей,
Проникнутую грустью ясной?
Идите и внемлите ей,—
Она прекрасна!
Тот насладится песнью той,
Когда земля зазеленеет,
Кто ляжет на траве густой,
Кто ухо чуткое имеет.
От ветра лозы шелестят,
Трещат веселые стрекозы,
Они гармонии творят,
Каких не знают виртуозы.
Вы слышите, со всех сторон
В долине ропот, звон ползучий?
Хрустальной флейты ль это стон?
Нет, это голос вод певучий!
А этот писк среди ветвей
Того орешника густого!
То славка над семьей своей
Поет, в наш край вернувшись снова.
И у овец, и у коров
Нежнее голоса на воле,
Как после зимних их хлебов
Все сладко им в зеленом поле!
Мычанье мне ласкает слух,
Оно прекрасно и могуче!
Как хорошо поет пастух,
Как пастбище весной пахуче!
Взгляните, там, за тем кустом,
Мелькает пурпур юбки алой,
В просторе знойном, голубом
Внезапно песня зазвучала...
Пастушки золотист загар,
И весела ее рулада,
Вы не избавитесь от чар,
Пока не отзвучит баллада.
Вы знаете ли песнь полей,
Проникнутую грустью ясной?
Идите и внемлите ей,—
Она прекрасна!
 

ПЕСНЯ О ЗЕРНЕ

 
Немало требуется пота
Пролить, чтоб выросло зерно...
Томит крестьянина забота,
Все тело солнцем сожжено.
Ногтями землю рыхлить надо
И с замираньем сердца ждать
То ветра, то дождя, то града,
То засухи – как угадать?
Шагай за сохою,
Не зная покою,
Крестьянин, шагай!
Иначе – зимою Конец тебе, знай!
Земля передохнуть успела?
Ее навозом удобри.
В тумане утреннем – за дело!
Паши с зари и до зари.
Вперед, волы! Весь день, упорен,
Кидай пригоршней семена.
Но кое-где пусть пару зерен
Грачам оставит борона!
Шагай за сохою,
Не зная покою,
Крестьянин, шагай!
Иначе – зимою Конец тебе, знай!
Кричат грачи: «Мы улетаем!»
Зима крестьянам не страшна:
Ведь словно белым горностаем
Укрыла озими она.
Так лето, по веленью бога,
Морозам, вьюгам вопреки,
Нам предвещают – как их много! —
Светло-зеленые ростки.
Шагай за сохою,
Не зная покою,
Крестьянин, шагай!
Иначе – зимою
Конец тебе, знай!
С весны и до начала лета
Такой не сыщешь красоты!
Все поле как в парчу одето,
Колосья соком налиты.
Они – солдаты в час атаки,
Торчат их остья, как штыки;
На кивера похожи маки
И голубые васильки.
Шагай за сохою,
Не зная покою,
Крестьянин, шагай!
Иначе – зимою
Конец тебе, знай!
Беда подкралась в дни цветенья
К посевам ржи и ячменя:
На неокрепшие растенья
Напали куколь, головня.
И лучшей не сыскать приманки
Для сорняков... Черно от них.
Идите же полоть, крестьянки,
В холщовых фартуках своих!
Шагай за сохою,
Не зная покою,
Крестьянин, шагай!
Иначе – зимою
Конец тебе, знай!
Пылает солнце с небосвода,
Печет июльская жара...
Напоминанье шлет природа
Крестьянам: жать пришла пора!
Колосья никнут поневоле,
Еще не связаны в снопы.
И вот жнецы выходят в поле,
Сверкают острые серпы.
Шагай за сохою,
Не зная покою,
Крестьянин, шагай!
Иначе – зимою
Конец тебе, знай!
Скорей бегите, куропатки
И серые перепела!
Прочь удирайте без оглядки,
Пока погибель не пришла!
Мы будем пить вино, есть сало
И песни весело орать.
Пусть нищий не скорбит нимало:
Дадим колосья подобрать.
Шагай за сохою,
Не зная покою,
Крестьянин, шагай!
Иначе – зимою
Конец тебе, знай!
 

К О Ш У Т

 
Любимый покидая край,
В минуты первые изгнанья
Промолвил Кошут: «Не прощай,
Страна моя, но до свиданья!»
С горы в последний раз в тиши
Взирая вниз на лес и поле,
Исторг он из глубин души
Слова презрения и боли.
Сдержать их был не в силах он,
Как вздох печали сокровенной,
И мир был горько потрясен
Концом войны его священной.
Любимый покидая край,
В минуты первые изгнанья
Промолвил Кошут: «Не прощай,
Страна моя, но до свиданья!»
«О Гёргей,– молвил он,– в тебе
Не друга видел я, но брата.
Не ты ли в нашей был борьбе
Моим соратником когда-то?
Но с бранных ты ушел полей,
Ни в чем врагу не прекословя.
Иль золото тебе милей
За родину пролитой крови?»
Любимый покидая край,
В минуты первые изгнанья
Промолвил Кошут: «Не прощай,
Страна моя, но до свиданья!»
Потом вершинам дальним гор
И крепостям, в Дунай смотрящим,
Познавшим гибель и позор,
Он крикнул голосом звенящим:
О преданный врагам оплот,
О замок воли мой вчерашний!
Сюда приду я через год
Поднять из праха эти башни!»
Любимый покидая край,
В минуты первые изгнанья
Промолвил Кошут: «Не прощай,
Страна моя, но до свиданья!»
Смерть и тоска с тех пор царят
В полях страны несчастной этой.
Там виселицы встали в ряд,
На них висят еще скелеты.
Но Кошут жив. Свободен он,
Как речь его к дворцам и селам.
Чей лик еще был осенен
Таким высоким ореолом?
Любимый покидая край,
В минуты первые изгнанья
Промолвил Кошут: «Не прощай,
Страна моя, но до свиданья!»
Он в Турции нашел приют,
Бежав от Австрии кровавой,
Но все просторы мира ждут
Героя, вскормленного славой.
Уже особый пакетбот Ему
Америка готовит,
Париж его с восторгом ждет,
Молва повсюду славословит.
Любимый покидая край,
В минуты первые изгнанья
Промолвил Кошут: «Не прощай,
Страна моя, но до свиданья!»
Не забывайте, короли:
Тот, кто идет путями чести,
Без подданных и без земли,
Дороже стоит всех вас вместе.
Бессмертен изгнанный герой.
И только тот милей народу,
Кто спит сейчас в земле сырой,
Погибнув в битве за свободу.
Любимый покидая край,
В минуты первые изгнанья
Промолвил Кошут: «Не прощай,
Страна моя, но до свиданья!»
Страна неистовых коней,
Где ток токайского струится!
Пройдет еще немного дней —
К тебе свобода возвратится.
Седлай лихого скакуна
И в чашу влей в минуты эти
Священной крови, не вина —
Ведь Кошут есть еще на свете!
 

ЭЖЕЗИПП МОРО

 
На кладбище, на Монпарнасе,
Где время копит мертвецов,
Как будто хочет в одночасье
Наполнить сундуки скупцов,
Есть неприметная могила,
Ее мы сердцем узнаем:
Здесь то, что памятно и мило,
Напето будет соловьем.
Вот имя, музе дорогое!
В глуши, где от цветов пестро,
Под низкой каменной плитою
Спит Эжезипп Моро.
Без матери по жизни серой
Брести досталось сироте,—
И, нищий, как во дни Гомера,
Он измельчал бы в суете,
Когда бы пел для корки хлеба
Той сытой и хмельной гурьбе,
Которая сиянье неба
Считает вызовом себе.
Вот имя, музе дорогое!
В глуши, где от цветов пестро,
Под мшистой каменной плитою
Спит Эжезипп Моро.
Он испытал любовь и горе,
И, что сильней, не ведал сам.
И, двум враждебным темам вторя,
Разбилось сердце пополам,
И юная душа, ломая
Двойные кандалы свои,
Рванулась в синий купол рая,
А прах сокрыла глубь земли.
Вот имя, музе дорогое!
В глуши, где от цветов пестро,
Под скромной каменной плитою
Спит Эжезипп Моро.
Как дерево с корой недужной
Цветет, но не дает плода,
Его мечты всходили дружно,
Не исполняясь никогда.
Но песня пела, как девчонка,
Подруга птиц, сестра полей,
Вульзи, крестьянская речонка,
Звенела и журчала в ней.
Вот имя, музе дорогое!
В глуши, где от цветов пестро,
Под грубой каменной плитою
Спит Эжезипп Моро.
Как Бернс, играл он на свирели,
Как Персий, был творцом сатир.
Мы без него осиротели,
И опустел наш тесный мир.
Его спокойное презренье
Будило сонные сердца,—
Негромкое стихотворенье
Наотмашь било подлеца.
Бот имя, музе дорогое!
В глуши, где от цветов пестро,
Под влажной каменной плитою
Спит Эжезипп Моро.
Он у наборной кассы сладко
Мечтал, и видел строчек вязь,
И забывал свою верстатку
И так стоял, облокотись.
Но, милостью людей и бога,
Нашел достойный пьедестал,
Когда на простыне убогой
В дрянной больнице умирал.
Вот имя, музе дорогое!
В глуши, где от цветов пестро,
Под тяжкой каменной плитою
Спит Эжезипп Моро.
Исправим же несправедливость
Эпохи черствой и скупой:
Да будет памяти правдивость
Как медный монумент литой!
И свято помните, что мертвый
В простых сердцах остался жить —
Они придут к плите простертой
Горсть незабудок положить.
Вот имя, музе дорогое!
В глуши, где от цветов пестро,
Под стертой каменной плитою
Спит Эжезипп Моро.
 

ДЕРЕВЕНСКИЙ ПЕТУХ

 
Мое цветное оперенье,
Мое заливистое пенье
Всех повергают в изумленье...
Я первый кавалер в селенье!
Молодки ждут, когда зарю
Я возвещу, привстав на шпоры,
Им страсть ко мне туманит взоры,
И я в сердцах у них царю.
Мое цветное оперенье,
Мое заливистое пенье
Всех повергают в изумленье...
Я первый кавалер в селенье!
Такие трели выдаю,
Что все окрестные кокетки —
Блондинки, рыжие, брюнетки —
Дерутся за любовь мою.
Мое цветное оперенье,
Мое заливистое пенье
Всех повергают в изумленье...
Я первый кавалер в селенье!
Жаннетта, Марготон, Клодин
Бредут за мной с улыбкой жалкой.
Но я их отгоняю палкой:
Вас много тут, а я один!
Мое цветное оперенье,
Мое заливистое пенье
Всех повергают в изумленье..,
Я первый кавалер в селенье!
А впрочем, все же снисхожу
И я порой к красоткам юным.
Не днем, о нет, – при свете лунном! —
Я красным гребнем дорожу.
Мое цветное оперенье,
Мое заливистое пенье
Всех повергают в изумленье...
Я первый кавалер в селенье!
Одна из пташек на гумне
Рыдает горько: тут не шутки!
Быть без отца ее малютке
(Она должна родить к весне).
Мое цветное оперенье,
Мое заливистое пенье
Всех повергают в изумленье...
Я первый кавалер в селенье!
В негодовании большом
Весь добродетельный курятник:
«Ощипан будет он, стервятник!
Пусть куролесит голышом!»
Мое цветное оперенье,
Мое заливистое пенье
Всех повергает в изумленье...
Я первый кавалер в селенье!
Но шпора у меня остра,
А клюв умеет бить отменно,—
И я на всех смотрю надменно,
Как с колоколен флюгера.
Мое цветное оперенье,
Мое заливистое пенье
Всех повергают в изумленье...
Я – первый кавалер в селенье!
 

ПЕШИЙ ПУТЕШЕСТВЕННИК

 
Как только дремлющие долы
Разбудит бойкий щебет птиц,
Проснется пешеход веселый,
И сон сбежит с его ресниц.
Готов он ясными глазами
Увидеть новый день и край,
Шагая с сумкой за плечами.
Хозяйка! Здравствуй и прощай!
Устали не зная,
Бодрый пешеход,
Песни распевая,
На восток идет,
Самодельной тросточкой играя.
Он срезал стебель остролиста
И закалил его в огне,
Пусть трость его и неказиста,
Он сам доволен ей вполне.
Она поможет псов бродячих
На расстоянии держать,
А также тех людей горячих,
Что любят драки затевать.
Устали не зная,
Бодрый пешеход,
Песни распевая,
На восток идет,
Самодельной тросточкой играя.
Он в дилижансе начинает
Шутливый спор из-за того,
Что собеседник отрицает
Дорог железных торжество.
И восклицает: «Что же будет,
Когда покой небесных нив
Шары воздушные разбудят,
Совсем телеги упразднив?»
Устали не зная,
Бодрый пешеход,
Песни распевая,
На восток идет,
Самодельной тросточкой играя.
Пока почтовая карета
Несется вдаль, вперед спеша,
Предчувствием любви согрета,
Блаженствует его душа.
Он мысленно роман заводит
И с незнакомкою на «ты»,
Романс исполнив, переходит.
Увы, все это лишь мечты.
Устали не зная,
Бодрый пешеход,
Песни распевая,
На восток идет,
Самодельной тросточкой играя.
Ужель, читатель благосклонный,
Ты с ним и вправду незнаком?
Мой путешественник – влюбленный,
А цель его похода – дом,
Где проживает та, что прячет
За шторой взор, волнуясь, ждет,
Которая всю ночь проплачет,
Коль запоздает пешеход.
Устали не зная,
Бодрый пешеход,
Песни распевая,
На восток идет,
Самодельной тросточкой играя.
 

ИГОЛКА

 
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная,—
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Веселой блесткою сверкая
В проворных пальчиках швеи,
Вдоль ровно загнутого края
Игла ведет стежки свои.
В двойном движенье неустанном
Наперсток и игла скользят,
Их свет, как луч на дне песчаном,
Едва улавливает взгляд.
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная,—
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Булавке лень: забот не зная,
Она к волану прилегла;
Зато всегда спешит стальная
Неутомимая игла.
Булавка с нею не сравнится,
Приколет складку – и замрет,
Игла же, как прогресс, стремится
Неукоснительно вперед!
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная,—
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Чтоб дольше пальцы не устали,
Отточена, закалена,
Как лезвие толедской стали,
Лазурью светится она;
Ее конец острей кинжала —
Проткнет и бархат и сукно;
Змее вонзить в добычу жало
Так незаметно – не дано!
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная —
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Да, шить от света и до света
Ее хозяйке нелегко,
Зато все девичьи секреты
Ей поверялись на ушко,
И к вечеру игла, в корзинку
Ложась на отдых, много раз
Ловила горькую слезинку
Из покрасневших за день глаз.
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная,—
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Но долго плакать нет резону:
Работу сдал – и веселись!
И вот по свежему газону
Девчонки в танце понеслись!
Их оживленные мордашки
Да взмах ресниц из-под чепца
Бьют, словно стрелы, без промашки,
Сражая юные сердца.
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная,—
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
Тут все, что привлекает взоры
И оттеняет стройный стан,—
Фестоны, вышивки, узоры —
Не роскошь из далеких стран:
О нет, расцвечен тут на диве,—
Так и художник бы не смог,—
Рукой швеи трудолюбивой
Любой грошовый лоскуток.
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная,—
Всех прокормлю одна я С иголочкой моей!
Коль хочешь сделать предложенье,
Знай, что на пальчике синяк —
Как титул, данный при рожденье —
Высокородной крови знак,
И что не только нету риску,
Но крупно повезло тебе,
Коль в жены ты берешь модистку
С простой иголкой на гербе!
Иголочка стальная,
Блести, коли и шей!
Хоть плачет мать больная,—
Всех прокормлю одна я
С иголочкой моей!
 

ПОСЛАНИЕ К ГАВАРНИ

 
Здесь, душу зрителя опрятностью лаская,
Пред нами предстает простая мастерская.
Заботливо хранят тепло хозяйских рук
Рейсшина, шестерня, тиски, гончарный круг.
О зритель, задержи свой взор на старце рослом,
На чьем челе – печать служения ремеслам,—
Он возле верстака; полны его черты
Лукавства легкого, любви и доброты.
Ребенка на плечах он держит осторожно:
Смотреть, не умилясь, на это невозможно.
Невдалеке стоят, как ангелы точь-в-точь,
С прекрасной матерью пленительная дочь.
Два милых мальчика видны на первом плане
С игрушками,– для них нет ничего желанней
Игрушек, так что нам уже понять пора:
Сегодня – Новый год, а Старый – был вчера.
Два славных малыша ведут беседу с дедом,
Но замысел его пока что им неведом:
Он прячет за спиной, с трудом держа в руке,
Подарки: мельницу и пару бильбоке.
Благие помыслы! И во мгновенья эти
Мне кажется порой: взрослее старших дети.
Художник, ты остришь лукавый карандаш,
Клеймя дезабилье растрепанных мамаш,—
Твой радостный талант всегда, в любом контрасте
Приобретает мощь, величие и счастье;
Надежда и мечта, что в нем заключена,
Чиста, как солнца луч, прозрачна, как волна.
Сколь сладостен бальзам, тобой излитый ныне!
Счастливцы – те, кого я вижу на картине:
Из комнаты своей не выходя, они
Благодаря тебе бессмертны, Гаварни.
Изящно и легко для новых поколений
Прекрасный образец дал твой счастливый гений,
И, в уваженье к тем, кто чист, кто любит труд,
Ирония пускай помедлит пять минут.
Ты дал пример благим воззреньям и поступкам,
И я воспел тебя в своем напеве хрупком.
 

ПОЖАР

(Песня пожарных)

 
Когда, за исключеньем рока,
Кругом все безмятежно спит,
Огонь, таившийся глубоко,
На волю вырваться спешит.
Сначала он сквозь клочья дыма
Чуть пробивается с трудом,
Но искры сыплются дождем,
И пламя рвется вслед за ними.
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
Вот раздается звук набата,
Он возвещает всем: беда!
Полнеба заревом объято,
И борется с огнем вода.
Из пламени стремится всякий,
Что дорого ему, спасать:
Сундук – скупец, ребенка – мать,
Толпой сбегаются зеваки.
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
Пожара ужасы знакомы
В селе. Они страшней войны:
Трещит горящая солома,
Крестьяне словно смерть бледны,
Мычит испуганно скотина,
В хлеву пылающем дрожит,
Петух пронзительно кричит,—
Какая страшная картина!
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
По зову первому набата
Уже спешит пожарных рать.
Готовы мирные солдаты
И побеждать, и умирать.
Не перечесть спасенных ими
Мужчин, и женщин, и детей,
И стариков, и матерей...
Пускай прославится их имя!
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
Они отважно, как матросы,
Влезают в рушащийся дом;
Пускают в ход свои насосы
Они под огненным дождем.
С багром в руках и в медных касках
Бегут вперед. Им не страшна,
Хотя отвага их скромна,
Огня лихая свистопляска.
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
История, в твоих анналах
Живут героев имена...
Борцов с огнем, отважных малых,
Прославить тоже ты должна.
Таких же почестей достоин
Любой из них, кто жертвой пал;
Венок лавровый чтоб венчал
Могилу, где он упокоен!
Горит! горит!
Огонь пылает яро.
Багровый свет пожара
Все небо озарит.
Горит!
 

ТОМ

(Песня черных)

 
Мы, негры, жизнь влачим убого,
Нас рабства сокрушает гнет,
И светлое подобье бога
На лицах наших не блеснет.
А если солнца луч несмелый
Скользнет над согнутым плечом,
Пред нами тотчас встанет белый
С подъятым в воздухе бичом.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Они кричат: «Работай, делай!»,
Грозя расправою крутой,
И мы растим им хлопок белый,
Ваниль и кофе золотой,
Поля питаем нашей плотью,
А нам они за все труды
Дают лишь жалкие лохмотья,
Глоток маиса и воды.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Но все же, совестью тревожим,
Хозяин, подобрев подчас,
Расскажет нам о Сыне Божьем,
Который отдал жизнь за нас.
И весть евангельская эта
Для наших душ в их душной мгле
Сладка, как луч дневного света,
Мелькнувший в тягостной тюрьме.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Том вечерами на досуге
В опрятной хижине своей
Читал Писание супруге,
Молитвам обучал детей.
Но миновало все, что было.
Увы, невзгоды грянул гром,
И от всего, что сердцу мило,
Далеко продан бедный Том.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Однако Том судьбой жестокой
Еще не очень был гоним.
Золотовласый, синеокий
Явился ангел перед ним.
Как новую Святую Деву,
Том все те дни, пока там жил,
Боготворил малютку Еву
И ей почтительно служил.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Но умерла Евангелина,
Ее отец за нею вслед,
И Тома снова ждет пучина
Тяжелых дум и тяжких бед.
И он сказал «прости» надежде —
Надежде сладостной своей,
Которую лелеял прежде,—
Жену увидеть и детей.
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Его хозяин мучил новый,
Но стойко нес он тяжкий груз
И, не кляня судьбы суровой,
Почил, как черный Иисус.
Какими вас назвать словами,
Насильники, чья совесть спит?
Кровь негров, убиенных вами,
О мести к небу возопит!
От бед, страданий, от обмана
Когда мы сможем отдохнуть?
Кто нам в долины Ханаана
Укажет путь?
Но в черной мгле зарею новой
Уж небо начало блистать.
Евангелия свято слово:
Последний первым должен стать,
На свете появилась книга,
И ангельски прекрасный глас[102]102
  Бичер-Стоу


[Закрыть]
Снять с негров тягостное иго
Призвал повсюду в мире нас.
 

ЗОЛОТАЯ ЛИРА

 
Над ее ослепительным лбом
Золотятся струистые пряди.
Их небесный вспоил водоем,
Волны розовой утренней глади.
А над шеей, где блеск белизны
Сам себя оградил непреклонно,
Эти волосы вверх взметены,
Словно ветви могучего клена.
Голос полон тех причуд,
Что навек лишают мира
И не зря ее зовут Золотая Лира.
Он и звонок, и чуть хрипловат,
В нем и песня ликующей птицы,
И таинственно шепчущий сад,
Когда ветер над садом кружится.
В нем журчанье беспечной воды,
Когда весла ее рассекают.
Он в душе выжигает следы
И к безумствам тебя подстрекает.
Голос полон тех причуд,
Что навек лишают мира
И пе зря ее зовут Золотая Лира.
Нашей жадности глупой назло
Прячут золото грозные горы.
Что таит молодое чело,
То скрывают и ясные взоры.
Голубые, как реки, глаза,
С тем же серо-зеленым отливом...
До конца разгадать их нельзя,
Погляди – и уйдешь молчаливым.
Голос полон тех причуд,
Что навек лишают мира,—
И не зря ее зовут Золотая Лира.
Как пантера, провьется вдали
От людской суетни оголтелой,
Сохранив с сотворенья земли
Очертанья прекрасного тела.
Посмотри, как она весела:
Словно длятся эдемские игры
И ее без стремян и седла
Всюду носят послушные тигры.
Голос полон тех причуд,
Что навек лишают мира,—
И не зря ее зовут Золотая Лира.
Шла она среди гор и долин,
Одолев на едином дыханье
Вечный холод кавказских вершин,
Африканских песков полыханье.
Возвратите мне, ветры, хоть раз,
Чтоб со смертью душа поборолась,
Золотые зрачки этих глаз,
Этот милый причудливый голос!
Голос полон тех причуд,
Что навек лишают мира,—
И не зря ее зовут Золотая Лира.
 

ПРЕЛЮДИЯ

 
Друзья, споем, чтоб ни одна
Минута даром не пропала!
Пусть ночь осенняя темна —
Рассвет забрезжит, как бывало!
Когда-то я из старенькой свирели
Умел извлечь немало звонких нот.
Лились ее бесхитростные трели,
И песня привлекала весь народ.
Идут года, я немощен, все реже
Беру свою любимую свирель...
Но звуки издает она все те же,
Моих давнишних песен колыбель.
Друзья, споем, чтоб ни одна
Минута даром не пропала!
Пусть ночь осенняя темна —
Рассвет забрезжит, как бывало!
Друзья! С утра до самой ночи будем
Петь о дарах, что шлют нам небеса.
Пускай они достанутся всем людям,
Единодушны наши голоса!
Труд воспоем на ниве каменистой
И в мастерской, где, проливая пот,
Рабочий – он всегда художник истый —
Нам из металла новый мир кует.
Друзья, споем, чтоб ни одна
Минута даром не пропала!
Пусть ночь осенняя темна —
Рассвет забрезжит, как бывало!
Восславим и науку, чьи усилья
Прогресса облегчают трудный путь,
Используют природы изобилье,
Чтоб все могли свободнее вздохнуть.
Подвижникам науки честь и слава!
В ретортах ищут тайны вещества,
Постичь они сумели, мысля здраво,
Законы жизни, скрытые сперва.
Друзья, споем, чтоб ни одна
Минута даром не пропала!
Пусть ночь осенняя темна —
Рассвет забрезжит, как бывало!
Мы воспоем и любящих искусство,
Чьи кисть, перо, и лира, и резец
В нас будят благороднейшие чувства,
Грядущих дней рисуют образец,
Кто увлечен фантазии полетом
В страну Мечты, где идеал царит.
И нам дает взобраться к тем высотам,
Где яркий свет заманчиво горит.
Друзья, споем, чтоб ни одна
Минута даром не пропала!
Пусть ночь осенняя темна —
Рассвет забрезжит, как бывало!
Мы воспоем ученых вереницу,
Что делают алмазы из стекла
И учат род людской объединиться,
Чтоб дружба пышным цветом расцвела.
Бескровная победа будет благом!
Мы воспоем, пока тот час придет,
Вино, что не хватает всем беднягам,
Любовь, которой им недостает.
Друзья, споем, чтоб ни одна
Минута даром не пропала!
Пусть ночь осенняя темна —
Рассвет забрезжит, как бывало!
Грядущее поем завоеванье
Прогрессом нашей родины-Земли,
Чьи нам теперь знакомы очертанья
И чьи богатства в недрах залегли.
Огонь и пар, противники безделья,
Нас разбросают, словно семена...
С Торговлей неразлучно Земледелье,
Затем придут Искусства времена.
Друзья, споем, чтоб ни одна
Минута даром не пропала!
Пусть ночь осенняя темна —
Рассвет забрезжит, как бывало!