Текст книги "Жизнь вдребезги"

Автор книги: Пьер Буало-Нарсежак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Дюваль собрал мелочь и автомат выдал ему пачку сигарет. Он закурил одну, сильно затянулся. "Зачем Вы женились?" - спросит адвокат. Доводы, к которым прибегают, не всегда истинные. Начнем с того, что Вероника первая бросилась на него. Она так хотела его заполучить, как хотят какую-нибудь собаку редкой породы или еще неизвестно чего. Вот и "Триумф", как только она его увидела, тотчас же купила. Правда, в кредит. У нее есть какой-то доход, но не настоящий капитал, а как у содержанки. А кстати, откуда она появилась? Может, подобно ему, росла, как трава на улице? Она никогда не говорила о своем происхождении. У нее обманчивая внешность, свободные манеры, элегантность, вкус, которые так быстро перенимают женщины. Уж он-то очень хорошо их узнал во время массажей. Не всегда-то легко уловить разницу между настоящей и поддельной дамой, он этому так и не научился. В чем он действительно был уверен, так это лишь в том, что Веронику никог-да не любил. В этом не так уж к лицу сознаваться тому, кто посвящен в женские тайны больше, чем священник. Мимо по шоссе проезжали тяжелые грузовики, перемигивались огни. Дюваль вышел. Он задыхался в этом бункере, пропахшем бакалеей. Ночь истекала медленно, как ликер. Вероника была там, у машины. Голоса разносились далеко. Старик в куртке отложил в сторону молоток. - Советую остановиться в Авиньоне. Болты сточились. Медленно двигаясь, вы ничем не рискуете. Тормозной барабан придется заменить. Колесо же нужно просто выбросить. Дюваль должен был подойти, стараясь выглядеть непринужденным, чтобы сгладить плохое впечатление, которое он произвел. - Ну, как дела? Лучше? - спросил молодой без всякой иронии. - Да, все прошло. Немного побаливает голова. Старик залез в "Триумф", медленно поехал и сделал круг. Другой механик следил за задним колесом, присев на корточки, чтобы лучше видеть его в движении. - Можно ехать, - сказал он. - Колесо, конечно, виляет, но до Авиньона доберетесь. - Идут ли автобусы? - спросила Вероника. - Да, но не в это время! И не здесь. Нужно идти к дороге № 7. А зачем вам автобусы? Вы что, не хотите ехать сами на машине? Но бояться же нечего, уверяю вас. "Триумф" остановился около них. - Эй, Пепе? Оно крутится, не так ли? Мадам боится. - Я предпочитаю добираться до Авиньона автостопом, - объявила Вероника. - Наверняка, найдется кто-либо, кто подбросит меня. Старик медленно вылез из машины, дружески пнул покрышку ногой. - Хороший товар. Умеют они работать, эти англичане. - Я бы предпочла подождать, - сказала Вероника. - Не потому, что боюсь, но как-то не доверяю, что ли. Оба механика посмотрели на Дюваля. Они ждали, что он поставит жену на место. Он же муж. Ему решать. Но тут Вероника нарушила молчание. - Я хочу посидеть, - сказала она. - Если кто-то поедет, предупредите меня. И она неторопливо ушла, раскачивая сумочкой. Мужчины проводили ее взглядами. - Да, она не очень-то сговорчива, - пробормотал старик. По-моему, она заблуждается. После того, как тебя скинет лошадь, нужно тотчас же на нее сесть. После автокатастрофы то же самое, иначе рискуешь разбиться. - Я предпочитаю ей не перечить, - сказал Дюваль с покорной улыбкой. - Мы уже и так повздорили. - Оба виноваты, - сказал молодой, смеясь. - Точно. Хорошо. Я поехал вперед. Ей придется сесть в поезд до Авиньона. Сколько я вам должен? Пока старик считал, молодой протер ветровое стекло. Он был настроен сочувственно и даже готов был признать, что у Дюваля не было иного выбора. - Лучше, пожалуй, ехать одному. Когда Тони выедет на своей трехтонке, он доставит мадам на вокзал. Он всегда здесь останавливается. - Не говорите больше о случившемся, - сказал Дюваль. - Как это глупо! Угораздило же меня! - Идет, не будем больше об этом! Счет был умеренным. Дюваль округлил сумму. - Мы за ней присмотрим, - сказал старик. - Можете спокойно отправляться. Езжайте потихоньку. Рукопожатья. Они безусловно думают, что у этого путника трудная жена. Если однажды их придется пригласить в свидетели, то они, скорее, будут держать его сторону. Последний взгляд. Вероника стоит за дверью. Он неторопливо отчалил… Дорога еще черна… как его жизнь… но восток уже занялся обещанием дня. ГЛАВА ТРЕТЬЯ У мэтра Тессие была замечательная седина, образующая на затылке беспорядочную пену. Это придавало ему сходство со стареющим актером или маститым музыкантом. На Лазурном Берегу никто не знал его настоящего занятия. Пока адвокат отдавал распоряжения секретарше, которая казалась голой в своем узеньком платьице, Дюваль сидел в широком кресле. - Слушаю вас, месье Дюваль, - сказал адвокат, садясь за письменный стол, заваленный делами. - О! - сказал Дюваль. - Речь идет об обычном разводе. Я женился в конце декабря… Впрочем сначала я должен вам кое-что объяснить… Зазвонил телефон и мэтр Тессие долго слушал, подняв глаза к потолку и поигрывая пальцами свободной руки словно на пианино. Затем, зажав трубку между головой и плечом, сделал отметку о свидании и закончил разговор. - Прошу прощения, месье Дюваль… Слушаю вас… погодите… Я бы просил вас очень коротко резюмировать разногласия между вами и супругой. Ваш жизненный путь… факты. Понятно? Ничего лишнего. У закона нет чувств. Дети? - Нет. - Мадам Дюваль не беременна? - Нет. - У вас, безусловно, есть доказательства измены? - Измены нет. Телефон зазвонил снова. Адвокат поднес трубку к уху округлым красивым жестом. Дюваль начал испытывать к нему недоверие. Впрочем, Рауль уже почувствовал недоброе, проходя через приемную. У него было впечатление, что он в гнезде врага. Как он мог забыть то время, когда вместе с товарищами в продрогших пригородах торопливо писал большими буквами на стенах заводов: "Долой спекулянтов!?" А теперь… Все это из-за Вероники… Они все сговорились за его спиной. Они все соучастники! Метр Тессие прекратил разговор, нажал на кнопку внутреннего селектора. - Очень прошу больше меня не беспокоить. Затем обратился к Дювалю. - Итак! У вас, конечно, есть обоснование жалобы? - Развод просит моя жена. - Ах, так! Прекрасно! Вы, видимо, ищите защиты… В чем же она обвиняет вас? - Она полагает, что я хотел ее убить. - У вас вид вовсе не убийцы, - сказал адвокат. - Не знаете ли кто ее представляет? - Нет. - Рассказывайте, ничего не утаивая! Дюваль попытался объяснить случай с русской рулеткой. Наверняка адвокат не очень-то хорошо все понял. - Ваше душевное состояние заслуживает внимания, дорогой месье… Не забудьте рассказать о вашем детстве. В конце-концов возникает единственный вопрос: о чем вы думали, когда закручивали гайки? - Я не помню. - Продолжайте. Дюваль описал сцена на автостанции, не забыв упомянуть о бумаге, которую он подписал. Адвокат закрыл глаза, словно пытаясь увидеть обстановку. - Невероятно! Невероятно! Затем уставился на Дюваля и покачал головой. - Что же вы от меня хотите? Все козыри у вашей жены. Мы у нее в руках… Если она захочет, то сможет обратиться к прокурору республики… Ведь есть свидетели. Отдаете вы в этом себе отчет? Ваше положение безвыходное. - Я написал это признание для облегчения процедуры развода, - сказал Дюваль. - Нет, нет, вы слишком наивны, дорогой. Всегда можно найти причины для развода. Для того мы и существуем. Но никогда, слышите меня, никогда, никто так не поступал со своим противником, как вы. Адвокат поиграл ножом для бумаги. - Вы, наверное, почувствовали, что у нас будут большие затруднения. - На каких условиях заключен ваш брак? - На равных. Но все внесла жена. У меня же есть лишь мое ремесло. Я ведь кинезитерапевт. - Она потребует средств на содержание и получит их сполна. Сколько вы зарабатываете? - Это зависит… примерно от трех до четырех тысяч франков в месяц. Да! Я забыл вам сказать, что моя жена уже была в разводе. - Замечательно! По ее вине? - Нет. Чарльз Эйнольт, первый ее муж, все взял на себя. - Жаль!… Во всяком случае, в данный момент мы сделаем вот что. Прежде всего, вы должны покинуть ваш общий дом. - Я уже сделал это, - сказал Дюваль. - Я снял номер в гостинице. - Хорошо! Там и оставайтесь. Это необходимо. Представьте, что вдруг у вашей жены пищевое отравление. Вообразите свое положение, если вы будете продолжать совместную жизнь. Вас сразу же заподозрят. Затем вы мне пришлете небольшое заявление… Попытайтесь как можно яснее изложить соображенья, которые привели вас к подобным действиям. Попытайтесь найти точные определения. После этого приходите ко мне через восемь дней… В следующую пятницу можете? - Так не скоро? Я хотел бы поговорить о суде. - Это всегда долго. По меньшей мере несколько месяцев. Адвокат поднялся. - Мы попытаемся уменьшить неприятности, но ждите грубых выходок. Почему вы не пришли за советом, прежде, чем что-либо предпринять?… И потом это признание, надо же такое придумать!? Моя секретарша вам сообщит о сумме предварительного взноса. Он проводил Дюваля, вяло пожал его руку. - До скорой встречи, мужайтесь. В передней ожидало человек двенадцать. Окинув всех взглядом, Дюваль почувствовал, что от них пахнет деньгами. Контора адвоката преуспевала. Внезапно Дюваль ощутил, что, покупая свой развод, он живет не по средствам. Он подписал чек на тысячу франков и попытался вспомнить свою часть на общем счете с Вероникой. Если вдруг она без предупреждения опустошит их счет, он останется без единого су. Дюваль так взволновался, что позвонил ей из кафе. - Вероника… я только что виделся с адвокатом. Я хочу тебя спросить по поводу нашего счета в "Societe generate", да… Я хотел бы снять то, что мне принадлежит… Возможно, это мелочи, но у меня уже есть расходы… ты понимаешь… - Понимаю, у тебя право на половину… Я хочу быть абсолютно честной с тобой. Ни малейшего следа гнева. Она, видимо, только что после дневного сна. В ее голосе были слышны его остатки. Обычно она не была такой покладистой. - Я выбрал мэтра Тессие, - продолжал Дюваль. - Он бы хотел знать, что ты предпринимаешь. - Я еще не знаю, не думала об этом. - Я еду домой, чтобы забрать свои вещи. Отныне мы не должны жить вместе. - Хорошо, но ты сможешь вернуться, когда захочешь. Я же не выбрасываю тебя за дверь. Он подождал еще немного. Она незаметно положила трубку. Дюваль был смущен ее дружеским тоном. Он бы предпочел ругань, ненависть. Стояла жара. Улица была забита туристами. Вскоре Дюваль захотел снова позвонить Веронике, чтобы попросить ее поспешить, как она ему обещала. Получить свидание с адвокатом было просто. Уже три дня прошло с того шоссе!… Он посмотрел на часы. Было поздно. Месье Джо, конечно, скорчит мину. Мысли в голове его спутались… Как они были правы, его бывшие товарищи, в своих требованиях перемен. Ему уже двадцать пять лет и еще тридцать-сорок лет он должен массировать больные тела, в то время как месье Джо будет покупать квартиру в Суперканне, затем катер, дом в горах. Нет, он не желал богатства…, но лишь немного свободы, иметь право, как все эти бездельники, расслабиться, немного понежиться… Все это было ужасно банально. Обычно рабов жалеют, думают, что они несчастные. Но на самом деле, в действительности нас разрушает однообразие. Я молод, но уже поизносился, потому что варился в собственном соку. В конечном счете наш развод будет моей удачей, если только не отбросит меня в прежнее существование. Но может произойти и худшее. Он осушил стакан "кока-колы", подсчитал монеты на ладони. Сколько нужно на алименты? Три - четыре сотни? Прикинул в уме, взяв цифру поменьше. Снова нужно будет заботиться о расходах на квартиру, питание. Необходимо сократить ненужные траты, экономить на табаке… Сколько он себя помнил до встречи с Вероникой, он всегда кому-то подчинялся. И это тоже надо объяснять адвокату… Так много, оказывается, нужно рассказывать. Он вышел и отправился по улице Антиб. Как это тяжело! Месье Джо как обычно сидел за кассой. Прическа по моде отставного офицера, элегантная шелковая блуза, в руках "Экип". - Мадам Верморель вас ждет, - сказал месье Джо. - Поторопитесь. Упоминание о мадам Верморель вызывало в воображении у Дюваля лишь растяжение связок. Он не помнил ее лица, но знал наизусть ее ноги. Рауль натянул халат, тот самый, что застегивался на плече, долго мыл руки. Вокруг жужжали кондиционеры, доносился легкий шум разговоров, как это бывает в парикмахерских. Два других массажиста вовсю работали в соседнем кабинете. В конце коридора священодействовала маникюрша. Дюваль раздернул занавес, открыв то, что сам называл операционной. Мадам Верморель уже растянулась на смотровой кушетке. Сорок пять лет. Жена одного промышленника из Рубекса. Великолепное растяжение связок во время игры в теннис. "Богачка, - доверительно сказал месье Джо, - займись ею подольше". Пока Рауль снимал повязку, мадам вновь рассказывала, как все у нее произошло. - Я хотела прыгнуть… Как жаль, что нельзя было бросить этим бабам: "А мне наплевать! Дайте же мне спокойно работать!" Чтобы заставить ее замолчать, Рауль сильно нажал в месте растяжения. Пациентка застонала, и он тотчас же о ней забыл. Он превратился в глаза и руки. Повреждение почти зажило. Еще пару сеансов и третий, чтобы ублажить хозяина… Он посыпал тальком с ладони, слегка провел по коже. Боль похожа на недоверчивое животное, которое нужно успокоить, уговорить, приласкать… Если бы он мог, то стал бы нашептывать, как и делал иногда. Пациентки тогда думали, что Рауль обращался к ним, хотя на самом деле он заговаривал боль. Он видел, как она пробиралась сквозь нервы, сосуды, мышцы, преследовал ее кончиками пальцев, осторожно выдавливал ее и извлекал словно змею. Больная внезапно успокоилась, ее тело расслабилось, лицо, искаженное страданием, медленно разгладилось, и глаза засветились благодарностью. У Рауля бывали настоящие больные, уставшие от страданий. Они обращались к Дювалю за рекомендациями и готовы были платить любую цену, назначенную месье Джо. Для них он готовился специально и требовал от своих рук чуда. Но, к сожалению, других было большинство: бездельниц, любопытных, неутомимых, богатых, легковерных, требовательных, для которых он был немым магом. Некоторые из них справлялись у Дюваля о диете и рецептах косметики. Другие спрашивали, не лучше ли применять вместо таблеток другие противозачаточные средства. Рауль был в курсе их сердечных огорчений, проигрышей в казино. Если бы он хотел, то имел бы кучу приключений. Но он держался скромно. К тому же он был для них скорее другом и одновременно слугой, которому платили, и каждая банкнота в его руке была для него смертельной несправедливостью. Мадам Верморель радостно пошевелила ногой. - Я ничего больше не чувствую. Великолепно! Какой же вы мастер! Ах, комплименты их стоили дешево. - Следующая! Следующей была старая англичанка. Она жила с собакой и мужем на борту одной из яхт, которая никогда не снималась с якоря. Прежде чем лечь, она снимала колье, серьги, браслеты. Как говорил месье Джо: "Она таскает на себе сумму, достаточную, чтобы купить неплохой домик". Ее мучил ревматизм. Она никогда не жаловалась, что позволяло думать о своем… Вероника! Да, Вероника, была совсем другой. Она говорила, как и другие, но только в меру, проявляя интерес к нему самому. - Как вы, должно быть, устаете к концу дня! Обычно никто не думал о его усталости, поэтому такие речи трогали Дюваля. И оттого он любил ей рассказывать сам, а она слушала. Вероника приходила два раза в неделю, болтая, без стеснения раздевалась. Настоящая приятельница. - Знаете, что вам надо делать? Вам нужно свое дело, здесь вас эксплуатируют. - У меня нет средств. - Я могу вам одолжить. Бот так все и началось. Сначала говорили о делах, в чем, казалось, приходили к полному взаимопониманию… Старая англичанка, лежа на животе, держалась руками за края постели. Ей было больно. Она состояла из одних костей и была так же жалка, как те голодающие туземцы, скелеты которых часто фотографируют на обложках иллюстрированных журналов. Дюваль растирал ей спину, словно столяр, снимал стружку фуганком… Почему так неудачно все получилось с Вероникой? Это было неясно. Когда он задавался подобными вопросами, то всегда вспоминал свою мать. Она была "яблоком раздора". Если бы он смог полюбить ее… Раулю захотелось даже пойти к психиатру, но он не доверял медикам. Ему никак не удавалось увидеть правду, которая пряталась от него, натягивала на себя личину, драпируясь в мишуру медицинских терминов. Дюваль мог сам до всего дойти. Он вспотел, поднялся и вытер лоб отворотом рукава. - Ну все, бабуся, гоп! Вставайте. Англичанка не понимала по-французски и никогда даже не пыталась этого делать. Она ему сказала что-то по-английски, наверное, поблагодарила, а он помог ей привести себя в порядок. Старуха посмотрела в зеркало, нацепила свои украшения, взбила сиреневые волосы. В этом старом остове еще тлело кокетство. Дюваль протянул ей трость и помог выйти за дверь.