Текст книги "Жизнь вдребезги"

Автор книги: Пьер Буало-Нарсежак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Дюваль начал рассказывать о том, что делал днем: "Я позавтракал в "Бургиньонской Пивной". Съел солянку…" или: "Я ходил к парикмахеру". Стоило медсестре уйти, Дюваль тотчас умолкал, при ее возвращении опять принимался за рассказ: "В гостинице адская жара. Наверное, нужно поменять номер". Жанна бесцеремонно вмешивалась: "Не трудитесь месье Дюваль. Скоро ваша жена выйдет отсюда, так сказал сегодня врач". Да, конечно, она выпишется! А это означает, что он должен будет ее забрать и принять на себя все тяготы по уходу. Клетка захлопнулась. Была минута, когда ему хотелось сбросить с себя эту обузу, что, в конечном счете, было бы глупо. В конце концов, она мадам Дюваль или нет?… Что произойдет, когда ей удастся произнести или написать хотя бы одну фразу? Не лучше ли быть при ней в этот момент? Между нею и другими? Вот почему, когда врач принял Дюваля, тот покорно выслушал его. - Мы больше, пожалуй, ничего не сможем для нее сделать, месье Дюваль. Теперь очередь за вами. - Да… Мы сняли дом в Амбуазе. - Замечательно! Там за больной может наблюдать доктор Блеш, замечательный практик, да и я буду недалеко. Ей, безусловно, со временем станет лучше, но она останется калекой. К ее счастью, вы сами сможете заняться восстановлением утраченных ею функций. Я вам приготовлю памятку с необходимыми назначениями. Не исключено то время, когда она сможет владеть снова правой рукой…, с ногой дело обстоит хуже. - Сможет ли она говорить? Врач заколебался. - Честно говоря, месье Дюваль, не знаю. Ее случай похож на полиомелит, а вы не хуже моего знаете, что это значит. Могу сказать лишь одно: сделайте все возможное и невозможное, чтобы она не замыкалась в себе. Если это случится, то все пропало. Если же, наоборот, она почувствует снова вкус к жизни, можно надеяться на что-то. Все зависит от нее самой и в то же время от вас. Ей необходима любовь, и я на вас рассчитываю, месье Дюваль. Можете забрать жену послезавтра. ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Итак, настало время действовать. На Дюваля вдруг свалилась куча обязанностей. Нужно было приготовить дом, купить продукты, заказать машину для перевозки, нанять прислугу. Он то и дело повторял: "Чем я рискую? Никто к ней не придет. Никто не узнает ее". Он не хотел знать о том, что произойдет, когда она будет в состоянии проявить свои желания. Он закуривал, подбрасывая зажигалку, и тогда ему чудился какой-то пугающий свет… То, что он делал - безумие… Ничего из этого не выйдет… Его ждет катастрофа… Он пожал плечами. Не его вина, что дорога так извилиста. Другой ведь не было. И еще он хотел знать правду… Накануне отъезда Рауль подумал, что все пропало. У постели больной он обнаружил следователя жандармерии. - Ну же, мадам Дюваль, еще небольшое усилие. - Он уже четверть часа тут торчит, - зашептала медсестра. - Сдается, что он хочет заполучить свидетельские показания. Дюваль подошел. Следователь сделал ему знак молчать и терпеливо продолжал. - Помните ли вы происшествие? Мне необходимо выяснить, не толкнули ли вас. Это несложно… Вам нужно только прикрыть глаза. Она закрыла глаза. - Так, значит вам нанесли удар. Кто? Обычная машина? Нет? Грузовик? Грузовичок?… Не помните? Он повернулся к Дювалю. - Извините, я не хотел ее утомлять, но нужно выяснить самое главное, поскольку она видела виновника и ее свидетельство самое важное. Мадам Дюваль, я вас спрошу по-другому… Тот, кто ехал вам навстречу, делал зигзаги? Она прикрыла глаза. - А! Хорошо! Он ехал зигзагами. Вы ехали прямо на запад и были ослеплены солнцем? Она снова закрыла глаза. - Да, так я и думал. Сужение дороги, встречный едет зигзагами, мадам ослеплена заходящим солнцем. Обычная ситуация… В воскресный вечер это не мог быть тяжелый грузовик. Он склонился над постелью. - Еще немного мадам. Совсем крошечное усилие, и я ухожу. Это была обычная машина? Попытайтесь вспомнить. Машина иностранная? большая… широкая? Нет? Подумайте. Машина с рыболовными удочками на крыше? Она закрыла глаза… Следователь похлопал ее по руке. - Благодарю. Вы здорово помогли нам. Больше не буду вас терзать. Он поднялся и, обращаясь к Дювалю, сказал: - Вот видите, как нужно действовать? Мало-помалу мы все выясним, это дело не простое. Я спросил об удочках, поскольку в воскресенье здесь полно рыбаков, и часть из них немного выпивает. Продолжайте ненавязчиво спрашивать, а как только узнаете что-то новое, предупредите меня. Мне сказали, что мадам завтра выписывают из больницы. Вы вернетесь в Канн? - Нет. Мы сняли дом в Амбуазе - "Гран Кло". Голубые глаза уставились на него. Они не выражали не испуга, ни удивления, скорее большую усталость и ничего другого. Они были очень голубыми, и свет от окна отражался в них словно в зеркалах. - Замечательно! - сказал следователь. Если мне понадобиться, я смогу спокойно к вам приехать. Там есть телефон? - Да, - сказал Дюваль, - но я его позабыл. Вы найдете его в справочнике. Следователь сразу подобрел. - Там вам будет хорошо, мадам Дюваль. Вот увидите. В вашем возрасте быстро поправляются. Желаю удачи! Больная снова закрыла глаза и больше не открывала. Дюваль проводил следователя до двери, пожал ему руку, успокоил Жанну, которая нервно ходила по коридору, повторяя в возмущении, что никто не давал следователю такого права беспокоить больную. - Ничего страшного, - прошептал Дюваль, - теперь я буду заботиться о ней. Он придвинул стул вплотную к кровати, так что лицом почти коснулся лица незнакомки. Он заметил, что слева на голове ее начали отрастать светлые волосы, напоминавшие птичий пух. - Вы еще не знаете, куда я вас отвезу, - зашептал Дюваль. - Я вам сейчас скажу. Я нашел в вашей сумочке адрес и ключи от "Гран Кло". Дом готов к вашему приезду. Там вам станет лучше. Я буду сам ухаживать за вами. Мы будем месье и мадам Дюваль. Вы ведь этого хотели? У меня полно денег и времени. Я займусь вашим здоровьем. Вам нечего бояться. Тут ее веки задрожали и на ресницах выступили слезы. - Ну, будет! Не плачьте… Послушайте, что я вам скажу… Мне ничего от вас не нужно… Поначалу я, действительно, разозлился из-за этого фальшивого удостоверения. Поставьте себя на мое место… Я все спрашивал себя… Впрочем, не будем об этом… Вы живы, и я буду оберегать вас. Вы ведь этого ждали от меня? Он положил руку на дрожащую худенькую ладонь. - Вот и все, - сказал он, силясь улыбнуться… - Пакт заключен. Я не могу называть вас Вероникой. Пусть лучше вы будете Клер. Ведь это второе имя из вашего удостоверения. Клер -это… это замечательно… Согласны на Клер? Мертвенно бледные пальцы сжались на его ладони. Свободной рукой он нащупал носовой платок и вытер ей слезы, стекавшие по скулам. - Вот черт! Платок пропах табаком. В одиночестве я много курю, но теперь, с вами, я буду осмотрительнее. Может, вы думаете, что я не справлюсь со всеми обязанностями? Ошибаетесь. Я умею делать все, к тому же мадам Депен мне поможет. Теперь же я вас оставлю. До скорой встречи, Клер. До завтра. Он подался вперед и слегка коснулся ее неподвижного правого глаза, ощутив при этом под левым веком дрожание, напоминавшее дрожь испуганного животного. - Я всегда буду рядом, - прошептал он, убегая. Он провел день в "Гран Кло", проверяя каждую мелочь, обставляя дом цветами: "Это не для нее, а для меня, я люблю, чтобы дом выглядел приветливо". Он запасся тальком и мазями, необходимым для массажа, и другими принадлежностями по уходу за больными для мадам Депен. Время шло, и по мере приближения рокового часа Дюваль начинал ощущать сжимающие боли в животе. Он почувствовал, что находится на пороге важного и не исключено страшного события. Часы летели с беспощадной скоростью, словно кипящая вода в паровозе. Наконец, настал день, когда нужно было забирать Клер. Дюваль не рассчитал, что серый костюм из чемодана Вероники будет слишком велик. Клер была миниатюрнее, но теперь об этом знал только он один. Жанна невинно заметила, что ее больная что то долго собирается. Наконец, нужно приступать к прощальным рукопожатиям. Все это смахивало на свадебное путешествие, особенно это ощутилось в "Гран Кло", когда Дюваль должен был на руках отнести молодую женщину через вестибюль на второй этаж. Он уложил ее в постель, включил проигрыватель, а сам спустился вниз расплатиться с водителем и закрыть калитку. Донесшаяся издалека музыка обещала таинственную радость, но Раулю отчего-то вдруг стало страшно. Он помчался проведать Клер. Нет. Они были одни. Эта женщина была целиком в его власти, словно выпавшая из гнезда птица или зверек, найденный случайно охотником в кустах. Он подошел к постели. Голубые глаза следили за ним. Ему давно показалось, что в них промелькнула доверчивая улыбка. - Вы знаете, чем я занимаюсь, - сказал он. - Я ведь немного врач, немного медсестра… Я сейчас вас раздену, и вы должны забыть, что я мужчина. Он принялся снимать одежду с Клер, которая изо всех сил старалась ему помочь уцелевшей рукой, но вскоре силы оставили ее и она застыла, закрыв от усталости глаза. Дюваль уговаривал себя не волноваться. "Это всего-навсего пациентка!" Но ему пришлось сдерживаться, в руках появилось вдруг какое-то лихорадочное нетерпение: их волновала обнаженная плоть. Пальцы его сами принюхивались к ее бокам и груди. Чтобы избавиться от наваждения, Дюваль заставил себя заговорить, но получилось отрывистое бормотание: - Вам нужно переодеться. Вот ночная рубашка. Отдохните, пока я готовлю завтрак… Я вам еще не говорил, что хорошо готовлю, если захочу? Итак, вы теперь королева. Клер похлопала себя по лицу левой рукой и показала на что-то в комнате. Дюваль глубокомысленно почесал затылок. - Что? - спросил он, - и отправился к комоду за сумочкой. - Это? Нет? Одеколон? Нет?… Дальше? Но дальше стена… Ах, зеркало! Она несколько раз моргнула. Дюваль подошел к постели. - Подожди пока, малышка Клер. Уверяю вас, что не осталось никаких следов… Небольшая ассиметрия рта, только и всего, но и это скоро пройдет… Через несколько дней я принесу вам зеркало, обещаю… Только потерпите немного. Он пошел за сумочкой, вынул пудреницу и губную помаду. Она протянула руку. - А ну-ка, спрячь лапку… Дайте-ка я сам сначала. Он присел рядом с ней и со школярским тщанием принялся красить ей губы. Помада слегка растеклась. Он затаил дыхание. - Не шевелитесь! Ему хотелось продолжать, он даже стал приговаривать: "Очень мило в мои-то лета играть в куклы". Между ними вдруг возникло чудесное согласие, какие-то первобытные животные флюиды побежали по его коже, и лицо Дюваля застыло. Внезапно рот его скорчила гримаса, он послюнявил палец, стер с угла рта Клер лишнюю краску. - Неплохо! Неплохо! Один мазок пудры и готово! Вокруг лица больной появилось белое облачко. - Ай! Я, кажется, переборщил! Взмахами пуховки он убрал излишки пудры, поднялся и посмотрел на свою работу, склонив голову набок, словно художник. Перед ним и впрямь был портрет для него одного, правда, не без излишних красок: белой и красной, что придавало ему трагический оттенок, и отчего у Рауля что-то сжалось внутри… "Господи! Я люблю ее, - подумал он. - Да, это любовь". Она испытующе смотрела на него. Он затряс головой, как бы отгоняя видение. - В следующий раз у меня получится лучше, - сказал он с оттенком фальшивой живости. - Я, пожалуй, выключу эту машину, она нас оглушила. Он остановил пластинку и снова подошел, не имея сил уйти. - Хотел бы я узнать ваше настоящее имя. Вот было бы здорово! Колетта? Габриель?… Фернанда?… Нет, вы не Фернанда… и не Антуанетта… Не напишите ли? Как было бы славно! Как это бывает у пианистов… концерт для левой руки… Сейчас найду карандаш и блокнот. Он пошел в свою комнату за бумагой и шариковой ручкой, которые положил перед ней, но в ответ на это она не сделала никакого движения. - Нет? А это так бы меня порадовало! Он ощутил горестный укол и понял, что отныне его жизнь будет полна радостями и огорчениями, каких у него никогда не было. Он взял бумагу и ручку, бросил их на кресло. - Я глуп! Я вам объясню… хотя нет… я вас утомил своими вопросами. Давай, старик Рауль, иди-ка на кухню! Если буду вам нужен… - Он поискал вокруг себя, не найдя ничего подходящего, снял туфель, положил его у кровати так, чтобы его можно было достать рукой. - Вот… Постучите по полу… Потом я куплю колокольчик. Он вышел, прихрамывая, в прихожей снял другой ботинок и натянул тапочки, которые пока стояли без употребления. Они были ему почти впору. Кому их предназначали? Таинственному месье Дювалю, о котором Клер говорила бакалейщику? Может, Клер и впрямь была замужем? Правда, на ней нет обручального кольца, да только это еще ничего не значит… Допустим, она замужем, но муж пока в отъезде, за границей… Он еще ничего не знает. А может и узнал уже каким-нибудь образом, что жена его в больнице. А там уже я занимаю его место. Не может же быть два Дюваля… Иначе все рухнет! Все? Что значит: все? И потом, кому нужны все эти выкладки? Вообразишь себе невесть что, уж лучше вовсе ничего не воображать. Рауль повязал фартук и начал колдовать над кастрюлями, припомнив свое детство, когда ему приходилось заниматься готовкой к приходу матери. Эти мысли разогнали грусть, он даже стал насвистывать, пока рубил мясо. Закипела вода, Рауль поломал макароны и побросал их в кипяток. Забавно: он теперь так богат, что может содержать несколько слуг, а сам вкалывает как маленький Рауль из его прошлого. Поставив бифштексы на огонь, он снова поднялся в спальню. - Ну как? Сейчас все будет готово… Признавайтесь, что вас удивляет? Ах, да. Вас удивил этот фартук. Мама всегда велела мне надевать фартук, чтобы не запачкаться. Он присел на краешек постели, там, где уже привык сидеть. - У меня ведь всегда был один костюм, который надо было беречь. Мы жили очень бедно. А вы знаете, что такое бедность? Нет. Я так и думал… Это большой недостаток - не иметь лишнего су. Мне казалось, что я карлик…, а мы с матерью пигмеи среди великанов. Каждый мог нас обидеть. Он весело сжал руку Клер. - Ну, да кончим об этом… Теперь-то у меня полно денег, полно… Вы, небось, думаете, что речь идет о двух… нет, трех миллионах в старых франках, потому что я привык всегда считать на них. Нет… миллионы в новых… Я вам это объясню… Мне еще так много нужно вам объяснить, так хочется все вам рассказать… Раньше я все больше молчал… Ах, черт! Мои котлеты! Он пронесся по лестнице, погасил газ. Бифштексы еще только начали румяниться. Рауль попробовал спагетти, опрокинул их в большое блюдо и облил кетчупом… Потом он повез в спальню тарелки, стаканы, бутылку… Все это он проделывал, не переставая говорить, даже на лестнице, в кухне, чтобы не оборвать ту нить, которая теперь связывала их и вдоль которой бежала его жизнь. - Для вас поменьше соли, - кричал он снизу, - с большим куском мяса… Что-то я многовато приготовил, хватит на четверых… За стол! По дороге одна из тапочек соскочила с него, и он чуть не шлепнулся, в комнату он вбежал подпрыгивая на одной ноге. - Полюбуйтесь, каков сервис, Госпожа… Он усадил Клер между двумя подушками и повязал ей на шею салфетку. - Сегодня я вас покормлю, но впредь научу управляться самой левой рукой, увидите, это несложно. А пока не соизволите ли приоткрыть ротик? Он размял макароны, встал на колени и протянул Клер полную ложку. Рауль так старался, что стал невольно шевелить пустым ртом одновременно с Клер, делая жевательные и глотательные движения. - Макароны - моя специальность… А еще паровая картошка. Я ведь вырос на лапше и картошке. Не бойтесь, я знаю и другие рецепты, да и вы мне подкините новые… Дайте только срок… А ну-ка, еще одну… Нет? Ну ладно, перейдем к котлетам. Он подул на ложку, попробовал сомкнутыми губами, показал головой. - Ну-ка… Ложка мне, ложка вам. Вы замечательный младенец… Она живо брала пищу левой частью рта… Немного пюре упало на подбородок, он вытер его углом салфетки. Ей стало за себя неловко, а его огорчило отчаяние, отразившееся на лице Клер, превратившее его в мучительную маску. - Пожалуй, хватит на сегодняшнее утро? Неплохо, правда?… Вот персик на, десерт, а потом чашечку домашнего кофе… не то, что в больнице. Моя мама была ценителем кофе, для нее он был единственно доступным праздником. Бедная старушка! Рауль пошел варить кофе и при этом шумел как можно сильнее то кофемолкой, то кастрюлей, то чашками, чтобы Клер не, чувствовала себя одинокой и как бы помогала ему. Наконец, он вошел с подносом. - Может, хотите с молоком?… Я о нем совсем позабыл. Тем хуже. Ну, да ладно, до завтра. Сколько сахару? Покажите пальцами. Не все же мне делать самому! Она пошевелила левой рукой, показала три пальца. - Даже три! Готово! А теперь маленький сюрприз… Он вытащил пачку ментоловых сигарет, закурил и вставил ей в губы. - За то, что вы были умницей. Я заметил, что почти сыт от того, что кормил вас. Ничего, наверстаю вечером. Что, кофе нехорош? Он великолепен, и не возражайте. Соберем сахар со дна. Это самое вкусное. Стопроцентно, малышка.