Текст книги "Протопоп Аввакум и начало Раскола"
Автор книги: Пьер Паскаль
Жанры:
Религия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Неронов, священник церкви Воскресения в Нижнем
В Нижнем возле Никольских ворот в Кремле была Воскресенская церковь, которая уже в течение многих лет была заброшена, находилась в полном запустении, даже без колоколов. Эта церковь была в таком жалком состоянии, что в 1621 году переписчики даже не посчитали нужным инвентаризировать ее[190]190
РИБ. XVII. Стб. 69.
[Закрыть]. Неронов поселился у этой церкви и начал регулярно служить в ней вечерню и заутреню. Чтобы созывать верующих на богослужение, он бил, как это делали в старину, в деревянную колотушку. Он читал верующим священные книги, разъяснял простым языком их содержание: каждое слово он объяснял простым и доходчивым языком, так чтобы его слушатели, люди без образования, могли понять и запомнить все. Всем были полезны его наставления, всех трогала его забота о спасении душ и его смирение. Ибо после того, как он кончал свои поучения, он низко кланялся верующим, до самой земли, и со слезами просил их заботиться о спасении своей души и никогда не забывать о том, чему он их учил, вечно хранить его слова в душе и делиться всем сказанным с членами своей семьи, а равно и с другими людьми, чтобы поддержать друг друга на пути спасения. После службы он обходил улицы города и рынки, нося с собой книгу великого просветителя Иоанна Златоуста «Маргарит», и многие слушали Божественные Писания и сладкогласные словеса святителя Иоанна.
Это воистину апостольское служение произвело сильное впечатление. Люди привыкли лишь издали следить за малопонятными обрядами в церкви; священник, правда, был таинственным посредником между людьми и Богом, но по выходе из церкви он становился таким же простым человеком, как и все, да и сам он нисколько не считал себя обязанным подавать пример особого поведения. В храме (вынесем за скобки неполад ки, о которых мы уже говорили) не было никакого непосредственного общения между священнослужителем и верующими: Божественная Литургия была слишком духовно-величественна, чтобы осмелиться соединять ее со слабым лепетом рядового священника. Отсутствие проповеди в московской церкви объяснялось не только невежеством или недостаточным образованием и ленью духовной – то были второстепенные и побочные причины; истинная же причина заключалась в глубочайшем благоговейном уважении к литургии, в сознании невозможности соединять слово Божие со словами смертных. Это казалось недостойным. Но тогда нужно было бы обучать религии вне церкви или, по крайней мере, служить церковные службы на понятном языке так, чтобы до верующих все доходило. Но этого ничего не было. Поэтому религия приняла формальный и сухой характер, без всякого отношения к жизни и нравам эпохи. Когда священник, сняв облачение, выходил из церкви, он смешивался со всей остальной массой; иной раз шел пить в кабак, торговал в лавке, занимался хозяйством, совсем не думая о своей пастве.
И вот появляется новый священник из церкви Воскресения, которого никто не назначал и который поэтому может порвать со всеми прежними традициями. Он совершает церковную службу без пышности, но с достоинством и без всякой спешки. После окончания службы он обращается непосредственно к бедным людям, поучая их непосредственно на их живом и образном языке, разъясняет им учение апостолов, Евангелие и «Отче наш» просто, без своих собственных изобретений, читая фразу за фразой, объясняя ее и увязывая все с реальной повседневной жизнью. Но он не ограничивается только этим: он продолжает поучать народ и за стенами церкви. Он ходит, неустанно проповедуя слово Божие, предлагая слушателям религию, прочувствованную и продуманную, в которой соединены в органическое единство нравственность, догматика и обряд; он бросает драгоценный жемчуг св. Иоанна Златоуста не свиньям, а толпе несчастных, бессознательно алчущих живой и настоящей веры. Эти люди поражались встречей со священником нового типа, совсем не похожим на остальных, и жадно внимали его словам. Неронов, в полном соответствии с русской гомилетической традицией, столь высоко чтущей св. Иоанна Златоуста, больше всего любил говорить простым, естественным языком великого архиепископа: он горел желанием внушить людям свой духовный восторг. Его паства думала, что проповеди неутомимого заступника несчастных и грешных написаны были специально для них: как много было общего между византийскими плебеями IV века и ремесленниками, рабочими, кормщиками и лавочниками крупного волжского порта! В пяти проповедях о Лазаре и богатом было так много утешений для тех бедняков, кому ежедневно приходилось столько выносить от богатых.
Проповеди Неронова пользовались большой популярностью. Подаяния потекли рекой. Сначала надо было воздать дань Богу: Неронов приобрел священные сосуды и колокола для церкви. Он также произвел ремонт церкви. Вокруг нее он построил деревянные кельи для монахинь, которые там поселились, проводя время «в непрестанном посте и молитве». Авторитет Неронова возрос: его приходили слушать бедные из соседних деревень; потом стали приходить и зажиточные люди со своими женами и детьми. Отдав дань Господу, Неронов начал думать и о людях; на помощь нищим и странникам потекли еще и еще подаяния. Неронов оказывал им приют. Он кормил их, следил за тем, чтобы никого не обделяли. Какой-нибудь служитель церкви читал им Священное Писание, а Неронов объяснял его содержание. Каждый день за стол садилось сто и более того человек. Его жена Евдокия, в свою очередь, обслуживала женщин и девушек.
Вокруг Неронова образовалось ядро учеников его последователей: многие подражали его добродетелям, некоторые не выходили из его дома, другие приводили к нему своих детей, чтобы он их наставлял. Неронов безвозмездно обучал молодых и старых, которые скоро, благодаря молитвам и усердию их учителя, стали понимать содержание Священного Писания. Естественно, что люди, видя его добродетельную и благочестивую жизнь, стали приводить к нему на исцеление одержимых. Неронов оставлял их у себя, окружал их заботами, молился за них днем и ночью, водил их в церковь, окроплял святой водой – вплоть до их исцеления.
Церковь, которая до этого времени была в заброшенном состоянии, «без певчих», стала теперь центром христианской проповеди: монахини, нищие, путники, учащиеся, больные, получавшие материальную помощь благодаря подаяниям более богатых верующих, просвещенные Нероновым, – все восхваляли Господа. Это был своего рода монастырь, братия которого, без монашеских обетов, время от времени сменялась; точнее, это был образцовый приход.
Духовное рвение нового священника вскоре возбудило подозрение у его собратьев – священников городских приходов, и особенно у духовных властей, у архимандрита Печерского монастыря и у настоятеля Преображенского собора. Будучи требовательным по отношению к верующим, Неронов должен был быть безжалостным по отношению к пастырям. Реформу церкви можно было осуществить, только начав ее сверху. Неронов начал беспощадно упрекать церковную верхушку за ее небрежность, бездеятельность, а чаще и за еще более тяжкие грехи. Последствия такого поведения Неронова не заставили долго себя ждать. Архимандрит добился его заключения в тюрьму. Он сделал это тем более охотно, что Неронов и его самого во многом обличал. Его заковали в цепи, но тотчас же освободили, то ли благодаря хитрости его учеников, то ли под их давлением.
К несчастью, он вскоре рассорился с гражданскими властями. С начала 1631 года московское правительство готовилось отомстить Польше за перемирие 1618 года, срок которого истекал в 1633 году. Из Швеции, Германии и Дании были признаны на московскую службу офицеры и солдаты, у Голландии было куплено оружие и порох, от короля Англии было получено 5 тысяч сабель и 2000 солдат[191]191
Lubimenko. Р. 169–171.
[Закрыть]. Этот наплыв в Россию тысяч иноземцев протестантского вероисповедания не мог не обеспокоить Неронова. С другой стороны, эти военные приготовления несли народу новое и очень тяжелое бремя: специальный налог на содержание иностранных полков, призыв по одному мужчине, притом снаряженного и снабженного продовольствием, от 40 дворов, – все это означало увеличение прежних налогов. Будучи подлинно смелым пастырем, Неронов выступил выразителем народного недовольства. К тому же подготовка к такому походу, без всякого повода к тому со стороны Польши, была проявлением явной несправедливости. И вот 31 января 1632 года мы видим священника Ивана, сосланного на покаяние в отдаленный Николо-Корельский монастырь, расположенный у устья Двины, в 35 верстах к северу от Архангельска. В Житии написано, что Неронов перед этим приезжал в Москву и разгневал царя Михаила и его отца, заклиная их не проливать христианскую кровь в походе, обреченном на неуспех; в указе патриарха[192]192
Материалы. I. С. 266–268. Архив П. М. Строева. II. Стб. 778–779. № 396. (= ААЭ. III. С. 284. № 198).
[Закрыть] Неронов назван «спесивым и безумным» человеком, который вызывает в народе беспокойства и беспорядки, к тому же учит народ, не имея на то разрешения, обличает священников, называя их еретиками. Конечно, по всей совокупности этих «грехов», которые на него взвалили, ему вынесли очень строгий приговор: его, закованного в цепи, затворили в пекарне, а в церковь его пускали только в сопровождении верного и испытанного монаха, опасаясь, как бы он опять не взбудоражил народ своим безрассудным учением. Ему было разрешено причаститься только перед смертью; к концу года власти должны были представить отчет о его поведении и о состоянии его рассудка. Вот как патриарх и его приказ вознаградили истинного апостола: они выдали его за сумасшедшего!
Неронов прострадал на Крайнем Севере два года и рисковал пробыть там еще дольше, так как вместо того, чтобы «исправляться», он постоянно упрекал монахов и самого настоятеля, которые непрерывно предавались пьянству. Но смерть Филарета, последовавшая 1 октября 1633 года, изменила многое: недостойные фавориты получили кару за свои проступки, а такие праведные священники, как Неронов, были выпущены на сво боду[193]193
Житие связывает это освобождение с целым рядом чудес (Материалы. I. С. 269–270). Не исключается, впрочем, возможность того, что Неронов спасся бегством, подобно монаху Нафанаилу, который, находясь в тюрьме при подобных же обстоятельствах, бежал (Архив П. М. Строева. II. Стб. 803–804. № 408). Если так, то возвращение его на свободу могло быть санкционировано потом патриархом.
[Закрыть]. После этого он снова получил дорогой его сердцу приход. Вскоре тут убедились, что его настроение осталось тем же и что образ его жизни не изменился.
С незапамятных времен одним из больших развлечений русского народа были скоморохи. Они ходили по городам и деревням с лютнями и гуслями, гудками и барабанами, отбивая чечетку, с веселым, разнообразным репертуаром, с песнями, прибаутками, играли и плясали; они выступали и на площадях, и в частных домах, и на вечеринках и свадьбах, куда их приглашали развлекать гостей то князья, то простые крестьяне. Иногда они давали настоящие драматические представления, выступая в масках и сопровождая игру мимикой, гримасами и кривляньем: это были комедии, весьма рискованного характера, или сатиры, сопровождаемые шутками, которые в этот беззастенчивый век должны были быть, вероятно, иной раз весьма грязными, чтобы вызвать у людей смех. Кроме того, среди них были танцовщики на канате. Часто у труппы были один или даже несколько обученных медведей, которые были научены подражать определенным знакомым типам: пьянице, судье, хромому, какой-нибудь моднице, которая любуется собой в зеркало, или женщине, ласкающей своего возлюбленного; все это происходило под звуки музыкальных инструментов и в сопровождении разных крепких словечек вожатого медведя. В комедиях скоморохов эти медведи были настоящими артистами, носившими имена: Михайлы Ивановича для мужского персонажа и Марьи Ивановны для женского. Это зрелище развлекало царей и бояр не менее, чем их придворных: хотя скоморохи сейчас и выродились, но и по сей день можно иногда видеть, как они развлекают людей на бульварах Москвы.
Скоморохи появились до распространения христианства, их циничные шутки являлись оскорблением для нравственности; их веселая музыка шокировала слух аскетов; их опасные трюки иногда кончались смертью акробата. Этого было достаточно, чтобы православная Церковь возобновила против них грозные анафемы, которые в свое время применялись против подобных забавников греческим духовенством. Начиная с XI века скоморохов начали преследовать; однако они продолжали процветать как ни в чем не бывало. По этому вопросу существовало постоянное расхождение между мнением народа и требованиями пастырей. В разгаре XVI века Стоглавому собору пришлось осудить шутов, комедиантов, гусляров и исполнителей сатанинских песен, которые имели обык новение возглавлять свадебные шествия, и просить царя объявить войну этим шутам, которые, объединяясь группами в 60–70 и 100 человек, ходили по деревням, устраивали попойки, деморализовали и грабили верующих[194]194
Стоглав. Гл. 92 и 93 (С. 390–402). О скоморохах имеется ценная монография Фаминицына.
[Закрыть]. Епископы намеренно смешивали разбойников со скоморохами; крестьяне же, со своей стороны, в представлениях этих скоморохов находили отвлечение от своего тяжелого труда, а в их острых сатирах нередко обретали видимость мести за понесенные обиды.
Но развлечение и мщение – не христианские чувства. Неронов, будучи глубоко сознательным пастырем и верным хранителем церковного учения, открыто выступал против шутов и вожатых медведей. Их в Нижнем было очень много; у нас имеются сведения, подтверждающие это. Он стал проповедовать среди зрителей, восстанавливая их против этих шутов, а затем принялся непосредственно за самих скоморохов, действуя как словами, так и действиями: он разбивал на части их гусли и цимбалы, а скоморохи, исполненные гнева и ярости, нападали на служителя Божия, так что ему много пришлось пострадать от этих слуг сатанинских; все же некоторые, видя его терпение и неутомимое рвение, оставляли свою дурную жизнь, каялись и возвращались в лоно святой Церкви. Иной раз, особенно накануне Рождества и Крещения, Неронов предпринимал настоящие карательные экспедиции: со своими учениками он ходил по улицам и вступал в настоящий бой со скоморохами, ломая дьявольские орудия увеселения. Неронов и его друзья возвращались домой окровавленные, полумертвые, но раны их были для них радостью; они ощущали их как трофеи победы. Собравшись затем в церкви ко всенощной, они просили Бога, чтобы он исполнил их молитву победить врага; и молитва их бывала услышана.
К сожалению, скоморохи имели влиятельного покровителя в лице воеводы Василия Шереметева. Этот любезный и приятный боярин, который устроил такой блистательный прием голштинским послам и показался им столь высокообразованным человеком[195]195
Олеарий. 1. I V. Р. 277–278, 395.
[Закрыть], конечно, с удовольствием допустил бы некоторые изменения западного характера в московские нравы; но он вполне удовлетворился формальной религией своего времени и не считал нужным вливать в нее новый дух строгости и искренности, ибо он меньше всего хотел нарушать общественный порядок. Для такого «просвещенного» человека, который был сам любителем игрищ, строгость Неронова и его учеников казалась только клерикальным фанатизмом. Кстати, не впутывался ли этот поп слишком смело в дела, которые его не касались, прося помилования для виновных, заступаясь, как он только мог, за тех, кто находился под властью воеводы?
Неронов брал на себя снова дело прежних епископов первохристианской Церкви: выступая против властей, он становился защитником угнетенных и слабых. И тем самым он без слов утверждал право критики или прямого воздействия священства, облеченного высшим моральным авторитетом, на государственные власти. Шереметев потребовал, чтобы к нему привели этого человека, мешавшего народным радостям и увеселениям, и в правеже подверг его избиению. Под ударами Неронов безмолвствовал, как бесчувственный, и читал книгу великого вселенского святителя святого Иоанна Златоуста «Маргарит» – книгу, которую он всегда носил с собою. В тюрьме, закованный в цепи, он непрерывно воспевал хвалу Богу и читал вечерню, утреню и полуночницу. И множество народа, обходя бдительность его стражи, посещало его в темнице и оставалось там с утра до вечера, слушая его пение и поучения. В тюрьме он оставался 40 дней и был освобожден только по особому приказу из Москвы. Все это дело происходило между 1634 и 1636 годами[196]196
Это именно те самые даты, между которыми Василий Шереметев упоминается в Нижнем Новгороде (Барсуков. С. 149).
[Закрыть].
Челобитная 1636 г.
Эти периоды в тюрьме или на положении кающегося лишь на короткое время прерывали апостольскую деятельность пламенного реформатора. Каждый раз он возвращался к своему делу со все большей и большей решимостью. Далеко не все его собратья-священники находились в состоянии маразма: среди них были люди, которое, как и он, понимали требования эпохи и лишь ждали авторитетного голоса, чтобы последовать за ним. К числу своих учеников-мирян Неронов скоро смог присоединить и нескольких благожелателей из духовенства. Он мечтал об этом, но это казалось ему трудно осуществимым идеалом. Многие священники, соперничая с ним, пытались «извлечь из глубин своего сердца всю сладость поучений Божественного Писания», так характеризует он деятельность некоторых своих собратьев. По-видимому, они начинали, подобно ему, вступать в прямую духовную связь со своими прихожанами, начинали произносить проповеди. Он отнюдь не покидал их в их трудах, но, напротив, поощрял их, работал над их душами, а, может быть, и пользовался для себя тем хорошим, что в них было. Нам приходится лишь представлять себе при свете воображения те встречи, которые, может быть, происходили между всеми этими представителями духовенства, те мысли о современном положении Руси, которыми они обменивались, те планы, которые они обсуждали, чтобы улучшить состояние православной Церкви и утишить праведный гнев Божий.
Среди них были Симеон Трофимов, настоятель церкви Успения на Ильинской горе, выборный благочинный нижегородского духовенства, следовательно, важное и влиятельное лицо; был его брат Андрей из храма св. Сергия в маленьком монастыре в предместье Петушково, был Мелетий Емельянов из церкви Николы в торгу, и его брат Тит из Происхожденской церкви; был Онуфрий Климентов из Большого Вознесения; был Василий Никитин из церкви св. Георгия, в которой еще в 1621 г. не служили; был Трифон Алексеев от Казанской Божией Матери, и всех их возглавлял Иван Неронов, продолжавший быть настоятелем церкви Воскресения[197]197
Именно эти лица подписали челобитную в 1636 году. К этому кружку, очевидно, относился и дьякон из церкви Воскресения Гавриил, которому Неронов в дальнейшем передал свой приход (Материалы. I. С. 278).
[Закрыть]. Из примерно тридцати приходов Верхнего города и Нижнего города было представлено 9; от кремлевских церквей не было ни одного священника. Многие из этих священников, по-видимому, были молодыми, другие были уже зрелого возраста: мы найдем в дальнейшем, через 17 лет, Симеона в Москве[198]198
Материалы. I. С. 30. В 1636 г. он был здесь после Успения, поскольку 27 декабря 1627 г. его там видел священник Иоаким (Храмцовский. I. С. 74).
[Закрыть]; Мелетий вскоре стал служить в Никольской церкви[199]199
В сентябре 1629 г. мы видим, что некий поп Петр производит сбор средств на восстановление этого храма (Храмцовский. I. С. 75).
[Закрыть]; Онуфрий в 1646 году украсил серебром и золотом крест, находившийся в той же самой Вознесенской церкви[200]200
Макарий. Памятники церковных древностей. С. 115–120. Возможно, это был брат будущего духовного отца Неронова в Москве, Василия Климентова.
[Закрыть]; Василий, вдохнувший, по-видимому, новую жизнь в ранее запустелый храм, выстроил его заново из камня после 1647 года, а сам в 1653 году под именем Варнавы принял монашеский сан в Печерском монастыре; в этом монастыре мы находим его еще в 1661 году[201]201
Титов. Вкладная книга. С. 13, 24, 38.
[Закрыть]; в дальнейшем Тит принял там монашеские обеты в 1645 году под именем Тихона[202]202
Там же. С. 9 (18 августа 1645 г. См. также: ГИМ. Синодальное собр. № 424. Л. 26).
[Закрыть]. Умер он в 1660 году архимандритом Данилова монастыря в Переславле Залесском[203]203
Это отождествление весьма вероятно, так как Тихон из Данилова монастыря обозначается как прежний келарь Печерского монастыря (Титов. Вкладная книга. С. 20) и поддерживает с Нероновым дружбу.
[Закрыть]. Таким образом, перед нами предстает кружок энергичных людей, преданных своему делу и тесно связанных между собою, – причем некоторые были связаны даже узами родства, – людей, близких народу, но исполненных решимости вести народ к желаемой ими цели и исправлять его жизнь и нравы.
Была предпринята конкретная попытка осуществить реформы. Представители кружка направились к представителю патриарха Василию Тимофеевичу Потапову: вопрос ставился о том, чтобы сделать обязательным во всех церквах, начиная с соборных, чтение часов перед обедней; этого требовало предание св. отцов и каноны Стоглава[204]204
Установилась практика рассматривать часы как часть келейного богослужения. Стоглав, напротив, предписывает чтение их пономарем перед обедней во время проскомидии (Стоглав. Гл. VIII. С. 86).
[Закрыть]. Потапов принял соответствующие меры. Но высшие иерархи замолчали это дело, а что касается настоятелей церквей, которые попытались ввести этот порядок, то прихожане возмутились, говоря: «Таво не повелось у нас и в соборных церьквах, а ты де затеваешь новыя уставы и, коли де так годно, и ты де привези указ с Москвы, чтоб по всем церьквам так творили»[205]205
Челобитная 1636 г. // ЧОИДР. 1902. II. Смесь. С. 20–21.
[Закрыть].
Ревнители решили обратиться к Москве. Момент был очень благоприятный. Конечно, на верхах существовало определенное увлечение западными новшествами: невзирая на Стоглав, продолжали стричь бороду, очень ценили пришедшие из Германии гравюры с печатными текстами[206]206
Викторов. I. С. 251 (1634 г.).
[Закрыть], переводили в Посольском приказе «Космографию» Меркатора[207]207
Соболевский. Переводная литература. С. 60 (перевод завершен в 1637 г.); см.: Там же, с. 64–65.
[Закрыть], некоторые бояре изучали латинский язык[208]208
Олеарий. 1. I V. Р. 326 (1636 г.).
[Закрыть], юный царевич и его товарищи иногда носили немецкое платье[209]209
ЧОИДР. 1892. III. Смесь. С. 4–5 (декабрь 1636 г.).
[Закрыть]. Но тут произошли перемены: вместо государственного деятеля на посту патриарха его место занял иерарх, мало интересовавшийся политикой, но благочестивый и исключительно преданный благу церкви. То был прежний псковский архиепископ Иоасаф. Одним из первых его действий было решение сослать, а затем и подвергнуть суду недостойного суздальского архиепископа Иосифа Курцевича[210]210
ААЭ. III. № 249 (5 мая 1634 г.); РИБ. III. С. 551–555. № 160 (14 сентября 1634 г.).
[Закрыть]. Для того чтобы обслужить в религиозном отношении Сибирь, он, невзирая на пассивное противодействие духовенства, направил туда из Вологды и Москвы архимандрита, протопопа, 11 белых священников и 6 монахов, которые все были добрых нравов, хорошими духовными отцами, послушными канонам и преданиям; и при том они были непьющие[211]211
РИБ. II. С. 583. № 164 (28 ноября 1634 г.); Буцинский. Сибирские архиепископы. С. 11–14.
[Закрыть]. Он не побоялся обратиться с самым суровым порицанием к игуменье Покровского монастыря в Суздале, в монастыре которой монахини, большею частью благородного происхождения, жили распутно и даже ро жали детей[212]212
Описание актов собрания гр. А. С. Уварова. II. С. 175–176. № 160 (октябрь 1635 г.).
[Закрыть]. В самом Нижнем религиозные настроения были в это время очень сильны, что, по-видимому, обусловливалось видениями Петра Гладкова, основателя скита Оранское Поле, расположенного приблизительно в пятидесяти верстах от города. Сама жизнь Петра Гладкова была связана с целым рядом чудес[213]213
Храмцовский. II. С. 21–23, прим.128; Зверинский. II. С. 254–255. № 1027.
[Закрыть].
От имени своих друзей Неронов составил челобитную о непорядках в церкви и о лжи в отношении самого христианства. В этой челобитной он подробно, простым народным языком, перечислял все злоупотребления и пороки как народа, так и духовенства[214]214
Этот чрезвычайно важный рукописный памятник найден Н. Рождественским в рукописном сборнике, относящемся к середине XVII века и принадлежащем к собранию Ф. Ф. Мазурина. Он хранился в Центральном архиве Министерства иностранных дел [ныне в Российском государственном архиве древних актов, Ф. 196. – Прим. ред.] и был опубликован Н. Рождественским в 1902 году в ЧОИДР. Т. II. Смесь. С. 18–31, с введением (Там же. С. 1–18) и с примечаниями. После этого был найден другой сборник XVII века, приобретенный в 1905 году петербургской Публичной библиотекой (РНБ. Q. I. № 1405), в котором содержится челобитная нижегородских священников патриарху Иоасафу. Это, по-видимому, тот же текст (Отчет имп. Публичной библиотеки за 1905 г. С. 110–113).
[Закрыть]. Челобитная была составлена, впрочем, в отношении литературного оформления довольно небрежно.
Протопопы не выполняют своего долга, говорилось там, не зачитывают приказов царя и патриарха, не преследуют пьянства, не поучают свою паству.
Священники предаются лени и пьянству, они служат, не считаясь с канонами, в пять или шесть голосов зараз; даже в соборных храмах они пропускают чтение часов, а обедни без часов – это птицы без крыльев. Во время Великого поста, особенно святого времени, они лгут Богу, воспевая ночью «Сподоби, Господи, в вечер сей без греха сохранитися нам…», и это в тот самый момент, когда солнце уже встает!
Во время литургии и в самый торжественный ее момент они не могут установить в церкви порядка и тишины. Разные жулики и негодники с шумом ходят по церкви, по шесть и более, ругаются, бранятся, дерутся; одни говорят, что их продали в рабство и просят деньги на выкуп; другие делают вид, что они отшельники, показывают свои черные одеяния, свои власяницы и собирают деньги на построение храмов, которых на самом деле никто не собирается строить: часто потом их встречают вместе с разными пьяницами; иные делают вид, что они сошли с ума, а потом видишь их в полном здравом уме; еще другие со стоном валяются по земле и показывают искусственные раны, где якобы можно видеть и кровь, и гной. Слышны одни крики и причитания. Нет возможности сосредоточиться! Настоятели подбирают молодых и неженатых пономарей; разрешают детям играть на клиросах… Какие это пастыри? Это волки в овечьей шкуре.
Из-за этих беспорядков души смущаются, а вера гибнет. Народ, предоставленный самому себе, привыкает жить, как ему захочется; и заблуждающееся стадо без пастыря бродит как попало. Народ упорно предается всяким языческим и дьявольским обычаям. На Рождество делают из коры быков, покрывают их всякими сукнами и шелками, подвешивают им колокольчики, надевают маски с гривами, прицепляют к себе хвосты и бегают толпами по улицам, испуская дикие крики, как у животных, с плясками и с диким пением и с непристойными телодвижениями. На Пасхальной неделе предаются своим гнусным делам не только поводыри медведей и скоморохи, но для народа ставятся еще качели на площадях и там люди убиваются. Приходит хорошая погода, наступает Вознесение, и вот мужчины и женщины выходят из стен города, идут в Печерский монастырь: там предаются дикому пьянству и тут же играют комедию скоморохи и ученые медведи. В следующий четверг, седьмой после Пасхи (семик), идут на кладбище, отведенное для умерших без покаяния: там женщины и девушки вместе сходятся под березами, поклоняются деревьям, приносят им в дар и приношение пироги, разные кушанья и яйца, вслед за чем пускаются в дьявольский хоровод; потом сами садятся, чтобы съесть свои приношения; наконец, по двое они подходят к березе, делают себе венки из веток и целуются, говоря, что они теперь нареченные сестры. В понедельник после Пятидесятницы в подгородной слободе Высокая происходят те же дела, разница только та, что сначала они обвивают себе головы венками, а потом кладут их на воду. На Иванов день в поле зажигают большие костры и всю ночь до самого восхода солнца женщины и девушки через них прыгают. Такие игрища повторяются каждый вечер до Петрова дня. Приходят из деревень, и тут совершаются и убийства, и всякого рода бесчинства. В этих дьявольских увеселениях принимают участие и старые, и молодые. Происходят также и чудовищные побоища, во время которых многие бывают убитыми и умирают без покаяния. Так оскверняются христианские праздники. Но и на протяжении всего года церковные каноны и уставы тоже презираются: на рынках продают удавленину, едят утятину, гусятину, тетеревов и зайцев, которых православный есть не должен; позорно ругаются, не жалея ни отца, ни матери.
В заключение ревнители умоляют патриарха, представителя Бога на земле и хранителя душ и телес, восстановить в Церкви древнее благочестие. Таким образом, хотя и в плане обличения, челобитная содержит в себе обширный план реформ. Здесь нет подхода ученого или честолюбца, задумавшего многое: челобитная не касается ни догматов, ни богослужебных книг, ни церковного распорядка; она не исходит из каких-либо отвлеченных принципов или широких проектов реформы Церкви; она исходит из традиций русского благочестия и лишь подразумевает необходимость выполнения канонов Стоглава 1551 года, нигде не цитируя их. Перед нами пожелание и увещание лучших приходских священников того времени. Впрочем, эти пожелания могут быть классифицированы по трем основным пунктам: богослужение, нравы и состояние духовенства.
С точки зрения чисто богослужебной, русская Церковь уже давно страдала от недуга, от которого она не оправилась и поныне[215]215
Голубинский. О реформе в быте русской церкви // ЧОИДР. 1913. III. С. 22–23.
[Закрыть]. После того как в течение долгих веков она придерживалась древнего константинопольского обряда, пересмотренного в XI веке патриархом Алексеем Студитом и сформулированного в славянском варианте св. Феодосием Печерским, она в начале XV века, следуя практике афонских монастырей, Константинополя и южных славян, ввела иной богослужебный распорядок, который был распространен в христианских общинах Палестины, Александрии и Антиохии, именно богослужебный распорядок Иерусалимский, или св. Саввы[216]216
См. об уставе: Сергий. Полный месяцеслов Востока. I. С. 114–116; ЧОИДР. 1867. II. С. 1–10.
[Закрыть]. Надо сказать, что первый устав был коротким, он не знал на протяжении года ни ночного бдения, ни очень долгих молитв; второй устав, напротив, предусматривал для кануна воскресения и праздников чрезвычайно длинные службы. Переход от одного устава к другому произошел, по всей вероятности, под влиянием митрополита Киприана, без всяких затруднений, но вскоре убедились в том, что новый Типикон, если он и подходил к строю больших монастырей, был почти неприменим в приходских церквах: если соблюдать устав полностью, то народ проводил бы все время в церкви. Поскольку церковные власти не занимались вопросом об этих трудностях, верующие и священники решили прибегнуть к собственному своеобразному решению. Не решаясь ничего выкидывать из обряда, решили выполнять различные компоненты службы одновременно: в то время как служащий священник произносил возгласы, диакон читал ектении, чтец поспешно читал положенное, а хор тут же пел стихиры или иные песнопения, во время часов каноны Октоиха, Минеи и Триоди, то есть каноны и празднику, святым, и воспоминаемому событию, вместо того чтобы читаться последовательно, читались одновременно[217]217
Это положение вещей очень хорошо описано в письме митрополита Макария, написанном в 1551 году (Православный собеседник. 1863. I. С. 100–103).
[Закрыть]. Первый час начинался еще до окончания предшествующей службы; часто бывало так, что один чтец находится на третьем часе, а другой уже перешел на шестой. Спешат обогнать друг друга; каждый стремится как можно скорее кончить положенное ему чтение. Таким образом, справлялись со службой целиком и полностью при минимальной затрате времени. Считалось, что долг выполнен, вслед за чем и духовенство, и прихожане могли отдаться своим занятиям или предаться светским удовольствиям. Но божественная служба, таким образом, превращалась в невероятную какофонию, в четыре-пять или шесть голосов, в которой при всем самом настойчивом желании невозможно было разобрать ни смысла, ни даже отдельных слов. Благочестивые души глубоко огорчались таким положением. Стоглавый собор и митрополит Макарий в 1551 году уже осудили эту практику[218]218
Стоглав. Гл. XVI. С. 105.
[Закрыть]; Домострой свидетельствует, впрочем, что она вошла и в частный быт при домашней молитве[219]219
Домострой. Гл. LХIV (Duchesne Е. Le Domostroi: (Ménagier russe du XVI-e siècle). Paris, 1910. P. 126).
[Закрыть]. Вслед за этим мы не видим, чтобы кто-либо возвышал свой голос против этих порядков, и так продолжалось вплоть до Смутного времени: патриарх Гермоген, получивший ряд писем и устных высказываний от глубоко возмущенных верующих, выразил осуждение как виновным священникам, так и мирянам, толкавшим духовенство на это: как при подобном неблагоговейном поведении можно было надеяться освободиться от тяжких несчастий, постигших родину[220]220
Текст его письма воспроизведен: Преображенский. Вопрос о единогласном пении. С. 8–11. Гермоген был патриархом с 3 июля 1606 года по март 1611 года. Одна из челобитных, адресованных ему по поводу церковного пения (она отчасти связана и с другими вопросами), напечатана В. Майковым: Сергею Федоровичу Платонову ученики, друзья и почитатели. С. 415–431. Тут уже чувствуется внутренняя связь между реформаторскими тенденциями Смутного времени и движением 1636 года.
[Закрыть].
Конфликт, возникший между требованиями, выдвигаемыми церковными книгами, и повседневной жизнью, был очень серьезным, так как в нем сталкивались, с одной стороны, усердные священники и, с другой стороны, – требовательные в отношении продолжительности службы прихожане. Решить вопрос можно было только путем компромисса. Священники Нижнего Новгорода, которые заботились лишь об одном – не солгать Богу, готовы отдать всю свою жизнь за правильное исполнение устава: они утверждали, что все службы должны совершаться целиком и полностью без того, чтобы одна перекрывала другую. И это положение они строго проводили в жизнь. Положение их было нелегкое. Однако единогласное пение с этого времени становится одним из основных положений реформаторов. В общих чертах можно сказать, что они прежде всего жаждали благолепия в церквах, любили длинные и торжественные службы, глубоко чувствовали всю красоту богослужения.
Другим характерным отличием их деятельности была ожесточенная борьба против всего того, что оскорбляло чувство христианина в окружающей жизни. Периодически совершаемые празднества русского народа были связаны с язычеством; более того, в соответствующих песнях даже прямо упоминались языческие боги. Ученые звери вызывали смех у зрителей всевозможными непристойными повадками. Побоища и драки нередко приводили к смерти, причем умирающий уходил из жизни без исповеди. И вот мы видим, что этим злым языческим обычаям объявляется отчаянная война, причем используются все способы, даже и насильственные, тем более, что уже имелись соответствующие решения власти. Начинается борьба и против пьянства и противоестественных пороков. Строго осуществляются древние каноны, требующие в таких случаях покаяния, и вместе с тем обращаются к Ветхому Завету, где воспрещается стричь бороду и есть мясо нечистых животных.