Текст книги "Протопоп Аввакум и начало Раскола"

Автор книги: Пьер Паскаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Но среди всех иностранцев он, естественно, предпочитал западных и южных православных. Эти последние были тоже русские, бывшие и будущие соотечественники, ибо Ртищев предвидел объединение Малороссии и Белоруссии с Великороссией, и он в дальнейшем содействовал этому всей своей дипломатией; у них был приблизительно один и тот же язык с великороссами; по существу, они исповедывали те же истины. Но эти истины они преподносили с высшим искусством Запада. Они усвоили грамматику, риторику, диалектику, поэтику, школьную систему, богословие поляков, столь культурных, столь красноречивых, столь блестящих; они очистили эти науки от латинских ошибок, освятив их греческой верой. К кому же обращаться, как не к ним, чтобы передать Московии знания и блеск, недостающие ей?

Мысль открыть в Москве школу или, менее определенно, центр высшего образования уже носилась в воздухе. Некогда, в 1640 г. Петр Могила, знаменитый киевский митрополит, предложил царю основать в Москве монастырь, в котором монахи киевского братства преподавали бы дворянским детям и выходцам из народа греческие и славянские гуманитарные науки[455]455
  АЮЗР. III. № 33 (3 апреля 1640 г.).


[Закрыть]. Последовали тяжелые споры о вере с принцем Вальдемаром и сопровождающим его пастором Фильгабером, которые, по крайней мере порой, давали понять, что знание латыни и греческого также необходимо богословам, как и толмачам Посольского приказа. Наконец, в 1645 г. митрополит Палеопатрасский Феофан посоветовал выписать в Россию «преподавателя грека, чтобы преподавать детям философию, богословие и языки греческий и славянский»[456]456
  Каптерев. Характер отношений России к православному Востоку. С. 483.


[Закрыть].

В 1646 г., казалось, уже нашли подходящего человека. Это был грек Венедикт, прибывший без особого приглашения в Москву, преподаватель греческого языка в Киевской коллегии, называвший себя «старшим архимандритом, доктором и богословом Великой Константинопольской церкви». Он расхваливал свою науку, свой успех и свои таланты. Ртищев не замедлил познакомиться со столь ученым мужем: он проявил в отношении его столько наивной, полной восхищения привязанности, что грек, в свою очередь, называл его своим «сыном о Святом Духе», «любимым и мудрейшим государем Федором». Он согласился, чтобы Ртищев стал посредником для передачи Борису Морозову его сочинения относительно семи чаш Апокалипсиса[457]457
  Соболевский. Переводная литература Московской Руси. С. 341–342.


[Закрыть]. Однако в это время Венедикт получил уже из Посольского приказа распоряжение об отъезде, будучи уличен, помимо своего хвастовства и своей жадности, в подлогах и попытках кражи[458]458
  Каптерев. Характер отношений России к православному Востоку. С. 241–243, 483–486; Николаевский. Из истории сношений России с Востоком. С. 6–7; Макарий. История русской церкви. XI. С. 129–132. Венедикт был в Москве с марта 1646 по май 1647 г.


[Закрыть].

Неудачный опыт с Венедиктом не свидетельствовал против самой мысли пригласить иностранного преподавателя; он доказывал только, что было бы лучше доверяться малороссам, чем грекам. Это становилось все более и более убеждением Ртищева. В небольшой группе друзей, состоящей из Стефана Вонифатьева и Никона, священников известного возраста, царя Алексея и Федора, людей молодых и светских, последний отличался своей страстью к малоросской науке[459]459
  В конце XVII века (между 1696 и 1705 гг.) было написано «Житие милостиваго мужа Феодора Ртищева» (напечатано в т. XVIII «Древней российской вивлиофики» [М., 1791. Ч. 18. С. 396–422] и И. Козловским [Козловский. Ф. М. Ртищев]), чрезвычайно апологетического характера книга, неполная и неточная, которую Ключевский был не вправе принять без критики для своей, впрочем, очень хорошей статьи (Ключевский. Добрые люди Древней Руси). В монографии И. Козловского (1906 г.) совсем не использованы имеющиеся источники, даже напечатанные. Н. Н. Кашкин в своих «Родословных разведках» 1912 г. (Пашкин. Родословные разведки. С. 402–449) добавил несколько точных подробностей с библиографией. Такая оригинальная личность и такой всеобъемлющий человек, как Федор Ртищев, заслуживает более полной биографии. Помимо тех аспектов, которые нас здесь интересуют, он был еще дипломатом, военным деятелем, крупным капиталистом.


[Закрыть].

III
Печатный двор

Ртищев имел все данные, чтобы быть посредником между дворцовыми реформаторами и реформаторами Печатного двора. Как мог он не согласиться с человеком, подобным Наседке, всецело проникнутым западной наукой, которую тот умел сочетать с московской религией? Печатный двор был как никогда раньше в расцвете. С 13 июня 1645 г. он обладал роскошным каменным зданием, построенным для него на Никольской улице. Монументальный подъезд, украшенная живописью и скульптурой башня высотой в 3 сажени свидетельствовали об уважении царей к печатному искусству; в нижнем этаже находились два цеха набора и восемь печатных станков; этажом выше были помещения справщиков, редакторов и корректоров. В глубине участка сохранили деревянное строение с четырьмя печатными станками. Прежний корпус, прислонившийся к стене Китай-города, служил складом. Машины были украшены золотом и серебром. Каждая выпускаемая книга была оформлена как произведение искусства[460]460
  Николаевский. Московский Печатный двор // Христианское чтение. 1890. I. С. 114–141.


[Закрыть]. Печатный двор продолжал свою плодотворную деятельность, начатую в 1640 г. Не пренебрегая книгами в полном смысле слова богослужебными, он был занят больше, чем раньше, выпуском новых книг для назидания или образования верующих[461]461
  Что также отмечает и Крижанич в 1647 г. О Крижаниче см.: Белокуров. Юрий Крижанич. С. 152/14 и 15.


[Закрыть].

27 ноября 1645 г. для праздника 6 декабря появилось второе издание Жития св. Николы[462]462
  Каратаев. № 613.


[Закрыть]; 6 декабря – Святцы, содержащие рассказы о житии святых, так хорошо составленные, что они перепечатывались до последнего времени в толковых Псалтырях, обогащенные житиями большого количества русских святых и описаниями чисто русских праздников[463]463
  Каратаев. № 614; Сергий. Полный месяцеслов Востока. I. С. 175, 301.


[Закрыть]. В 1646 г. были напечатаны: Житие св. Сергия, покровителя Московского государства, и Житие св. Саввы Сторожевского, его ученика и основателя монастыря, чрезвычайно любимого царем, так же как когда-то его отцом. Обитель находилась в пятидесяти верстах на запад от столицы[464]464
  Смирнов С. Историческое описание. С. 3, 22–23.


[Закрыть].

Житие св. Саввы было целиком извлечено из декабрьского тома Великих Четьих Миней митрополита Макария. Житие св. Сергия свидетельствовало о знаменательной строгости и о критическом подходе справщиков. Очень правильно поручили редакцию этого Жития Симону Азарьину, ставшему в тот момент келарем Троице-Сергиева монастыря и являвшемуся прекрасным писателем. Он взял прежнее Житие, написанное Епифанием в 1417–1418 гг. и сокращенно изложенное Пахомием Логофетом с добавлением описания первых чудес, сделал язык более современным и добавил, написав его своей рукой, рассказ о чудесах, зарегистрированных с XV века. Царь распорядился напечатать все полностью. Но работники Печатного двора согласились принять только 35 этих новых чудес, притом неохотно, внеся некоторые изменения, и отвергли остальные. «Они обращаются с истиной, как с ложью, и принимают чудеса за случайность», – утверждает Симон[465]465
  Позднее, по приказу царя, Азарьин снова принялся за свой труд, который он закончил только в 1654 г. «Новые чудеса» были напечатаны Платоновым в 1888 г. (Книга о чудесах преподобного Сергия. Творение Симона Азарьина / Сообщил С. Ф. Платонов. СПб., 1888. ПДП. Вып. LXX). Неудачи издания 1646 г. рассказаны в «Предисловии» (Там же. С. 6–7). В частности, история чудесного источника, открытого в 1644 г. около Троицкого монастыря, была опущена в большинстве экземпляров, но внесена, по высочайшему приказу, в некоторое число экземпляров (Житие св. Сергия. М., 1646, после главы 88 между листами 175 и 176; Книга о чудесах преподобного Сергия. Гл. XXV. С. 63–67). Жизнеописания святых процветают в эту эпоху. Не довольствуясь прежними, пишут новые жития; в Соловках, вскоре после 1644 г., прежний настоятель Калязинского монастыря Иларион составляет Житие Иринарха (Ключевский. Древнерусские жития. С. 325–326); в Москве в 1647 г. неизвестный автор составляет Житие Иоанна Большого Колпака, юродивого Христа ради (Там же. С. 330). Троицкий монастырь в этом отношении первенствует. После Германа Тулупова священник Иоанн Милютин, с помощью своих трех сыновей, собирает жития святых, выбирает лучшую редакцию для каждого жития, отбрасывает ненужные части, предисловия или похвалы, заново пишет и составляет таким образом новый сборник в 12 больших томов in folio (Савва. С. 211). [Размер рукописи П. Паскалем указан ошибочно: все 12 книг в четвертую долю листа (inquarto) (ГИМ. Синодальное собр. № 797–808). – Прим. ред.] В то время как в Великих Минеях Четьих русские святые упоминались редко, у Милютина их число превышает сотню (Ключевский. Древнерусские жития. С. 297–298).


[Закрыть].

Служебник, начатый 10 мая 1646 г., был быстро подготовлен – в четыре месяца – и закончен 8 сентября[466]466
  Каратаев. № 610. Книга издания 1640 года содержит на 100 листов меньше и потребовала 6 месяцев для своего напечатания.


[Закрыть]; 5 октября были переданы для напечатания Поучения Ефрема Сирина. Поучения существовали давно в рукописях, их читали, по ним жили в монастырях, но они еще не были напечатаны ни в одной славянской земле, даже в Киеве.

Московские церковные власти желали, чтобы вся тогдашняя интеллигенция была знакома с этой книгой. Книга была издана в большом формате, объемом около 700 страниц; она вышла 1 февраля 1647 г.[467]467
  Каратаев. № 623. [См. также: Зернова. С. 65. № 198. В книге 357 листов. – Прим. ред.]


[Закрыть]

Яркие, образные поучения св. Ефрема, изобилующие лиризмом сирийского поэта, несмотря на свою тяжеловесность и порой непонятность перевода, приводили в восторг русских людей того времени[468]468
  Между прочим, эти поучения приводили в восторг также и Запад: латинский перевод Поучений 6 раз переиздавался во Флоренции с 1481 по 1619 г.; перевод на французский язык был сделан в 1501 и 1579 гг. (последний трижды переиздавался вплоть до 1602 г.).


[Закрыть]. Это была их религия. В ней красной нитью проходили боязнь Господа, неусыпная бдительность, раскаяние, постоянное памятование о смерти, о судном дне, но философская мысль не выступала на первый план. «Кто бо, – восклицали в своем послесловии издатели, – святого сего преподобного отца Ефрема наказания слыша – и не умилися или не прослезися? Или кто внят его словеса – и плоды покаяния не принесе? (…) Блудный вместо блужения приносит целомудрие, лихоиметель – давание и прочая. (…) Сий преподобный отец и блаженный Ефрем своими словесы вселенную удиви и бесчисленые тысящи душ сладостию своих словес к Богу обрати (…). И сего убо ради всяк правоверный христианин, не токмо инок, но и мирянин, прочитая сию книгу, умилится душею и сокрушится сердцем и смирится умом (…) и себе подвигнет на богоугодные детели спасения ради души своея»[469]469
  Ефрем Сирин. Поучения. М.: Печатный двор, 1647. Л. 350–350 об. второго счета. – Прим. ред.


[Закрыть].

В особенности же читатели были потрясены поучениями «О втором пришествии Христове» и «О антихристе», которые были присоединены к Поучениям[470]470
  Имеются две проповеди о Страшном суде: одна в сборнике поучений, другая в приложении к нему.


[Закрыть]. Они соответствовали идеям времени: близкими казались конец мира и пришествие антихриста[471]471
  См. выше, гл. I.


[Закрыть]. В захватывающем диалоге, удивляющем читателя вопросами, полными беспокойства, и поражающем точностью ответов с подробностями, исполненными потрясающего полета мысли, Ефрем дополнял Писание и превращал догмат о последних временах в ужасающую действительность, в события, близкие и непосредственно-волнующие. Рядом с ним бледнели другие эсхатологические сочинения: Толковый Апокалипсис св. Андрея Кесарийского, Слово Ипполита папы римского о Христе и Антихристе, Слово того же отца о «скончании мира», видения св. Андрея Цареградского, рассказанные своему другу Епифанию, Слово Мефодия Патарского, «Слово Палладия мниха» – все это были сочинения, из которых извлекали многочисленные выдержки[472]472
  Относительно этих текстов см.: Сахаров В. Эсхатологические сочинения; Срезневский. Сказания об антихристе, а также все описания собраний рукописей.


[Закрыть]. Фигурировали также лицевой Апокалипсис, Синодики, иллюстрированные многочисленными рисунками, также другие подобные рукописи без специальных названий[473]473
  Относительно этих сборников см.: Бычков. Каталог собрания рукописей Ф. И. Буслаева; Петухов. Русская литература. С. 327–330; ОЛДП. Вып. 108.


[Закрыть].

Книга Ефрема Сирина была событием. Уже с начала июня издание ее было распродано. Потребовалось, как только окончилось печатание Сборника, предпринять второе издание книги Ефрема Сирина, закончившееся печатанием 29 августа[474]474
  Каратаев. № 630. [См. также: Зернова. С. 66. № 202. – Прим. ред.]


[Закрыть]. 1 марта 1647 г. появилось первое московское издание «Лествицы» св. Иоанна Лествичника. Так же как св. Иоанн пленил всю Италию в XV веке, а также и набожных подданных Людовика XIV в переводе Арнольда д’Андильи, эта пламенно написанная и мудрая книга очаровала москвичей[475]475
  Каратаев. № 624. Эта книга выдержала много изданий. [Зернова. С. 65. № 199. – Прим. ред.]


[Закрыть]. Новый Сборник являлся еще одним сборником, составленным справщиками: он содержал 70 проповедей, извлеченных из сочинений древних отцов церкви и современных духовных писателей, начиная со времен Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста до Григория Великого, Анастасия Синаита и Иоанна Дамаскина[476]476
  Начат 1 марта и закончен 29 июня 1647 г.; размер in folio, содержит 887 листов. [Зернова. С. 65. № 200. – Прим. ред.]


[Закрыть].

Сотрудники Печатного двора старались всеми способами наставлять и одновременно просвещать читателей. С начала этого 1647 года они, как надо думать, приготовили «Славянскую грамматику» Мелетия Смотрицкого, которая и была передана в декабре на Печатный двор. Заслуга справщиков состояла не только в том, что они перепечатали этот замечательный труд, который впервые отмечал некоторые особенности славянского языка; он внес до известной степени порядок в хаос славянских грамматических форм, указал на разницу разговорного и книжного языка, урегулировал знаки препинания и прописные буквы. Этот труд был призван вдохновлять всех авторов грамматик вплоть до Ломоносова, который издал свой труд в 1755 г.[477]477
  Грамматика Смотрицкого появилась в Евье в 1619 г. и была несколько раз перепечатана (в Евье, Вильно, Кременце). См.: Ягич. История славянской филологии. С. 27–31; Mattel A. Michel Lomonosov et la langue litèraire russe. Paris, 1933. P. 6.


[Закрыть] У авторов не только хватило смелости воспроизвести труд ученика иезуитов, ренегата православия, униата, торжественно преданного анафеме Церковью[478]478
  Относительно Смотрицкого см. исследование А. С. Осинского; между прочим, его недостатком является отсутствие объективности (ОсинскийА. С. Мелетий Смотрицкий, архиепископ Полоцкий. Киев, 1912).


[Закрыть]. Помимо внесенных ими некоторых изменений содержания, они прибавили к грамматике и длинное введение, из которого вытекали некоторые чрезвычайно серьезные последствия.

Грамматика, философия, риторика, астрономия и другие науки, как утверждали издатели, были в почете у отцов церкви и культивировались ими. Отцы церкви, по их мнению, считали изучение этих наук необходимым для каждого желающего понимать Священное Писание и вести христианскую жизнь. Если многие благочестивые православные ненавидят и отвергают эти светские науки как гибельные и удаляющие человека от Бога – то это только потому, что они неправильно рассуждают. Они думают только о тех, у кого от этих наук помутился ум и кто возгордился до такой степени, что утверждает, будто имеет право судить во всей полноте о Небе и творении. Но мы различаем добро и зло, мы извлекаем, что полезно для жизни и для религии, и мы говорим, что образование вещь похвальная. В особенности же было бы отвратительной и непростительной ошибкой хвастаться своим невежеством; не следует, как то утверждают некоторые люди, ограничиваться лишь чтением Священного Писания, не понимая его. Необходимо читать и перечитывать трудные места и, если нам не удается их понять, обратиться к более сведущему человеку. Господь, видя наше усердие, дарует нам разумение. Основа всей науки – это грамматика: как можно писать и говорить правильно, не начав изучать ее?[479]479
  Каптерев. Патриарх Никон и его противники. С. 96–98.


[Закрыть]

Итак, Печатный двор продолжал все с большей уверенностью выполнение своей задачи: вносить рассудочный элемент в религию с помощью книг, полученных из юго-западной Руси. В вечных дебатах между христианами, которые вовсе не видят в изучении наук и мирской литературы пользы, но опасность для спасения, и теми, кто полагает, что все благородное полезно и что все человеческое не должно быть чуждо человеку, – они стояли за «знание». Они объявили войну не только невежеству в отношении богословских знаний, но и невежеству в отношении светской науки. Это было новшество чрезвычайно дерзновенное, но оно пользовалось несомненной, хотя и неодинаковой поддержкой со стороны Ртищева и царя, Никона и Стефана[480]480
  Послесловие к Апостолу, напечатанному в 1644 г., содержало уже несколько соображений о пользе грамматики, но это было указано лишь попутно.


[Закрыть].

IV
Первые мероприятия по нравственной и церковной реформе

В этих двух кругах – Кремля и Никольской улицы – уже давно, со времени своих наездов в столицы, вращался провинциальный священник, которого отличали за его деятельность и его смелые начинания и очень ценили за его отношения с церковной верхушкой как его области, так, может быть, и других областей. Это был Иван Неронов. Забота о нравственности и церковной дисциплине превалировала у него над интеллектуальными вопросами. Его требования, равно как и требования его друзей, были те же, что и в челобитной 1636 г. Никто, кстати сказать, против этих требований не возражал, Стефан даже менее, чем кто-либо другой.

Так, накануне Великого поста было получено торжественное предписание патриарха верующим и еще больше духовенству: чтобы во время этого отведенного молитве периода все избегали пьянства и лжи, посещали бы церкви и стояли бы там с трепетом, в молчании, исполненные любви к Богу, отнюдь не перешептывались; чтобы протоиереи и священники служили в облачениях и не позволяли делать никаких сборов во время службы; тем, которые будут себя вести непристойно, и например напьются, будет запрещен вход в церковь; о мирянах, которые нарушат пост и покаяние и не будут повиноваться своим духовникам, требовалось доводить до сведения патриарха, чтобы их наказал царь[481]481
  ААЭ. IV. С. 481–482. № 321.


[Закрыть].

Несмотря на то, что обычай стричь бороду считался одной из осужденных латинских ересей[482]482
  Требник 1625 г.: Как принимать латинян.


[Закрыть], было, однако, среди знати и даже среди народа много людей, которые следовали этой чужеземной и бесстыдной моде. К Служебнику, появившемуся 8 сентября 1646 года, было внесено приложение «Еже православным христианам брад не брити»[483]483
  Служебник 1646 г. Л. 619 об. – 628 об. «Указание» ссылается на книгу Левит 19: 27, на 1-е Послание к Коринфянам, глава 11, правила апостолов и на св. Епифания. См.: Материалы. I. С. 263.


[Закрыть].

На следующий год собор высшего духовенства, который, по-видимому, происходил регулярно каждый год во время Великого поста, решил, что в соответствии с канонами должны быть прекращены всякого рода торговля, закрыты лавки, рынки и общественные бани с трех часов дня в субботу при первых же ударах колокола, призывающих к вечерне, вплоть до пяти часов дня воскресенья, также как и в праздники Господские; зимой же, когда день длится только 7 часов, все должно быть закрыто за час до наступления ночи и открыто на следующий день лишь в четыре часа дня; во время крестных ходов никакая торговля не должна вообще про изводиться[484]484
  ААЭ. IV. № 324; АИ. IV. № 6 (17 марта 1647 г.).


[Закрыть]. Такая мера была совершенно необходима, ибо до этого времени воскресный отдых в благочестивой Москве соблюдался очень плохо: «Во время пребывания нашего посольства, – пишет Олеарий, – мы видели по воскресеньям и праздникам лавки открытыми и замечали, как торговцы торговали, а ремесленники работали у своих станков, ибо, говорили они, только большим господам подобает отдыхать в праздничные дни»[485]485
  Олеарий. 1. III. Р. 247.


[Закрыть]. Это постановление было также одной из мер борьбы против пьянства, так как и трактиры и кабаки должны были быть закрыты. Но трудно было заставить выполнять этот запрет, его необходимо было много раз повторять.

14 июня 1647 года было написано письмо патриарха к Герасиму, архимандриту Успенского монастыря в Переславле Залесском (Горицкой монастырь), с требованием соблюдения воскресных дней[486]486
  ААЭ. IV. С. 498. № 324. 30 января 1649 г. аналогичный приказ был послан в Кашин (Харузин. С. 150–151).


[Закрыть]. 15 марта 1647 г. по просьбе игумена Ильи Пестрикова, только что избранного на эту церковную должность и, следовательно, не имеющего еще должного веса, царь сам напомнил монахам Соловецкого монастыря правило, часто повторяемое и никогда не выполняемое: не держать у себя в кельях крепких напитков под угрозой наказания монастырским начальством[487]487
  Досифей. I. С. 281–282.


[Закрыть]. Монахи, оказывается, держали у себя квас, который им подавали в трапезных, чтобы пить его позднее, после брожения, – и, в результате, напивались.

Таковы были усилия, которые пытались пустить в ход, чтобы приобрести уважение народа к нравственным заповедям Церкви. Но они были обречены на неуспех: неудача стольких предыдущих решений свидетельствовала об этом. Народу были нужны не столько постановления, сколько духовные наставники. Вопрос был в том, чтобы поднять уровень духовного сословия. Необходимо было, чтобы священник нашел свое место в государстве. Епископ должен был быть независимым от юридических посягательств или грубостей со стороны воеводы. Священник не должен был ни бояться местных должностных лиц, ни своей паствы. Весь кружок ревнителей был согласен по этому поводу; царь соглашался с этим благоразумным ограничением гражданской власти. Но не кто иной, как Никон предложил и настоял принять первую меру, чрезвычайно дерзновенную, имевшую к тому же символический характер.

Митрополит Филипп умер задушенным в своей тюрьме палачами – опричниками Ивана Грозного в 1570 году за то, что выполнил свой епископский долг, публично отказав дать свое благословение го сударю, осквернившему себя преступлениями и распутным поведением. В августе 1591 г. останки его были перевезены из Твери в Соловки, место его прежнего служения и похоронены без всякого торжества под папертью часовни. В апреле 1646 года царь и патриарх приказали отслужить ночью в память его панихиду, выкопать его тело, облечь его в патриаршее облачение, положить его в новую раку и поставить ее на почетное место в соборе, совершив над ним торжественную службу. Просфоры, вынутые во время совершения обедни, затем должны были быть вместе со святой водой посланы царю и великим княжнам. Отныне перенесение его мощей должно было праздноваться ежегодно с той же торжественностью[488]488
  Досифей. I. С. 140–144. Приказ был получен в Соловках 29 апреля, но предписанные церковные торжества были проведены только 30 и 31 мая, так как надо было составить службу новому святому, что и было поручено Герасиму Фирсову (Никольский Н. Сочинения соловецкого инока Герасима Фирсова. С. 1–17).


[Закрыть]. Это была канонизация, которая прославляла Филиппа как мученика за независимость Церкви в противоположность царю-грешнику[489]489
  Между прочим, в этой канонизации проявлялась тенденция подчеркивать чудеса. В мае 1647 года, вследствие доклада Серапиона Суздальского, патриарх приказывает произвести расследование о чудесах от образа Казанской Божией Матери близ Юрьева Польского (ААЭ. IV. С. 482–484. № 323).


[Закрыть].

Оставалась защита против внешней опасности. Жалобы против иностранцев не прекращались. С юга шел беспрерывный поток греческих духовных лиц, балканских, ближневосточных и других, которые приезжали просить у единственного православного царя подаяния для их разрушенных неверными монастырей. Жадность их была беспримерна, их низость давала жалкое представление о восточном христианстве. Часто нравственные качества их были возмутительны: они лгали, занимались торгашеством, подделывали подписи, присваивали себе титулы, которые им не принадлежали; доносили один на другого. Их сопровождало множество клириков и племянников, которые обычно были скрытыми торгашами, еще более бесстыдными, чем их хозяева. Необходимо было перевозить, кормить, поить, осыпать подарками весь этот народ. Их принимали по традиции, по долгу, ибо они якобы привозили мощи святых, дерзостно объявляя их подлинными; охотно покупали их грамоты об отпущении грехов, даваемые без исповеди[490]490
  Крижанич. Политика. II. С. 192; Макарий. История русской церкви. XII. С. 122–123.


[Закрыть]; но их мало уважали. Старались деликатно сократить число их посещений, указывая им на желательные сроки приезда «каждые 2 года», «каждые 5 лет», делая отбор лиц, удерживая на границе тех, кто не предъявлял особых рекомендаций того или другого патриарха. Но эти инструкции не соблюдались. 19 октября 1646 года последовал указ с предписанием арестовать в Путивле всех попрошаек: могли продолжать свое путешествие после допроса и строгого предупреждения лишь те, кто выявили себя носителями важных политических донесений. Москвичи делали что могли для своей защиты: но вследствие греческой изобретательности и царской доброты запреты оказывались бесполезными[491]491
  Каптерев. Характер отношений России к православному Востоку. С. 258–264. Некоторые греки дали ложные показания, поэтому в 1648 г. они все были арестованы в Путивле до получения права въезда в Москву.


[Закрыть].

С западными иноверцами действовали менее снисходительно. В 1646 г. 168 крупных московских купцов представили мотивированное и детальное прошение против привилегий, дарованных их иностранным конкурентам. 1 июля правительство Морозова приказало обложить всех, в том числе англичан, голландцев, гамбуржцев и их приказчиков, таким же налогом, как и русских[492]492
  Смирнов П. Правительство Б. И. Морозова. С. 22–23.


[Закрыть]. Церковные власти, со своей стороны, получили право возобновить очень старый запрет, призыв к исполнению которого казался безуспешным во времена патриарха Филарета в 1628 году: ввиду того, что было замечено, что русские, находящиеся на службе у иностранцев, часто доходили, сами по себе или принуждаемые своими хозяевами, до того, что не постились и не выполняли другие религиозные обряды, было официально запрещено первым жить у «неверных некрещеных», а вторым – выбирать себе в услужение людей среди православных. 6 апреля 1647 года первый боярин Посольского приказа Назарий Чистово сделал такого рода уведомление английскому агенту, «гостям» голландским и другим купцам[493]493
  Вскоре Уложение подтвердило это правило (Уложение. ХХ. Ст. 70). Уложение цитирует указ 1628 г.; что касается уведомления, см.: Цветаев. Протестантство. С. 335–336.


[Закрыть].

Как раз весной 1647 г. разразился скандал с Матвеем Шеликом, или Шляковым. Этот богемский граф, происхождения якобы даже королевского, преследуемый католиками и нашедший убежище в Москве, принял православие, женился на единственной дочери Василия Шереметева, прежнего нижегородского воеводы, и получал в течение пяти лет чрезвычайные почести и награды. На самом же деле это был лишь простой офицер в войске какого-то польского графа. Таким образом, появилась опасность доверяться иностранцам, хотя бы и занимающим известные посты и титулованным[494]494
  Авантюрист был сослан на Соловки. Эта история наделала много шума в России и за границей; Олеарий был осведомлен об этом (Олеарий. 1. III. Р. 242–243). Она изложена Цветаевым по документам Посольского приказа (Цветаев. Протестантство. С. 355–370).


[Закрыть].

Новый царь во всем давал пример. Вскоре при дворе не видно было ни «брадобритцев», ни короткого немецкого платья. В то время как отец Алексея умер частью от горя, что не мог выдать замуж свою дочь за датчанина Вальдемара, Алексей, согласно указанию своего духовника, пожелал взять себе в жены девушку своей веры, своей нации и жениться по старому московскому обычаю[495]495
  Он выбрал в феврале 1647 г. дочь Р. Всеволожского, выделенную сперва из 200 претенденток, собранных со всех местностей России, затем снова выделенную из шести наикрасивейших из них, но Всеволожская, упавшая от волнения в обморок, была сочтена страдающей падучей и отослана (Берх. Царствование царя Алексея Михайловича. II. С. 43–44). Мария Милославская была выбрана таким же способом (Забелин. Домашний быт русских цариц. С. 251–259).


[Закрыть].

Во всем государственном строе в середине этого века намечались уже признаки широкой реформы. Стремления отдельных образованных людей, взявшихся за правку книг, деятельность правителей, внимательно относящихся к внешней политике, и деятельность пастырей, направленная на спасение человеческих душ, – все эти реформы были теперь объединены в общем деле. Во главе стояла небольшая группа ревнителей, которые рядом с патриархом управляли Церковью: то был «кружок боголюбцев», как они сами себя называли.