355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пьер Лоти » Горький мед любви » Текст книги (страница 11)
Горький мед любви
  • Текст добавлен: 20 апреля 2017, 07:00

Текст книги "Горький мед любви"


Автор книги: Пьер Лоти



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

XXX

Когда золотое солнце ушло с равнин Диамбура, хрипы умолкли, маленькая Фату уже не страдала. Она лежала, распростертая, на теле Жана, обняв окоченевшими руками своего мертвого сына. И ночь – душная, звездная – таинственно и тихо спустилась над их телами, предваряя оргии дикой пустыни, которые начинаются с темнотой по всей Африке.

А у подножия Севенн мимо хижины стариков Пейраль в этот вечер проходил свадебный кортеж Жанны.

XXXI Апофеоз

Точно отдаленный стон долетел из глубины пустыни; но вот зловещий хор наполняет прозрачную тьму: жалобный вой шакалов, визг гиен и кошачье мяуканье тигров.

О, бедная, старая мать!.. Человек, что лежит с открытым ртом, чуть виднеясь во мраке, под усеянным звездами небом, что спит здесь, в пустыне, в тот час, когда просыпаются дикие звери, – никогда больше не встанет! Бедная старая мать, этот брошенный труп – твой сын!

– Жан!.. иди в хоровод!

Сквозь чащу, стелясь по земле меж высоких трав, тихо крадется голодная стая, при свете звезд подбирается она к телам, и начинается пир, приготовленный бездушной природой: живые питаются теми, кто умер.

У человека в мертвой руке все еще зажат его образ, у женщины – кожаный гри-гри… Их священные амулеты.

Завтра большие ястребы докончат дело, кости растащат дикие звери, а в белеющие на солнце черепа проникнут стрекозы и ветер.

Пусто в хижине. Старый отец, ты мечтаешь увидеть сына, ты ждешь красивого юношу в красном мундире… Мать, ты молишься за него перед сном… Ждите вашего сына, ждите спаги!..

РАРАГЮ

E hari te fan,

E toro te faaro,

E nan te taata.

Пальма будет расти,

Коралл будет увеличиваться,

Но человек погибнет.

Старая полинезийская поговорка

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Плумкет о своем приятеле, Лоти

Лоти был крещен 25 января 1872 года, двадцати двух лет и одиннадцати дней от роду. Церемония состоялась, когда часы Лондона и Парижа показывали час пополудни. А на другой стороне земного шара, в садах королевы Помаре, где происходило крещение, было около полуночи. В Европе был холодный, сумрачный зимний день. А в садах королевы царило приятное тепло летней ночи.

Пять человек присутствовали на крещении Лоти той жаркой, благоуханной ночью, среди мимоз и померанцев, под усеянным южными звездами небом. Это были: Ариитеа, принцесса крови, Фаимана и Териа, служанки королевы, Плумкет и Лоти, офицеры, служащие на корабле Е.И.В. королевы Великобритании. Лоти, до этого носивший имя Гарри Грант, сохранил его в списках морского ведомства, но приятели звали его новым именем.

Церемония обошлась без помпы и длинных речей. Все три таитянки были увенчаны цветами и одеты в длинные, кисейные, розовые платья. После тщетных попыток произнести варварские имена Гарри Гранта и Плумкета, грубые звуки которых раздражали их маорийские гортани, они решили назвать их именами Ремуна и Лоти – именами цветов.

На другой день весь двор был уведомлен об этом, и Гарри Гранта, так же как и его приятеля Плумкета, в Океании больше не существовало.

Кроме того, было решено, что первые слова известной песни: «Loti taimane» и т. д., которую напевали под сурдинку в окрестностях дворца, будут означать: «Ремуна или Лоти, или они оба, просят подруг откликнуться на зов и тихонько отворить калитку сада».

II
Биография Рарагю
из воспоминаний Плумкета

Рарагю родилась в январе 1858 года на острове Бора-Бора. В начале нашего повествования ей только что минуло четырнадцать лет. Это была молоденькая девушка, дикая прелесть которой не соответствовала европейским канонам красоты. Еще маленьким ребенком мать увезла ее на Таити на длинной парусной пироге.

Родной остров оставил в ней смутное воспоминание о вечно царящем на нем унынии. Силуэт этого гранитного гиганта, высящегося среди волн Тихого океана, запечатлелся в ее голове как единственный образ покинутого отечества. Рарагю узнала его потом, со странным волнением, в альбоме Лоти. Это и послужило первой причиной ее сильной любви к нему.

III
Кое-что об общественной жизни

Мать Рарагю привезла ее на Таити, на большой остров королевы, чтобы отдать старой женщине из округа Апире, своей дальней родственнице.

Она следовала старинному обычаю племени маори, требующему, чтобы дети по возможности реже оставались у родной матери. Приемные отцы и матери встречаются там чаще всего и семья всегда образуется случайно. Этот традиционный обмен детьми составляет одну из особенностей полинезийских островов.

IV
От Гарри Гранта (прежнее имя Лоти) в Брайтбури, графство Йоркшир (Англия)

Таити, 20 января 1872 года

«Милая сестра!

Вот и отдаленный остров, который так любил наш брат, таинственное место, предмет мечтаний моей юности. Необъяснимое желание увидеть его способствовало тому, что я избрал утомительное и начинающее уже наскучивать мне морское ремесло.

Прошли года и я стал мужчиной. Я достаточно уже поплавал по свету и вот теперь нахожусь возле заветного острова. Но я чувствую только печаль и горькое разочарование.

Однако это тот самый Папеэте. Дворец королевы среди зелени, залив, окаймленный высокими пальмами, высокие скалистые горы – все это мне уже знакомо. Все это я уже видел десять лет назад на пожелтевших от морской воды рисунках, которые присылал нам Жорж. Именно об этом уголке с такой любовью рассказывал нам наш усопший брат…

Все то же – только нет прежнего очарования мечты и детских фантазий. Страна как страна, и я тот же Гарри, каким был в Брайтбури и в Лондоне, и всюду, так что мне кажется, будто ничего не изменилось…

Я не должен был видеть этой волшебной страны, чтобы сохранить в душе ее очарование!

Вдобавок мне испортили впечатление о Таити те банальные личности с низменными помыслами, которые обесценивают все своими грубыми насмешками со свойственной им неспособностью воспринимать прекрасное. Виновата также проникшая сюда цивилизация, все наши условности, привычки и пороки. Дикая поэзия этих мест исчезает вместе с обычаями и традициями прошлого.

Кончилось тем что, вот уже три дня, как “Rendeer” бросил якорь перед Папеэте, а я все еще не схожу на берег и сижу на корабле, печальный и разочарованный.

Джон – другое дело, эта страна приводит его в восторг; я не видел его со времени нашего прибытия. Но он остался мне верным другом, добрым и нежным братом, бодрствующим надо мною, как ангел хранитель, и я люблю его всем сердцем».

V

Рарагю была ни на кого не похожа, хотя и воплощала все достоинства народа маори, населяющего архипелаг и славящегося свой красотой, народа необычного и загадочного, происхождение которого неясно.

У Рарагю были рыжевато-черные глаза, полные задора и кротости, как у котенка. Ее ресницы были такими темными и длинными, что их можно было принять за накладные. Нос был коротким и тонким – такие встречаются иногда на арабских лицах; а рот несколько крупнее классического, но прекрасных очертаний. Смеясь, она обнажала крупные, белые, как фарфор, зубы, которые еще не успели испортить годы. Волосы, надушенные сандалом, длинные, прямые и несколько жесткие, падали тяжелой массой на ее обнаженные плечи. Кожа ее имела красновато-кирпичный оттенок, напоминая светлую глину древней Этрурии.

Рарагю была маленького роста, но отлично сложена: с красивой девственной грудью и руками как у античной статуи.

Вокруг ее щиколоток была татуировка в виде браслетов; над верхней губой шли три едва заметные голубые поперечные полосы, как у женщин Маркизских островов; на лбу бледно вытатуирована диадема. Глаза у нее были выпуклые, как у всех индейцев маори. В минуты веселья эта особенность придавала ее детскому лицу хитрую смышленость молодого уистити; когда же она была задумчива или печальна, в ней проявлялось то, что лучше всего охарактеризовать словосочетанием «полинезийская грация».

VI

Двор Помаре нарядился как на праздник в тот день, когда я сошел на землю Таити. Английский адмирал «Rendeer» отправился с визитом к королеве (своей старой знакомой), и я сопровождал его в полной парадной форме.

Густая зелень заслоняла горячие лучи полуденного солнца; в тенистых аллеях Папеэте было спокойно и пустынно. Разбросанные среди тропических растений хижины с верандами казались, как и их обитатели, погруженными в сладостную полудрему сиесты. Окрестности жилища королевы были также пустынны и мирны…

Один из сыновей королевы – смуглый колосс в черном платье, вышедший нам навстречу, – ввел нас в салон с опущенными шторами, в котором молча и неподвижно сидело около дюжины женщин. Посреди комнаты стояли рядом два позолоченных кресла. Помаре, занимавшая одно из них, предложила адмиралу занять другое, тогда как переводчик передавал их взаимные официальные приветствия.

Эта женщина, которую я представлял себе в детских мечтах, явилась передо мною в длинном шелковом розовом платье, с властной суровостью на старом медно-красном лице. Но в уродливой тяжелой старухе можно было еще угадать былую прелесть и очарование, о которых прежние мореплаватели сохранили такие яркие воспоминания.

Женщины ее свиты, сидящие в полумраке комнаты среди тишины тропического дня, обладали несказанным очарованием. Почти все они были прекрасны своеобразной красотой таитянок: черные, манящие глаза, желтоватый цвет лица. Их распущенные волосы были украшены цветами, а длинные свободные, газовые платья ниспадали красивыми складками.

В особенности взгляды мои притягивала принцесса Ариитеа, с умным, кротким, задумчивым лицом и бледными бенгальскими розами, небрежно воткнутыми в черные волосы…

VII

Произнеся приветствие, адмирал сказал королеве:

– Представляю Вашему Величеству Гарри Гранта, он брат Жоржа Гранта, морского офицера, прожившего четыре года в вашей прекрасной стране.

Не успел переводчик передать сказанное, как Помаре протянула мне морщинистую руку и добродушная улыбка озарила ее старческое лицо:

– Брат Руери, – сказала она, называя брата его таитянским именем, – приходите ко мне почаще… – И прибавила по-английски: – Welcome!

Это было особенной милостью, так как королева говорила только на своем родном языке.

– Welcome! – сказала также королева Бора-Бора, протягивая мне руку и оскаливая в улыбке свои длинные каннибальские зубы. Я удалился, очарованный этим странным приемом…

VIII

Рарагю с раннего детства не покидала хижины своей приемной матери, жившей в округе Апире, на берегу ручья Фатауа. Она целыми днями мечтала и пела, купалась и гуляла по лесу в обществе Тиауи, своей верной маленькой подруги. Рарагю и Тиауи были беспечными созданиями и почти постоянно плескались в ручье – они ныряли и играли, как две летучие рыбки.

IX

Однако не нужно думать, что Рарагю была необразованна: она читала таитянскую Библию, писала крупным, твердым почерком на языке маори и была даже очень сильна в условной орфографии, созданной братьями Пикпус, которые составили полинезийский словарь на латинице.

Многие маленькие девочки Европы, без сомнения, были менее образованны, чем этот дикий ребенок. Но учеба в миссионерской школе Папеэте, должно быть, легко ей давалась, так как она была очень ленива.

X

Если полчаса идти по дороге в Апире, а потом свернуть направо в чащу, то увидишь большой естественный бассейн, выбитый в скале. В этот бассейн низвергается водопадом ручей Фатауа, наполняя его замечательно свежей водой.

Днем тут отдыхало многочисленное общество. На траве лежали хорошенькие молодые женщины Папеэте, проводя жаркие тропические дни в разговорах, пении и сне или же плавая и ныряя. Они входили в воду в своих кисейных туниках и спали в них после купания, как прекрасные наяды.

Сюда нередко являлись искать счастья пристававшие к острову моряки; здесь царила негритянка Тетуара; здесь, под тенью деревьев, отдыхающие угощались апельсинами.

Тетуара принадлежала к племени черных конаков Малайи. Плывший из Европы корабль взял ее однажды с одного из соседних островов Каледонии и высадил в Папеэте, где она напоминала уроженку Конго, попавшую в общество английских мисс. Тетуара была неизменно весела, раскованна, и вокруг нее всегда было шумно и оживленно. Этими ее качествами очень дорожили ее ленивые подруги; она была здесь одной из заметных фигур…

XI
Знакомство

Впервые я увидел мою маленькую Рарагю тихим жарким полднем. Молодые таитянки, утомленные сном и зноем, лежали на траве, у самого берега ручья, погрузив ноги в прозрачную холодную воду. Над ними склонялись высокие тенистые деревья; большие бабочки с бархатными черными крыльями, усеянными цветными пятнами, медленно порхали вокруг и садились на них, как будто их крылья слишком тяжелы и не могут их удержать. Воздух был полон раздражающими, незнакомыми запахами. Я тихо наслаждался, безмолвно созерцая красоты Океании…

Вдруг раздвинулись ветви мимоз, послышался легкий шелест листьев, и, как мышата из норки, вынырнули две девочки. У них на головах были венки из листьев, защищавшие от солнца; бедра были обернуты темно-голубыми с желтыми полосами парео; их загорелые стройные торсы были обнажены, а на плечи падали длинные черные волосы. Ничто их не тревожило. Девочки спокойно приблизились и легли под водопад, который начал шумно брызгаться.

Более хорошенькой из них была Рарагю, другая, Тиауи, была ее близкой подругой…

Тогда Тетуара крепко схватила меня за руку, за светло-голубой рукав, на котором блестел золотой галун, подняла ее и показала им с неподражаемым шутовским выражением лица. Обе девочки, как два спугнутых воробья, в ужасе бросились бежать. Таким было наше первое свидание…

XII

Тетуара тотчас же сообщила мне следующее:

– Эти две маленькие дурочки непохожи на других. Гуапагина – женщина строгая, и запрещает им водиться с нами.

Она, Тетуара, была бы лично очень довольна, если бы эти две девочки позволили мне себя приручить; и стала горячо убеждать меня сделать такую попытку. Чтобы найти их, достаточно было, по ее словам, пройти около ста шагов по узкой тропинке, которая приведет к другому, более возвышенному и менее вместительному бассейну. Там, как уверяла Тетуара, ручей Фатауа изливается в углубление скалы, как будто нарочно устроенное для двоих или троих. Это было любимое место Рарагю и Тиауи; можно сказать, что там прошло все их детство.

Это был спокойнейший уголок, над которым росли мимозы и стройные сензитивы. Прохладная вода журчала по гладким камешкам; вдали раздавался шум большого бассейна, смех молодых женщин и пронзительный голос Тетуары…

XIII

– Лоти, – говорила мне месяц спустя королева Помаре своим грубым, отрывистым голосом. – Лоти, почему ты не женишься на маленькой Рарагю из округа Апире?.. Так было бы гораздо лучше, уверяю тебя, и это придало бы тебе веса в стране!

Разговор происходил на королевской веранде – я лежал на циновке и держал пять карт, только что сданных мне моей приятельницей Терией; напротив меня лежала моя партнерша, королева, страстно любившая игру в экарте. Она была одета в темный пеньюар с черными цветами и курила длинную сигарету из пандануса, скрученную из одного листа. Две прислужницы в венках из жасмина отмечали пункты, тасовали карты и помогали нам советами, с любопытством заглядывая через плечо.

На дворе шел дождь, проливной, теплый, благоуханный, какие бывают там во время летних гроз. Высокие кокосовые пальмы ложились под напором воды, по их могучим листьям струились потоки. Облака образовали на горизонте страшно мрачный и тяжелый фон; и в самом верху этой фантастической картины вырисовывалась черная горная вершина. Воздух был насыщен грозовыми испарениями, смущавшими чувства и будившими воображение…

Жениться на маленькой Рарагю, из округа Апире! Это предложение застало меня врасплох и заставило призадуматься.

Нечего и говорить, что королева, очень умная и рассудительная особа, предлагала мне вступить в брак не европейский. Она относилась снисходительно к свободным нравам своей страны, хотя и старалась сделать их более строгими, соответствующими принципам христианства. Королева предлагала мне вступить в брак таитянский. Я не имел серьезных причин противиться этому желанию королевы, к тому же маленькая Рарагю из округа Апире была очаровательна.

Однако я, в немалом смущении, сослался на свою молодость. Я находился отчасти под опекой адмирала судна, которому мог не понравиться такой союз. Брак стоит недешево, даже в Океании… А главное – мы собирались скоро отплыть, и оставлять Рарагю в слезах было более чем жестоко!

Помаре отвечала улыбкой на все эти доводы, из которых, конечно, ни один ее не убедил. После минуты молчания она предложила мне Фаиману, свою прислужницу, от которой я отказался наотрез. Тогда лицо ее приняло выражение тонкого лукавства и глаза устремились на принцессу Ариитеа.

– Если б я предложила тебе эту, – сказала она, – то, быть может, ты принял бы мое предложение с большей поспешностью, мой маленький Лоти?

Старуха угадала третью и, несомненно самую серьезную, тайну моего сердца. Ариитеа опустила глаза, по ее смуглым щекам разлился румянец, и я почувствовал, что вся кровь бурно прилила к моему лицу. А в горах оглушительным оркестром гремел гром, словно подчеркивая натянутую ситуацию в мелодраме…

Довольная своей шуткой Помаре посмеивалась. Она воспользовалась нашим смущением, чтобы отметить себе два раза te-tane, то есть короля.

Помаре, любимым развлечением которой была игра в экарте, очень любила мошенничать и мухлевала даже во время денежной игры с адмиралом и губернатором на официальных вечерах. Несколько выигранных ею подобным способом экю были, конечно, не так для нее важны в сравнении с удовольствием от устроенного своим партнерам капота…

XIV

У Рарагю было два кисейных платья – одно белое и одно розовое – которые она надевала попеременно по воскресеньям поверх желто-голубого парео, чтобы идти в протестантскую церковь в Папеэте. В эти дни она заплетала волосы в две толстые черные косы и вставляла в них около уха большой цветок гибискуса, ярко-красный цвет которого придавал прозрачную бледность ее смуглой щеке.

После окончания службы она очень недолго оставалась в Папеэте, избегая общества молодых женщин, никогда не посещала лавки китайцев, торгующих чаем, пирожками и пивом. Рарагю вела себя очень сдержанно и скоро, взяв за руку Тиауи, возвращалась с нею в Апире.

Неуловимая улыбка, сдержанная гримаска – вот как приветствовали меня девочки, если мы случайно встречались в аллеях Папеэте…

XV

Мы с Рарагю провели уже немало часов на берегу ручья Фатауа, в нашей купальне, под высокими деревьями, когда Помаре сделала мне свое странное предложение относительно брака. Королева была обо всем хорошо осведомлена.

Я долго колебался. Я противился всеми силами, и это странное положение длилось несколько дней: когда мы днем ложились на траву, чтобы вздремнуть, Рарагю обнимала меня и мы засыпали рядом, почти как брат с сестрой.

Мы оба играли наивную комедию, о которой никто, конечно, и не подозревал. Нежное чувство, испытываемое по отношению к таитянке, заставило бы улыбнуться и меня самого, будь я постарше, наверняка, позабавило бы экипаж «Rendeer» и вызвало насмешки Тетуары…

Старые родители Рарагю, которых я сначала боялся огорчить, имели на этот счет понятия, совершенно невозможные в Европе. Они считали, что четырнадцатилетняя девушка уже не ребенок и не должна жить в одиночестве. Дочь не отправилась развратничать в Папеэте, и этого с них было достаточно. Они рассудили, что лучше Лоти, чем кто-либо другой, что Лоти молод, по-видимому, добр и любит ее. Подумав, оба старика нашли, что это хорошо.

Даже мой любимый брат Джон, болезненно относившийся к моим ночным прогулкам с Фаиманой по садам королевы, и тот был расположен к очаровавшей его девочке. Ему нравилась ее чистота, ее любовь ко мне, и он был способен простить мне все, если дело касалось ее…

Кончилось тем, что королева предложила мне жениться на маленькой Рарагю – таитянский брак мог быть заключен между нами только формально.

XVI
Дворцовые дела

Ариифаете, король-муж, играл при дворе Помаре весьма незначительную политическую роль. Королева, желавшая оставить своим подданным красивое потомство, выбрала самого высокого и самого красивого мужчину на всем архипелаге. Это был величественный старик высокого роста, с белыми волосами и правильными, благородными чертами лица. Но он был необщителен, упрям и предпочитал самое легкое одеяние: ему было достаточно простого таитянского парео и он никак не мог привыкнуть к черному сюртуку. К тому же король часто бывал пьян и показывался в обществе очень редко.

От этого брака рождались настоящие великаны, и все они умирали от одной и той же неизлечимой болезни, как огромные тропические растения, вырастающие за лето и гибнущие осенью. Все они умирали от чахотки, и несчастная королева хоронила их одного за другим.

Старший, Таматоа, имел от красивой королевы Мое, своей жены, хорошенькую маленькую дочь – принцессу, наследницу престола Таити, маленькую Помаре V, на которой ее бабушка, Помаре IV, сосредоточила всю свою страстную любовь. У этой девочки, которой в 1872 году было всего шесть лет, уже проявлялись симптомы наследственной болезни, и глаза бабушки часто со слезами устремлялись на нее.

Болезнь и неизбежная кончина придавали еще больше прелести малышке, последней из Помаре, последней королеве архипелага Таити. Она была очаровательна и капризна, как и всякая маленькая принцесса, которой никогда не противоречили. Принцесса меня любила, что и послужило главной причиной расположения ко мне королевы…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю