Текст книги "Воители безмолвия"

Автор книги: Пьер Бордаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

– Еще одно! – продолжил Тист д'Арголон. – Тысячи миссионеров Церкви Крейца, едва закончившие послушничество и только-только надевшие шафрановые сутаны, были собраны в главном храме Геодезиля III. А потом их в массовом порядке отправили на другие планеты Конфедерации. Напоминаю вам, что все дерематы, подчеркиваю – все, как частные, так и транспортных компаний, были реквизированы службой сиракузской безопасности. Представитель ГКТ на планете, господин Жадахо д'Ибрак, сегодня присоединился к нам. Он хочет высказать возмущение этой беспрецедентной мерой, нарушающей кон-федеральные декреты о свободе торговли и перемещений.

Пожилой человек с морщинистым лицом, одетый в облеган традиционных светло-зеленых цветов ГКТ и серебристый плащ, встал с места и поклонился. Тист д'Арголон тепло улыбнулся ему. Человек в грязном, рваном облегане наклонился к Марит, сидевшей на второй скамье, и прошептал ей несколько слов. Молодая женщина кивнула в ответ с серьезным видом.

– Коннетабль Паминкс в настоящее время опирается на мощный аппарат Церкви Крейца, – продолжил придворный. – Вначале – сеть, которую он плетет, накроет Конфедерацию. А затем, только Крейцу известны его замыслы… Мы опросили некоторых кардиналов из наших друзей, но они не сообщили нам ничего нового либо потому, что их просили хранить полное молчание, пресловутое «церковное молчание», либо они сами не информированы… Некоторые наши люди, засланные в сеньорский дворец, исчезли! Почему? Что они видели или слышали в коридорах дворца?.. Все, кто собрался здесь, имеют одну общую черту: скажем… некоторое раздражение, усталость от скаитов Гипонероса, которые я сумел уловить. Мы подумали, что настало время объединить наши силы, найти общее решение для ведения конкретной борьбы с заговором Гипонероса. Мы, сиракузяне, всегда демонстрировали остальной вселенной, как надо уважать институты Конфедерации Нафлина! И отдали другим, пришельцам из неведомого, бразды правления! Мы отдали им свою душу! Наши предки имели мужество бросить вызов Планетарному Комитету, сборищу кровавых тиранов. Теперь перед нами встала священная задача выступить на борьбу против скаитов Гипонероса! Всеми средствами!

Он чеканил конец речи вибрирующим от страсти голосом. Тяжелое молчание воцарилось в комнате. Даже фонтан затих. Обескураженные придворные, утонувшие в креслах, не решались глянуть друг на друга. Актриса пыталась пригладить одну из непокорных золотистых прядей, которая только сильнее закручивалась под ее пальцами, усыпанными кольцами и перстнями с гранеными камнями. Слово взял Жадахо д'Ибрак, представитель ГКТ:

– Я полностью вместе с вами, господин д'Арголон! На наших еженедельных заседаниях сената Перемещений мы пришли к тем же заключениям… Однако среди нас нет военных! Более того, только последний бастион защищает Конфедерацию: Орден абсуратов. Если коннетабль Паминкс попытается опрокинуть нафлинскую систему, ему придется столкнуться с рыцарями-абсуратами. Имеем ли мы мощь и право подменять Орден? Его компетенция намного превосходит нашу…

Кивки голов и одобрительные восклицания поддержали речь Жадахо.

А ведь правда, я совсем забыл о них, с облегчением вздохнул Артуир.

«А что вы знаете об Ордене абсуратов? Быть может, это всего-навсего легенда, мой бедный Артуир!» – возразила бы его жена с характерным для нее недовольством.

– Нам не стоит доходить до подобной крайности! – возразил Тист д'Арголон с удивительной живостью и даже с гневом. – Нас, сиракузян, обвинят в том, что мы спровоцировали беспорядок. Мы утеряем доверие! Наш престиж! Нам придется молчать от стыда! Наша молодежь нас отвергнет, ибо мы расстались со своими идеалами! Если мы не возьмем все в свои руки, наша цивилизация, наша культура, наша история будут разрушены собственной трусостью! Нас проклянут все народы и расы вселенной, как в свое время произошло с Планетарным Комитетом! Что завидного в такой участи? Неужели она достойна наследия, оставленного нам отцами? Мы – потомки гордых воинов, людей чести, которые вели борьбу, рискуя собственной жизнью, чтобы установить мир и гармонию в этом мире. Разве они ждали, чтобы другие, рыцари-абсураты или скаиты, решали вместо них их проблемы? Оставим ли мы другим заботу повернуть колесо нашей судьбы, наше личное колесо? Если да, то осмелимся ли мы поглядеть в глаза нашим детям? Мы уже не воины, но у нас есть другое оружие, не менее эффективное. Это – наши идеи!

Слова придворного воспламенили Артуира. По его жилам потекла горячая кровь, орошая все его органы, его тело, его голову.

– Господин Буманил, у вас закипела кровь! Удовольствуйтесь тем, что занимаетесь своим ремеслом, и возблагодарите Крейца!

– Помолчите, жена! Разве вы не видите, что здесь происходит? Мы переживаем редкий, необычный период истории. Именно он важен в жизни каждого человека!

Огонь энтузиазма сжигал беднягу Артуира, господина Буманила. Он выжигал все дотла, чтобы дать жизнь новому человеку, экзальтированному герою, идущему на поиск собственного мифа.

– Что вы предлагаете, господин д'Арголон? – спросил Жадахо.

– Мы поговорим об этом, но вначале мне хотелось бы услышать Паракумаджа…

Тист д'Арголон повернулся к худому мужчине в оранжевом облегане.

– Кое-кто из вас знает Паракумаджа: он некоторое время назад осуществлял функции кардинала Церкви. Потом счел, что ему нечего делать в церковной иерархии, и решил удалиться в горы Месгомии, чтобы вести там жизнь аскета. Он взял имя анахорета Паракумаджа. На древнем сиракузии оно означает «тот, кто отбрасывает иллюзии». Иногда он наносил мне визиты и старался привить мне смирение и самоотречение. Должен признаться, трудная задача!.. Сразу должен вас предупредить, что он внесен в Индекс еретиков церковным трибуналом и в любой момент может оказаться на огненном кресте… Но прошу вас забыть об этом: демарш Паракумаджа по своей откровенности, быть может, равносилен исходному Слову Крейца. Я поговорил с ним о том, что нас беспокоит. Он пожелал взять слово во время нашей встречи. Нет смысла уточнять, что Паракумадж не нуждается в моем разрешении, чтобы высказаться! Скорее я должен просить его о привилегии выслушать то, что он скажет! Думаю, полезно, что святой голос вознесет нас до высот, где блистает вечный свет, перед тем как мы заговорим о наших действиях…

Паракумадж поблагодарил Тиста д'Арголона кивком, выпрямился во весь рост и воздел длинные руки с пальцами, покрытыми черным волосом, как лапы паука. Его неопрятный вид грязнули вызвал явное отвращение на лице актрисы, которая постаралась отвести от него взгляд, словно боялась быть навечно запятнанной. «Где же твой ментальный контроль, дорогуша?» – внутренне возликовал Артуир.

После бархатного тона придворного хриплый голос Паракумаджа, высившегося на эстраде как хищник, готовый к нападению, ударил по барабанным перепонкам аудитории.

– Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять – вы умираете со страха! – загремел святой человек. – Да, умираете со страха! Страх заполняет всю пустоту ваших тел! Страх…

Он замолчал и обвел глазами, в которых читалась мука, окаменевших придворных. Артуир недоумевал, куда он клонит. Если Тист д'Арголон раздувал пламя, то отшельник излучал холод. Торговец тканями уже не знал, потеть ему от жары или дрожать от холода.

– Почему страх? – продолжил Паракумадж. – Да потому что вы цепляетесь за свои чувства, потому что вам нравится жить в иллюзорном мире. Вы – заложники видимости, вы – игрушки миражей. Всю свою страсть вы вкладываете во внешний облик вещей! Я вижу перед собой только пудру, макияж, шрамы от курсов омоложения, тщета и суета! Фривольность! Видимость! Вы посвящаете себя лишь услаждению собственных чувств и забываете о душе, о храме! Вы оторвались от своих источников, и вы боитесь! Крейц говорил: «Те, кто забывает о душе, обрекает себя на цикл страданий… » И что вы делаете? Вы забываете о собственной душе! А потом удивляетесь, что другие завладевают ею, что другие распоряжаются вашим добром, вашим внутренним храмом! И используете мыслехранителей, чтобы воспретить доступ туда! Мыслехранители – те же репейники и крапива, которые овладевают вашей покинутой обителью. Что запрещает хозяевам, вам самим, входить туда… Вы ищете способ предохраниться? Все очень просто: очистите собственный дом! А тем, что появляетесь два раза в неделю в храме, вы себя не спасете! Вам удастся лишь стать частью тех двуличных людей, которые за отсутствием души выставляют себя напоказ во время службы… Нет, решение ваших проблем лежит в вас самих. Докажите смирение, сострадание, и вам больше не понадобятся подобные встречи. Крейц дал нам пример, когда отказался…

– Богохульство!

Лающий голос раздался из глубины комнаты, с места, где стояли мыслехранители. Коготь страха вонзился в нижнюю часть живота Артуира, который вдруг вспомнил о жене.

Из группы вышел скаит и, пройдя вперед, остановился у фонтана, застыв перед первыми рядами гостей. Он сознательно провоцировал собравшихся.

– Что это с вами? Вернитесь к остальным! – рявкнул Жадахо д'Ибрак.

Скаит не ответил. Он театральным жестом откинул капюшон бурнуса на плечи. При виде этой головы с шершавой зеленоватой кожей многие из присутствующих вскрикнули от ужаса, а Артуир Буманил чуть не напустил в облеган. Этот скаит был не мыслехранителем, а Паминксом, коннетаблем Сиракузы, чьи желтые глаза сверкали как злокозненные звезды.

– Я всегда знал, что вы лишены чести, но не настолько, чтобы предательским путем проникать в мой дом! – презрительно процедил Тист д'Арголон. – Вас сюда не приглашали!

Артуир восхищался спокойствием придворного, но сам буквально растворился в страхе. Видите, куда ведут мечты о величии, господин Буманил!.. Почему, почему же он не послушал свою жену? Он превратился в бесформенный дрожащий кусок плоти, скорчившийся в кресле.

Глаза Паминкса остановились на эстраде, где Марит стоя держала мужа за руку.

– Оставьте свой высокомерный вид, господин д'Арголон, – возразил коннетабль. – Вы не вправе давать мне советы или язвить меня иронией. Я обвиняю вас и ваших гостей в заговоре против сеньора Сиракузы и святой Церкви Крейца!

– А я обвиняю вас в подкупе наших мыслехранителей! В том, что вы отдали им приказ нарушить кодекс чести! Я знаю, что вы способны ради достижения своих целей и на худшее!

– Так ли уж важно чувство чести? – презрительно усмехнулся Паминкс. – Оно принадлежит прошлому. Большинство из тех лиц, кто плетет заговор против царствующей семьи, собрались здесь. Вот, что важно. В этом смысле вы, господин д'Арголон, позволили нам сэкономить массу драгоценного времени. За это вам особое спасибо.

Уязвленный Тист д'Арголон спрыгнул с возвышения, бесцеремонно оттолкнул человека, загораживающего проход, и двинулся к Паминксу, потрясая кулаком:

– Я велю, чтобы мои люди прикончили вас здесь, господин коннетабль, поскольку вы проявили неосторожность, бросая вызов мне на моей территории!

Зловещий смех Паминкса заставил Артуира вжаться в спинку кресла.

– Вы, несомненно, говорите о своей личной охране?..

Тист д'Арголон махнул рукой своему помощнику. Тот схватил голофон и нервно застучал по кнопкам.

В перепуганных глазах актрисы, которые то и дело останавливались на торговце тканями, уже не было никакой насмешки.

– Мне хотелось бы спросить, по какому праву вы произнесли слово «богохульство»? – спросил Паракумадж. В глазах его горели яростные огни.

Паминкс уставился на еретика, стоявшего на эстраде, – патетическая фигура на носу терпящего бедствие корабля.

– По праву, дорогой кардинал Лабуати, носящий ныне кличку Паракумаджа, нашей святой Церкви, одним из высших иерархов которой я являюсь в качестве коннетабля, а потому имею право на вынесение суждения. Успокойтесь, кардинал Лабуати, вас не казнят немедленно: прежде вы предстанете перед трибуналом святой Инквизиции… И будете молить Крейца, чтобы он сократил ваши муки.

– Что… что вы сделаете с нами? – послышался блеющий голос, в котором Артуиру удалось узнать голос президента Академии эфемерных искусств.

Перепуганный торговец тканями плавал в холодном поту. Сердце его почти перестало биться, дыхание остановилось. Он сомневался, что покинет этот зал живым.

Голофон оставался немым. Тист д'Арголон понял, что проиграл. Он вернулся на эстраду и обнял Марит, чьи беззвучные слезы походили на лунные камни, выпавшие из ее капюшона.

Издевательская улыбка скривила безобразное лицо коннетабля, и он вынес приговор:

– Все вы отныне являетесь препятствием для установления нового мира. Мы должны безжалостно удалять больные клетки, чтобы они не поразили гангреной все тело. От имени сеньора Ранти Анга и в силу предоставленной мне власти я обвиняю вас всех в государственной измене!

Аудиторию охватила паника. Одни гости бросились к главной двери, другие – к боковой, остальные сгрудились позади эстрады. И столкнулись с людьми в белых масках, которые перекрывали все выходы и на вытянутых руках которых сверкали направляющие дискометов. Перепуганных людей оттеснили к центру комнаты. Царил полный беспорядок, они опрокидывали кресла и толкали друг друга, как мухожуки, попавшие в ловушку.

– Вы не имеете права посягать на их жизнь! – закричал Тист д'Арголон. – Если вам нужна голова, возьмите мою! Можете делать со мной что угодно, но, прошу вас, не лишайте их жизни! Господин коннетабль! Во имя всего, что есть самого…

Он схватился за виски. Ужасающая боль разрасталась внутри его головы, невидимые холодные щупальца рвали мозг. Он рухнул на пол эстрады и после нескольких конвульсий навсегда затих. Марит пронзительно закричала и с рыданиями упала на труп мужа. Ей хотелось в последний раз спеть для человека, которого она любила. Это она делала лучше всего. Она затянула старую арию Промежуточного века, арию, которую выучила в детстве, где рассказывалось о трагической судьбе любовников Сохорго. Она резким движением сорвала капюшон, мешавший петь. Ее длинные темно-коричневые волосы упали на плечи и спину, прикрыв ее, как саван… Потом ее несравненный голос замолк.

Все это время Жадахо д'Ибрак и его друзья твердили о своей невиновности и обвиняли во всем хозяина: он завлек их к себе льстивыми речами, бессовестно воспользовался их наивностью, а они всегда мечтали жить в мире и согласии со скаитами. Актриса была не из последних, кто защищал себя, проклиная супружескую пару, мерзавцев и еретиков. «Доказательство, – верещала она, показывая на Паракумаджа, – этот тип, которого они привели».

Артуир Буманил, не двигаясь, сидел в кресле. Он видел перед глазами нежное и суровое лицо супруги, думал о детях, которых не успел зачать, о своей модельной мастерской, где переливающиеся ткани кроились и сшивались автоматами с голосовым управлением. Сколько он в них вложил, истинное состояние… Он подумал, что даме Буманил придется заменить управление, ведь машины подчинялись только его голосу… Быть может, ей придется найти другого мужчину, который будет терпеть ее придирки… Она любила придираться, но в душе не была злой… Он вдруг понял, что любит ее.

Актриса стояла на коленях перед Паминксом рядом с эстрадой, где Тист и Марит объединились в вечном сне, и вымаливала, чтобы ей оставили ее жалкую жизнь, и что-то обещала.

Артуир понял, что смерть несут скаиты, которые заменили мыслехранителей. Ментальная смерть… Да сжалится над нами Крейц! Машинально, не сознавая, что делает, он встал и, как сомнамбула, направился к главной двери.

Повсюду, вокруг скаитов и убийц-притивов, придворные умирали как мухи. Буманил медленно пробирался меж опрокинутых кресел, перешагивал через трупы и вдруг очутился перед дверью. Прежде чем выйти, он обернулся: в живых не осталось ни одного из гостей Тиста д'Арголона.

Впрочем, нет, один остался, это был он, Артуир.

Он ожидал, что его вот-вот настигнет смертоносная мысль или диски наемников. Но перешагнул порог без всяких затруднений. Буманил спрашивал себя, а не его ли призрак идет по коридору.

За его спиной раздался голос:

– Эй, ты!

Артуир обернулся и увидел наемника в черном, который вышел из дверей вслед за ним и направлялся к нему с вытянутой рукой.

– Тебе что здесь надо? – донесся голос из-под маски. Слова сорвались с уст Артуира сами собой:

– Меня зовут Артуир Буманил, я торговец тканями. Тист д'Арголон пригласил меня, чтобы заказать одежду… И просил прийти после собрания…

– Он вряд ли сделает заказ! – ухмыльнулся наемник. Сверкающий диск скользнул на металлические направляющие, вшитые в его предплечье.

Артуир зажмурился, но не смог вспомнить подходящую молитву с обращением к Крейцу.

Потом услышал гулкий лающий смех.

– Пошел вон, пока я не передумал! – рявкнул наемник.

Буманил не заставил себя просить дважды. Он даже не остановился на площадке, чтобы вызвать платформу, а, перепрыгивая через ступени, скатился вниз.

В аллеях парка ему встретились другие притивы, но никто не обратил на него внимания. Словно он не существовал.

Дама Буманил была права: бедняге Артуиру никогда не удастся попасть в этот замкнутый мирок.

Глава 11

Смерть равнодушна к расам и возрастам,

Смерть, бесстрастная,

Смерть собирает жатву на поле сражения,

Смерть, верховная…

Она завершает дуэль в каждом из нас,

Она отрицает Сущее,

Она отбрасывает ничтожную оболочку,

Возвращает к Началу…

Смерть убирает из преходящего мира,

Смерть, исток потока,

Смерть вызывает водопады слез,

Смерть, вечное море.

Она – мрачное лицо иллюзии,

Волшебница мрака,

Жизненная необходимость исправления ошибки,

Новое путешествие…

Смерть освобождает пленника из стен гордыни,

Смерть, последнее звено,

Смерть несет благостное забвение времени,

Смерть, жестокая сила…

Она безмерно необходима, любовь-избавительница,

Звено, конец и продолжение,

Она – источник мира, фонтан молодости, Пядь Крейца…

Мессаудин Джу Пьет

Далекие горы Великого Выжженного Эрга вырисовывались в бледном свете Салома, чей выпученный глаз уже скатывался к горизонту. На ночном небе догорали отдельные звезды.

Сиракузянка, прикрытая пиджаком франсао, спала на скамье аэрокара. Черты ее лица разгладились. Присев на корточки рядом со скамьей, Тиксу, счастливый и встревоженный одновременно, выискивал на ее лице признаки, предвещающие новый приступ лихорадки или бреда. У него было чувство коллекционера, ревниво охраняющего произведение искусства, которое в жестокой борьбе вырвал из рук разъяренных соперников: ему не хотелось делить волшебную красоту девушки, охваченной сном, с охранниками, чьи взгляды, как он считал, останавливались на ней с излишней настойчивостью. Эти украденные у ночи мгновения принадлежали только ему.

Пролетев над комплексом многоэтажных зданий с террасами, аэрокар начал снижаться на огромную металлическую поверхность. Тиксу бросил взгляд сквозь прозрачные стенки и узнал крышу подземной базы франсао Каморры.

Било Майтрелли следил за приземлением из кабины управления. Мигающие огоньки бортовой панели бросали отблески на рыжую курчавую шевелюру Зортиаса. С глухим ревом аэрокар завис в пяти метрах от крыши прямо над раздвигающимися створками, границы которых были обведены темными линиями.

Прудж быстро набрал данные доступа на маленькой клавиатуре, но панели не сдвинулись с места.

– Что происходит? – проворчал он, тряхнув головой. – Эта дрянь не хочет открываться!

– Попробуй еще! – сухо приказал франсао.

Рев стабилизационных двигателей терзал агонизирующую ночь. Зортиас несколько раз набрал код на панели, встряхнул ее, потом, поняв, что его усилия бесполезны, яростно ударил себя по ляжкам:

– Ничего не поделаешь! Они не откроются! Самое подходящее время, чтобы выйти из строя!

– Не очень похоже на нашу механику! – мрачно проворчал Било Майтрелли.

Он извлек бинокль ночного видения и навел его на металлическую поверхность. И увидел крохотные осколки вокруг релейного механизма, укрытого одним из шарниров створок.

– Вверх! Вверх! Это не авария! Это – ловушка! Черт подери, скорее наверх!

Зортиас передвинул рукоятки, включив подъемные двигатели. Аэрокар тряхнуло, металл жалобно застонал. Потерявшие опору охранники свалились со скамьи и рухнули на Тиксу. Все трое покатились по наклонному полу и застыли, ударившись о перегородку кабины управления. Падая, Тиксу сильно прикусил язык, сквозь сжатые губы прорвался ручеек крови. Он бросил быстрый взгляд через плечо: сиракузянка проснулась и открыла огромные растерянные глаза. Она тоже упала со скамьи, но инстинктивно уцепилась за ее бортик и удержалась на месте.

Маршевые двигатели пытались пересилить инерцию. Наконец аэрокар начал подниматься. В воздухе запахло горячим металлом. Когда машина набрала скорость, из темного угла площадки ударил зеленый луч, попавший в нижнюю часть корпуса. Невыносимая вонь горящих материалов заполнила кабину.

– Черт! Пробита защита центрального мемодиска! – закричал Зортиас.

– Удар снизу! Справа от нас! – добавил охранник.

Двигатели выплеснули черный дым, хрипло взвыли и замолкли. Обливающийся потом Зортиас нервно колотил по клавишам автоматического спуска.

– Доставайте скорчеры! – спокойно приказал франсао. – Как только окажетесь на крыше, я направлю луч лазера на этих шутников, чтобы ослепить и помешать ответить… Тиксу, оставайся внутри с девушкой! Пока мы не разделаемся с ними!

Аэрокар медленно опускался. Обтекавший кабину воздух тихо свистел. Франсао и Зортиас покинули кабину управления и вместе с охранниками встали по обе стороны медленно открывающегося трапа. Прудж извлек из набедренной повязки небольшой скорчер. Пальцы Било Майтрелли сжимали дюралевую трубку с круглым стекловидным концом. Земля приближалась очень медленно. Нервное напряжение росло: они ничего не знали о своих противниках – ни количества, ни расположения, ни мощи огня…

Ясно было одно: они охотились за девушкой, живой или мертвой. Она не спала. Тихо постанывала с полузакрытыми глазами на бледном лице, держась рукой за край скамьи. Тиксу вдруг испугался, что потеряет ее. Он схватил Афикит за запястье, словно хотел навечно соединиться с нею. Ощутил мощное биение крови в сосудах под нежной горячей кожей. И почувствовал, как сильно бьется его собственное сердце. Похожие на опьяневших бабочек синие глаза с зелеными и золотыми блестками сиракузянки с тревогой остановились на нем.

Второй зеленый луч вонзился в бок летательного аппарата, проткнув стенку, как обычную ткань. Он пересек кабину, никого не задев, наполнив полумрак мощным угрожающим светом, и пробил вторую стенку, оставив позади себя два круглых симметричных отверстия с черными обугленными краями. – Хорошо, что не в голову! – пробормотал Било Майтрелли.

Франсао повернулся к Тиксу, словно охваченный мрачным предчувствием:

– Найдешь деремат на третьем этаже Сар Било. Код доступа в зал передачи: Вьел-анж. Сочетание из двух слов «Вьелин» и «Оранж»… Ностальгия… Запомнил? Вьел-анж… Не забудь дефис. С остальным справишься сам. Ты же специалист по путешествиям, не так ли?

– А почему не вы?.. – воскликнул Тиксу, испуганный серьезным и трагичным выражением лица франсао.

– Был счастлив с тобой познакомиться, сынок… – просто ответил Майтрелли.

Последнее дружеское подмигивание соплеменнику, потом он резко отвернулся, чтобы скрыть волнение, которое появилось в его увлажнившихся глазах.

Благодаря воздушному щиту, аэрокар мягко и без шума сел на металлическую крышу.

– Пора! – прошептал франсао.

Они одним движением спрыгнули на крышу базы, два охранника оказались справа от аэрокара, франсао и Зортиас – слева. Белый луч лазера рассек темноту, ткнулся в один угол, потом направился в другой. Когда в его луче оказалась группа нападавших, четверка в серых формах и белых масках и неподвижный силуэт в просторном зеленом бурнусе, ни охранники, ни Зортиас не успели нажать на спуск скорчера: свистящие диски, вырвавшиеся из складок ночи, перерезали им глотки. Послышался приглушенный шум падения и бульканье крови.

Тиксу, наблюдавший за сценой из аэрокара, прижал сиракузянку к себе и крикнул франсао:

– Скорее сюда!

Хотя прятаться было бесполезно: зеленые лучи пробивали стенки кабины, но ничего другого ему на ум не пришло.

Майтрелли отбросил лазер, схватил окровавленный скорчер Зортиаса и отступил, сделав несколько залпов. У них не было ни малейшего шанса. Било вспомнил слова Тиксу, которые тот произнес накануне за ужином: против них вы бессильны, они предугадывают ваши намерения… Диск ударил франсао в плечо. Его ноги подогнулись, и он рухнул на колени. Несмотря на боль, разлившуюся по телу, инстинкт самосохранения поднял его на ноги. Он сделал еще несколько шагов, закачался, и из его глотки вместе с кровью вырвалось несколько слов:

– Тиксу! Тиксу Оти!.. Живи! Живи ради меня!.. Ради Оранжа!

Второй диск ударил в основание черепа и вместе с потоком крови вылетел наружу, прошив кадык. Франсао споткнулся о труп Зортиаса и упал ничком. Ему уже не увидеть Зеленый Вьелин, прекрасную провинцию Оранжа – его долгое страдальческое изгнание завершилось.

Тиксу охватили паника и ужас. Он понял, что пропал, поскольку остался один и без всякого оружия лицом к лицу с безжалостными убийцами. Сиракузянка что-то невнятно бормотала. Отрывки бессвязных фраз звучали призывом в мертвенной тишине, опустившейся на крышу базы. Он положил пальцы на ее губы, чтобы она замолчала. Бесполезная предосторожность: они охотились за ней, а существо в зеленом бурнусе со своим удивительным телепатическим потенциалом знало, что она на борту. Горячее учащенное дыхание девушки обжигало ему ладонь. Их лица были в десяти сантиметрах друг от друга. Ему хотелось сжать ее в объятиях, поцеловать, прикоснуться губами к ее векам, щекам, шее. Они умрут. Но она будет в его руках. Она ничего не почувствует, ничего не увидит.

Люди в белых масках шли вдоль аэрокара. Они не пытались заглушить шаги.

Тиксу сжался. Он знал, что бессилен и не может отклонить стрелу судьбы. Бог Ящерица пришел ему на помощь в дюнах, но больше не проявлялся. Он бросил его на произвол судьбы. Почему он позволил спасти ее? Чтобы тут же забрать? Разве не был чудовищным такой исход?..

Он услышал шорох одежд, касавшихся стенки аэрокара. Девушка глухо стонала и дрожала под пиджаком франсао.

В овале люка появилось светлое пятно. Маска, серый комбинезон… Сквозь отверстия для глаз светились зловещие огоньки. Две темные параллельные линии на предплечье: направляющие дискометов.

Буря смутных, рваных, беглых мыслей затопила мозг; абсурдные, неуместные видения возникли перед его глазами. Он хотел ударить притива, опершегося на край люка, чтобы запрыгнуть внутрь, потом взвалить сиракузянку на плечи и броситься прочь, пытаясь сделать хоть что-то. Но парализованные мышцы отказывались повиноваться. Он отчаянно пытался припомнить слова Качо Марума… Сила, непобедимость… Холодные ручейки пота текли по его спине. Затуманенный мозг погрузился в бездну печали.

Человек в белой маске легко вспрыгнул на пол, выпрямился и протянул руку в сторону Тиксу, который сжимал руку сиракузянки. Он бросил на нее последний взгляд, исполненный сожалений. Он отправится в потусторонний мир вслед за Било Майтрелли. Два оранжанина встретились накануне в очень странных обстоятельствах. И оба будут убиты на Красной Точке в ту самую ночь, когда их планета празднует двадцать веков своей независимости. Ради сиракузянки, которую Било не знал… Странный каприз судьбы…

Он закрыл глаза и сразу почувствовал облегчение. Словно разом оборвал все связи, словно все потеряло смысл. Над его головой раздался пронзительный свист. Он ждал удара диска в горло. Через несколько секунд, удивленный тем, что еще жив, он открыл глаза. Убийца исчез! А девушка лежала на скамье… Живая!

Тиксу спросил себя, не видит ли сон. Потом заметил через прозрачную стенку какое-то движение и заставил себя подползти к люку.

Убийцы в белых масках стояли в нескольких метрах от машины, сгрудившись вокруг существа в зеленом бурнусе.

На крышу аэрокара опустилось такси. Зеленый луч ударил по крохотному аппарату и пробил в нем отверстие размером с кулак.

Створки люка такси разошлись, и оттуда выпрыгнули два человека. Машина с яростным воем тут же набрала высоту и растворилась в ночи, которую уже начали рвать бледные лучи Зеленого Огня.

Глухие удары сотрясли кабину аэрокара. Тиксу поднял голову и увидел двоих мужчин, которые отплясывали странный танец у него над головой. Их ноги и колени словно висели в пустоте. На них были комбинезоны из грубой ткани, один серого цвета, другой – бронзового. Они состояли из просторной куртки, завязанной сбоку, и шаровар. На человеке постарше была синяя накидка и белая хлопковая шапочка.

Оранжанин понял: они с невероятной ловкостью уклонялись от дисков притивов. Если они не успевали увернуться, то отбрасывали диск запястьем. Самым удивительным было то, что диски рикошетировали на беззащитных запястьях, не оставляя на них никаких царапин!

Одновременно оба человека издавали звуки, пронзительные долгие вопли на границе слышимости. Тиксу вдруг сообразил, что они использовали голос в качестве оружия. Убийцы в белых масках падали один за другим, роняя десятки сверкающих дисков, которые подпрыгивали на металлической крыше.

Оставшись в одиночестве, загадочный зеленый силуэт даже не предпринял попытки к бегству. Под его капюшоном светились два желтых солнца, насыщенных энергией.

Рыцарь Лоншу Па надолго погрузился в Кси. Он чувствовал, что имеет дело с необычным противником. Вероятно, со скаитом Гипонероса… Ему казалось, что он стоит на краю бездонной пропасти.

– Рыцарь! Прошу вас оставить его мне! – взревел Филп Асмусса. – Напоминаю, речь идет о моей миссии!.. Моей!..

Это стремление присвоить все заслуги себе было здесь неуместным, смешным, даже бессовестным. Гордыня гнала воина к опасной черте, но Лоншу Па решил не вмешиваться. Кси была материей столь тонкой, столь беглой, что могла рассеяться при малейшем раздражителе. Он кивнул и приготовился вступить в действие, если заметит признаки слабости воина.

Филп влил в крик смерти всю свою ментальную мощь. Зеленый силуэт сотрясали сильнейшие конвульсии. Звук, пронзительный свист, рожденный в области диафрагмы, а не в глотке, усилился, обрушился на скаита. Тот согнулся, но не упал. По покрывшемуся складками лбу воина потекли ручейки пота. Он начал уставать, не в силах справиться с соперником.

Лоншу Па понял, что силы воина на исходе. Он мысленно окунулся в озеро Кси, куда стекались все потоки жизненной энергии.

Но приоткрыть губы и издать свой звук ему не пришлось: зеленая фигура покачнулась и вытянулась во весь рост на металлической крыше среди белых масок, серых комбинезонов и сверкающих дисков. Выложившийся до предела Филп Асмусса облегченно вздохнул и победно выпрямился. Чисто ребенок, подумал Лоншу Па.