Текст книги "Воители безмолвия"

Автор книги: Пьер Бордаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

Он извлек из кармана сутаны пульт и набрал шифр замка. Дверь бесшумно повернулась на своих петлях. Крауфас ждал на тротуаре, закутавшись в просторный пруджский плащ. Слабый свет Салома, стоявшего высоко в небе, болезненно-бледной аурой окружал его.

– Один? – тихо спросил Лоншу Па.

Крауфас не ответил. Он вложил в рот пальцы и дважды коротко свистнул. Вторая тень в таком же плаще вынырнула из мрака ночи.

– Он?

Капюшон Крауфаса наклонился вперед.

– Входите.

Лоншу Па отошел в сторону, пропуская гостей. Закрыл дверь и тут же сменил шифр. Из предосторожности он регулярно менял шифры всех семи дверей дома.

– Сюда.

Трое мужчин цепочкой двинулись по узкой лестнице. Рыцарь с трудом подавлял желание увидеть, кто скрывался под серым плащом. Быть может, один из его старых друзей… Он провел визитеров в квадратную гостиную третьего этажа и включил парящую лампу, чей золотистый свет разогнал мрак.

– Садитесь, где можете, – любезно сказал Лоншу Па. – Приветствую вас на Красной Точке. Я – рыцарь Лоншу Па.

Он прижал правую ладонь ко лбу и поклонился. Легат Ордена ответил тем же традиционным приветствием и снял плащ.

Лоншу Па застыл от неожиданности. Он ожидал встретить достойного рыцаря, близкого к махди, эксперта звука и менталитета, как подразумевало послание, а увидел перед собой молодого воина, еще не окончившего обучения. Он недоверчиво вглядывался в юношеское лицо с тонкими правильными чертами, обтянутое гладкой матовой кожей и обрамленное густыми черными и вьющимися волосами. Его атлетическое тело было закутано в предсутану бронзового цвета.

– Мое имя Филп Асмусса, – сказал воин, – я – третий сын Донса Асмусса, сеньора Сбарао и Колец.

В голосе, темном взгляде и осанке юного легата ощущалась врожденная гордость отпрысков знати и уроженцев Колец.

Представительный человек, несмотря на средний рост. Застыв в стойке, закованный в броню недоверия, он пытался выдержать холодный взгляд Лоншу Па.

Рыцарь сразу ощутил щит агрессивности, за которым прятался воин. Он уловил строгое фанатическое предупреждение директории, что легату предстоит встреча с человеком, чьей натуре свойственно неподчинение и возможное воздействие на невинные души. В глазах своих бывших начальников Лоншу Па так и остался гнилым овощем, который способен отравить весь урожай. Если они обратились к нему, то сделали это от отчаяния и только потому, что не нашли иного решения. В любом случае речь не шла о возвращении в милость, еще меньше о запоздалом признании его достоинств или способностей, как он вначале подумал. Невероятным усилием воли он подавил разочарование, похоронив осколки последних иллюзий в глубине души. И бесстрастно заявил:

– Ну что ж, воин Филп Асмусса, буду рад оказать вам помощь.

– Тысяча благодарностей, рыцарь, – ответил его собеседник, едва двигая губами, не в силах справиться со скованностью, которую прятал под обманчивым покровом спокойствия.

Крауфас сидел в стороне и рассеянно глядел на обложки книг. Лоншу Па не смог сдержаться и не задать вопрос, который давно беспокоил его:

– Вы видели в последнее время махди Секорама?

Филп снисходительно и с иронией улыбнулся.

– Послушайте, рыцарь, меня удостоят чести быть представленным ему только после получения сутаны и пострига! Почему я должен его беспокоить сейчас? У него много других забот, и ему не до встречи с моей скромной персоной. И слава богу!

Лоншу Па едва не возненавидел молодого человека за вызывающее поведение. Ему казалось, что он слышит сентенцию директории, а не Филпа Асмусса. Они послали новичка, ибо его легче было убедить в чем угодно, чтобы превратить в фанатика. Они выбрали нежную ковкую душу и набили ее догмами, чтобы не осталось никаких щелей и не возникло никаких сомнений, могущих пробить броню. Чего страшился Орден, если шел на подобные манипуляции со своими самыми молодыми членами?

– Не так далеки времена, когда встреча с махди не требовала преодоления препятствий, – вздохнул Лоншу Па. – Это случалось повседневно.

– Времена меняются! – возразил Филп. – Надо к ним приспосабливаться. Если махди Секорам отошел от монастырской жизни и передал свои функции директории, то, вероятно, по серьезным соображениям. Вы в этом сомневаетесь, рыцарь?

– Вам, безусловно, говорили о моих недостатках? Вас послали к парии, к ссыльному с его странной склонностью все подвергать сомнению…

– Почему? Каковы ваши претензии к учению?

Филп буквально выплюнул эти слова, словно дал возможность пламени, томившемуся под пеплом ментального контроля, выплеснуться наружу.

– У меня нет никаких претензий к учению. Я его боготворю, – спокойно ответил Лоншу Па. – Но говорим ли мы об одном и том же учении? У меня возникло ощущение, что каждый трактует его в свою пользу, овладевает им ради собственных целей, и я не исключение. Просто оказалось, что я не согласился с методами директории владеть им…

– Как, по-вашему, с кем советуется директория? Кто ее направляет и дает ей советы? Кого она представляет? Отказ от приказов директории равносилен отказу от распоряжений махди!

Черные глаза Филпа гневно сверкали. А ведь гнев не относился к почетным добродетелям Ордена.

– Так утверждает директория. Но вам надо знать, что мои слова вовсе не свидетельствуют о желании вступить в риторический спор, к чему вы так хорошо подготовлены. Вы спросили мое мнение, я вам ответил. Когда я занимал пост в монастыре, то случайно получил доступ к секретным архивам Ордена. Досконально изучив их, я пришел к выводу, что Орден теряет свою суть и отворачивается от принципов, которые привели к его созданию.

– Принципы не изменились! – прорычал Филп.

Лоншу Па опустился к кресло и уставился на лампу.

– Садитесь, воин… Вы говорите, принципы не изменились, но знаете ли вы, что звук, наш знаменитый звук смерти, был вначале предназначен для исследования собственного внутреннего мира? Вы не хотите сесть?

Филп остался стоять, склонив голову набок и прижав руки к бедрам. Поза вызова.

– Как хотите. Я уже вам сказал, что за звуком скрывается безмолвие, Кси, а безмолвие образует непреодолимый барьер. Звук позволяет наполнить цитадель безмолвием, сделать здание неприступным, заставляя противника сложить оружие до сражения. Когда Орден был создан, он предупреждал конфликты до того, как они разрастались в войны. Орден был инструментом мира.

– Таким он и остался!

– Скажем, вы в это верите… Постепенно звук вышел наружу, проявился. Он стал оружием, а как любое оружие, он служит целям уничтожения. Орден сам разрушает свои стены. Известна ли вам древняя легенда о трубах Иерихона? Нет? Не важно. Орден покинул цитадель безмолвия и вышел на материальное поле. Он превратился в машину интервенции, в военную машину и рискует рано или поздно капитулировать перед другой, более мощной военной машиной. Из машины мира получается посредственная военная машина. Вы так не думаете? Что касается покинутой цитадели безмолвия, то ее, быть может, заняли другие… Став обычной армией, армией грома и ярости, Орден непомерно разросся за последние века и изменил свои структуры. Иерархия постепенно подменила жизнь. А ведь жизнь есть постоянная эволюция. Разве структуры должны ставить границы эволюции? Чего стоит традиция, если она остается голым каркасом, сковывающим свободу?

Лоншу Па замолчал. Его охватило отчаяние. Оно легло на плечи тяжким грузом. Когда-то у него была возможность перетряхнуть небеса и земли, бросить вызов богам и демонам, с уверенностью противостоять любым бурям. Он не воспользовался шансом. Ему не хватило мужества. Отныне ему приходилось сражаться лишь с легким ветерком сожалений.

– Насильственная структуризация суть гангрена, проказа, – устало продолжил он. – Она пожирает сердце, стерилизует. Она превращает цветущую долину в пустыню, а юношу, бурлящего соками, в печального изгоя. Она беззастенчиво эксплуатирует

чистые сердца, стремящиеся к идеалу. Она мутит прозрачные воды, мумифицирует движение… Потом жизнь берет свое и взламывает преграды, возвращает свои права… Вот некоторые из причин, которые привели меня… к сомнениям. Быть может, эта кристаллизация есть неодолимое следствие времени, запрограммированный конец определенного цикла… В любом случае моя трусость обрекла меня на роль ясновидящего, стороннего и бессильного свидетеля развала мира. Но хватит обо мне! Я отнимаю у вас драгоценное время. Полагаю, вы явились на эту планету отверженных с определенной миссией… А вовсе не для того, чтобы слушать бредни старого еретика.

Несмотря на предупреждения четырех мудрецов директории, все швы искусственной брони Филпа, жалкой ментальной защиты, которой его наделили, затрещали под ударами резких слов рыцаря Лоншу Па. Воина поразили собственные слабость, хрупкость, отсутствие решительности. Речи парии пробили в его убеждениях огромные бреши, и ему показалось, что разум его обнажили и он лоскутьями разлетелся в разные стороны. Только сейчас он увидел всю ширину пропасти, отделявшей его от рыцарей с тонзурой, вступить в ряды которых он спешил с юношеским задором.

Даже Крауфас повернулся в сторону Лоншу Па. Его поразила речь рыцаря. Старый прудж из-под приопущенных тяжелых век внимательно наблюдал за человеком, которого посещал более двадцати лет и которого, как казалось, хорошо знал.

Филп Асмусса постарался собрать рассеянные полки своих убеждений и веры, выпестованные за три года обучения в монастыре на Селп Дике. Эта попытка дестабилизации была испытанием. Быть может, испытанием последним, назначенным директорией для проверки его надежности, его способности стать рыцарем. Он распрямил плечи и решительно заглянул в тусклые глаза Лоншу Па.

– Прошлое умерло! – самоуверенно заявил он, но опытное ухо собеседника уловило едва заметную фальшь. – Похоже, вы забыли девиз: живо только настоящее. Кажется, вы говорили о постоянной эволюции… Но сами не смогли измениться вместе с Орденом! Вы перестали быть его частью. Вы утеряли доверие. Вы стали неподконтрольным элементом, паразитом! Вы отбросили традицию, и ваш наставник отказался от вас…

Последнюю фразу он произнес с царственным презрением. Именно такие неотразимые аргументы использовали четверо мудрецов директории, когда хотели положить конец дискуссии.

– Наставник не отказывается никогда… Вернемся к нашим делам. – В голосе Лоншу Па звучала откровенная ирония. – Вам позволено изложить цель вашего пребывания на этой планете?

– Я прибыл за кое-кем. За девушкой, – объяснил Филп, раздраженный сарказмом рыцаря. – За дочерью сиракузянина Шри Алексу. По последним сведениям, она находится на Красной Точке. Отец поручил ей встретиться с бывшим смелла Шри Митсу. Директория поручила мне доставить ее как можно быстрее в монастырь на Селп Дике.

– Шри Митсу умер, когда Красный Огонь стоял в зените, – сказал Лоншу Па. – Его убили наемники-притивы. Один из моих жучков зарегистрировал сцену уничтожения трупа лучом дезинтегратора. Молодому пруджу, который находился в гостях у него, удалось бежать.

– А девушка? Есть ли новости о девушке?

Лоншу Па повернулся к пруджу:

– Скажи, сегодня ночью состоятся особые торги, где на продажу выставлена юная сиракузянка?

Старый прудж запустил пальцы в густые рыжие волосы.

– Да… человекотовар толстяка Глактуса, работорговца.

– Итак, весьма вероятно, что речь идет о той девушке, которую вы ищете, воин. Сиракузяне так редко оказываются на Красной Точке, что их замечают немедленно. Была бы еще одна, мы бы узнали о ней… Почему директория хочет переправить девушку на Селп Дик? Появление женщины в монастыре, как мне кажется, противоречит фундаментальному правилу!

– Мне не дано право отвечать на подобный вопрос, рыцарь! – возразил Филп. – Моя цель – доставить ее в монастырь. Остальное не входит в порученную мне миссию.

– Конечно… Но вы прибыли слишком поздно. Она – главный товар на рынке рабов, а это не облегчает задачу. Там соберутся все франсао Каморры и их армии, торговцы и их банды убийц, напичканные обезболивающим порошком, покупатели со своей охраной… Но в каждом несчастье есть хорошая сторона: главные торги пройдут в самом конце. Это позволит принять кое-какие меры…

Лоншу Па сжал губы и поклонился:

– Прошу меня простить, воин. Я не могу вам приказывать. Я – ваш слуга. Приказывайте, я подчинюсь.

Филп ожег взглядом своего собеседника, но запретил себе отвечать. Он решил, что язвительный тон рыцаря больше не выведет его из себя. Он подавил раздражение. Ему надо было сосредоточиться на своей миссии. Ни место, ни время не подходили для тщетных свар.

– Хм, самоконтроль! – кивнул Лоншу Па. – Вы правы, воин должен уметь властвовать над пожаром. Властвовать, но не гасить его. Наверное, именно в этом кроется тайна…

– Можете ли вы отвести меня на… место этих торгов?

– Полагаю, что притивы, убившие Шри Митсу, тоже ищут эту девушку. Нам больше нельзя терять времени, если хотим успеть. Воздушный щит при вас?

– Я никогда с ним не расстаюсь.

– Мудрая предосторожность… Нет смысла прятаться за этим ночным плащом, воин. Он сковывает движения. Более того, пруджи не любят, когда годаппи, чужаки, облачаются в их традиционные одежды. Здесь на Орден абсуратов плюют, как на первый молочный зуб! Ваша предсутана сойдет…

Крауфас встал и закутался в просторный плащ. Опустил капюшон, скрыв сухое лицо, морщинистую шею, орлиный нос и пылающую шевелюру. Лоншу Па накинул короткий синий пиджак, а на лысый череп натянул белую хлопковую шапочку.

– Вы стыдитесь своей тонзуры? – не сумел сдержаться Филп. Несмотря на принятое решение, он не смог не наполнить свой голос желчью.

Рыцарь окинул его ледяным взглядом. Он сомневался – постоянное сомнение! – в эстетической надобности этого сверкающего кружка голой кожи в окружении седеющих волос. Но его молодой и кипучий собеседник вряд ли бы согласился с его аргументами.

Трое мужчин углубились в пустынные проулки, погруженные во мрак. Редкие парящие лампы, подгоняемые ночным ветерком, изредка пролетали над их головами. Им приходилось перешагивать через лежащие на тротуарах тела любителей «порошка», многие из которых так и не увидят восхода Зеленого Огня. Без особых затруднений они добрались до громадной площади, служившей крышей рынка рабов.

Здесь было оживленно и светло. Собравшиеся вокруг стеклянных окон крыши зеваки старались не упустить ни единой детали спектакля, разыгрывавшегося внизу в переполненном зале. Обсуждались достоинства и недостатки каждого лота, обнаженных людей, сидящих в клетках, как звери.

Лоншу Па, Филп Асмусса и Крауфас заработали локтями и плечами, чтобы пробиться сквозь толпу нищих и заглянуть в иллюминатор. Их маневр вызвал недовольство, послышались крики и угрозы. Но ледяной взгляд, которым Лоншу Па обвел толпу, заставил всех затихнуть. Нищие вспомнили о здравом смысле, о желании выжить и примирились с бесцеремонностью незваных гостей.

Лоншу Па и Филп вначале различили центральную сцену, круглую эстраду, на которой сходились лучи прожекторов. Но мощные световые лучи не могли пронзить воздушные стенки некоторых герметично закрытых клеток. На других менее освещенных сценах, разбросанных по залу, проводились торги лотами. Руки рабов, распределенных по семьям, по возрасту и по происхождению или объединенных в случайные группы, сжимали металлические решетки клеток. Их обеспокоенные глаза искали в окружающей толпе знакомые лица. Поскольку их продавали группами, работорговцы даже не снимали с них лохмотьев.

– Вы, рыцарь, никогда ничего не делали, чтобы прервать эту страшную практику? – проворчал Филп, едва сдерживая негодование. – А ведь торги разворачиваются перед вашими окнами!

– Забудьте о ненавистной манере судить, воин! – тихим голосом возразил Лоншу Па. – Суждение затмевает дух и мешает свободным, интуитивным действиям… Лучше постарайтесь оценить присутствующие силы!

Рев пробивался даже через крышу. Вокруг эстрад плотно сгрудились люди – волнующийся океан голов и головных уборов, который изредка взмывал бурными волнами по мере объявления цен. Орущая, возбужденная толпа людей, прибывших со всех миров и представлявших все социальные категории: принаряженные буржуа с багровыми апоплексическими лицами и экстравагантными прическами, которых с трудом ограждали от давления толпы телохранители; авантюристы и космические работорговцы с изрытыми морщинами, выдубленными лицами, на которых яростно и злобно сверкали глаза; женщины и мужчины из благородных семей, которые узнавались по роскоши одежд и презрительному высокомерию, которое, похоже, ничто не могло поколебать; полицейские в синей форме, которые должны были утихомиривать толпу, но которым щедро платила Каморра, чтобы они охраняли только ее. Перед центральной сценой, отделенные невидимым магнитным барьером, на удобных гравикреслах сидели франсао Каморры и богатые торговцы, которых окружал эскорт охранников.

– Они действительно все собрались этой ночью! – заметил Лоншу Па. – Видите толстяка справа от сцены? Это и есть работорговец Глактус. Нынешний владелец сиракузянки…

Слоноподобный, бесформенная гора белого жира, закутанная в неоропейскую тунику цвета сливы с золотыми блестками. Лицо, буквально сидящее на жирной груди, переходящей в складки живота. Разместившись на трех гравистульях, с трудом удерживающих его вес, Глактус сиял, издавая короткие смешки и подавая знаки руками. Толстые пальцы сверкали кольцами из опталия. Краска на его лбу уже потекла, заливая многочисленные подбородки. Огромные капли пота стекали из-под светлых волос по лбу и вискам, оставляя темные следы на раздутых щеках. Позади него настороже стояли охранники, громилы, чью грудь, руки и ноги прикрывали кожаные и стальные доспехи…

– Телохранители. Отчаянные головы, дичь для виселицы! – сказал Лоншу Па. – Готовы на все ради «порошка силы». Могут прирезать ребенка, если понадобится! Опасны, поскольку совершенно непредсказуемы… Они противники необычные: «порошок», пока действует, удесятеряет их силы и лишает чувства боли. Даже люди франсао, эксперты в бою, боятся их как ядерной чумы…

Раздался пронзительный крик. Комиссар торгов, ставленник Каморры, сидящий в отдельной ложе и снабженный микрофоном, открыл вторую часть главных торгов. Лучи прожекторов остановились на центральной эстраде. За магнитным барьером началась неописуемая давка.

Воздушные стенки одной из клеток медленно просветлели, открыв мальчишку лет пятнадцати с великолепной мускулатурой, играющей под белой кожей.

– Мальчик с Камелота, принадлежит франсао фон Донку! – завопил комиссар, и его голос прорвался сквозь бетон крыши. – Ваши предложения?

Мальчишке ввели «умягчитель».

– Это видно по фиолетовым кругам под глазами, – сказал Лоншу Па. – Вирус его ослабляет, но избыточное давление в клетке отрегулировано так, чтобы он стоял. Если он упадет перед покупателями, впечатление будет испорчено, а конечная цена понизится.

– А зачем вводить вирус? – спросил Филп.

– Он подавляет волю и мешает покончить с собой. Для франсао и торговцев выгоднее продавать человекотовар зараженным, но живым, чем торговать органами, извлеченными из трупа. Покупатели чаще всего не подозревают о мошенничестве.

Буржуа и знать торговались за юного камелотянина. Они лихорадочно кричали и вскидывали руки, чтобы привлечь внимание комиссара, который называл каждую следующую цену с каким-то подвыванием. После долгих споров покупателем стал знатный иссигорянин, плотный старик, чей умелый макияж не скрывал морщин и шрамов многочисленных омоложений. Хотя он едва дышал, прижатый толпой к магнитному барьеру, его лицо мумии осветилось улыбкой триумфатора. Клерк рынка едва пробился к нему, чтобы снять банковские отпечатки с помощью карманного анализатора.

Нищие, сгрудившиеся вокруг троицы, тут же прокомментировали торги.

– Этот сморщенный богач засунет малыша в свою постель! – вздохнула одна из женщин.

– Тем, у кого павлины денег не клюют, все дозволено, – проворчал мужской голос.

– Парень долго не протянет… Его укололи… Он почти не движется…

– Старикашке тоже долго не жить! Ему не менее ста пятидесяти…

Прошло несколько индивидуальных торгов. После завершения второй сессии снова началась торговля большими лотами. Толпа разделилась: одни стремились приблизиться к клеткам, другие не давали прохода, защищая с трудом добытое место. Рынок рабов превратился в кипящий котел под давлением, где напряжение в любой момент могло обернуться взрывом и смертоубийством. Сначала возникла перебранка между охранниками буржуа и теми, на кого перестал действовать «порошок» и с кем с трудом справлялись силы порядка. Начался обмен ударами. Появились ножи, дробеметы, скорчеры, волнометы… Комиссар пригрозил остановить торги и выгнать толпу из зала. Постепенно порядок восстановился.

Глактус вытирал лоб розовым вышитым платком. Франсао оставались невозмутимыми, словно магнитный барьер предохранял их от наэлектризованной атмосферы. Их флегматичность контрастировала с нервозностью церберов, готовых выхватить оружие при малейшей тревоге.

Внимание Лоншу Па привлек молодой человек в белом, сидевший рядом с франсао-оранжанином Метарелли: он волновался, кусал ногти, беспрестанно оборачивался, бросая взгляды через плечо, словно побаивался преследователей. Рыцарь сосредоточился и вскоре заметил тех, кого опасался молодой человек в белом: десяток масок цвета слоновой кости, застывших, словно мертвецы, среди гудящей толпы, и бледно-зеленый загадочный капюшон.

– Вон! Сразу за клетками: наемники-притивы, – указал на них рыцарь. – Они убили Шри Митсу. И теперь охотятся за девушкой… Что касается зеленого капюшона, то не удивлюсь, если под ним прячется скаит. По сведениям, собранным моими жучками, секта притивов стала союзником скаитов. И они вместе работают на сиракузян…

– Это подтверждает гипотезы директории, – задумчиво пробормотал Филп. – Шри Алексу, похоже, слишком много узнал об их проектах, и они его устранили. Но перед смертью он успел отослать дочь к Шри Митсу…

Внезапная истина открылась рыцарю. Он вскинул голову и уставился на склонившегося над иллюминатором воина, чье лицо и волосы заливал свет.

– Теперь я понимаю, почему директории так нужна эта девушка! – обронил Лоншу Па. – Она – кладезь информации. Орден еще не знает, с каким врагом ему придется сразиться. Ни как, ни где, ни когда! А она знает… Быть может, если отец успел ей рассказать. Не так ли?

Филп закусил губы. Он слишком много выболтал. Он позволил рыцарю проявить свою проницательность. Открыв растерянность Ордена, его очевидную неспособность самому решить возникшие проблемы, он подтвердил правоту парии и диссидента. Обескураженный тем, что проболтался, он все же попытался тихим, но резким тоном ответить:

– Грядет война, рыцарь! Директория пытается собрать козыри. Орден готовится к битве и не хочет начинать ее вслепую.

– Конечно… Если тебя захватили врасплох не в цитадели Кси, а на материальном поле, ищешь помощь где угодно и от кого угодно! – прошипел Лоншу Па.

– Хватит! Не будь я посланцем, я бы вбил вам эти слова в глотку!

Филп невольно повысил голос. Нищие инстинктивно отступили, опасаясь быть втянутыми в схватку. Они обладали лишь единственным состоянием – жизнью, а торгами они успеют насладиться в другой раз. Они отошли на изрядное расстояние. Только Крауфас, неподвижный серый призрак, остался около иллюминатора.

– Придите в себя, воин! – приказал Лоншу Па. – Не время и не место бросать вызов! Сохраните энергию для действия. Близится интересующий нас момент торгов. Силы покупателя, а они будут немалыми в этих торгах, объединятся с силами продавца, Глактуса. Полагаю, нам следует вмешаться в момент, когда будет происходить обмен девушки на деньги. Обычно это происходит вне рынка. Часто рядом с дерематом покупателя, что снижает опасность нападения. Когда начнутся серьезные торги, иными словами, останется два или три клиента, Крауфас вступит в контакт с информаторами моей сети. Они постараются узнать, где находится деремат покупателя, и известят нас. И как только торги завершатся, мы раньше покупателя и Глактуса окажемся в месте обмена, чтобы подготовить захват. Крауфас, коммуникатор с тобой?

Крауфас откинул полу плаща и показал припухлый внутренний карман. Потом кивнул, прошил перепуганную толпу и направился к точке схождения аллей. Отверстие рыночной лестницы поглотило его.

– Если только, воин, вы не предложите лучшего решения… – добавил Лоншу Па.

Униженный Филп не ответил. Он горько сожалел, что не смог сдержаться несколькими секундами ранее. Ему не хотелось вновь испытывать на себе язвительность вынужденного союзника, и он подавил новый приступ гнева. Он не имел права мешать успеху миссии своей гордыней. Лоншу Па, хладнокровное чудовище, манипулировал им, как ребенком, как новичком, каким он был всегда и каким оставался. Ему следовало проделать долгий путь, пока он не приобретет полного контроля над эмоциями, не достигнет Кси, недвижного озера безмятежности. От отчаяния Филп до крови вонзил ногти в кожу ладоней.

Нищие поняли, что гроза миновала. Осмелев, они по одному вернулись к люку. Хотя не переставали искоса поглядывать на воинственных соседей.

– Одного я не понимаю, – добавил Лоншу Па. – Видите молодого человека в белом, сидящего рядом с лысым франсао? Его поведение наводит на мысль, что он установил связь между наемниками, скаитом и дочерью Шри Алексу… Он крайне напряжен. Нервное напряжение человека, готового пойти на любой риск, могущего подавить в себе любые всплески страха…

Рыцарь помолчал, потом, не обращая внимания на нищих, вполголоса продолжил:

– Я никогда его не видел. Откуда он взялся? Какова его связь с Метарелли? Быть может, песчинка… Песчинка…

Филп Асмусса не слушал его. Он воспользовался советом рыцаря: копил энергию для действия. Ему казалось, что это было единственное разумное предложение, которое он извлек из туманных бредней Лоншу Па.