Текст книги "Общий враг"

Автор книги: Павел Захаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– А он такой же ненормальный.

Загнать машину в старый ангар Бойченко успел, как и собирался, еще до наступления темноты. Старая фабрика казалась абсолютно пустой. Собственно, она таковой и была. Сергей заглушил мотор. После того, как погасли фары, Сергея окружила темнота. Если на улице еще можно было что-то увидеть, то внутри пустующего цеха было темно, хоть глаз коли. Сергей моментально нацепил на лоб прибор ночного видения и огляделся. Темнота сдалась и отступила. Окружающее пространство окрасилось в приятный зеленый цвет.

– Изумрудный, твою мать, город… – процедил сквозь зубы Сергей.

Сейчас он был на взводе – к нему вернулась хорошая, как он ее называл, злость. Сергей просидел без движения и в полной тишине около тридцати минут – вокруг была все та же зеленая пелена. Ничего не происходило. Его появление никого не потревожило. Ничье появление не тревожило его. Звуки, которые иногда доносились до него, не беспокоили – обычный аутичный шепот больших пустых помещений… Если бы источником звука были люди, Бойченко это сразу бы определил, а пока что его соседи – бездомная собака и десяток-другой крыс, бегающих в поисках еды. Сергей выбрался из машины и, стараясь двигаться бесшумно, обследовал помещения, ставшие его временным пристанищем. Проходя мимо окна, он глянул на возвышающийся над улицей силуэт трубы. Сегодня он заберется на нее и изучит состояние дел в бункере. По крайней мере – получит ответ на принципиальный вопрос: занят бункер или свободен. Стараясь не шуметь и замирая после каждого шага, Сергей выбрался из ангара. Все по-прежнему было тихо. Расчет удался – фабрика действительно пустовала. Бойченко рассудил, что вряд ли ему стоит ждать неожиданных гостей ночью. Если бы местные жители хотели распотрошить предприятие, то они уже это сделали. А если что-то и осталось, что можно вынести, то мародеры появятся только днем… Несмотря на этот обнадеживающий вывод, осторожность, аккуратность и сосредоточенность – вот на чем сконцентрировался Бойченко. Прибор ночного видения давал отчетливую картинку, но несколько сужал поле зрения, приходилось чаще крутить головой…

Бойченко добрался до трубы. Массивное основание трубы составляли бетонные блоки. На высоте метров трех труба становилась красной, так как далее шел кирпич. Несмотря на то что в некоторых местах в теле трубы зияли провалы, кирпичи вывалились – то ли от некачественной укладки, то ли это были следы попаданий, постройка выглядела крепкой и основательной. Сергей тщательно обследовал состояние стальных прутьев лестницы, постаравшись запомнить, где находились самые кривые и ненадежные из них, где их вообще не было. Он не мог допустить сюрпризов в виде отсутствия ступеньки или еще чего-нибудь в этом роде. Четыре пролета лестницы произвели на него положительное впечатление. Несомненным плюсом был и тот факт, что лестница находилась с той стороны трубы, которая не была видна со стороны бункера… Увидеть объект можно было, только немного высунувшись из-за стены, – этого было достаточно. Сергей поборол желание забраться на трубу прямо сейчас. Он рассудил таким образом: если бункер занят американцами, то именно эта труба как самая высокая точка на местности будет находиться под неусыпным наблюдением. Да что там – она будет немедленно снесена! По крайней мере он поступил бы именно так. То, что труба прочно стояла на своем основании, придало Сергею уверенности в своих силах и увеличивало шансы на успех. Он посмотрел в ту сторону, где должен был находиться бункер. Отсюда его не было видно, конечно… Раз трубу не снесли, значит, бункер пуст. Такой вывод грел душу. Тем не менее, торопиться не следовало. Тем же путем, наступая на свои же следы, Бойченко вернулся к машине. Восхождение он назначил на четыре часа утра. Если бункер занят американцами… да хоть кем! …то даже самая внимательная охрана будет находиться в полудремотном состоянии. К тому же не только труба может представлять угрозу. До нее от бункера не менее двухсот двадцати – двухсот пятидесяти метров. Крыши домов, находящихся рядом с бункером, как потенциальные огневые точки должны больше волновать охрану, чем старая фабричная постройка, на которую ни пулемет не затащить, ни снайпера посадить… Еще Бойченко подумал так: если бы в бункере сидели американцы, то они, если и отказались от сноса трубы, то наверняка придумали бы, как использовать ее в своих целях. Повесили бы системы связи и наблюдения. Но труба была чиста. На ее кирпичных боках не висело никаких непонятных конструкций и предметов, которые могли бы «рассказать» о том, как старая труба используется армией США. Да будь так, подходы были бы заминированы. Бойченко же самым внимательным образом смотрел под ноги и вокруг себя в поисках следов активности. Признаков установки сигнальных или противопехотных мин, датчиков и прочих технических средств обнаружения он не заметил. Все было пусто. В противном случае его присутствие уже было бы обнаружено.

Сергей с легким щелчком закрыл дверь машины и приготовился немного вздремнуть. Взведенный, но поставленный на предохранитель пистолет он удобно пристроил под рукой.

– Спите, жители Багдада… В Багдаде все спокойно…

Стоило Сергею прикрыть глаза, как до его ушей донесся звук короткой автоматной очереди, а затем второй, третьей… По характерному звучанию Бойченко моментально определил, что стреляют из АК, стреляют где-то далеко и его эта стрельба никак не касается. Стрельба велась медленно, тягуче, с какой-то ленцой и вовсе не походила на выяснение отношений. Сергей ухмыльнулся, поправил пистолет и снова погрузился в дремоту. Перестрелка продолжалась еще минуты четыре. Своей вялостью она чем-то напоминала вялую перебранку собак, когда одна шавка с какого-то перепугу начинает лаять на весь белый свет, а две или три таких же глупых псины откликаются на лай и затягивают свои перебрехи…

Багдад. 22 июня 2006 года

– Ы-ы-ы-ы-а-а-а… – Павел потянулся и потер ладонями лицо, – не помню, когда последний раз вставал в такую рань… Какая у нас сейчас разница с Москвой?

– Один час, – несмотря на то что часы показывали четыре пятнадцать утра, Родька был сосредоточен и деловит, – не выспался?

Он сидел на водительском месте «Хаммера», полностью упакованный, – каска, бронежилет с торчащими из карманов магазинами.

– Я почти сутки в Ираке… И уже столько всего случилось! – Павел стал загибать пальцы, – разозлил иракского охранника в аэропорту, потом разозлил Бойченко, попал под обстрел на шоссе, лишился фотоаппарата… Что еще… Вроде ничего не забыл?

Последний вопрос был задан красному светодиоду – индикатору на корпусе маленькой видеокамеры, которую Павел установил внутри салона под лобовым стеклом.

– Насыщенно у тебя прошли эти сутки… – улыбнулся Родион, – а Бойченко – это кто?

– Сергей Бойченко – это такой суровый дядька, которого к нам приставили как охранника. Вроде бы официально, но он почему-то нас только до консульства сопроводил.

– А должен был…

– А должен был сюда вместе с нами, тут вместе с нами и обратно вместе с нами…

– И тебе это кажется странным? – Родион посмотрел на брата, – Что его сюда не пустили?

– Угу. Я Лёне… Ну, оператору… говорю – что-то не срастается.

– А он что?

– А он рукой машет. И на латыни что-то отвечает.

– А Надя?

– Надя на меня вообще, как на сумасшедшего, посмотрела. Даже слушать не стала.

– Да ладно, Павлон, фигня это. Мне вообще все, что я вижу вокруг, как оказался на войне, кажется странным. Мое «странное» гораздо «страннее» твоего. Настолько «страннее», что уже стало нормой… Ничему не удивляюсь.

– Ну, может быть… Но все равно не понимаю, почему, если местная администрация не пустила Бойченко, консульство не дало нам нового, из числа сотрудников…

– А ты не гадай, а у него спроси.

– Пожалуй, так и сделаю.

– Hey, Reyas…

– What? – отозвался сверху пулеметчик, присутствующий в салоне нижней частью тела.

– Yesterday was a good day.

– Yap…

– Что ты ему сказал? Хороший день?

– Точно. «Вчера был хороший день». Это у нас такой… ритуал, что ли. Дежурная фраза.

– В смысле? Что значит «Вчера был хороший день»?

– Это значит, что вчера никто не погиб.

– Тогда это, действительно, хороший день. Надеюсь, что твои ближайшие сто восемьдесят с небольшим дней окажутся такими же хорошими.

Москва. 19 мая 2006 года

– Двигайтесь прямо триста метров.

Голос из динамика начинал раздражать.

– Да ты рехнулся, Витек! Или я что, слишком сильно тебя приложил?

Половцев изумленно посмотрел на Сергея.

– Почему это я рехнулся?

– А потому что ты несешь какую-то херню! Ты на дорогу лучше смотри!

– Только вот не надо орать, хорошо? Если на то пошло, то это не я несу херню, а тот, кто меня в Багдад отправляет! И это, знаешь ли, такая «херня», за разглашение которой за яйца подвешивают!

– Нет, е-мое, я идиот! Сейчас позвоню на ОРТ и скажу «Привет, парни, вы знаете, я, кажется, в Багдаде ядерную бомбу забыл!».

– Не смешно.

– Я знаю…

Виктор вез Бойченко домой. Сергей угрюмо смотрел в окно.

– Через сто метров поверните налево… – неугомонный навигатор снова напомнил маршрут сидящему за рулем товарищу.

– Да выруби ты эту дуру говорящую!

– Эй, стой… Убери ручищи свои, сломаешь мне прибор! Да погоди ты! – Половцев оттолкнул руку Бойченко, когда тот стал наугад жать кнопки на GPS-навигаторе, намереваясь выключить голосовое сопровождение.

– В общем, ситуацию я тебе обрисовал, – уже спокойно сказал Виктор, – в Багдаде бомба.

– Ты забыл сказать «может быть».

– Может быть.

– Может быть, ее там нет.

– Хорошо бы…

– А может, это не наша? Может, какая-нибудь чужая?

– С миру по бомбе – Саддаму арсенал?

– Или Хусейн ее сам сделал.

– Точно. «Я его слепила, из того, что было».

– Ну, у него много денег было, мог купить.

– У кого?

– Если я не ошибаюсь, в Ирак шло много оружия в обход эмбарго, – Бойченко пожал плечами. – Когда мою группу туда забрасывали, нам не говорили о происхождении зарядов. Довели информацию о количестве и месте хранения…

Автомобиль подъехал к дому Сергея.

– Приехали, – Виктор нажал на тормоз, – выметайся.

– Выметаюсь… – Бойченко отстегнул ремень безопасности.

– Что тебе привезти?

– А привези мне, батюшка, цветочек аленькый… – произнес противным тоненьким голосом Сергей.

– Смотри, сам попросил, – Виктор погрозил другу пальцем.

– Ни пуха тебе, Полтава…

– К черту, Чен…

Бойченко хлопнул дверью и… проснулся.

Он сидел в салоне джипа, стоящего в одном из помещений заброшенной фабрики где-то на севере Багдада. Часы показывали три пятьдесят утра.

Первые лестничные пролеты Сергей преодолел довольно легко. Руки сами находили, за что держаться, а ноги – место, куда вставать. После каждого шага, поднимающего его на ступеньку выше, Бойченко делал секундную остановку, прислушивался и приглядывался. Несмотря на то что он переоделся в темную футболку с длинным рукавом и темные брюки, делавшие его менее заметным в темноте, осторожность не может быть лишней. Наоборот – это важнейшее условие. Раннее-раннее утро, практически еще ночь, но – уже сдающая свои позиции. Ее черный с разводами широкий тяжелый шлейф все еще волочится по земле. Контуры предметов расплываются, тени непроглядно черны, глазу не за что зацепиться. Зыбкая граница света и темноты была верным союзником диверсанта, вернувшегося на поле боя. Руки в удобных перчатках подтягивали Сергея вверх, а ступеньки из стальных скоб отзывались неслышным, легким, едва ощутимым на ощупь гулом, когда он ставил на них ногу. Бойченко поднимался все выше и выше. Горизонт начал расступаться. Вокруг, настолько далеко, насколько Сергей мог видеть, лежал город. Городу было больше двух тысяч лет и название его можно было перевести с персидского как «Богом данный».

Бойченко пользовался прибором ночного видения. В его окуляре столица Ирака была похожа на хаотичное переплетение линий и отрезков – те, что поближе, улицы были отчетливо видны в зеленом мареве… Те, что дальше, – теряли свои очертания. Даже с этого расстояния был виден центр города – «Зеленая зона». Сейчас эта зона, действительно, была зеленой. Она выделялась большим количеством огней и прибор усиливал их свет, превращая тусклые, едва различимые невооруженным глазом огоньки в яркие белые точки разного «калибра». Светились окна домов, горели фонари, работали яркие прожектора. На небольшой высоте двигалась целая стая «светляков» – над городом летали вертолеты…

– Ну точно «Изумрудный город»…

Сергею предстояло подняться еще на пять-шесть метров до точки, которую он определил себе как конечный пункт своего восхождения. Бойченко потянулся рукой к новой перекладине и в этот момент подумал, что штука, которую он изначально принял за торчащий из стенки трубы кирпич, вовсе не похожа на кирпич. Она похожа на… Окончательно убедиться в своей догадке он не успел. Рука в перчатке уже схватилась за поручень, и Бойченко не почувствовал, как его ладонь натянула тонкую, почти невидимую нитку, идущую к странному «кирпичу». В тот же миг в ухо Бойченко выстрелил танк. Сергей понимал, что на высоте двадцати метров, в старой фабричной трубе не может быть спрятан танк, но эффект был именно такой. Бойченко мгновенно оглох и ослеп.

Яркая вспышка, будто тысяча фотоаппаратов мгновенно сфотографировала его, высветила его буквально насквозь не хуже рентгеновского аппарата. Матрица «ночника» была безвозвратно сожжена. В голове оглушительно гудел реактивный двигатель, в глазах плавали шаровые молнии. Сергею хватило реакции и инстинкта не отпустить поручни и удержаться, хотя желание заткнуть уши и закрыть ладонями глаза было невероятным. В голове еще гудело, зрение не восстановилось окончательно, но мысли, словно истерически галдящие чайки, сорванные со своих мест полуденным выстрелом с бастиона Петропавловки, довольно быстро вернулись на свои места. Что произошло? Я дернул светошумовую гранату. Хорошо, что не осколочную… Что это значит? Это значит, что я полный дебил, осел, слабоумный идиот, долбаный Джеймс Бонд! Это значит, что в бункере сидят американцы. Это значит, что я обнаружен и у меня практически нет шансов. Сколько времени у меня есть, чтобы вслепую и вглухую спуститься с трубы? Минут пять от силы. Придурок, не на то, чтобы спуститься, а до того момента, как солдаты будут внизу… Попытаться стоит, но… До машины он доберется, но что потом? У него – дипломатическая неприкосновенность. Машина консульская, значит, обладает экстерриториальностью… Реальность, вдребезги разбитая взрывом светошумовой гранаты на мелкие осколки, стала все быстрее и увереннее складываться во что-то осмысленное. Кусочки ее, как паззлы мозаики, стали прилипать друг к другу, воссоздавая привычный мир. Сорвав с головы уже ненужный прибор ночного видения, Сергей стал спускаться. Внизу его ждал маленький кусочек России – салон консульского автомобиля. Если он успеет добраться до него быстрее, чем его возьмут, шансы не потеряны…

Багдад. 22 июня 2006 года. 4 часа 20 минут утра

Где-то справа, метрах в двухстах, сверкнула яркая вспышка, на мгновение осветившая пространство, и одновременно с ней в небо взвились три красные ракеты. Через пару секнуд до «Хаммера» долетел глухой, но отчетливый хлопок.

– Е-мое! – подскочил на своем месте Павел и схватил камеру. Сигнальные ракеты стали медленно опускаться вниз, рассеивая вокруг себя семена искр и клубы красноватого дыма.

– У нас сработка! – Родион быстро заговорил в микрофон:

– Дельта-42, наблюдаю сработку на трубе. Повторяю: наблюдаю сработку на трубе. Предполагаю наблюдателя.

За спиной Реяс резко повернул турель и лязгнул затвором пулемета.

– К стрельбе готов!

Ствол пятидесятого калибра был готов высказаться по проблеме.

– Что это было? Обстрел?

– Нет, – Родион не отводил взгляда от трубы, видимой в отсветах сигнальных ракет, – у нас там светошумовая граната стояла и сигналка. Кто-то забрался и дернул… Мы доложились. Ждем приказов.

Радиоэфир наполнился голосами.

– А это кто говорит?

– Пулеметчики с крыши бункера. У нас три пулемета на крыше.

Опускающиеся ракеты постепенно тускнели, выбрасывая последние снопы искр. Две уже полностью погасли, но последняя продолжала чадить. Легкий порыв ветра бросил ее влево – и она ударилась о стенку трубы, разлетевшись на сноп мелких искр, в последний раз на короткое мгновение осветив покатый кирпичный бок. На какое-то мгновение Павлу показалось, что он увидел темную человеческую фигурку, прицепившуюся к стенке. Но светлячки искр уже погасли и труба окончательно погрузилась в темноту.

– И кто это мог быть?

– Может быть, кто-то забрался на трубу, чтобы поглазеть на нас… И это не самый плохой вариант… Может быть…

Рация не дала договорить. Родион выслушал приказ командира и завел двигатель.

– Поедем туда?

– Нет, мы выпускаем группу быстрого реагирования.

Броневик рыкнул дизелем и сдал назад. Тотчас мимо него, пробивая темноту светом фар, быстро проехали два «Хаммера», подняв облако песочного тумана.

– А если взять и… – Павел показал пальцем за спину, на Реяса.

Родион понял намек брата и криво ухмыльнулся.

– И так тоже можно, но… нельзя. А вдруг там какой пацан местный, решил разнообразить свой досуг…

– А, ну сейчас он там веселится, наверное… Я знаю, что такое светошумовая граната. Да он же, наверное, свалился вниз!

– Ребенок туда не заберется. А взрослый залезет только с одной целью. С какой именно – выяснят парни из группы быстрого реагирования. Свалился он или жив-здоров, нам скажут, кто этот Али-Баба…

– Почему Али-Баба?

– Если я назову иракца Али-Бабой, то сильно его… э-э-э… обижу. Али-Баба это… ну, мерзавец, разбойник, бандит… Очень нехороший человек, одним словом. Это у нас он почему-то считается местным народным героем. А тут он конкретный мерзавец. Допрашивали тут одного, сержант ему говорит – «Ты – Али-Баба!», – вспоминал Родион, – так тот аж затрясся весь: – «Нет, нет, я не Али-Баба! Я не Али-Баба!»

– Прикольно. Надо запомнить.

Бойченко, наконец, спустился. Руки горели от напряжения. Теперь перед ним стояла задача посложнее – найти путь к машине. Пока он спускался по лестнице, новых сюрпризов можно было не ждать – скоба за скобой, ступенька за ступенькой… Но в темноте фабричного цеха, забитого хламом… Слух восстанавливался быстрее, чем зрение. Гул в ушах постепенно проходил, но плазменные шары, летающие перед глазами, здорово мешали ориентироваться. Кое-как, возлагая надежды на периферическое зрение, Бойченко прошел метров десять-пятнадцать, вытянув перед собой руки и ощупывая пространство перед собой как улитка – своими усиками… О бесшумности передвижения речи не шло, ситуация была не та. Сергей хрустел битым стеклом, попадающимся под ноги, гремел непонятными железяками, цепляющимися за одежду. В какой-то момент он зацепился за что-то ногой и свалился, ободрав ладони и очень больно стукнувшись коленом. Нога ныла, но Сергей старался не обращать на нее внимания, успокаивая себя тем, что он, полуслепой, еще легко отделался. В его положении он мог бы легко раскроить себе башку и на этом все могло закончиться. Бойченко услышал, что где-то снаружи шаркнули шинами один или два автомобиля. Американцы. По прикидкам Сергея, у него еще было минуты три. Он уже представил себе, как забирается в салон и захлопывает за собой дверь. Но… Дальше-то что?

Выставив вперед стволы и включив тактические фонарики, четверка пехотинцев, готовая в любой момент открыть огонь, проходила помещения. Указательные пальцы лежали на спусковых крючках. Перед тем как войти в фабричные цеха, группа быстрого реагирования обследовала подходы к трубе и никого не обнаружила. Из этого следовал простой вывод – неизвестный удержался на лестнице и, возможно, сумел спуститься. Если они никого не найдут, то это может означать следующее – либо сигнальные ракеты запустила какая-нибудь птица, севшая на лестничную скобу и запутавшаяся в тонкой проволоке, либо тот, кто это сделал, оказался сильнее и проворнее…

Темнота жадно поглощала и рассеивала свет тактических фонарей. Прикрывая друг друга, внимательно вглядываясь в пространство и прислушиваясь, солдаты двигались вперед. Откуда-то донесся неясный звук – то ли покатилась стеклянная банка, то ли зазвенел жестяной лист… Лучи света моментально развернулись и уперлись в кривую фанерную дверь в кирпичной стене. Солдаты замерли на месте. Звук из-за двери повторился – будто бы кто-то крался, стараясь двигаться максимально тихо. Было слышно, как мелкий гравий скрипит под ногами.

Солдат, стоявший чуть впереди, аккуратно, короткими приставными шагами, приблизился к двери и прислушался. Прижавшись к стене, он похлопал себя по правому бедру, подавая остальным условный знак «Внимание на меня, проводим зачистку помещения». Каждый из бойцов прекрасно знал, что ему делать дальше, так как подобные ситуации многократно отрабатывались на тренировках и доводились до автоматизма, до рефлекса. Двое выстроились в цепочку за спиной ведущего и приготовились. Четвертый солдат проверил, что дверная коробка свободна от каких-либо проводов и убедившись, что отсутствуют признаки минирования, отступил на шаг. Пехотинец, стоявший во главе группы, кивнул ему, и тот немедленно нанес удар ботинком в то место, где был замок. Дверь с лязгом распахнулась – и в помещение моментально, один за одним, влетели все четверо, занимая позиции и контролируя свои сектора. Лучи их фонарей прыгнули в темноту, стремительно проскакали по углам, а потом сошлись в одной точке.

– La tetharrak! [14] – заорал солдат, вошедший первым. Он сделал пару шагов, не выпуская цель из круга света и повторил свою команду по-английски: – Не дергайся, придурок!

Бойцы держали на мушке мужчину в темных брюках и футболке. Тот уже опустился на колени и завел руки за голову.

– Мы его взяли! – быстро доложил по рации один из бойцов, обходя задержанного с фланга. Тот продолжал стоять на коленях, ожидая своей судьбы.

Через пару-тройку секунд в помещение вбежали еще пять человек. Стало заметно светлее – по стенам заплясали круги света от тактических фонарей.

– Осмотреть остальные помещения, – приказ был отдан старшим группы, – он может быть не один.

Бойченко не сопротивлялся. Конечно, сам виноват – подставился, как какой-то… Ладно. Критику оставим на потом, а сейчас надо думать, что делать дальше. Американцы, как Сергей и предполагал, не стали стрелять. Уже хорошо. Он будет молчать до тех пор, пока его не спросят. А спросят – единственное, что он сможет ответить, – «Я обладаю дипломатической неприкосновенностью». Его статус будет официально подтвержден консульством. Машину, конечно, обнаружат. Будем надеяться, что у них хватит ума не влезать в салон сразу. Стикер на лобовом стекле и окнах дверей, свидетельствующий о специальном статусе транспортного средства должен будет их задержать. Но… Хм, сейчас ночь, всегда можно будет сказать, что ничего не было видно и того требовала оперативная обстановка… Мда. Ситуация осложнилась, но не настолько, чтобы на операции можно было поставить крест. Ну что же… Переходим к плану «Б»…

Пока двое солдат держали его на прицеле, третий аккуратно, даже – осторожно, но в то же время – предельно внимательно провел личный досмотр. Бойченко не волновался – карманы были пусты. Прибор ночного видения лежал где-то возле трубы, разбитый в результате падения. Нож… Ну, нож. Ерунда. Основное оружие оставалось в машине. Сергея мягко, но властно уложили грудью на пол, на пыль и крысиный помет. В носу зачесалось. Тонкая пластиковая петля была быстро одета и затянута на правом запястье. После этого руку быстро завели за спину. Затем ту же операцию провели с левой рукой. После этого, убедившись в том, что задержанный не представляет опасности, американцы подняли Бойченко на ноги. Теперь он стоял в центре кольца, окруженный солдатами. Глаза еще болели, и свет от тактических фонарей слепил нещадно. Фигур не было видно вообще – только силуэты, сливающиеся и шевелящиеся как амебы. Темные пятна с неясными очертаниями, хрустящие гравием и осколками битого стекла. Тот же самый военнослужащий, который отдал приказ осмотреть помещения фабрики, задал первый вопрос.

– Ты кто?

Бойченко не успел ответить.

– Сэр, вы должны это увидеть… – сказала чья-то рация.

Сергей понял, что они нашли машину. Ну что ж… Это было дело времени. Ваше слово, товарищ маузер.

– У меня дипломатическая неприкосновенность. Моя машина обладает экстерриториальностью.

– Оп-па! Они кого-то взяли, – Родион с трудом разобрал донесение, добравшееся до него сквозь эфирные шумы.

– Кого?

– Не услышал. Долбаная рация… Вроде мужика какого-то.

– И чего теперь?

– Сюда привезут, посмотрим.

– Эй, Зак, какие новости?

– Мы взяли кого-то…

– Отлично!

«Хаммер» снова сдал назад и влево, осветив фарами проезд. Через десять секунд, мимо него, один за одним проехали броневики и остановились возле входа в бункер. Фары погасли, и в темноте хаотично заиграли яркие лучи фонариков – из машин выбирались бойцы. Павел, вывернув голову, старался рассмотреть, кто был доставлен группой. Но темнота не позволяла увидеть подробности. Было слышно, как хлопают двери, доносились неразборчивые голоса. Вокруг машин двигались силуэты, тускло бликовало оружие.

– Fucking radio… – ругнулся Родион, – рация окончательно перестала работать! Черт…

– Может быть, настройки сбились, – предположил Павел, разглядывая панель управления радиостанции и пытаясь понять, как она работает.

Дизайн был очень простой, даже аскетичный. Техника, предназначенная для армии, не должна быть сложной. С ней должен был управиться самый тупой солдат. Три тумблера, две круглые ручки. Экранчик. «Вкл.» и «Выкл.»

– Ты ее сломал! Ты сломал рацию, Родька! – с притворным ужасом в голосе и таким же выражением лица произнес Павел, – что же теперь будет? Тебя выгонят из армии. За порчу казенного имущества.

– Не, не выгонят. Новую дадут.

Родион продолжал безуспешные попытки реанимации засбоившей техники. Но из динамиков, на которые он вывел трансляцию, раздавалось только шипение разного уровня громкости и то и дело доносились хрипы, клекот и свист, столь нечеловеческие, что создавалось впечатление, будто армейская радиостанция ловила прямой эфир из самой преисподней.

Неожиданно по борту броневика постучали и в окне водительской двери возникла физиономия солдата. Тот знаком показал Родиону открыть дверь.

– Что?

– Зак, твоя рация…

– Моя долбаная рация сломалась.

– Ты нужен капитану немедленно…

– Зачем?

– Парень, которого мы взяли… Он говорит, что он русский.

Захаров-младший пару секунд переваривал услышанное.

– Это что, шутка?

– Нет. И у него дипломатическая неприкосновенность…

– Ни хрена себе… – Родион повернулся к брату.

– Чего… – Павел понял, что происходит что-то необычное.

– Ты слышал… В смысле – понял, что он сказал?

– Не понял, но по твоему виду чувствую, что что-то интересное.

– Более чем! – Родион быстро выбрался из «Хаммера», уступив место пришедшему.

– Я с тобой! – Павел поспешил за братом, схватив камеру. На передней панели горела маленькая красная лампочка. Камера продолжала писать. – Эй, погоди, так что произошло-то?

Но Родиону уже было некогда отвечать.

– Привет, братан. Что случилось? Что все бегают, как ненормальные?.

– Еще один русский, Реяс…

– Ух ти… На трубе? Да? Русский?!

– Точно.

– А зачем он туда забрался-то?

Тяжелая стальная дверь открылась на удивление легко и бесшумно. Внутри бункера было существенно прохладней, чем на улице. Единственный источник света, пыльная люминесцентная трубка, висящая под низким потолком тамбура, истерично подмигивала и издавала легкое жужжание. Осторожно наклонив голову, чтобы не задеть ее, Павел прошел за братом. Родион завернул вправо, к чуть приоткрытой двери командного пункта. Рядом с входом стояли трое солдат, видимо из группы быстрого реагирования, которая доставила задержанного. А из самого помещения доносились голоса. Павел приготовил было камеру, но один из бойцов, повернувшись к нему, накрыл объектив рукой и перегородил дорогу.

– Назад!

Родион обернулся к брату и махнул рукой.

– Стой тут. Дальше нельзя.

– Хорошо… – разочарованно согласился Павел, однако сделал еще пару коротких шагов вперед, демонстративно выключив камеру. Дверь в помещение командного пункта оказалась приоткрыта, и в этот неширокий проем Павел видел часть помещения – угол массивного стола, стоящего на толстых пружинах, вмонтированных в бетонный пол, светящиеся экраны двух ноутбуков…

Капитан Майкман стоял в трех шагах от мужчины, руки которого были сцеплены за спиной тонкими пластиковыми наручниками. Павел не слышал того, что говорил командир подразделения и, конечно, не понимал его артикуляцию. Но по его обескураженному виду, стало ясно, что Майкман в полном замешательстве.

Родиона, приглашенного в качестве переводчика, задержанный не видел. Тот остановился в паре шагов сзади, за его правым плечом. И тут Павел узнал того, кого привезла группа быстрого реагирования. Это был Бойченко. Ошибиться было невозможно, хотя одновременно с посетившим его озарением, Павел постарался переубедить себя, так как реальность отказывалась укладываться в голове. Сергей… Откуда он тут? Зачем? Как он тут оказался? Это он полез на фабричную трубу? Вихрь из множества вопросов неумолимо раскручивался в голове, засасывая в себя остатки понимания. Павел огляделся, ища глазами Надю и Леонида, а потом вспомнил, что они спят в дальнем помещении, выделенном группе на время работы в бункере. Вряд ли их разбудила эта катавасия… Но как отреагирует Надя? В консульстве этот амбал сказал, что его не пустили в Ирак. И что, выходит, что потом пустили? Днем не пустили, а ночью пустили. Весело, блин… Или он сам пробрался? Через весь город? Он что, самоубийца? Почему на трубу полез?

– Сергей! – неожиданно для самого себя крикнул в дверной проем Павел и увидел, как Бойченко отчетливо вздрогнул. Моментально обернулся и Родион. Сергей повернул голову и встретился глазами с Павлом, который уже подошел к двери, а потом увидел Родиона. Во взгляде Бойченко читалось полнейшее изумление. Немая сцена продолжалась недолго – через секунду Майкман пришел в себя.

– Уберите его отсюда немедленно! – вопль офицера оказался материален и, будто взрывная волна, толкнул Павла в грудь.

Через мгновение один из бойцов, стоявших в тамбуре, захлопнул дверь. Павлу не оставалось ничего другого, как выйти на улицу. Прикрыв за собой выпуклую стальную дверь, он уселся прямо на землю, прислонившись спиной к стене. В голове крутилась какая-то мысль, которую Павел никак не мог ухватить. Интуитивно он ощущал какое-то беспокойство. Но во что это беспокойство выльется? Багдадское утро уже вступило в права. Из-за линим крыш уже выбирался оранжевый шар солнца, какой-то непривычно мягкий и пушистый.