Текст книги "Общий враг"

Автор книги: Павел Захаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Бойченко рассмеялся, но смех получился каким-то мертвым, ледяным.

– Я, конечно, догадывался, что мои парни погибли, разгребая ваше дерьмо… И только что узнал, что Витя погиб, продолжая разгребать ваше дерьмо… А теперь вы предлагаете мне снова взять в руки лопату и продолжить разгребать все то же ваше вонючее дерьмо под аккомпанемент пламенных речей о Родине и патриотизме?

– Вы не понимаете…

– Не-е-е… Я все прекрасно понимаю. «Это будет катастрофа для нас всех…» Для вас, – Бойченко ткнул пальцем в собеседника так, что тот, находясь от Сергея в трех метрах, вздрогнул, – это будет катастрофа. Для вас. Для тех, кто это все устроил. Плевать вам на страну. Если это дерьмо вылезет наружу, то всех, конечно, здорово забрызгает. Но мы переживем как-нибудь. А вы – захлебнетесь. Я ваше дерьмо убирать не намерен. Сами давайте. Ищите другого терминатора. Где этот ваш… лакей? – Бойченко встал, твердо намереваясь выйти. – Пусть покажет, как отсюда выйти.

– Сергей… – Николай Степанович резво вскочил со своего места.

– Да не боись. Я никому не скажу. Я умею хранить секреты, генерал…

Хозяин кабинета взял один лист из тех, что лежали перед ним и резким движением руки толкнул его по гладкой столешнице в сторону Бойченко. Лихо загнув передний край, лист подлетел к адресату.

– Посмотри-ка вот сюда…

Сергей остановил лист прямо перед собой и взглянул на документ. Это была фотография. Черно-белая. Довольно низкого качества. Человека, изображенного на ней, снимали второпях, с неудобного ракурса, при неудачном освещении… Но Бойченко мгновенно узнал его. Узнал даже не за секунду, а за неподдающиеся исчислению сотые, если не тысячные, ее доли. И все его старые шрамы отозвались в этот момент короткой, как выстрел, вспышкой боли.

– Ты спрашивал, как погиб Виктор… Вот этот человек, – Николай Степанович говорил тихо, но каждое слово, им произнесенное, отдавалось колоколом в голове Бойченко, – 3 июня расстрелял твоего друга и всех, кто находился вместе с ним в машине. Они не доехали до посольства совсем немного.

– Я поеду, – коротко ответил Сергей.

– Я не сомневался, – поставил точку хозяин кабинета, – В Багдад едет российская съемочная группа, ты работаешь с ними как специалист по стране пребывания. Инструкции получишь на месте.

Багдад. Раннее утро. 21 июня 2006 года

– Я поеду…

– Что?

Сергей оторвался от своих мыслей. Они уже второй час сидели в одном из залов багдадского аэропорта в ожидании машины из консульства. Группу должны были встретить сразу, но, похоже, что-то задержало российского чиновника, ответственного за встречу и размещение телевизионщиков. Одно радовало – о том, что в Ирак приехала съемочная группа российского телевидения, местные власти были предупреждены, и обошлось без сюрпризов, на которые, традиционно богаты мероприятия, подобные этому. Четверку россиян проводили в отдельный зал и даже выставили пост охраны.

– Ты сказал «я поеду», – Надя сидела, откинувшись на спинку не очень мягкой скамьи и положив ноги на сумку, брошенную перед ней на пол.

– Да это я так… Вспомилось… Кое-что… – немного помолчав, ответил Сергей и сильно потер ладонями лицо, – задремал… Приснилось. Где же наши встречающие? Где их иракские черти носят?

– Приедут. Никуда не денутся, – пожала плечами Курочкина.

Многочасовой перелет и отупляющая духота лишили девушку сил. Она уже не пыталась руководить всеми, включая персонал аэропорта, а сидела, устало развалившись на скамье, то и дело прикладываясь к бутылке с водой.

Бойченко обвел взглядом зал. Практически пустое, а оттого – гулкое помещение освещалось лампами дневного света. Некоторые лампы горели, некоторые нет. Три лампы, висящие в разных концах зала, мигали, издавая щелчки и треск, будто разговаривали друг с дружкой. Как говорливые тетки, неожиданно встретившиеся на улице и принявшиеся рассказывать друг дружке последние сплетни и слухи, то и дело перебивая друг друга, но ничуть этим не смущаясь. Легкий сквозняк покачивал подвесы и этим самым усиливал впечатление. Соседние лампы были похожи на молчащих зевак, качающих головами в ответ на услышанное. Тот же ветерок перекатывал по гладкому гранитному полу легкий мусор и песок. На противоположной стене был выложен огромный мозаичный портрет Саддама Хусейна, метра три в ширину и метров пять, не меньше, в высоту. Большинство мелких пластинок, из которых была создана мозаика, обвалились, и, скорее всего, были растащены на сувениры. На месте правой щеки диктатора зияла дыра – не менее пятидесяти сантиметров в диаметре, как определил Бойченко, а все «лицо» бывшего правителя страны было изъедено «оспинами» – следами пуль. Похоже, что портрет долго и с удовольствием расстреливали. Но один уцелевший глаз Саддама все еще глядел на мир зорко и с хитрым прищуром.

Большие окна были плотно заделаны толстыми фанерными листами, так что утренний свет проникал в зал только через дыру в стене и через небольшие отверстия в верхней части забитых окон.

– Где же эта чертова машина? – Бойченко встал со скамьи и потянулся, разгоняя начавшую одолевать его дремоту.

Возле входа в зал стоял иракский военный. Смуглый, худощавый мужичок в синем камуфляже не по размеру и, казавшейся огромной на его маленькой голове, каске. Иракец внимательно следил за гостями страны, держа в руках калашников. Разгрузочный жилет, надетый на броник, топорщился карманами. А за спиной охранника, в следующем зале, кипела жизнь, если, конечно, это можно было называть жизнью. Аэропорт представлял собой хорошо охранямую снаружи и еще более охраняемую внутри военную базу. Ходили туда-сюда бесчисленные толпы солдат американской армии, все, как один, похожие в своих «обвесах» на ходячие склады боеприпасов. Попадались военные в форме других стран, входящих в коалицию. Деловито сновали небольшие и шустрые электрокары, перевозящие грузы. Иногда кто-нибудь из американских военнослужащих или иракских работников подходил к дверям зала, в котором репортеры ждали консульского представителя и интересовались у сторожа личностями прибывших. До сидящей в полудреме Нади иногда долетали английские или иракские слова, когда их охранник объяснял, что сидящие в зале ожидания люди – это русские журналисты.

Несмотря на ранний час, аэропорт жил насыщенной жизнью. За стенами то и дело слышался гул авиационных двигателей, со свистящим клекотом где-то над головой проносились вертолеты. Бойченко, автоматически определявший их тип и назначение – транспортный или боевой, уже не считал их, бросил на втором десятке. Когда вертолеты пролетали близко, фанерные листы, закрывающие или, скорее, замещающие стекло окон, начинали дрожать. В дыру, что зияла в мозаике, задувало пыль. Сергей вслушивался в доносящиеся снаружи звуки и ловил себя на странном ощущении – он то ли ждал услышать, то ли боялся… Выстрелов. Стрельбы. Взрывов. Криков. Команд. Но все было тихо. О выстрелах напоминал только улыбающийся одним глазом портрет.

– Леонид, а Надя – она… всегда такая… Командующая всеми и вся? – Павел бродил по залу вместе с оператором, держа в руках фотоаппарат, и периодически прикладывался к видоискателю.

– Как ты сказал? – Леонид оглянулся на расположившуюся на скамье девушку, – командующая? Нет, не всегда. Это она молодая еще. Это ее первый большой проект. Волнуется. Переживает. Она эту идею давно пробивала, но все время ей отказывали.

– Первый? И сразу в Ирак? Круто…

– Parit patientia palmam… [11]

Павел прицелился и нажал на кнопку. Фотоаппарат едва слышно щелкнул. Ленивые волны бледно-желтой пыли, кружились в полосе света, бьющей, словно из прожектора, из дыры в портрете Саддама.

Над зданием пролетел вертолет. Павел поднял взгляд на потолок, будто бы хотел сквозь бетонные перекрытия увидеть винтокрылую машину.

– Вот зараза-то… – Леонид провел ладонью по одному из пустующих сидений, а потом стряхнул с пальцев собранную пыль, – вот зараза…

Павел вопросительно посмотрел на товарища.

– Смотри… Она такая мелкая, что боюсь, механику сразу забьет. Эх… Надо было гермобоксы взять!

– Пыленепробиваемые жилеты? Все так плохо?

– Нет, не думаю, что пару дней, эта наждачка испортит нам технику, но… Просто… Будем аккуратнее.

– И что с этим нашим проектом-то?

– Ну как что… Она сама удивилась. Вдруг вызывает шеф и говорит, так мол и так, руки в ноги, бери Леню, то есть – меня, и вперед. Поэтому времени на подготовку особенно и не было. Две недели для подготовки такой командировки – не срок.

– Ну, я считаю, что экспромт – это тоже хорошо.

– Лучший экспромт, – Леонид назидательно поднял указательный палец, – это тщательно подготовленный экспромт…

С этими словами оператор принялся выковыривать цветной камушек из портрета Хусейна.

– Ты что, Лень, это же культурное наследие! Ты натуральный варвар!

– Да брось… Саддам – «Caput lupinum…» – то есть «Волчья голова» или «Объявленный вне закона». Сувенир домой отвезу. Тебе отколупнуть?

– Давай. Штук десять. А я пойду там пофотографирую, – Павел неспешным шагом отправился в сторону дверей, возле которых томился от безделия иракский охранник.

– Варвар, – усмехнулся ему вслед Леонид, – а сам-то… «штук десять»… Варваром здесь кажусь я, ибо никто меня не понимает. Овидий.

– Могу ли я сделать снимок?

Когда Павел подошел к выходу из зала, он обратился с простым вопросом к автоматчику, надеясь, что тот знает английский. Для иллюстрации своего вопроса Павел поднял свой фотоаппарат на уровень лица и взглядом показал на дверь за спиной охранника.

Иракец что-то быстро ответил на своем родном языке. Что конкретно было сказано, Павел, конечно, не понял, но интонация была какая-то… разрешающая. И нисколько не сомневаясь в верности интерпретации слов солдата, шагнул мимо него и поднял фотоаппарат.

В ту же секунду дуло автомата ткнулось ему в живот. Иракский солдат «каркнул» что-то и сделал угрожающий выпад. Павел на секунду опешил, но толчок калашниковым» заставил его сделать шаг назад. Иракец показывал пальцем на фотоаппарат и говорил что-то резкое.

– Эй, ты чего? – Павел отвел в сторону руку с «Олимпусом», опасаясь, как бы охранник не достал аппарат, – я только пару снимков…

Ни о каких фотографиях речи уже не шло. Иракский военный, хоть и был ниже Павла на голову, но аргумент калибром в 7,62 мм придавал веса в споре. Иракец отогнал Павла от дверей, но не остановился на этом, а продолжил наступать, громко возмущаясь на своем языке. Тут уже сложно было ошибиться с переводом. Справа нарисовался Бойченко.

– Что произошло? – Сергей встал между иракцем и отступившим на пару шагов Павлом.

– Щелкнуть хотел… там… – Павел кивнул головой на соседний зал.

Иракский солдат в ответ выдал очередную тираду, сопроводив сказанное богатой мимикой. Мимикой и воплями, впрочем, его выступление не ограничилось – боец взял автомат на изготовку.

Бойченко это движение показалось не совсем уместным. Сергей увидел, что боец в синем камуфляже хочет передернуть затвор и в следующее мгновение переместился вплотную к иракцу с радушной улыбкой на лице и широко разведенными руками. Бойченко сказал что-то на арабском и закрыл иракца собой. А затем, пока тот не пришел в себя, быстро повернулся к стоящему, как столб, Павлу, сгреб его рукой за воротник рубашки и быстро потащил его за собой, подальше от дверей. За этой сценой, длившейся не более пяти секунд, с открытым ртом наблюдали Надя и Леонид. В руках у Леонида была камера.

– Ты…, – зашипел на Павла Бойченко, – Ты головой думаешь?

– Так я же ничего…

– Слушай сюда. Ты думаешь, тут в эти… в игры, что ли, играют? Ты не на войнушку приехал, а на войну. Усек? Он не нас охраняет, а от нас , разницу ощущаешь? Пока вот тут не висит твой ID, – Бойченко сильно ткнул пальцем грудь и Павел понял, что этот палец легко мог бы проткнуть насквозь справочник «Желтые страницы»…

– …ты не подчинился его приказу, – продолжал Сергей, – и он мог бы тебя тут положить. И был бы прав. А мы бы мгновенно сели в самолетик и улетели бы домой, ясно? А тебя запихнули бы в черный пакет и закопали бы где-нибудь там, – Бойченко махнул рукой куда-то в сторону, – и все. Ясно тебе? Сядь на скамейку. И сиди. Будешь делать так, как я тебе скажу, понял меня?

– Вообще-то… – Павел перевел дух, – вообще-то…

– Что?

– Я… Мы будем делать то, что мне… нам. Что нам скажет старший съемочной группы, – Павел кивнул в сторону Нади, – а ты наш… консультант… советник…

Желваки на лице Бойченко сплясали тарантеллу. Он медленно повернул голову и посмотрел на Курочкину. Затем перевел взгляд на оператора.

– Значит так… Объясняю последний раз, – Сергей говорил громко, чтобы все собравшиеся услышали его слова, – для всех тупых… Вы будете снимать свой «Сам себе режиссер» только если останетесь живы. А живы вы останетесь только потому, что будете делать… все будете делать, – Сергей еще раз обвел взглядом присутствующих, – …то, что я вам наконсультирую и насоветую. Понятно?

– Так точно, – поспешил ответить за всех Леонид и сел на скамью.

– Вот и ладушки. Вольно, разойдись. И камеру свою убери в сумку.

Последние слова предназначались Павлу.

Курочкина наклонилась к Леониду.

– Ты снял?

– Ага.

Надя довольно кивнула.

В зале воцарилось безмолвие. Бойченко то и дело поглядывал на часы и иракца, все еще недружелюбно смотревшего в их сторону. Курочкина что-то писала в блокноте. Леонид тряпочкой протирал какие-то свои приспособления. Павел исподлобья глядел на Хусейна. Тот как ни в чем не бывало улыбался.

В зал быстрым шагом вошел всклокоченный мужчина в болтающемся на плечах потрепанном бронежилете.

– Так, – его громкий возглас и несколько энергичных хлопков в ладоши неожиданно прервали спячку, – по машинам! Только быстро, времени нет. Конвой уходит через десять минут, надо к ним прилипнуть! Не спим, не спим. Моя фамилия Коровин. Зовут Василий Федорович.

– Вы из консульства? – Курочкина вскочила на ноги. Подошел Бойченко.

– Так точно.

– Надежда Курочкина, – Надя протянула ему свою ладошку.

– Очень приятно, – Коровин коротко поклонился девушке, а затем пожал руку Сергею, – а вы, надо полагать…

– Бойченко…

Сергей и консульский работник внимательно поглядели друг на друга.

– Понятно, – наконец произнес Коровин, похоже, довольный результатом телепатического общения. – Понятно… Так. Группа ваша – четыре человека.

– Четыре, – ответила Надя, пытаясь перехватить инициативу, так как вопрос, скорее, был задан, Сергею.

Подошли поздороваться и представиться Павел с Леонидом.

– Леонид, оператор.

– Павел.

– Очень приятно, – так же коротко кивнув, дипломат скользнул глазами по Павлу. По его взгляду Павлу показалось, что дипломат, или кто есть этот Коровин в их дипломатической иерархии, как раз наоборот, ничего приятного не ощущает. Не в отношении конкретно его или Нади, или того же Леонида, а вообще. В отношении всего происходящего.

– Так, что тут у нас, – Коровин оглядел багаж, – Сумки и тюки – в багажник. Должно поместиться.

– Камеру возьму в салон, – предупредил Леонид.

– Ладно. Камеру – в салон. Но там места будет не очень много. Водитель, плюс одно место впереди занято, два сзади и три на последнем ряду. Все, поместимся. Вперед.

– А как… – попыталась обратить на себя внимание девушка.

– Какие у нас ближайшие планы, Василий Федорович? – перебил Надю Сергей.

– Э… – Курочкина попробовала было возмутиться, но Коровин ее эмоций будто не заметил.

– Планы у вас такие… Сейчас к нам, быстро оформляем документы, потом – в аккредитационный центр, получать местные «пресс-айди», без которых вы никуда не попадете. Ну, а потом – куда вам надо. Все, времени мало. Машины там. За мной.

– Черт знает что, – цедила сквозь зубы Надя, пытаясь забросить себе на плечо тяжелую сумку.

– Это только начало, – услышав ее недовольство, ответил Павел, – они тут теперь главные.

– Проект все равно мой. И командовать я им не дам.

Машины консульства, два больших внедорожника, стояли в крытом ангаре. Метрах в пяти от автомобилей стоял танк. Из башенного люка торчал танкист в большом «ушастом» шлеме.

– Ух ты, – вырвалось у Павла, когда он увидел эту громадину, – «Абрамс»!

– Чего, танков что ли не видел, – ухмыльнулся Бойченко.

– Почему же… Видел, – Павел замедлил шаг, когда проходил мимо стальной громадины, – но эти – только на фотографиях…

– Откуда вы? – задал вопрос танкист, видя неподдельный интерес к его стальному монстру.

– From Russia! – отозвался Павел, довольный, что его скромных познаний в английском пока что хватает для общения с американцем.

– Russian? – немного опешил солдат. Похоже, что он никак не ожидал увидеть тут русских. – Что вы делаете в этом долбаном Багдаде?

– Я приехал к моему младшему брату, солдату 10-й горной дивизии…

Павел отвечал на вопрос медленно. Он с трудом вспоминал некоторые слова и не замечал свирепых взглядов Бойченко, которому пришлось в одиночестве запихивать вещи группы во вместительный багажник автомобиля. Коровин стоял возле пассажирской двери и наблюдал за диалогом. Водитель головной машины, бросив взгляд в зеркало заднего вида, сплюнул на землю через открытое окно и потянулся за рацией.

– Скоро они там уже? Опоздаем. Без конвоя не поедем. Тут будем ночевать, – проинформировал он руководителя, нажав тангету.

Услышав вопрос, Коровин криво улыбнулся и, дотянувшись до рации, ответил:

– Журналисты, мать их…

– Слышь, Федырыч, я говорю – без конвоя не поеду. Тут будем ночевать.

Коровин знаками показал Бойченко поторопить группу, а потом снова нажал на кнопку «передача».

– Выезд через три минуты, – напомнила рация.

– Я в курсе, – Коровин посмотрел на часы, – не засоряй эфир.

А Курочкина и Леонид не могли упустить момент. Камера давно уже примостилась на плече у оператора и в течение последних трех минут он успел пару раз поменять план, снимая то Павла, то американского танкиста, меняя точку съемки.

– Как звук, Леня? – осторожно поинтересовалась Надя, подойдя поближе, – пишешь?

– Не, звук дерьмо, музыку наложим. А картинка хорошая. Пойдет.

– Да, я тоже так подумала.

– Ох! 10-я горная! Я знаю 10-ю горную – крутые парни. Но не такие, как мы – танкист хохотнул, хлопнув по броне рукой.

– Паш, нам пора! – окликнула его Надя. – Время.

Павел обернулся.

– Тебя одного ждем.

– Хорошего дня! – махнул рукой Павел.

– И вам того же…

Сделав пару фотографий танка и улыбающейся физиономии танкиста, поднявшего руки в приветствии, Павел быстрым шагом направился к ждущей его машине.

Когда посольские «Субурбаны» выехали из ангара на улицу, все чуть не ослепли и тут же полезли за черными очками. Солнце только начало подниматься над горизонтом, но уже было настолько ярким, что назвать небо голубым было невозможно. Оно было белым с примесью легкой желтизны. От слепящего света спасали затемненные стекла. От жары – кондиционеры. Машины были массивными, но резво петляли между тяжелых бетонных блоков, расставленных в шахматном порядке на участках дороги вдоль чек-пойнтов. То и дело приходилось притормаживать возле «Хаммеров» и «Буффало», чтобы солдаты, стоявшие на блок-постах, смогли увидеть и прочитать стикеры, наклеенные на лобовые стекла и убедиться в том, что автомбили принадлежат российскому консульству и не подлежат досмотру по причине их экстерриториальности…

Консульские внедорожники практически в последний момент втиснулись в колонну техники, выезжающую с территории аэропорта и взявшую курс на Багдад.

Колонна, в которой перемешались военный транспорт и грузовики со стройматериалами, растянулась на километр. Первое время эта бронированная «змея», медленно извиваясь, ползла мимо блокпостов, но вырвавшись на простор шоссе, прибавила газу. Грузовики, взрыкнув двигателями, ринулись вперед, в желто-оранжевый смог, облаком накрывший лежащий вдали город. Колонна спешила пролететь прямой участок шоссе, ведущий из аэропорта в Багдад, потому как именно эти километры были самыми опасными километрами на Земле. Именно поэтому в спешащей по шоссе колонне через одну ехали броневики, ощетинившиеся в обе стороны крупнокалиберными пулеметами, а бойцы, сидящие за толстыми броневыми плитами и «бутербродами» пуленепробиваемых окон, зорко всматривались в проносящийся мимо пейзаж. В иное время не было в простирающемся справа и слева от дороги пространстве ничего, что могло бы привлечь внимание. Но сейчас со стороны гигантского пустыря, тут и там усеянного остовами убитой техники, в любой момент мог прилететь свинцовый рой или стая тупоносых реактивных гранат. Иракские непримиримые не оставляли попыток максимально осложнить жизнь международному военному контингенту. Конечно, уровень риска был гораздо ниже, чем в первые дни войны – большинство партизанских групп были уничтожены, но периодически террористам это удавалось. Если раньше успешные атаки были правилом, то к настоящему моменту они стали исключением.

– А кто в первой машине? – спросила Курочкина у сидящего рядом Бойченко.

– Охрана, – коротко бросил Сергей.

– А зачем? Вон, сколько вокруг солдат.

Сзади джипа, метрах в пятидесяти маячил квадратный силуэт армейского «Хаммера».

– Мы же не всю дорогу будем в их теплой компании.

– А у нас машины бронированные? – на сей раз свою любознательность продемонстрировал Леонид.

Сидящий рядом с водителем Коровин обернулся и посмотрел на расположившегося в конце салона и прижимающего к себе камеру оператора.

– Если бы…

– А… почему тогда, – Надя, обернувшись, смотрела на следующий за ними «Хаммер», – они так далеко от нас? И мы далеко от нашей первой машины…

– Если произойдет взрыв, то пострадает только одна машина, а остальные продолжат движение, – на вопрос девушки ответил Павел.

– Какая машина? – захлопала ресницами Курочкина.

– Наша… Машина… – правила такие.

– Прекрасно… – Надя была в замешательстве, – просто отлично…

– А что вы хотели, барышня, – обратился к ней Коровин, – вы же знали, куда едете. Тут идет война. И идет она не по телевизору. Она идет за этим окном.

С этими словами он постучал костяшками пальцев по стеклу. В то же мгновение окно с громким хлопком разбилось – покрылось мелкой сеткой трещин и разлетелось на миллион осколков, хлестнув по лицу Коровина и задев водителя. Некоторые кусочки стекла попали глубже в салон, ранив лица пассажиров. Одновременно вылетело наружу и стекло из водительской двери. К звуку лопнувшего стекла добавилось около пяти дробных ударов по правому борту машины. В эту секунду сзади раздалась очередь из пулемета. Стрелял пулеметчик «Хаммера». Посольская машина резко вильнула, взвизгнув шинами.

– На пол! На пол! – заорал Бойченко! – На пол все!

– Саня, – завопил Коровин! – Держи руль! Не останавливайся!

Завизжала Надя. Руками закрыв голову, она даже не пыталась нагнуться, а просто зажмурилась и Сергею, сидящему рядом, пришлось схватить ее за шею и буквально навалиться сверху, закрывая собой. Сам же бывший спецназовец поднял голову. Прятаться было некогда. Надо было знать, что происходит и контролировать ситуацию. Сердце громко бухало где-то в животе и отдавалось льдом где-то в затылке. Проснувшийся страх был мгновенно накрыт мощной волной адреналина и пропал без следа. Надя, которую он спихнул с сиденья на пол, казалось, перестала даже дышать.

К пулеметчику ближайшего к ним «Хаммера» практически сразу присоединились другие. Очереди из тяжелых пулеметов сливались в сплошной оглушающий грохот, который мощным эхом улетал куда-то в пустыню. Облако песка и пыли взметнулось в воздух метрах в трехстах от дороги. В этом песочном тумане невозможно было что-то разглядеть, но было понятно, что там, внутри этого смерча, прячется цель – в песочной круговерти вспыхивали искры от разлетающихся пуль. Маловероятно, что те, кто рискнул обстрелять конвой, имели какие-то шансы остаться в живых после атаки. Колонна, отработав по цели, не прерывала движения. Наоборот – рванула вперед, чтобы автомобили могли как можно быстрее убраться из зоны обстрела.

По щеке водителя, скривившегося от боли, текла кровь – видимо его посекли осколки стекла. Но руль он не бросил и уверенно давил на газ. Коровин сполз куда-то под переднюю панель и прижимал к себе окровавленную правую руку. Павел, сидевший рядом с Леонидом на заднем сиденье, не успел спрятаться. Все произошло так быстро и закончилось так стремительно, что, похоже, и оператор не попытался пригнуться во время стрельбы. Он так и сидел в обнимку со своей камерой. Очень-очень бледный.

– Леня… Все нормально?

– Что?.. Вроде. Да. Все нормально.

– В следующий раз, пожалуйста, прячься.

– Я считал, твоя работа в том, чтобы ни этого, ни следующего раза не было… Lata culpa. [12]

– Ну, Леня, прости, не уследил! – Бойченко всплеснул руками.

Из-под сиденья, пугливо озираясь, появилась Курочкина.

– Что это было?

– Охренеть, – сглотнул Павел, – нас что, обстреляли? Приехать не успели…

– Обстреляли, – кивнул Сергей, – именно так. Василий, ты как?

– Руку задело. По касательной. Все нормально. Саня, у тебя кровь на лице.

– Это стеклом… Порезало, – водитель провел ладонью по щеке, – черт… Зараза…

Где-то над головой раздался уже знакомый звук рассекающих воздух лопастей вертолета, а через пару секунд до пассажиров докатились раскаты взрывов. После крупнокалиберных пулеметов, оставивших многоточие, пришла очередь ракет «воздух – земля», поставивших жирную и окончательную, сверкнувшую пламенем, «точку».

Шоссе делало поворот вправо, и все повернули головы, чтобы увидеть результаты работы вертолетчиков. Два «Апача», заложив крутой вираж, уходили в сторону Багдада. Поставленная ими «точка» дымилась.

– Второй, вы целы? – раздался голос из динамика.

Коровин устроился в своем кресле.

– Сашку поцарапало и меня задело. Несильно. Пассажиры в порядке. Продолжаем движение.

– Понял. Аптечкой воспользуйтесь. Я свяжусь с центром, скажу, чтобы подготовились.

– Машина?

– Попадания были, но, похоже, без последствий. Осмотрим на месте.

Колонна из грузовиков и сопровождающие ее армейские броневики двигалась по шоссе. В разбитые окна внедорожника задувал теплый ветер. Пахло сухим песком и выхлопами грузовиков. Мелькнувший дорожный указатель проинформировал, что до Багдада осталось три километра.

– На что они надеялись? Серега, а что теперь… Ну, вот они их… расстреляли. И все?

Павел глядел назад, следя за клубами черного дыма, поднимавшимися в небо.

– Не знаю… А что, хочешь посмотреть? Боюсь, сейчас не получится. Может, на обратном пути? – Бойченко хохотнул. – Леня, камера-то цела?

Леонид криво улыбнулся, погладив черный матовый корпус камеры.

– Цела, слава Богу…

– Надя, с тобой все в порядке? – спросил Коровин.

– Д-да… Со мной все. Со мной вроде бы все в порядке. Спасибо… – Надя держалась за левый глаз.

– Что с глазом?

– Это я ее… Случайно… – немного смутился Бойченко, – когда пальба…

– Я стукнулась об его коленку, – объяснила девушка.

– Синяк будет, – констатировал Леонид, когда Надя отняла руку.

Коровин занимался раненной рукой – достал из бардачка аптечку и, морщась от боли, самостоятельно перевязывал бинтом правое предплечье. На белой полосе бинта после каждого витка нехотя проступало красное пятно.

– Василий Федорович, – Надя прижимала к месту ушиба бутылку с холодной водой, – а у нас каски лишней не найдется?

– Найдем…

– Ну, каски тут не помогут, а бронежилеты вещь нужная, – Бойченко безразлично ковырял пальцем дырку в обшивке.

– Спасибо тебе…

Сергей коротко глянул на Курочкину. Прическа ее была всклокочена, глаза блестели, а на щеках играл румянец.

– За что спасибо-то?

– Да вот за это самое. Теперь «красивая» буду ходить неделю…

– До свадьбы заживет.

– Второй…

– На связи.

– Въезжаем. На четвертом перекрестке покидаем конвой и уходим влево.

– Понял вас, первый. На четвертом перекрестке.

Машины въехали в город. Пассажиры прильнули к окнам. Багдад, который они видели только по телевизору или на фотографиях, в натуре оказался куда скучнее. На первый взгляд. На второй – еще скучнее, чем на первый. Грязнее. И… вонючее.

– Слушайте, а тут везде так… грязно… пахнет… или это только на окраинах? Вопрос Нади вызвал у Павла улыбку. Он-то был готов увидеть столицу Ирака такой, какая она есть. Много фотографий пересмотрел. Запах, конечно, эти снимки не передавали, но… Обочины, заваленные мусором разной степени разложения, показались ему почти родными. Иногда встречались домашние животные, если можно было так назвать худосочных коров с выпирающими ребрами. Коровы, стоя практически по колено в горах мусора, что-то уныло жевали. То и дело на глаза попадались немногочисленные стаи бездомных собак, таких же худых и грязных, как коровы. По обочинам дорог ржавели остовы машин. Навстречу попался грустный ослик, груженный какими-то объемными тюками. Груз был настолько велик, что бедняга просто терялся под этой горой… Следом за ишаком шел, опираясь на тонкую палку, смуглый худой араб непонятного возраста, одетый в серый балахон до пят и разношенные сандалии.

– Тут грязно. А в центре почище, конечно, – откликнулся Коровин, – но не намного.

Раненную руку он держал на весу, поддерживая ее левой и морщился, когда машину подбрасывало на неровностях.

– А что же они пьют? – Надя поморщилась. – Машины проезжали особенно живописную помойку, запах которой шибанул в нос через оконные проемы.

– Из луж, – поделился знанием ситуации Павел.

– Бедненькие… Так тут же нет… Сплошная грязища и вонища!

– Ну, видимо все-таки встречаются. Редкие, но… едкие.

Леонид тем временем работал – выставил объектив камеры в окно и снимал проплывающий мимо пейзаж.

– Второй, – снова проснулась рация, – на следующем перекрестке – налево.

– Понял. На следующем перекрестке налево, – подтвердил водитель.

Консульские машины свернули с асфальтированной дороги и двинулись по узкой улочке. Военные проследовали дальше. Рокот двигателей, оставшийся сзади, стал тише, а через пару минут колонну уже было не слышно совсем. Леонид попытался снимать и дальше, но потом оставил эту затею. Автомобили тяжело переваливались по разбитой дороге и держать камеру было абсолютно невозможно. Так как в машине были выбиты окна, салон моментально оккупировало пыльное облако, поднятое идущей впереди машиной. Пассажиры то и дело кашляли и терли глаза. Водитель, видя такое положение, немного снизил скорость. Кондиционер, даже включенный на полную мощь, в отсутствие стекол не мог справиться с жарой и гнал по салону тонкую песочную взвесь. Неожиданно что-то стукнуло по борту машины. Надя вздрогнула и сжалась, прячась за Бойченко.

– Что это было? – взволновано озирался Коровин.

– Дети… – водитель кивнул в зеркало заднего вида.

– А, понятно… Отбой воздушной тревоги.

За машиной, снизившей скорость на плохой дороге, бежали пять или шесть чумазых ребятишек дошкольного возраста. Они махали руками и что-то кричали. Пыль, клубящаяся над дорогой, похоже, ничуть их не смущала.