Текст книги "История тайной войны в Средние века. Византия и Западная Европа"
Автор книги: Павел Остапенко
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Джулиано Медичи
Решительные действия заговорщики решили приурочить к приезду во Флоренцию молодого кардинала Риарио, которого архиепископ Сальвиати убедил посетить этот город. Заговорщики намеревались убить Лоренцо и Джулиано во время обеда по случаю прибытия высокого гостя. Но Джулиано на обед не явился, и заговорщики составили новый план. 2 мая 1478 года кардинал должен был служить литургию, и обыкновенная учтивость делала обязательным присутствие на ней Лоренцо и Джулиано. Заговорщики решили убить их в церкви.
Было условлено, что нападение будет произведено, когда кардинал подымет Святые Дары и народ преклонит перед ними колена. Франческо Пацци и Бернардо Бандини должны были убить Джулиано, а папский кондотьер Монтесекко – Лоренцо. Но Монтесекко отказался участвовать в убийстве, тем более в стенах храма. Тогда убийство Лоренцо было возложено на монахов Антонио и Стефано, а вооруженные отряды под командованием Сальвиати и Якопо Пацци должны были одновременно с убийством братьев Медичи окружить дворец сеньории и арестовать ее.
Однако план провалился. Убить удалось только Джулиано. Но Лоренцо уцелел; а арестовать членов сеньории не вышло. Заговор был подавлен; его участники погибли.
Приведём (с незначительными сокращениями) рассказ Макиавелли:
«Когда все было условлено, заговорщики отправились в церковь, где уже находились кардинал и Лоренцо Медичи. В храме было полно народу, и служба началась, а Джулиано Медичи еще не появлялся. Франческо Пацци и Бернардо Бандини, которым было поручено расправиться с ним, пошли к нему на дом и всевозможными уговорами и просьбами добились того, чтобы он согласился пойти в церковь. Поистине удивительно, с какой твердостью и непреклонностью сумели Франческо и Бернардо скрыть свою ненависть и свой страшный замысел. Ибо, ведя Джулиано в церковь, они всю дорогу, а затем уже в храме забавляли его всякими остротами и шуточками, которые в ходу у молодежи. Франческо не преминул даже под предлогом дружеских объятий ощупать все его тело, чтобы убедиться, нет ли на нем кирасы или каких других приспособлений для защиты.
Джулиано и Лоренцо хорошо знали, как ожесточены против них Пацци и как стремятся они лишить их власти в делах государственных. Однако они были далеки от того, чтобы опасаться за свою жизнь, полагая, что если Пацци и предпримут что либо, то воспользуются лишь законными средствами, не прибегая к насилию. Поэтому и они, не опасаясь за свою жизнь, делали вид, что дружески расположены к ним. Итак, убийцы подготовились – одни стояли возле Лоренцо, приблизиться к нему, не вызывая подозрения, было нетрудно из-за большого скопления народа, другие подле Джулиано. В назначенный момент Бернардо Бандини нанес Джулиано коротким, специально для этого предназначенным кинжалом удар в грудь. Джулиано, сделав несколько шагов, упал, и тогда на него набросился Франческо Пацци, нанося ему удар за ударом, притом с такой яростью, что в ослеплении сам себе довольно сильно поранил ногу. Со своей стороны, Антонио и Стефано напали на Лоренцо, нанесли ему несколько ударов, но лишь слегка поранили горло. Либо они не сумели с этим справиться, либо Лоренцо, сохранив все свое мужество и видя, что ему грозит гибель, стал стойко защищаться, либо ему оказали помощь окружающие, но усилия убийц оказались тщетными.
Охваченные ужасом, они обратились в бегство и спрятались, однако их вскоре обнаружили, предали со всевозможными издевательствами смерти и протащили их трупы по улицам [181]181
Они были найдены через несколько дней в одной из церквей и растерзаны толпой.
[Закрыть]. Лоренцо с окружавшими его друзьями укрылся в ризнице. Бернардо Бандини, видя, что Джулиано мертв, умертвил также Франческо Нории, преданнейшего друга Медичи, то ли движимый давней ненавистью к нему, то ли чтобы не дать ему прийти на помощь Джулиано (Нории защищал не его, а Лоренцо). Не довольствуясь этими двумя убийствами, он бросился на Лоренцо, чтобы смелостью своей и быстротой довершить то, с чем не справились его сообщники из-за своей слабости и медлительности, но Лоренцо уже успел укрыться в ризнице, и его попытка оказалась тщетной.
Находились тогда во Флоренции несколько перуджинцев [182]182
Жители города Перуджи.
[Закрыть], лишенных яростью партийных страстей своего семейного очага, которых Пацци, пообещав вернуть их на родину, вовлек в свое предприятие. Архиепископ Сальвиати, отправившийся завладеть Дворцом Сеньории в сопровождении Якопо Поджо [183]183
Еще один участник заговора, юноша образованный, но честолюбивый и любитель всяких перемен, по словам Макиавелли.
[Закрыть], своих родичей из дома Сальвиати и друзей, взял с собой и этих перуджинцев. Придя ко дворцу, он оставил внизу часть бывших с ним людей и велел им, как только они услышат шум, захватить все выходы и входы, а сам с большей частью перуджинцев поднялся наверх. Было уже поздно, члены сеньории обедали, однако его вскоре ввели к Чезаре Петруччи, гонфалоньеру. Сальвиати зашел в сопровождении всего нескольких человек, остальные остались снаружи, и большая часть из них сама себя заперла в помещении канцелярии, так как эта дверь была сделана таким образом, что, если она была закрыта, ее ни снаружи, ни изнутри нельзя было открыть без ключа. Между тем архиепископ, зайдя к гонфалоньеру под тем предлогом, что ему надо передать кое-что от имени Папы, начал говорить как-то бессвязно и растерянно. Волнение, которое гонфалоньер заметил на лице архиепископа и в его речах, показалось ему настолько подозрительным, что он с криком бросился вон из своего кабинета и, наткнувшись на Якопо Поджо, вцепился ему в волосы и сдал его своей охране. Услышав необычный шум, члены сеньории вооружились чем попало, и все те, кто поднялся с архиепископом наверх, либо запертые в канцелярии, либо скованные страхом, были тотчас же перебиты или выброшены из окон дворца прямо на площадь, а архиепископ и Якопо Поджо повешены под теми же окнами.
Те же, кто оставался внизу, завладели входами и выходами, перебив охрану, и заняли весь нижний этаж, так что граждане, сбежавшиеся на этот шум ко дворцу, не могли ни оказать вооруженной помощи сеньории, ни даже подать ей совета.
Между тем Франческо Пацци и Бернардо Бандини, видя, что Лоренцо избежал гибели, а тот из заговорщиков, на кого возлагались все надежды [184]184
Здесь Макиавелли имеет в виду самого Франческо Пацци.
[Закрыть], тяжело ранен, испугались; Бернардо, поняв, что все потеряно, и подумав о своем личном спасении с той же решительностью и быстротой, как и о том, чтобы погубить братьев Медичи, обратился в бегство и счастливо унес ноги [185]185
Бандини бежал в Константинополь. Султан Мухаммед II выдал его Лоренцо. Повешен 29 декабря 1479 года.
[Закрыть]. Раненый Франческо, вернувшись к себе домой, попробовал сесть на коня, чтобы, согласно решению заговорщиков, проехать с отрядом вооруженных людей по городу, призывая народ к оружию на защиту свободы, но не смог: так глубока была его рана и столько крови он потерял. Тогда он разделся донага и бросился на свое ложе, умоляя Якопо Пацци сделать все то, что сам он совершить был не в состоянии. Якопо, несмотря на свой возраст и совершенную неприспособленность к такого рода делам, сел на коня и в сопровождении, может быть, сотни вооруженных спутников, специально для этого предназначенных, направился к дворцовой площади, призывая народ на помощь себе и свободе. Однако счастливая судьба и щедрость Медичи сделали народ глухим, а свободы во Флоренции уже не знали, так что призывов его никто не услышал. Только члены сеньории, занимавшие верхний этаж дворца, принялись швырять в него камнями и запугивать какими только могли придумать угрозами. Якопо колебался и не знал, что ему теперь делать. И тут встретился ему один его родич, который сперва начал укорять его за то, что они вызвали всю эту смуту, а затем посоветовал возвратиться домой, уверяя, что другим гражданам столь же, как и ему, дороги и народ, и свобода. Лишившись, таким образом, последней надежды, видя, что сеньория против него, Лоренцо жив, Франческо ранен, никто не поднимается им на помощь, и не зная, что же предпринять, он решил спасать, если это возможно, свою жизнь и со своим отрядом, сопровождавшим его на площадь, выехал из Флоренции по дороге в Романью [186]186
Область в Италии.
[Закрыть].
Между тем, весь город был уже вооружен, а Лоренцо Медичи в сопровождении вооруженных спутников удалился к себе домой. Дворец сеньории был освобожден народом, а занимавшие его люди захвачены или перебиты. По всему городу провозглашали имя Медичи, и повсюду можно было видеть растерзанные тела убитых, которые либо несли насаженными на копья, либо волокли по улицам. Всех Пацци гневно поносили и творили над ними всевозможные жестокости. Их дома уже были захвачены народом, Франческо вытащен раздетым, как был, отведен во дворец и повешен рядом с архиепископом и другими своими сообщниками. На пути ко дворцу из него нельзя было вырвать ни слова; что бы ему ни говорили, что бы с ним ни делали, он не опускал взора перед своими мучителями, не издал ни единой жалобы и только молча вздыхал. Не было гражданина, который, безоружный или вооруженный, не являлся бы теперь в дом Лоренцо, чтобы предложить в поддержку ему себя самого и все свое достояние, – такую любовь и самочувствие снискало себе это семейство мудростью своей и щедростью. Когда начались все эти события, Ренато Падицци [187]187
Один из многочисленных племянников Якопо Пацци.
[Закрыть]находился в своем поместье. Он хотел, переодевшись, бежать оттуда, однако в дороге был опознан, захвачен и доставлен во Флоренцию. Несмотря на все свои мольбы, он не мог добиться от сопровождавших его горцев, чтобы они покончили с ним в пути. Якопо и Ренато Пацци судили и предали казни четыре дня спустя. Среди стольких погибших в эти дни людей сожаление вызывал лишь один Ренато, ибо был он человек рассудительный и благожелательный и совершенно лишенный той надменности, в которой обвиняли все их семейство. Якопо погребли в склепе его предков; но как человек, преданный проклятию, он был извлечен оттуда и зарыт под стенами города. Однако и оттуда его вырыли и протащили обнаженный труп по всему городу. Так и не найдя успокоения в земле, он был теми же, кто волок его по улицам, брошен в воды Арно. Вот поистине ярчайший пример превратности судьбы, когда человек с высот богатства и благополучия оказался так позорно низвергнут в бездну величайшего злосчастья. Обвиняли его во множестве пороков, особенно в склонности к игре и сквернословию, большей, чем положено даже самому испорченному человеку. Однако это все он искупал милостыней, щедро оказываемой им всем нуждающимся, и пожертвованиями богоугодным заведениям. В похвалу ему можно также сказать, что в субботу, предшествовавшую столь кровавому воскресенью, он, чтобы никто не пострадал от возможной его неудачи, уплатил все свои долги и велел с величайшей щепетильностью возвратить владельцам все товары, которые были сданы ему на хранение. Кондотьер Монтесекко после длительного следствия был обезглавлен, Пацци, оставшихся в живых, заключили в темницу.
После окончания смуты и наказания заговорщиков было совершено торжественное погребение Джулиано: все граждане со слезами следовали за гробом, ибо ни один человек, занимавший такое положение, не проявлял столько щедрости и человеколюбия. После него остался один побочный сын, родившийся через несколько дней после его смерти и названный Джулио, который наделен был всему миру известными ныне добродетелями и которому судьбой было уготовано высокое предназначение» [188]188
Будущий папа Климент VII.
[Закрыть].
Таким образом, заговор Пацци не только не смог низвергнуть владычество Медичи, он только укрепил его.
Папа наложил интердикт [189]189
Запрещение духовенству проводить богослужение в церквях.
[Закрыть]на Флоренцию, убившую архиепископа; но это только прочнее прежнего соединило интересы Флоренции с выгодами Лоренцо. Макиавелли приводит речь Лоренцо перед сеньорией и знатнейшими гражданами, в которой он негодует по поводу заговора, благодарит за помощь тех, кто поддержал его и уверяет в своей преданности благу республики.
«Не знаю, высокие сеньоры, и вы, достопочтенные граждане, должен ли я скорбеть вместе с вами по поводу всего происходящего или радоваться. Конечно, когда подумаешь, с каким коварством и ненавистью напали на меня и умертвили моего брата, нельзя не опечалиться, не ощутить в сердце самую острую боль. Но когда затем вспоминаешь, как быстро, как умело, с какой любовью и в каком единении всех жителей нашего города мне была оказана защита, а за брата моего отомстили, должно не только что радоваться, но гордиться и похваляться. Если мне пришлось на горьком опыте убедиться, что во Флоренции у меня больше врагов, чем я думал, то тот же опыт показал мне, что пламенных, вернейших друзей у меня тоже больше, чем я полагал. Поэтому должно мне скорбеть вместе с вами об обидах, чинимых мне врагами, и радоваться вашей расположенностью ко мне. Но скорбеть об этих обидах я вынужден тем более, что они исключительны, беспримерны, а главное – никак не заслуженны. Посудите сами, достопочтенные граждане, до чего довела злая судьба наш дом, если даже среди друзей, среди родичей, даже в святом храме члены его не могут чувствовать себя в безопасности. Те, кто опасается за жизнь свою, обращаются за помощью к друзьям, к родичам, – мы же увидели, что они вооружились для нашей гибели. Те, кто преследуется обществом или частными лицами, ищут обычно убежища в церкви, но там, где другие находят защиту, нас подстерегала смерть; там, где даже отцеубийцы и душегубы чувствуют себя в безопасности, Медичи нашли своих убийц. И все же Господь Бог, никогда не оставлявший милостью своей нашего дома, еще раз проявил к нам милосердие и защитил наше правое дело. Кто захочет по-настоящему видеть правду, сможет убедиться, что если мы столь исключительно возвеличили наш дом, то лишь потому, что мы неизменно старались превзойти всех в человеколюбии, щедрости и благотворительности. Если же мы всегда искали возможности благотворить чужих, то почему бы стали обижать близких? Однако их побуждала к действиям только жажда власти, что они доказали, захватив дворец и явившись вооруженной толпой на площадь, и деяние это, жестокое, честолюбивое и преступное, в самом себе несет свое осуждение. Если же они действовали из ненависти и зависти к нашему влиянию в делах государства, то покусились не столько на нас, сколько на вас, ибо вы даровали нам его. Ненавидеть следует ту власть, которую захватывают насилием, а не ту, которой достигают благодаря щедрости, человеколюбию и свободолюбию. И вы сами знаете, что никогда дом наш не восходил на какую-либо ступень величия иначе, как по воле этого дворца и с вашего общего согласия. Козимо, дед мой, вернулся из изгнания благодаря не силе оружия, а по общему и единодушному вашему желанию. Мой отец, старый и больной, уже не мог стать на защиту государства от врагов, но его самого защитила ваша власть и ваше благоволение. Я же после кончины отца моего, будучи еще, можно сказать, ребенком, никогда бы не смог поддержать величие своего дома, если бы не ваши советы и поддержка. И этот наш дом никогда не смог бы и сейчас не сможет управлять государством, если бы вы не правили и раньше и теперь совместно с ним. Поэтому я и не знаю, откуда может явиться у врагов наших ненависть к нам и чем мы могли вызвать у них сколько-нибудь справедливую зависть. От вас зависит – поддержать меня или предоставить своей участи. Вы отцы и защитники, и что бы вы ни повелели мне сделать, то я с готовностью сделаю, даже если вы сочли нужным войну [190]190
Макиавелли имел здесь в виду начавшуюся войну с Папой и неаполитанским королем.
[Закрыть]эту, начатую пролитием крови моего брата, закончить, пролив мою кровь».
Искусно составленная, временами демагогическая, речь произвела большое впечатление на слушателей. Чтобы оградить Лоренцо от всех опасностей, флорентийцы дали ему отряд телохранителей. Они созвали Собор тосканских прелатов и заставили духовенство продолжить богослужение. Затем начали основательную подготовку к войне, собрав необходимое количество солдат и денег. Кроме того, за помощью обратились к герцогу Миланскому и в Венецию, поскольку с этими городами у Флоренции были подписаны союзные договоры.
Война длилась два года, но крупными сражениями она не отмечена. Войска Папы и неаполитанского короля одержали всего несколько побед, поскольку флорентийцам пришлось рассчитывать только на собственные силы: ни венецианцы, ни миланцы не прислали войск в поддержку. Тогда Лоренцо Медичи вступил в переговоры с неаполитанским королем. Король Фердинанд принял его с почетом. Был заключён мир, по которому флорентийцы освободили тех Пацци, которые содержались в темнице, хотя и не принимали участия в заговоре. Флоренция сохранила все свои владения. Война с Папой продолжалась еще некоторое время, но, к счастью для Флоренции, в это время Сикст VI счёл гораздо более важным, чтобы итальянцы общими усилиями изгнали из Италии турок, овладевших Отранто. Кроме того, до Папы дошли слухи, что флорентийцы намерены вступить в союз с королем французским. Поэтому Сикст VI радушно принял послов Флоренции, явившихся в Рим с предложением дать церкви удовлетворение за убийство архиепископа Сальвиати. 3 декабря 1480 года был заключен мир, по которому Флоренция обязалась снарядить 15 галер для войны с турками.
Таким образом флорентийцы избавились от войны, а могущество Лоренцо возросло. В государственном устройстве произошли желательные для него перемены. Теперь решение всех дел поручалось совету из семидесяти граждан, составленному, в основном, из его приверженцев. На вакантные места в этом совете новые члены назначались гонфалоньером, должность которого всегда занимал кто-нибудь из людей, безусловно преданных Лоренцо. Совет семидесяти назначал на все должности, заведовал финансами. Естественно, он исполнял все пожелания Лоренцо, отдавал ему государственные деньги, в которых он при своей роскошной жизни постоянно имел надобность. Государственные долги росли, и часто приходилось производить финансовые операции дурного характера: насильственно понижались проценты государственного долга, отбирались деньги у благотворительных учреждений. В конце концов государственная казна сделалась едва ли ни личной собственностью Лоренцо.
Теперь Флорентийское государство было республикой только по названию – практически Лоренцо обладал властью суверенного монарха. Был принят закон, согласно которому каждое покушение на жизнь и благополучие Лоренцо рассматривалось как «оскорбление величества» и каралось жесточайшим образом. Но, к чести Лоренцо, свою неограниченную власть он употреблял не только на удовлетворение собственных нужд, но во многом к вящей пользе и славе государства. Он покровительствовал искусству, литературе, науке, так что его эпоха напоминала времена Перикла и Августа. Благодаря его уму и военному счастью, государство пользовалось безопасностью. Междоусобицы, от которых страдали многие города Средней Италии, показывали флорентийцам, что они должны дорожить спокойствием, которым пользуются под управлением Лоренцо, и они безусловно повиновались ему.
Лоренцо страдал подагрой; эта болезнь усилилась до того, что он перестал лично заниматься государственными делами, жил в своих загородных дворцах или ездил лечиться на минеральные воды. Теперь его любимым обществом стали ученые. Чувствуя приближение смерти, он пригласил к себе знаменитого проповедника Джиролано Савонаролу, бывшего тогда настоятелем доминиканского монастыря Св. Марка во Флоренции. Биографы Лоренцо говорят, что он исповедовался у Савонаролы и что, выслушав его, последний произнес речь, в которой убеждал его возвратить флорентийцам свободу и отдать законным владельцам все несправедливо приобретенное имущество; что Лоренцо с досадой отвернулся, и Савонарола ушел, не дав ему отпущения грехов.
В начале 1492 года болезнь Лоренцо приняла опасный характер; появилась изнурительная лихорадка, силы больного быстро таяли. 8 апреля он умер в своем загородном дворце в Кареджи. Флорентийцы очень сожалели о смерти Лоренцо, которому было только 44 года. Итальянские государи и города отправили послов во Флоренцию передать гражданам сочувствие их печали. Флорентийцы говорили, что это предвещает бедствия государству, лишившемуся мудрого правителя. И не ошиблись. Макиавелли справедливо замечает: «…едва лишь Лоренцо испустил дух, снова стали давать всходы те семена, которые, – ведь теперь некому было их задавить, – и были, и доныне продолжают быть столь гибельными для Италии».
* * *
В 1494 году пятидесятитысячное французское войско во главе с королем Карлом VIII вторглось на территорию Италии. Когда оно подошло к Флоренции, сын Лоренцо – Пьеро Медичи в результате восстания был изгнан из города и там установилась республика, которую возглавил Савонарола. Но уже в 1498 году Савонарола был схвачен, осужден и сожжен как еретик.
Поход Карла VIII явился лишь началом длительных итальянских войн, приведших Италию в XVI веке к разорению, экономическому упадку и окончательному закреплению ее политической раздробленности.
Открытие Америки и путей в Индию в конце XV века нанесло новый сокрушительный удар по Италии, уничтожив ее торговое преобладание.
Деяния рода Медичи во Флоренции стали историей. Историей поучительной, так как этому роду удалось среди множества врагов и заговоров не только сохранить, но и приумножить свое влияние в этом городе. Причем приумножить настолько, что Лоренцо Медичи можно было считать полновластным монархом этого города-государства.