Текст книги "Летучие мыши появляются ночью"

Автор книги: Павел Вежинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

9

В участке их ожидала новость – ночью поймали Георгия Шутева. Оперативный работник подробно рассказал им о том, как все произошло. После полуночи Шутев пытался пробраться домой, и его задержали на заднем дворике. Только слово «задержали» не совсем точное – боролись с ним, как с бешеным зверем. И были вынуждены привезти Шутева в участок связанным его же веревкой для сушки белья.

Так и лежит он до сих пор в арестантской.

– Ну, ты доволен? – с кривой усмешкой спросил Димов у Паргова. – Участок начинает заполняться арестованными.

– Пойдем поглядим на него, – мрачно предложил тот.

Спустились в арестантскую, открыли тяжелую дверь. Шутев сидел на полу; он едва взглянул на вошедших.

– Почему ты вчера вечером убежал? – спросил Димов.

Шутев молчал, глядя им в ноги.

– Послушай, я знаю почему! – сердито сказал Димов. – Хочу только услышать это от тебя.

– Зачем, если знаешь? – огрызнулся Шутев.

– Другие тоже должны знать.

Шутев долго молчал, лицо его все больше темнело.

– Срам одолел! – пробормотал он наконец.

– Из-за чего?

– Из-за картошки. Я накопал не нашей, а чужой – Илийчо Кынчева.

– А за каким чертом? Десять соток картошки мало, что ли? Лопнешь – и то все не съешь!..

Шутев молчал.

– Так ведь?.. Тебе дали участок, а ты крадешь у другого. Как это объяснить?

– Да его поросенок… – начал Шутев и замолчал.

– Говори, говори!

– Мы с Илийчо соседи. Уже несколько раз его поросенок забирается в мой огород и топчет его…

– И ты решил ему отплатить. Да к тому же обмануть нас! А сейчас посиди связанным, пока не образумишься!

Димов повернулся к нему спиной, тяжелая дверь закрылась за ним. Они еще не вышли из подвала, как кто-то застучал по одной из дощатых стен.

– Кто там? – спросил Димов у старшины.

– Георгий Кротев…

Димов подошел к двери.

– Чего тебе, Кротев? – громко спросил он.

– Я хочу говорить с тобой.

– А я нет! – бросил Димов и пошел вверх по лестнице. Вместе с Парговым он прошел в свой кабинет и некоторое время молча стоял посередине комнаты.

– Пусть Шутев напишет все! – наконец сказал он. – И отпустите его.

Паргов чуть ли не с испугом посмотрел на Димова.

– Как же мы его выпустим, товарищ Димов, а может, он виноват?

– Нет никаких улик…

– А то, что он убежал?

– Ведь он объяснил, как было дело.

– Как же ему верить, если он однажды обманул? Откуда мне знать, что он делал этой ночью. Может, он уложил Кушева…

– Неплохо придумано! Можешь спросить у него, где он был ночью, конечно, но потом отпусти… Под мою ответственность.

– Слушаюсь! – впервые по-военному отчеканил Паргов. – А Кротева?

– Подождем немного, пока за ум возьмется! У него сейчас алкогольный кризис.

Сегодня вечером расскажет даже то, о чем мы его и не спрашивали…

Хотя Димов и не чувствовал усталости, он все-таки решил поспать часа два, восстановить силы и вернуть остроту восприятия. Он давно заметил, что воображение устает значительно быстрее мысли. Над логической задачей он мог раздумывать часами, но если необходимо было призвать на помощь воображение – отупение наступало через несколько минут. Работа воображения давалась ему трудно, и, однако, именно образное, а не логическое мышление помогало ему до сих пор справляться с самыми трудными задачами. На эту тему он выступил в свое время на курсах, при обсуждении одного из рефератов. И так как он был одним из лучших слушателей, то никто не решился ему возразить. Только докладчик стал защищать свой реферат.

– По мнению Димова, выходит, что образное мышление не логическое мышление, – сказал он, глядя неподвижными выпуклыми глазами. – Я хочу спросить у товарища Димова, правильно ли я его понял.

– Не совсем правильно, – улыбнулся с места Димов.

– Искренне сказано – но тогда я тебя не понимаю.

– Значит, ты меня невнимательно слушал. Я сказал, что образному мышлению не должна мешать логика рассуждений. Что это значит? Очень просто: я считаю так – не надо примешивать образы к моим логическим рассуждениям. Образы: должны жить свободно, своей собственной, присущей им жизнью. Я должен лишь внимательно наблюдать за ними, а потом проанализировать и обобщить результаты в соответствии с возможностями логического мышления. Это ясно?

Димов произнес все это, повернувшись спиной к залу, стоя Шлицом к докладчику. И чувствовал, что его не очень-то поняли.

Докладчик заморгал.

– Ты хочешь сказать, что криминалист прежде всего должен быть хорошим психологом? Я не возражаю, это общеизвестно.

– Хороший психолог, к сожалению, еще не все, – сказал Димов. – Хороший психолог составляет правильное представление об объекте. Но после этого он должен суметь вывести его на сцену своего воображения. Вот о чем речь.

Подобные мысли занимали его, пока он мерил шагами добела отмытый пол своей комнаты. Было половина второго, он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Раздражал его только тяжелый запах цветов, растущих под окнами. Они могут быть красивыми – их дело, – но запах мешал ему думать. Все же на сцене его воображения начали мелькать какие-то образы, бесплотные и безмолвные.

Спускаясь вниз, чтобы побриться, он узнал, что его ожидает. На этот раз то был жареный перец, фаршированный таинственной смесью, рецепт которой был известен только хозяйке. Преодолев застенчивость, он с аппетитом проглотил четыре штуки.

– Положить еще?

– Ну разве что еще один! – ответил он, стыдясь своего обжорства.

Хозяйка положила ему еще три, из которых он оставил один – так, из ложной скромности. Потом он снова поднялся в свою комнату, закрыл окна и просидел час над документами, найденными в карманах убитого. В них не было ничего интересного: преимущественно служебные счета, расписки, удостоверения. Не было даже обычной записной книжки с телефонами. Все-таки на некоторых счетах и расписках Димов обнаружил несколько софийских телефонных номеров. Только один номер, написанный большими цифрами на последней странице паспорта, был четырехзначный – провинциальный. Все телефонные номера написаны шариковой ручкой, и только этот химическим карандашом. Наверное, Кушев боялся его потерять, рассуждал Димов, раз записал на собственном паспорте.

К трем часам Димов вернулся в участок и сразу же приказал проверить, кому принадлежали телефонные номера, найденные в документах. Потом сам позвонил в Перник по номеру, записанному на паспорте убитого. Спустя немного в трубке прозвучал уверенный мужской голос.

– Слушаю.

– Это техникум керамики? – спросил Димов.

– Да, что вам угодно?

– Говорят из милиции, могу ли я приехать к вам?

С ответом не спешили.

– У нас сейчас ремонт, но, пожалуйста, приезжайте. Только не позднее половины пятого.

Димов уже собрался идти, как появился отдохнувший Паргов.

– Я еду в Перник, – сообщил Димов. – Позвони в Гулеш. Пусть Пырван организует наблюдение за Нестеровым и Кыневым. О Нестерове ты знаешь, но сейчас я обращаю твое внимание и на Кынева. Ни в коем случае он не должен заметить, что за ним наблюдают.

– Не очень-то легко это сделать, – сказал Паргов. – Это ведь не город, все как на ладони.

– Как-нибудь постарайтесь.

Надо было спешить, чтобы вовремя приехать в Перник. С трудом Димов нашел шофера в закусочной за стаканом бузы.

– Поднимайся! И разрешаю тебе на этот раз не соблюдать правил движения.

– Ты разрешаешь, а жена не разрешает, – улыбнулся шофер. Однако он привез Димова к техникуму вовремя. Здание оказалось новым, но по виду старым и довольно некрасивым. Ремонт был не бог весть какой – проводили паровое отопление.

Конечно, не мешало бы сделать это при строительстве здания или хотя бы во время летних каникул. В дирекции находилось только двое – мужчина и женщина. Мужчина оказался директором техникума, было ясно, что именно с ним шел разговор по телефону.

– В чем дело? – спросил он с едва скрываемой тревогой.

– Мне надо поговорить с товарищем Замфирской.

– Вот она, – с облегчением произнес директор. Димов подошел к столу, стоящему в углу комнаты, где сидела высокая, очень худая женщина лет тридцати пяти.

Несмотря на сросшиеся мужские брови и чрезмерный пушок над верхней губой, ее узкое лицо не лишено было привлекательности. И она действительно была бы симпатичной, если бы не держалась столь чопорно. Когда наконец она повернулась к Димову, он отметил, что взгляд у нее глубокий, прямой, волевой. Димов готов был ожидать чего угодно от встречи с бывшей подругой Кирила Кушева, но такой он ее себе не представлял.

– Я из милиции, – представился он.

Взгляд ее стал явно недружелюбным. Очевидно, его организацию в техникуме недолюбливали. Это раздосадовало Димова.

– У меня для вас неприятная новость! – сказал он сухо. – Сегодня ночью убили вашего приятеля Кирила Кушева.

Тут же пришлось прибегнуть к валерьянке, но и она мало помогла. Боясь, как бы женщина не упала в обморок, Димов без особых угрызений совести несколько раз хлопнул Замфирскую по щекам. Наконец, когда директор выплеснул ей в лицо целый стакан воды, она кое-как пришла в себя. Открыла глаза, и ее мутный взгляд вскоре стал вполне разумным.

– Пойдемте, – сказала Замфирская.

Димов подумал, что плохо ее расслышал.

– Куда пойдем?

– Домой! Я живу поблизости!

– Да, конечно. Но вам надо вытереться.

Замфирская с удивлением прикоснулась к мокрому лицу.

– Кто это себе позволил? – резко спросила она.

Директор виновато молчал. И Димов на мгновение почувствовал себя провинившимся учеником перед сердитой учительницей.

– Давайте не будем вдаваться в подробности! – миролюбиво сказал он. – Это сделано для вашего же блага.

Она нервно вытерлась носовым платком, почти мужским по размеру. И, выходя из комнаты, не взяла с собой ничего, даже обыкновенной дамской сумочки. Как видно, она, подобно мужчинам, носила самые необходимые предметы в карманах. Идя за ней, Димов с удивлением отметил необычайную, почти девичью, стройность ее фигуры.

Они молча вышли на улицу и так же молча продолжали путь. Судя по всему, несмотря на чисто женский обморок, она была женщиной необычного типа. Любая другая, по крайней мере, раз двадцать пять спросила бы уже, где и как все случилось. Она же ни о чем не спрашивала, шла молча, твердым шагом, ее лицо было словно заморожено.

Она жила неподалеку. Квартира ее маленькая, но очень чистая. Спартанскую обстановку чуть-чуть смягчало присутствие красивой керамики. «Если это дело ее рук, – подумал Димов, – она явно не без таланта».

– Садитесь, прошу вас! – сказала она. – Извините, но я не могла говорить об этом при посторонних.

– Да, я хорошо вас понимаю! – сказал он искренне.

– Кто же мог сделать это?! – внезапно воскликнула она совсем по-женски. – Он был совершенно безобидным человеком.

– Я должен искренне признаться, что мы в полном неведении, – сказал Димов. – И очень рассчитываем именно на вашу помощь.

– На мою? – с недоумением посмотрела она на него. – Это просто безумие. Скажите мне хотя бы, как это произошло?

Он осторожно изложил факты. Она слушала его не двигаясь, взгляд ее становился все более оцепенелым.

– Господи, как же это! – простонала она и в первый раз заплакала.

Димов деликатно подождал, пока она хотя бы немного успокоится.

– Нет ли у вас каких-либо подозрении, предположений?

– Никаких! – решительно заявила она. Он разочарованно вздохнул.

– Расскажите мне вкратце, каковы были ваши отношения.

– Очень близкие, естественно. Мы могли бы считать друг друга, женихом и невестой, если бы это не было смешно в нашем возрасте.

– Немного подробнее. Когда вы познакомились? Как?

– Два года назад, – сказала она. – Познакомились здесь, совсем случайно.

– В ресторане?

Она ничуть не удивилась.

– Да, в ресторане «Кракра». Я вообще не люблю подобного рода знакомств, но он был так мил. Сказал, что давно меня знает, то есть видел то там, то тут, в местах, где я действительно бывала. Мне даже стало досадно, что я его не замечала, он был красивым мужчиной. Скоро мы стали близки. Еще в первый месяц нашего знакомства он мне сделал предложение, и я в принципе его приняла. Но мы не спешили, ни к чему это было. Наши жизни были такими разными – я хочу сказать, профессии. Трудно было соединить столь различные судьбы. Мы решили – это была его идея – построить дом где-нибудь недалеко от Софии или возле Драгалевцев. И у него и у меня были деньги, так что для нас это не являлось проблемой. Там я могла бы иметь мастерскую, оставила бы работу и всецело отдалась бы своему призванию.

Она снова заплакала, на этот раз, наверное, из-за неосуществленной мечты. Димов заметил, что сочувствует ей значительно больше, чем этого требовали служебные обязанности.

– У него были свои планы – он хотел стать директором какого-нибудь пригородного ресторана, поблизости от нашего дома. Это мне не очень нравилось. Какой женщине приятно, если муж ее будет возвращаться домой всегда после полуночи? У нас были и другие планы, но все это связывалось с домом. Он очень хотел иметь свой дом, настоящий дом. Понимаете, не квартиру, а дом. Он и мне внушил эту страсть, хотя раньше мне и в голову не могло прийти стать собственницей. Я бы вам могла описать весь дом, каждую комнату в отдельности. И все это рухнуло так ужасно.

– Вы часто виделись?

– Так часто, как только было возможно. Он даже стал реже ездить в командировки.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Вчера вечером. Он ушел около восьми часов, чтобы успеть на пассажирский поезд на Кюстендил.

– Какое у него было настроение?

– Обычное. Как всегда, шутил. В отличие от меня у него было чувство юмора.

– А в последнее время вы не заметили в его поведении ничего особенного?

– Заметила, – сказала она.

Но замолчала и глубоко задумалась. Димов не торопил, спокойно ждал, когда она начнет сама.

– В последнее время у него появился какой-то страх перед смертью, он мне казался обеспокоенным, хотя великолепно умел владеть собой. Неделю назад предложил мне перевести все его сбережения на мою сберегательную книжку. Я удивилась. Он сказал мне, что по закону единственным его наследником является двоюродный брат из Софии, адвокат, которого он терпеть не может. Он не мог представить себе, что такой человек унаследует все его сбережения. Но почему тот должен был все унаследовать, когда он был совершенно здоров? Кирил в самом деле был очень здоровым мужчиной. Я сказала ему, что он переживет всех нас. Он не сомневался в своем здоровье, но все-таки был обеспокоен – говорил, что много ездит по провинции, часто с большими деньгами, ночует в гостиницах – и вообще его жизнь полна неожиданностей. Я подумала, что, вероятно, в гостинице с ним случилась какая-то неприятность, может, попытка ограбления. Тогда я предложила ему тут же расписаться со мной, не делая объявления, и таким образом я стану наследницей.

Сначала он очень обрадовался, но потом замолчал. Это меня очень удивило. И все-таки, если бы он не был искренен в своем намерении жениться, разве он стремился бы передать в мои руки такую громадную сумму?

– Какую? – мягко спросил Димов.

– Он сказал, двадцать тысяч…

– Действительно, немало, – подтвердил Димов. – И вы отказались их взять?

– Конечно! – сказала она. – Мне даже показалось, что в его предложении есть что-то обидное…

Димов помолчал, подыскивая слова.

– Не было ли у него каких-либо политических врагов? – спросил он осторожно.

Она с удивлением посмотрела на него, но ничего не ответила.

– Прошу вас, поймите меня правильно! – сказал Димов. – Очевидно, это убийство совершено не ради грабежа… может быть, по политическим мотивам. Как вы думаете, каковы были его убеждения?

– Я полагаю, что милиция лучше осведомлена об этом, – сказала она немного сухо.

– Ошибаетесь. Милиция никогда им не интересовалась.

Она задумалась, ее лицо слегка потемнело.

– Видите ли, лично я лояльна. Я не могу преподавать искусство болгарской керамики и не любить свою страну. Он, разумеется, чувствовал это и никогда не говорил со мной о политике. Но я понимала, что он не был сторонником нашей власти. Так, например, его раздражало радио. Он вставал и молча выключал его.

Иногда случалось, он позволял себе презрительно отозваться о ком-нибудь из правительства. Мне это было неприятно, но в известной мере я его понимала. В конце концов, он пострадал.

– На его месте вы вели бы себя иначе.

– Может быть, – сказала она. – Но этот факт ничего не объясняет.

– Не могли бы вы дать мне адрес его двоюродного брата? – попросил Димов. – Или хотя бы назвать имя. Ведь кто-то должен похоронить Кушева.

– Я его похороню! – горячо сказала она. – Где он сейчас? Я хочу, чтобы вы немедленно отвезли меня к нему!

На мгновение он смутился.

– Я не знаю, возможно ли это сейчас. Вы оставайтесь дома. Через час или два к вам приедут и сообщат.

Она не знала адреса двоюродного брата, а только имя. Димов записал его и ушел. И все-таки из этого странного дома он ушел не с пустыми руками. Одно было совершенно ясно – смерть Кушева не была случайной. Он, наверно, ждал такого конца, может быть, знал и своего будущего убийцу. Он хотел спасти хотя бы то, что можно спасти, – деньги. И все-таки не предпринял никаких мер для своей безопасности. Не сбежал, не скрылся, не спрятался за четырьмя стенами. Смерть подстерегала его и была, как видно, сильнее всех обстоятельств – могучая и разящая, таинственная и ужасная.

Что же это за смерть?

Ясно было и другое – Кушев любил эту странную женщину. И хорошо понимал ее сущность. Он доверял ей больше, чем кому-либо на свете. Бесспорно, она была для него, одинокого человека, самым близким и доверенным существом. Но почему в последний момент он отказался от брака, несмотря на то, что женитьба в известной мере решала проблему? Могло быть только одно разумное объяснение его поведения – наверняка его смерть принесла бы гораздо больше неприятностей жене, нежели любовнице. Тем более, если обстоятельства смерти бросят позорную тень на его имя.

Димов отвлекся от своих мыслей, только переступив порог квартиры доктора Станкова. Доктор сидел в одной рубашке возле круглого низкого столика вместе с тремя мужчинами, одетыми более опрятно. Все четверо усиленно шлепали картами – обыкновенный белот. По традиции доктор отвел Димова на кухню, но, к сожалению, на этот раз там не было бутербродов.

– Ничего, – сказал Станков. – Совсем ничего примечательного.

– Меня интересует, не страдал ли Кушев какой-либо неизлечимой болезнью.

– Например?

– Рак, скажем… Или сердце.

– Нет, – сказал доктор. – Он был здоров как бык.

– Из чего стреляли?

– Из девятимиллиметрового парабеллума. Эксперт утверждает, что удары бойка по капсюлям гильз одинаковы и характерны. То есть оружие было не совсем исправное, возможно, что после четвертого выстрела произошла осечка.

Димов рассказал ему о своем посещении преподавательницы техникума Замфирской.

– Замфирская? – переспросил Станков без особого интереса. – Я ее знаю. Очень замкнутая, нелюдимая женщина… И необычайно властная.

Но, услышав всю историю, озадаченно почесал затылок.

– Очень интересно! – пробормотал он. – Никогда не ожидал от нее ничего подобного. Выходит, что женщина действительно загадка, как говорят простаки. Ты абсолютно прав – такие, как она, не каждый день встречаются.

Подумав немного, он добавил:

– Только одно мне не ясно: как она не поняла, с каким зверем имеет дело.

– Со зверем? – удивленно спросил Димов. – А ты не преувеличиваешь?

– Нисколько! – убежденно сказал Станков. – Послушай, Димов, ты можешь читать по лицам и в глазах живых людей. Я же умею читать по лицам мертвых. С мертвого лица сходит притворство, маска, вообще все внешнее. На мертвом лице, как на экране, постепенно начинает появляться внутреннее, глубоко скрытое. Я очень внимательно рассмотрел этого типа, так драматично распростертого на полу.

– И что ты увидел?

– Я же тебе сказал – зверя!

– Выходит, что убийца вроде бы сделал благодеяние человечеству.

– Пожалуй, да, – усмехнулся доктор.

– Но тогда оставим его в покое!

– Э нет, это уж другое дело. Иногда менее сильный зверь поедает более сильного.

– Во всяком случае, я впервые встречаюсь с сентиментальным зверем, – задумчиво произнес Димов.

Доктор заморгал и снова почесал затылок.

– Таких вообще не существует, – сказал он. – А не притворялся ли он?

– Какое тут притворство, когда он готов был отдать ей все деньги?

Доктор задумался.

– А что, если деньги были нечестными? Где надежнее всего их спрятать?

Димов от неожиданности просто подскочил на стуле.

– Я настоящий идиот! – воскликнул он. – Как такая простая мысль не пришла мне в голову!

Он поспешил оставить дом доктора. Через час он уже дал распоряжение, опытные финансовые инспектора на следующий же день займутся тщательной проверкой посреднической деятельности Кирила Кушева. Возможные злоупотребления еще не наводили на след убийцы, но все-таки могли что-то подсказать.

Покончив с этим, Димов с удовольствием забрался в «газик», устало опустился на бугристое сиденье. Кто знает почему, но внезапно и остро он припомнил утреннюю сцену – девушка в черной юбке в дверном проеме, две полоски светлой, как луна, кожи между юбкой и небрежно натянутыми чулками. Он даже тряхнул головой, недовольный самим собой. Есть ли смысл во всем этом, если брат ее окажется преступником? Хотя бы на время надо выкинуть ее образ из головы – любой ценой, не то можно поставить под удар все расследование.