Текст книги "Непридуманная история русских продуктов"

Автор книги: Павел Сюткин

Соавторы: Ольга Сюткина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Этот нерусский картофель

Легенду о первом мешке картофеля, присланном Петром I из Голландии, с которого и началось возделывание этой культуры в России, проверить сегодня невозможно. Скорее всего, посылка царя – лишь один из многих путей проникновения овоща в Россию. Но, так или иначе, принято считать, что первая грядка с картофелем появилась у нас при Петре Великом. Русский император выращивал картофель в Стрельне, надеясь использовать его как лекарственное растение. Кстати, несколько лет назад в музее-усадьбе Абрама Ганнибала «Суйда» в Гатчинском районе Ленинградской области открылся единственный в нашей стране музей картофеля.

«Едоки картофеля». Ван Гог. 1885 г.

Сначала этот овощ считался в России диковинкой. Его подавали как редкое и лакомое блюдо на придворных балах и банкетах. Удивительно, но картофель тогда было принято посыпать не солью, а сахаром! Однако уже в середине XVIII века во многих местностях крестьяне активно разводили его в собственных и барских хозяйствах.

Вообще, историю картофеля в России можно условно разделить на три этапа. Первый – знакомство с новым продуктом, появление его на столах столичной знати. В этот период картофель – не более чем забавное развлечение, вроде заморского ананаса или устриц. Повара экспериментировали, готовя его то так, то эдак, с сахаром, под соусами, в виде каш и прочего. Все это происходило до середины XVIII века.

На втором этапе картофель превратился в огородную культуру, началось его массовое возделывание. Ориентировочно этот период охватывает 1760–1840 годы. Ранее на своих огородах крестьяне выращивали, главным образом, капусту и огурцы, которые, после хлеба, составляли важнейшую часть их рациона; огурцы солили, капусту квасили. В 1760-х годах Екатерина II решила, что «земляное яблоко» можно попробовать использовать в голодные годы, и поручила Абраму Ганнибалу заняться у себя в усадьбе разведением картошки.

И только потом – в середине XIX века картофель превращается в полевую культуру, постепенно завоевывая все больший вес в рационе наших сограждан. Но это будет позже. А пока вернемся на столетие назад.

Уже в 1765 году в России вышел указ Сената о планомерном массовом продвижении картофеля на крестьянские огороды. Пятьдесят семь бочонков картофеля выписали в Москву из Германии и впоследствии разослали по областям России для разведения. Местным губернаторам были даны строгие наставления относительно его расширенных посадок. Тогда же появились и первые агротехнические инструкции по возделыванию картофеля. В это время он часто встречается в хозяйствах средней полосы России, но скорее как вспомогательный, второстепенный продукт. Блюда с ним активно используются кулинарами для приготовления как экзотических (европейских), так и повседневных блюд. В конце XVIII века, например, в «Хозяйственном описании Пермской губернии» о картофеле было сказано следующее: «Крестьяне употребляют оный печеной, вареной, в кашах и делают также из него с помощью муки свои пироги и шаньги (сибирские лепешки с маслом, ватрушки), а в городах сдобривают им супы, готовят жарки и делают из него муку для приготовления киселей».

И все-таки, как пишет журнал «Современник» в 1849 году:

Собственно, в русских губерниях картофель впервые начали массово разводить вокруг Новгорода, благодаря усилиям местного генерал-губернатора Сиверса. От двух четвериков[106]106
  Четве́рик – русская единица измерения в XV–XX вв. объёма сыпучих тел (сухой вместимости). Составлял примерно 2 ведра.


[Закрыть] красного и продолговатого картофеля, посаженного на хорошей песчаной почве, получено было в первый год 172 четверика «приплода». Впоследствии генерал Сиверс выписал еще белый и другие сорта картофеля и разослал его по губернии с подробным наставлением, «как садить и воспитывать» (выращивать) новый овощ.

И. Прянишников. Общий жертвенный котел в Престольный праздник. 1890-е гг.

Часть розданного по городам и весям картофеля было приказано посеять на казенных землях.

В Коростинской мызе провели тогда же следующий опыт: одну часть картофеля посадили в открытом поле, а другую – в ямах, где под слоем земли лежал слой навоза. Жатва показала такой результат: картофель, посаженный в ямах, уродился «сам-100 и даже сам-200» (т. е. урожай в двести раз превысил количество посаженного картофеля), но был весьма мелок и невкусен, тогда как посаженный в открытом поле дал урожай вчетверо меньший, но клубни были очень крупные и вкусные. В 1780-х годах картофель возделывался в Новгородской губернии почти повсеместно и вошел в употребление среди крестьян.

Вслед за Новгородом разведение картофеля распространилось местами в деревнях вокруг Каширы, в Сумах, а также в Вологодской губернии. Впрочем, выращивался там он лишь по дворянским огородам.

В Олонецком и Каргопольском регионах (где, как отмечали современники, даже капуста и огурцы редко созревают), в 1773 году был посажен картофель, привезенный из Англии, и «очень порядочно удался, при Онежской губе, под 63° северной широты». Однако, несмотря на это, до середины XIX века он возделывается там в самом незначительном количестве, вероятно, по причине скудного урожая.

В Саратовской губернии первые попытки разведения картофеля относятся к семидесятым годам XVIII века, но почва там оказалась неблагоприятной для этой культуры.

Следует учесть, что, помимо чисто агрономических трудностей, имелось и другое препятствие при разведении картофеля в России. А именно: предрассудки относительно «вредности» и «дьявольского характера» этого растения. Вот что об этом писал современник, российский историк А.Терещенко[107]107
  Терещенко А. Быт русского народа. СПб., 1848. Ч. I. С. 311.


[Закрыть]:

Из-за предубеждения крестьян против нового овоща очень тяжело шли дела с ним в Москве и в ее окрестностях. Борьбе с этими суевериями немало сил отдал работавший в то время у нас англичанин Роджер, управлявший подмосковными имениями государственного канцлера графа Румянцева (с 1800 по 1815 год). Он практически даром раздавал картофель для посева тем крестьянам, которые убедились в его хорошем вкусе и пользе.

Мало-помалу процесс шел. Появился картофель и в отдаленной Сибири. В начале 1890-х годов иркутский генерал-губернатор фон Бриль посеял в Большерецке пятьдесят, а в Верхне-Камчатске – двенадцать картофелин: первые уродили тысячу двести, а вторые – триста девяносто девять штук. Успех решили развить и дальше. С этой целью картофель начали раздавать для посева в Oхотске, Гижиге и на Камчатке. Таким образом, в Восточной Сибири и Дальнем Востоке началось разведение картофеля, и с каждым годом его масштабы увеличивались. Для поддержания этого процесса в 1845 году Вольное Экономическое общество выслало туда три фунта отборных картофельных семян.

Первая камчатская экспедиция В.Беринга 1728–1730 гг. Гравюра XIX в.

Впрочем, на Камчатке после первых урожаев разведение картофеля пошло на убыль, потому что родившийся там картофель не годился для хорошего посева. Франц Рейнике, бывший там исправником в начале XIX века, стал делать новые посадки и приохотил к ним камчадалов. Так что Петр Иванович Рикорд, прибыв на Камчатку в 1817 году в качестве начальника края, нашел там картофель, разведенный уже в значительном количестве. Вообще, будучи весьма просвещенным человеком, новый губернатор неоднократно выписывал из Петербурга различные сорта картофеля. К сожалению, клубни ни разу не смогли выдержать долгого путешествия. В конце концов П.И.Рикорд просто выписал семена из знаменитых в то время Горелок – подмосковного имения графа Разумовского. Именно они и дали в 1818 году первый хороший урожай. А сам Петр Иванович за свои заботы о сельском хозяйстве, «распространение между туземцами полезных огородных овощей» и другие «человеколюбивые действия в Камчатке» был награждён в 1819 году орденом святой Анны второй степени с алмазными знаками, а за всю пятилетнюю службу там – пенсионом в 1400 рублей в год.

На другом краю империи – в остзейских губерниях – уже в конце XVIII века картофель встречается в огородах некоторых помещиков. Но предубеждение к нему со стороны крестьян долго препятствовало введению этой культуры в широкий оборот. Несмотря на все попытки и труды Рижского общества сельского хозяйства, еще в 1800 году приходилось печатать в календаре правила разведения картофеля и выдавать премии за его использование. В результате к 1820 году его начали сеять не только в огородах, но и в полях. А к середине XIX века он составлял в прибалтийских губерниях главную пищу как деревенских, так и городских жителей.

На острове Эзель картофель начали массово разводить лишь в двадцатых годах XIX века. В 1790 году местные крестьяне вовсе еще не знали этого корнеплода, и только немцы выращивали его в своих огородах.

Столица Русской Америки Ново-Архангельск (Ситка) в 1805 г.

Удивительно, но в русской Америке – на Аляске – до 1805 года вовсе не знали о картофеле, и только в 1849 году были сделаны первые попытки его акклиматизации. Для этого использовали семена, привезенные из Калифорнии, или картофелины из запаса провианта европейских кораблей. Разведение шло очень быстро, и будущий управляющий североамериканскими колониями Фердинанд Петрович Врангель вспоминал, как застал в 1818 году в окрестностях Ситхи засеянные картофелем огороды местных жителей. Он же позднее приказал раздавать картофель для посева алеутам, чтобы даже индейцы увидели пользу от этой культуры. С 1830 года на островах королевы Шарлотты разведение картофеля до такой степени расширилось, что оттуда его стали привозить на продажу в Ситху. По уверению Врангеля, своим вкусом овощ ничуть не уступал европейскому.

Каменистую почву Ситхи и песчаную острова королевы Шарлотты удобряли тогда под картофель водорослями. Культура давала там урожай «сам-10». Картофель был первой мучной пищей индейцев, обитающих в пределах русской Америки, которые питались до того «одною рыбою, да морскою капустою».

Впрочем, не следует воспринимать все это как победное шествие картофеля по стране. Лишь с тридцатых – сороковых годов XIX века началось постепенное превращение картофеля в полевую культуру, когда его разведение стало отраслью сельского хозяйства. Процесс этот был нелегким, поскольку, по случайному совпадению, за массовым появлением в России картофеля в 1830-х годах последовала эпидемия холеры, и вокруг него возникли всяческие суеверия.

Для правительства Николая I стимулом к продвижению картофеля в стране стали неурожайные годы (конец тридцатых-начало сороковых), вызвавшие нехватку продовольствия и неслыханный рост цен на хлеб. Министерство государственных имуществ, обращая внимание «на все вообще способы, коими можно было бы отвратить на будущее время последствия сего бедствия», признало одним из таковых способов посадку картофеля. В августе 1840 года царь высочайше повелел увеличить разведение картофеля в казенных селениях. В соответствии с его указанием, правительство распорядилось произвести на землях государственных крестьян обязательную общественную запашку, а если это невозможно, «посадку картофеля делать при волостном правлении хоть на одной десятине»[108]108
  Кулишер М. И. Очерки сравнительной этнографии и культуры. СПб., 1887. С. 30.


[Закрыть]. При этом в качестве поощрения предусматривалось назначать «за успехи в разведении онаго как денежные, так и другие награды и знаки отличия, для крестьян установленные».

Неожиданным ответом на намерения правительства стал мощный народный протест. В одном только Челябинском уезде взбунтовались сорок тысяч государственных крестьян. В советской историографии преобладает мнение, будто «картофельная кампания потерпела крах в немалой степени из-за того, что правительство хотело решить столь важный вопрос насильственными мерами»[109]109
  Ковалев В. М., Могильный Н. П. Русская кухня: традиции и обычаи. М., 1990. С. 157.


[Закрыть]. На самом деле это был один из немногих эпизодов, когда власти искренне пытались помочь народу и не ожидали такой негативной реакции. «С первого взгляда, – писал спустя сорок лет историк А. А. Андриевский, – непонятно, почему такая мера, как разведение картофеля, очевидно клонившаяся «ко благу» крестьянства, могла породить в его среде какие-либо недоразумения»[110]110
  Исторический вестник. 1881. Июль. С. 557.


[Закрыть].

Конечно, вряд ли виной тому только картофель. Еще с 1830-х годов Россия находилась в состоянии социально-экономического кризиса и политической нестабильности. Ответом властей на этот вызов явилась осуществленная в 1837–1841 годах реформа управления государственными крестьянами, которая, впрочем, как и всегда в нашей истории, ничего хорошего крестьянам не принесла.

Крестьянская масса приняла в штыки новый порядок управления деревней. Что в целом неудивительно – российская бюрократия и тогда умела обернуть любой закон в свою пользу. Как сейчас говорят, взяткоемкость нового проекта ее вполне устроила и вдохновила на неустанную работу. Впрочем, на этот раз сорвалось – сопровождавшаяся безграничными поборами и насилием со стороны вновь назначенных местных начальников реформа вызвала всеобщее негодование. А тут еще, как назло, неурожай 1839–1840 годов. В общем, с картофелем власти хотели как лучше (и народ, мол, накормим, да и страсти, глядишь, улягутся), но, видно, не судьба была.

Административный напор решили даже немного ограничить. Так, указом от 15 февраля 1843 года велено «в губерниях, где на душу приходилось по четверику (и более) картофеля, общественные картофельные пашни уничтожить, а в южных краях империи обратить их под засев турецкою пшеницею». Между прочим, одной из статей этого указа рекомендовалась постройка заводов по производству крахмала и картофельной патоки. Во многих губерниях картофель стали даже пускать на корм для скота.

В целом, следует признать, что до конца века картофель не превратился во «второй хлеб», как об этом говорили в советские времена. По сведениям Л. В. Милова, в период с 1851 по 1860 год посевы картофеля на душу населения, по сравнению с посевами зерновых, были: в Вологодской губернии – меньше в 23 раза, во Владимирской – в 18 раз, в Рязанской – в 17 раз. Поэтому даже в конце XIX века он не вошел в число важнейших культур. В 1875 году под него отводилось лишь 1,5 % посевной площади.

Картофельные блины

Что нужно:

100 г сливочного масла 6 яиц 200 г натертого сырого картофеля 1 ст. ложка муки 1 стакан молока

Что делать:

Отделить желтки от белков. Натереть на мелкой терке картофель. Взбить белки. Масло слегка растопить и по одному вмешать желтки.

Добавить картофель, муку, перемешать и постепенно влить молоко, постоянно помешивая.

Ввести белки, перемешать и выпекать блин на разогретой сковороде, смазанной маслом.

Блины подавать горячими со сметаной.

Те́льное, рыбное, уникальное

Традиционный взгляд на русскую средневековую кухню приводит, порой, к серьезным ошибкам в понимании этого явления. Задумаемся, к примеру: какие блюда преобладали тогда? Наиболее простой ответ: жареные, вареные – будет не совсем правильным. Понятно, что типовая технология тепловой обработки мяса и рыбы применялась чаще. Но издавна на Руси практиковался и более сложный способ их приготовления. И именно он вполне может претендовать на статус национального, с точки зрения и технологии, и яркости, неповторимости конечного блюда. Речь идет о те́льном.

Сразу обратим ваше внимание на ударение: несмотря на привычное для русского языка в подобных формах ударение на второй слог, здесь все наоборот. Это – те́льное, а не тельно́е, от слова «тело». Рыбье тело, тушка, мясистая часть. Эта форма возобладала в языковой норме с конца XIX века (ранее ударение зачастую ставилось на второй слог).

Рыбный ассортимент на Руси был чрезвычайно разнообразен. В раннем средневековье именно рыба, а не мясо являлась сердцевиной русского меню, если оставить в стороне овощи и крупы, которые успешно сочетались как с тем, так и с другим. Впрочем, в ту эпоху основой рациона всегда оставались зерновые, каши, а любая рыба и мясо были лишь удачным дополнением к ним. Удачным – не потому, что гармонично дополняли вкус каш, а из-за того, что попадали на стол «по особой удаче».

Огромный осетр, выловленный в Волге. Гравюра XIX в.

В современной кулинарной литературе часто встречается одно и то же заблуждение. Множество сайтов и книг упоминают такие блюда, как «тельный поросенок», «тельная утка», имея в виду тушку животного или птицы, начиненную фаршем из их же мяса. Мы вполне допускаем, что в жизни (особенно деревенской) конца XIX века понятие «тельное» могло сочетаться и со свининой. «Тельный поросенок» и сегодня кое-где готовится, набитый фаршем из мяса и каши. Но это уже – «завоевание» последних эпох, и к термину «тельное» имеет очень опосредованное отношение.

Исторически же тельное – чисто рыбное блюдо. Изучение старинных источников подтверждает эту версию, более того, убеждает нас в том, что тельное – одно из центральных блюд праздничного русского стола.

По сложившейся традиции начнем со «Словаря поваренного, приспешничьего, кандиторского и дистиллаторского» (1795–1797 гг.). Вот как там трактуется термин «тельное»:

Согласитесь, это даже не то, что мы себе представляем сегодня. Все-таки понятие «тельное» явно шире, чем простой пирог или кулебяка. И, в общем, это убедительно подтверждается более ранними упоминаниями о нем.

А сведений об этом удивительном блюде много как в русских книгах, так и в воспоминаниях иностранных средневековых дипломатов и путешественников.

Вот Павел Алеппский[111]111
  Павел Алеппский – архидиакон, сын антиохийского патриарха Макария (умер около 1670 г.), автор важных в историко-этнографическом отношении записок о России, Молдавии и Валахии, которые он вместе с Макарием посетил в середине XVII века. Написанные на арабском языке, записки переведены на английский (“The travels of Macarius”, Лондон, 1836), русский (“Путешествие антиох. патриарха Макария”, Москва, 1896–1899) и румынский языки.


[Закрыть] сообщает, что, «по изобилию рыбы на Руси, московиты приготовляли различные рыбные кушанья». Например, «выбирают из рыбы все кости, бьют ее в ступках, пока она не сделается, как тесто, потом начиняют луком и шафраном в изобилии, кладут в деревянные формы в виде барашков и гусей и жарят в постном масле на очень глубоких, вроде колодцев, противнях, чтобы она прожарилась насквозь, подают и разрезают наподобие кусков курдюка. Вкус ее превосходный: кто не знает, примет за настоящее ягнячье мясо»[112]112
  Путеществие антиохиского патриарха Макария в Москву в середине XVII века. СПб., 1898. С.139.


[Закрыть].

Историк русского быта XIX века Л.П. Рущинский добавляет к описанию приема патриарха Макария царем Алексеем Михайловичем: «Рыбные блюда так были приготовлены, что на вкус казались душеной бараниной»[113]113
  Рущинский Л.П. Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков. М., 1871. С. 258.


[Закрыть].

Русский историк А.Терещенко (1806–1865) приводит слова чешского путешественника Бернгарда Таннера из его книги «Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 году»[114]114
  Таннер, Бернгард. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 году / Пер. с латинского, примечания и приложения И. Ивакина. М.: Университетская тип., 1891.


[Закрыть]. В ней автор, рассказывая о придворных московских порядках, отмечает: «Искусство поваров превращало рыб в петухов, кур, гусей, уток и пр., придавая им вид этих животных»[115]115
  А.Терещенко. Быт русского народа. СПб., 1848. С. 273.


[Закрыть].

Даже в «Росписи царским кушаньям» (1610–1613 гг.) читаем: «А рыбную еству подают: селди паровые, спины белые рыбицы, короваи, поросята, утки телные, ухи шафранные, черные, мневые, кавардакъ, моло́ка, лещевина, осетрина шехонская, косячья и т. п.»[116]116
  Забелин И.Е. Домашний быт русских царей. М., 1915. С. 1010.


[Закрыть]. Вот они – постные «гуси, поросята» (видите, в начале «рыбную еству подают»).

И действительно, обратите внимание: все эти «тельные» животные подавались даже в дни поста (что можно проследить, скажем, по «Домострою» и «Росписи царским кушаньям» 1610–1613 гг). Читаем в тексте «Советы на весь год, что к столу подавать» (включенном в качестве 64-й главы в поздние версии «Домостроя»): «В Филиппов пост к столу подаются: паровые сельди да свежие мороженые, лещи паровые, спинки белорыбицы, спинки лососьи, спинки нельмы, спинки семужьи, стерлядь паровая, сиг, лодога паровых, заливное рыбное, караваи и поросята тельные, утята тельные…»[117]117
  Домострой. М., 1990. С. 84.


[Закрыть]

Это очередной аргумент в пользу «рыбной сущности» тельного. И еще одно обстоятельство, значительно расширявшее, так сказать, «сферу применения» данного рецепта: более 200 дней в году у нас постные. Красивый, нарядный вид блюда естественным образом переводил его в категорию праздничной еды – ведь именины, дни рождения детей и годовщины царствований порой выпадали и на дни поста.

Были, конечно, и повседневные версии этого кушанья. К примеру, «оладьи тельные», то есть, просто блин, оладья, выпеченная из битого в ступке рыбьего фарша. Или как в описании Н.Костомарова: «Приготовляли из рыб тельное вроде котлет: смешивали с мукою, обливали ореховым маслом, прибавляли туда пряностей и пекли: это называлось рыбным короваем»[118]118
  Костомаров Н. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. СПб., 1887. С. 123.


[Закрыть].

Мы много думали и искали: неужели не было каких-то аналогов тельного в европейской кухне того времени? И как эволюционировал этот русский рецепт с приходом к нам французских кулинарных порядков? С сожалением должны отметить, что прямые аналогии отсутствуют. То есть, конечно, существовали рыбные котлетки, использовался рыбный фарш, но совсем по-другому и гораздо позже (уже в эпоху буржуазной изящной кухни). Многим, конечно, придет в голову «гефилде фиш» – фаршированная рыба из еврейской кухни. Но даже она – близкая по внешнему результату – очень отличается от средневекового тельного по логике рецепта, структуре и плотности продукта. И вместе с тем, нас не покидало ощущение какой-то связи, преемственности.

Выскажем лишь предположения, не настаивая на их истинности, порассуждаем и покопаемся в кулинарных книгах. Перед нами уникальное издание – «Постная повариха или приуготовление разных постных кушаньев».

Стандартное для своего времени «сложносочиненное» название, и все бы ничего, если бы не дата печати – 1796 год (причем, это уже «второе тиснение», первое было раньше). Благодаря этому книга попадает в небольшую группу первых русских поварских изданий. Как мы уже писали, самыми первыми из них можно, наверное, назвать дошедшие до нас труды С. Друковцева «Экономические наставления дворянам, крестьянам, поварам и поварихам…» (1772) и его же «Краткие поваренные записки» (1779). До конца XVIII века таких книг было издано чуть больше десятка[119]119
  Их перечень выглядит примерно так:
  1772 год – С.Друковцев “Экономические наставления дворянам, крестьянам, поварам и поварихам… “,
  1779 год – С.Друковцев «Краткие поваренные записки»,
  1780 год – С.Друковцев “Экономический календарь”,
  1786 год – С.Друковцев “Солдатская кухня”,
  1787 год – Аненков “Экономические записки”,
  1790 год – Н. Осипов “Старинная русская ключница и стряпуха”, Н.Яценков “Новейшая и полная поваренная книга”,
  1795 год – В.Левшин «Всеобщее и полное домоводство»,
  1796 год – «Словарь поваренный, приспешничий, кандиторский и дистиллаторский» (В.Левшин) – первые тома вышли в 1795 году, И.Ляликов “Городской и сельский эконом”, “Постная кухня” (СПб, изд-во Сумарокова)


[Закрыть]. Второй сюрприз книги – место издания. Мы-то были уверены, что нигде кроме столиц подобная литература тогда не издавалась, а тут «Кострома, в вольной типографии Н.С.». Третья неожиданность – «повариха», а значит, с большой вероятностью автор – женщина.

Надо понимать одну особенность времени. Конец XVIII – начало XIX века – период взлета кулинарной культуры, вызванный притоком иностранных поваров. Именно тогда возникла традиция: повар, chef de cuisine – носитель всего нового, прогрессивного. А русская повариха, стряпуха – образец «домостроевских» порядков. Этот стереотип будет разрушен только Екатериной Авдеевой в 1830-х годах. О ней В.Похлебкин восторженно высказывался, как о первой русской женщине – кулинарном писателе. Но, вот ведь, ирония судьбы: вполне возможно, безымянный автор из 1796 года имеет больше прав на этот титул.

Впрочем, мы несколько отвлеклись, вернемся к тельному. В упомянутом издании, естественно, присутствует «тельный пирог», но его рецепт явно отличается от описанной нами традиционной версии:

По правде говоря, рецепт не очень понятен сегодня. Очевидно лишь то, что автор пытается экспериментировать с начинками, сочетая по-разному приготовленные рыбные фарши. То есть тут совмещение и традиционного тельного (жареного в масле рыбного фарша), и «чиненого» рыбой пирога, и жарение, и томление в печи – явная попытка доработать исторический рецепт, придать ему изящности.

Гравюра из журнала «Наша пища» (1893 год)

Но наиболее интересное начинается дальше, и это – та самая эволюция тельного в сторону европейской кухни, которую мы столь долго искали у нас.

Не правда ли, мало напоминает описанное у Павла Алеппского тельное в виде гусей и поросят? Хотя… Если в XVII веке рыбный фарш набивался в специальные деревянные формы, то теперь уже – в «маленькие паштеты» (судя по всему, формочки из теста). А затем и то, и другое так же жарится в масле. Видно настойчивое желание превратить традиционное тельное в нечто вроде новомодных в то время французских паштетов, рильетов и тому подобное. А вот уже и само слово «паштет» упоминается автором в связи с рыбным фаршем:

На судьбе тельного отразились все тенденции, прослеживаемые в развитии русской кухни XVIII–XIX веков. Одну из них – попытку найти аналоги, подстроиться под похожие блюда французской кухни – мы уже заметили в вышеприведенных рецептах. Но, конечно, не только чуть неуклюжее подражание паштету сказалось на эволюции этого блюда. По мере освоения европейской гастрономии у русских поваров естественным образом развивалось стремление к более изящным блюдам. Вот почему достаточно грубый и тяжеловесный средневековый рецепт постепенно сдвигался к современным понятиям о вкусной и здоровой пище. Посмотрите, скажем, на следующий текст: много ли в этой искусной игре ума и таланта осталось от тех самых «тельных поросят»? А ведь это всего лишь «Поваренный календарь», изданный в 1808 году в Санкт-Петербурге:

При этом следует отметить, что сам по себе принцип приготовления тельного изначально был ближе к европейскому источнику. Все-таки русская традиция – это подача на стол единым куском, целым гусем, поросенком, рыбиной. Мелко рубленные, толченые блюда, особенно мясные (рыбные) у нас в Средние века – скорее исключение, редкость. В этой связи у наших тогдашних поваров возникали сложные чувства и ассоциации. С одной стороны, все у этих французов мелко порублено, истолчено. С другой, явно тяжеловато: плотный рыбный фарш, кипящее постное масло, лук, чеснок… Вот и появлялись подобные эксперименты, порой весьма яркие и удачные.

Еще одна тенденция, повлиявшая на судьбу тельного, – упрощение, демократизация кухни, вызванная увеличением городского среднего класса. Понятно, что в помещичьей усадьбе, или даже в крепком крестьянском хозяйстве приготовление тельного по-старому было привычно и, самое главное, выполнимо. А попробуйте все это исполнить в условиях городской квартиры на плите! Тут-то и появляется мысль: отказаться от фритюра в огромной кастрюле и обойтись сковородкой.

Магазин Елисеевых в Москве. 1910-е гг.

Собственно, этот процесс и привел к современному пониманию тельного – как маленьких котлеток, шариков из рыбного фарша, обжаренных на сковородке. Впрочем, еще даже в начале XX века рецепт был более затейлив – обязательным являлось сочетание фарша с кусочками жареной рыбы. А уж какую форму им придать, во что завернуть – это фантазия хозяйки. В качестве примера тельного столетней давности приведем цитату из классической книги Пелагеи Александровой-Игнатьевой «Практические основы кулинарного искусства» (издание 1912 года):

Задумаемся: ведь прошедший через века (а ему действительно сотни лет) рецепт тельного дожил до сегодняшнего дня! Да, он серьезно изменился, но изменения эти, в основном, вызваны отказом от грубой, тяжелой составляющей и приспособлением к меняющимся условиям массового быта населения.

Однако нам ничто не мешает, хотя бы в качестве эксперимента, возродить это блюдо в первозданном виде. Ведь оно – один из ярких примеров нашей национальной исторической кулинарии. Причем, в момент своего возникновения и расцвета практически не имевшее аналогов в мировой кухне.

Форшмак из телятины с сельдью

Что нужно:

500 г говядины (лопатка или бедро) 100 г сметаны 23 % жирности 50 мл бульона или вместо бульона добавить чуть больше сметаны 1 ст. ложка топленого масла 1 луковица 1/ 2 селедки 2 шт. отварного в мундире картофеля 1 ст. ложка томатной пасты 50 г сыра Чеддер или Российский Соль, перец по вкусу Масло для смазывания формы

Что делать:

Лук нашинковать и обжарить до золотистого цвета. Оставить на сковороде.

Мясо пропустить через мясорубку с мелкой решеткой и отправить к обжаренному луку. Жарить все вместе на среднем огне до готовности фарша – примерно 10 минут.

Мясорубку помыть – она нам сейчас еще понадобится. Духовку разогреть до температуры 180 градусов. Очистить картофель и селедку. Пропустить через мясорубку обжаренный с луком фарш, картофель и селедку.

Добавить сметану, яйца, томатную пасту, посолить и поперчить по вкусу.

Сыр натереть на терке. Форму для запекания смазать маслом, выложить форшмак, посыпать сверху сыром, поставить в духовку и запекать 30 минут. Запекать можно и в небольших порционных формочках – кокотницах.